А эта уже была спущена, и спокойно покачивалась на воде вблизи берега, будто бы не было течения, ударяющего в нее, будто она и река подчинялись двум совершенно разным законам физики.
- Давайте его сюда, - сказал Мор-ам, подходя к берегу. Мрадхон взял на руки безжизненное тело и вошел по колено в воду - к самой лодке, которая стала сильно качаться, когда он опустил в нее свою ношу. Он схватился руками за борт и стоял так некоторое время, пытаясь остановить качку. Однако все его усилия ни к чему не привели.
Хаут лежал на грязном берегу, уткнув голову в землю. Дыхание его было судорожным.
- Она сказала "ждите", - произнес Мор-ам. Мрадхон стоял, все еще держать за борт, ноги его окоченели, а пот струйками стекал на лицо, заливая глаза. Выйти сейчас из этой игры наперекор приказам - нет. Он увидел, как вздрагивает Мория, опустив голову и руки между коленями, освещенная светом звезд, появившихся на начавшем проясняться небе. Он увидел Мор-ама с надвинутым на глаза капюшоном, стоящего чуть в отдалении с канатом в руках. Глянув за реку, он увидел огни Санктуария, совсем немного в этот поздний час, и мост - весьма искусное сооружение.
А человек, которого они пронесли весь этот долгий путь, не издал ни единого звука, не сделал ни одного движения. Видимо, мертв, решил Вис. Они всего лишь забрали у Морута труп, и в результате все оказались ограбленными.
Где-то в отдалении, в кустарнике, послышался шорох. Все разом подняли головы. Это была она, спускающаяся к реке, плавно скользя по камням, словно сгусток живой тьмы, издавая лишь случайные звуки. - Ну, - сказала Ишад, подойдя. Рукой она коснулась Мор-ама. - Ты выкупил себя.
Он ничего не сказал в ответ и спустился к воде; Хаут и Мория были уже на ногах.
- Садитесь, - сказала Ишад. - Лодка выдержит нас всех.
Мрадхон забрался в челнок, перешагнул через тело, которое вдруг начало подавать признаки жизни. Человек застонал, показав, что еще жив, и пошевелился. Чувствуя это шевеление у себя под ногами, Мрадхон подумал, что было бы милосерднее воспользоваться мечом: он уже видел раньше, как умирают от таких ран, которые получил этот пасынок, когда те начинают гноиться. Лодка тем временем опять стала сильно раскачиваться, принимая на борт остальных. Вис перегнулся за борт и, зачерпнув рукой воды, поднес ее к губам пасынка, заметив, что его губы приоткрылись.
Ишад коснулась его своим платьем, когда садилась в лодку. Она встала на колени - в лодке было слишком тесно, чтобы можно было удобно расположиться, - низко наклонила голову, положив руки на израненное лицо. Внезапно человек закричал, дергая конечностями… - Боги милостивые! - воскликнул Мрадхон, чувствуя, как к горлу подступила тошнота, и бросился к колдунье, оттолкнул ее и застыл, увидев ее лицо - выражение, с которым этот василиск уставился на него.
- Боль - это жизнь, - сказала она. Медленно, как во сне, лодка начала двигаться. Вокруг них свистел ветер, внизу рокотала вода. Его товарищи были смутно видны в темноте ночи рядом с Ишад. Раненый ворочался и стонал, раскачивая перегруженную лодку. Словно его продолжали бить. Мрадхон наклонился и осторожно погладил его по голове. Колдунья в свою очередь тоже дотронулась до человека, от чего он заметался еще сильнее, не пытаясь сдерживаться. Стоны были очень жалобными.
- Ты будешь жить, - сказала она. - Стилчо, я призываю тебя. Возвращайся.
Пасынок еще раз резко вскрикнул, отзываясь на заклятье, но река заглушила его.
***
По реке плыла лодка. Эрато хорошо видел ее. Его первой мыслью было, что это рыбацкий челн, сорванный течением Белой Лошади.
Но лодка медленно скользила по поверхности, как облако в небе, двигаясь поперек течения по прямой линии, на что не способна была ни одна лодка ни на одной реке. Эрато стало жутко в его убежище, волосы зашевелились у него на затылке. Он продрался через кусты и наткнулся на одного из своих людей.
- Передай остальным, - сказал он. - Вижу движение.
- Где?
- На реке.
Человек в полном молчании начал всматриваться в темноту.
- Собери остальных, - прошипел Эрато, толкнув его. - На берегу. Ты слышишь меня? Скажи им, чтобы они обошли дом с задней стороны: они направляются туда.
Человек удалился. Эрато осторожно пробрался вдоль берега, держась примерно на одном расстоянии от воды, к зарослям ежевики, которая служила естественной изгородью. Вот дом, который они держали под наблюдением - они не рисковали соваться туда, даже за ворота и ограду. Эрато считал, что они должны только выяснить смысл происходящего. Он был командиром и обязан был исследовать все обстоятельства, связанные с колдуньей - а там, в лодке, наверняка находилась Ишад - тому, как плыла лодка, невозможно было дать никаких других разумных объяснений. Он стал спокойно поджидать своих людей. Челнок все ближе и ближе подходил к берегу.
***
Лодка со скрежетом уперлась носом в камни и, шурша, выползла на берег. Раздался стон пасынка, навалившегося на борт лодки.
- Забирайте его, - сказала Ишад. Мрадхон, подняв глаза, увидел, как колдунья ступила на камни. Прямо от причала начиналась лестница, ведущая к зарослям ежевики. Он сделал жест в сторону раненого, прося Хаута помочь ему. Сейчас пасынок уже самостоятельно пытался встать на ноги, ничем не напоминая еще недавно безжизненное тело. Лодка сильно качнулась, когда из нее выпрыгнул Мор-ам и встал рядом с Ишад. Остальные через нос выбрались следом и ступили на твердую почву, а вернее, на омываемые водой камни. Мория подошла к Хауту. Ишад всматривалась в окружающую их темноту.
- Впереди четко виднелись тени людей, вооруженных и одетых в броню. Около дюжины. Пасынки.
Их командир спустился на несколько ступеней. - Ты удивила нас, - сказал он. - Тебе удