- Гилл! - громко и пронзительно зарыдала девочка.
- Чтобы ты знал, - чуть позже заявил Калум, - я делаю это только ради Акорны.
- Милый мой, я бы никогда не попросил тебя надеть хиджаб ради меня , - ласково проговорил Рафик. - Белый - не твой цвет.
Они гуляли по саду, Калум и Акорна - под вуалями, так что Гилл мог к ним присоединиться, не оскорбляя при этом нео-хаддитские верования Рафика и его чувства собственника.
- Объясни-ка мне еще раз, - обратился к Рафику Калум, пока Акорна шагала впереди, держа за руку Гилла, - объясни, каким именно образом наворачивание меня в кокон из полишелка способствует осуществлению твоей стратегии переговоров? И не смей хихикать! - резко добавил он, едва не запутавшись в подоле многослойного платья.
- Не задирай юбку, это неприлично, - заметил Рафик. - Если ты будешь ходить маленькими шажками, как настоящая леди, то не будешь все время наступать на подол. О, дядя Хафиз!.. Благодушие твоей улыбки озаряет этот сад ярче, чем летнее солнце!
- Есть ли радость большая, чем наслаждение обществом возлюбленных родственников, - ответил Хафиз, - возлюбленных родственников и, хм… - он взглянул на веснушчатое лицо Гилла и его огненно-рыжую бороду, - родственников и друзей , - с явным трудом закончил он. - Надеюсь, у тебя было время и возможность переговорить со своей семьей и партнером, дорогой мой племянник? Ничто не нарушало твоего уединения?
- Мы принимаем твое предложение, - ответил Рафик. - Зарегистрируй новый маяк, продай наши акции и..
Он кивнул в сторону Акорны, которая весело щебетала, рассказывая Гиллу о новых долях, которые она узнала - таких, как три к двум или шесть к четырем.
- Отлично! - теперь дядя Хафиз и вправду сиял. - Я знал, дорогой мой мальчик, чтобы поступишь разумно. Мы с тобой так похожи, ты и я… Если бы и твой кузен Тафа мог так же удачно вести дела!
Похоже, Рафика несколько удивило сравнение с дядиным наследником.
- Кстати, а где Тафа?
Улыбка исчезла с лица Хафиза.
- Я послал его на южную половину континента: Юката Батсу достаточно долго правил ею, и мне казалось, что Тафа вполне сможет вести там дела.
- И что же случилось?
- Где все остальное, я не знаю, - ответил Хафиз, - но уши его Юката Батсу мне прислал.
Он вздохнул:
- У Тафы никогда не было нужной хватки. Я должен был знать, беря в жены его мать, что у нее не хватит мозгов, чтобы подарить мне действительно достойного наследника. Она все только болтала и болтала, да еще все время жаловалась мне на то, что могла сделать карьеру, танцуя топлесс на станции "Орбитальный Гриль" или в "Доме Свиданий".Только и говорила, что о себе и о своих чертовых сиськах! Я ей говорил: Ясмина, при нулевой гравитации у любой женщины грудь не хуже, ты ничего особенного из себя не представляла, и тебе повезло, что нашелся хороший человек, который увез тебя оттуда. Но разве эта женщина меня слушала?.. - Хафиз вздохнул, но тут же снова просиял: - Однако же я еще не так стар, чтобы не предпринять вторую попытку. И теперь, когда я нашел женщину, чей интеллект соответствует моему… - он перевел взгляд на Акорну. - Кстати, ты разве не возражаешь против того, чтобы она держалась за руки с этим псом-неверным?
- Она ведь всего-навсего маленькая девочка, - напряженным голосом ответил Рафик.
- Но это ненадолго, - возразил Хафиз. - Они растут гораздо быстрее, чем ты думаешь.
Из-под многослойной вуали, скрывавшей лицо Калума, донесся странный звук, словно бы он поперхнулся. Хафиз был удивлен.
- Что с твоей старшей женой? Ей нехорошо?
- Она страдает нервными припадками, - хватая Калума за руку и оттаскивая его от Хафиза, ответил Рафик.
- Весьма печально, - проговорил Хафиз. - Когда успокоишь своих женщин, Рафик, зайди ко мне, и мы скрепим наше соглашение клятвой на Трех Книгах.
Он направился прочь, бормоча себе под нос: "Уродливая, припадочная, с большими ногами и такими волосатыми руками! Ничего странного, что он не хочет расставаться со второй… но с кораблем и деньгами на руках он легко купит себе другую жену".
- И что это с тобой случилось? - шепотом спросил Рафик, когда Хафиз зашел домой.
- "Они растут гораздо быстрее, чем ты думаешь", - процитировал Калум. - Если бы он только знал, насколько быстро! Да он бы никогда не поверил, что два года назад, когда мы нашли Акорну, она была еще младенцем!
- Давай-ка не будем ему говорить об этом, - предложил Рафик. - Вся наша сделка основана на взаимном доверии, а, если я скажу ему, насколько быстро растет Акорна, он сочтет меня ужаснейшим лжецом. Кроме того, она здесь пробудет не так долго, чтобы он смог это заметить сам.
- Но ведь это же правда! - возразил Калум.
- Правда, - ответил Рафик, - в данном случае имеет мало общего с правдоподобием.
Гилл продолжал развлекать Акорну в саду, в то время как Рафик и Калум направились в кабинет Хафиза. Тот сидел за полукруглым полированным столом с обычными пультами и контрольными панелями; впрочем, приглядевшись, Калум понял, что не знает назначения некоторых из них. Все было расположено и встроено так, чтобы не нарушать гармоничных плавных линий стола. Удивляло то, что среди всего этого новейшего оборудования лежали две древние книги - в твердых обложках, заключавших в себе сшитые вместе листы бумаги: устаревшие и неудобные шестигранные хранилища данных.
- Вам нравится мой стол? - любезно обратился дядя Хафиз к Калуму. - Он вырезан из цельного ствола "пурпурного сердца"… одного из последних огромных стволов этих деревьев на Танкке-III.
- Моя жена предпочитает не вести разговоров с другими мужчинами, - жестко проговорил Рафик.
"Он нас вычислил, - с отчаяньем подумал Калум. - Он знает, что я не женщина. О, этот Рафик с его дурацкими играми, будь они прокляты!."
- Но, дорогой мой мальчик, - возразил Хафиз, - конечно, в такой семье, как наша, где все так близки между собой, а вскоре станут еще ближе благодаря обмену женами, даже такой нео-хаддит, как ты, мог бы расстаться с частью этих нелепых… о, ладно, ладно. Я вовсе не собирался оскорблять твою… религию, - последнее слово он произнес с тенью отвращения, как человек, который приказывает слугам выкинуть прочь падаль, которую затащила в дом, да так и не доела кошка.
Рафик нахмурился и весьма убедительно, по мнению Калума, изобразил человека, которого смертельно оскорбили и который с трудом удерживается от резкого ответа.
- Твой корабль, - продолжал дядя Хафиз, - теперь зарегистрирован как "Ухуру"; порт приписки - Кездет.
- А почему Кездет?
- Именно такой была первоначальная регистрация маяка, который вам удалось достать. Уничтожить все следы предшествующей истории этого маяка, в принципе, можно, но это крайне дорогостоящее удовольствие. Полагаю, вполне достаточно того, что можно получить электронные данные о трех перепродажах корабля. На корпус корабля уже нанесено соответствующее название; также произведены некоторые… скажем так, косметические изменения.
Калум поперхнулся.
- Все негодяи в Галактике регистрируются на Кездете, - возмутился Рафик. - Это известное логово воров, отщепенцев, лжецов и прочего отребья!
Брови дяди Хафиза поползли вверх:
- Дорогой мой мальчик! У моего скромного личного флота тоже регистрация на Кездете!
- Вот именно, - пробормотал Калум, но так тихо, что Хафиз его не услышал. Он ткнул Рафика в бок локтем, прикрытым белой многослойной тканью, надеясь, что это напомнит его товарищу о том, что с регистрацией на Кездете у них может возникнуть еще одна проблема.
- Кроме того, - продолжал Рафик, - так случилось, что у нас было… некое досадное недоразумение с патрулем Кездета. Одна из этих мелких, но досадных проблем с нарушением границ, которая может случиться и с лучшими людьми… однако, боюсь, их это раздосадовало.
Конечно, с точностью ничего сказать было нельзя, однако, скорее всего, Стражи Мира были все еще огорчены тем фактом, что, прежде чем сбежать с грузом титана, Рафик, Калум и Гилл вывели из строя их крейсер.
- В таком случае, - спокойно заявил дядя Хафиз, - у тебя есть прекрасный повод не возвращаться в порт регистрации, верно? А теперь вот что: ваши акции были проданы за… - и он назвал сумму, которая заставила Калума судорожно вздохнуть под его белыми вуалями.
Однако Рафику как-то удалось сохранить разочарованный вид:
- О, - печально протянул он, - но это, конечно, уже с вычетом твоей доли, дядюшка?
- Никоим образом, - ответил дядя Хафиз, - но я предлагаю взять не более двадцати процентов от общей суммы, которая, уверяю тебя, едва покроет мои расходы по… улаживанию бюрократической волокиты и выплате некоторых издержек.
- Вчера было семнадцать процентов.
- Задержка, - возразил дядя Хафиз, - увеличивает затраты. Какое счастье, что ты принял мудрое решение! Остается только завершить сделку. Если ты поклянешься на Трех Книгах чтить наше соглашение, тогда зови сюда Акорну и разведись с ней: я немедленно на ней женюсь, и вы сможете спокойно улететь.
Рафик выглядел крайне опечаленным.
- Если бы только все было так просто!.. - проговорил он. - Но я должен предупредить тебя, что вера хаддитов требует, чтобы между разводом и новым замужеством для женщины прошел хотя бы один закат и один восход…
- Я что-то не припомню такого в верованиях хаддитов, - жестко прервал его Хафиз.
- Это новое откровение Мулей Сухейла, - возразил Рафик. - У него было видение, в котором ему явился Первый Пророк, да будет благословенно Имя Его, и выразил беспокойство, говоря, что женщина, будучи слаба в понимании вещей и легко поддаваясь искушению, может впасть в невольный грех из-за слишком поспешного развода и нового замужества. Разведенная женщина должна провести одну ночь в молитвах, прося наставления Первого Пророка, прежде чем она сможет заключить новый союз.
- Хм-м… - неопределенно протянул дядя Хафиз. - Я бы не сказал, что эта юная редкость, ожидающая нас в саду, слаба в понимании сути вещей. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро схватывал идею двойной бухгалтерии в отношении Федерации!
Калум снова поперхнулся, и Рафик наступил ему на ногу. Сейчас было не время обсуждать, подходит ли для Акорны то, чему ее учил дядя Хафиз.
- Однако, - заявил Рафик, - чтобы ты не тревожился, я сделаю кое-что получше, чем просто поклясться на Трех Книгах. Я поклянусь на этой Священной Книге Хаддитов, благословленной самим Мулеем Сухейлом и самой святой как для меня, так и для всех истинных верующих, - с этими словами он вынул из кармана какую-то книжечку и почтительно поднес ее к губам, после чего протянул дяде Хафизу на раскрытых ладонях. Дядя Хафиз отшатнулся от нее, как от змеи.
- Можешь клясться на этом, - ответил он, - а я поклянусь на Книгах Трех Пророков. Таким образом, каждый из нас окажется связан клятвой на самом святом, что для нас есть.
- Великолепная мысль! - ответил Рафик.
За этим последовали клятвы, весьма длинные и витиеватые, причем большей частью произносимые не на интерлингве, а на языке той культуры, которая была родной для Рафика и Хафиза. Калуму их речь казалась щебечущей перебранкой двух птиц, и он изрядно заскучал. Затем Рафик и Хафиз призвали в кабинет Акорну; она стояла совершенно прямо и неподвижно, скрытая облаком вуалей, пока двое мужчин обменивались все новыми и новыми трелями на своем птичьем языке. В конце церемонии Хафиз поцеловал верхнюю из Трех Книг, а Рафик снова коснулся губами своей непонятной книжечки (Калум начинал подозревать, что это просто записная книжка), после чего оба улыбнулись, словно были крайне довольны удачной сделкой.
- С твоего позволения, дядюшка, я сейчас отведу мою бывшую жену в отведенную для нее отдельную комнату, где она сможет начать свое молитвенное бодрствование. Я знаю, тебе не захочется откладывать финальную церемонию, - сказал Рафик.
- Поскольку я сам не являюсь нео-хаддитом, - возразил Хафиз, - я вовсе не вижу причин для подобной задержки.
- Я должен сообщить ее семье, что все было сделано достойно и в соответствии с положенным церемониалом, - возразил Рафик. - Это дело, затрагивающее мою честь, дядюшка.
Хафиз поворчал некоторое время, однако в конце концов отпустил их, получив заверения Рафика в том, что молитвы Акорны вовсе не помешают ее присутствию на свадебной церемонии, которая должна была состояться вечером.
- Только семья, - уверил он племянника. - Будут присутствовать только члены семьи и твой партнер.
Рафик выглядел удивленным:
- И ты преломишь хлеб с неверующим, дядюшка?
- Ты считаешь его членом своей семьи и доверяешь ему свою честь в лице своих жен, - ответил Хафиз. - В знак любви и уважения к тебе, мой дорогой племянник, я просто не могу не сделать этого.
Выглядел он при этих словах, однако же, так, словно только что проглотил что-то весьма неприятное.
- Что это все значит? - требовательно спросил Калум, как только они остались одни в уединенных комнатах второго этажа.
- Ну, ведь не хотел же ты, чтобы я передал ему Акорну здесь и сейчас? Я нашел причину отсрочить этот момент. Теперь, когда наши финансовые дела в порядке, корабль готов к отлету, а я получил все необходимые пароли, мы можем бежать. Сегодня же ночью. Впрочем, нам придется дождаться окончания этой чертовой церемонии, - Рафик нахмурился. - Хотел бы я знать, почему он настаивает на том, чтобы при этом присутствовал Гилл. Несмотря на то, что его присутствие дяде явно неприятно.
- Нам же удобнее, - заметил Калум.
- Именно это, - ответил Рафик, - меня и беспокоит.
Из уважения к предполагаемым суровым религиозным убеждениям Рафика, в соответствии с которыми женщины не должны были показываться на людях, Хафиз устроил все так, чтобы на праздничном ужине не было слуг.
- Как видишь, дорогой мой мальчик, - проговорил он, обведя широким жестом просторный обеденный зал с резными ширмами и покрытыми цветным шелком диванами, - все готово. На столе есть даже устройства для подогрева и охлаждения блюд, чтобы каждое было подано при нужной температуре. Что может быть приятнее, чем простой ужин en famille ? Десятки слуг, приносящих подносы с едой разливающих напитки - это всего лишь устаревшая традиция, та излишняя роскошь, от которой предостерегал нас Третий Пророк. Разве ты не согласен со мной?
Гилл был рад тому, что он, как неверующий, и Калум, как старшая жена Рафика, были избавлены от необходимости отвечать на это замечание. Гиллу нужно было только сохранять нейтральное выражение лица, пока Рафик превозносил скромность и простоту приготовлений Хафиза… пытаясь, впрочем, при этом не смотреть на стол, накрытый с изысканной роскошью.
По сторонам этого длинного низкого стола, стояли два дивана, покрытых изумрудно-зеленым и алым шелком. Сам стол был уставлен яствами: миски с пловом, серебряные подносы с горячими пирожками, нарезанные ломтиками фрукты, уложенные на специальных охлаждающих подносах изящными натюрмортами, шашлык из ягненка на длинных шампурах, пиалы йогурта с нарезанной мятой, моллюски с Килумбембы, зажаренные в тесте, засахаренные розовые лепестки… Между блюдами разместились высокие бокалы, охлаждаемые во льду на подносе, а на втором подносе, неподалеку от стоявшего во главе стола дивана, предназначенного для хозяина дома, стоял кувшин с каким-то фруктовым напитком. Дальняя стена обеденного зала представляла собой поросшую мхом скалу, по которой тонкими ручейками сбегала вода, собиравшаяся в поток, омывавший подножие миниатюрного утеса. Из-за ширм доносились звуки китеранских арф, сливавшиеся со звоном водяных струй.
- Мы даже будем сами наливать себе напитки, - сказал Хафиз, указывая на кувшин. - Я видел, что, будучи добрым нео-хаддитом, ты следуешь слову Первого Пророка и отказываешься от вина, не принимая смягчения обычаев, которое позволяют Второй и Третий Пророки. Я сам как правило за обедом пью килумбембское пиво, но сегодня разделю с тобой охлажденный сок мадигади, приготовленный для моих дорогих гостей.
Рафик кивнул, правда, не без сожаления. Как прекрасно знали и Гилл, и Калум, он с удовольствием выпил бы кружку холодного килумбембского пива, которым эта планета славилась - так же, как и жареными моллюсками.
- Даже и не думай, - прошептал ему на ухо Калум. - Если я могу носить все эти тряпки и быть похожим на белый воздушный шар, чтобы поддержать твою игру, то и ты как-нибудь обойдешься сегодня фруктовым соком. Да не забывай делать вид, что он очень тебе нравится.
- Твоя старшая жена чем-то недовольна? - спросил Хафиз. - Надеюсь, это не очередной припадок?
Рафик попытался наступить на ногу Калуму, но наступил только на подол его платья.
- Она в добром здравии, благодарю, дядюшка, - ответил он, - ей просто захотелось поболтать о каких-то мелочах, как это любят делать женщины.
- Женщины, которые не носят вуалей и не прячутся от мужских взглядов, - довольно язвительно заметил Хафиз, - имеют больше возможностей найти интересные темы для беседы… о, ладно, ладно! Я больше ни слова не скажу об откровениях Мулей Сухейла.
- Мы всего лишь возвращаемся к чистым традициям нашей истинной веры, - довольно-таки напряженно ответил Рафик.
- Тогда давайте же сегодня последуем еще одной традиции, - предложил Хафиз, - и выпьем из одного кувшина в знак полного доверия, царящего в нашей семье.
Он устроил целый спектакль из разливания по их кружкам холодного сока мадигади, налил себе последним и сразу отпил большой глоток, словно желая показать, что напиток безвреден. Рафик поднял свою кружку, однако внезапно раздавшийся снаружи шум отвлек его и заставил вернуть кружку на место. До тех, кто собрался за столом, доносились возбужденные голоса и тонкие пронзительные причитания какой-то старухи.
- Амина! - вздохнул Хафиз, поднимаясь с места. - Старая нянька Тафы. Она использует любую новость с юга, чтобы разыграть очередную сцену из мыльной оперы. Лучше мне ее успокоить. Простите за то, что ваш покой был нарушен, и продолжайте трапезу - я могу задержаться на какое-то время.
С этими словами он, нахмурившись, быстро покинул комнату.
Гилл взял горсть моллюсков, жареных в масле, и принялся с наслаждением уплетать их за обе щеки.
- :Ну, он же сказал, что мы можем продолжать, - ответил рыжебородый на молчаливый укор Рафика. - К тому же, хотя этот стол и подогревает блюда, но навряд ли моллюски смогут бесконечно оставаться хрустящими, - он глубоко вздохнул и потянулся за своей кружкой. - Надо признаться, раньше я не пробовал их такими горячими и острыми.
- Любая пристойная еда кажется вам, варварам, слишком острой, - заметил Рафик. - Акорна, что ты делаешь?.
Девочка возилась со своими вуалями, пока они не образовали спутанный клубок.
- Подожди-ка, милая, дай, я поправлю, - предложил Гилл. - Рафик, а что, есть причины, по которым ей по-прежнему стоит скрывать лицо за ужином? Что-то мне не кажется, что Хафиз увидит нечто такое, чего еще не успел увидеть раньше.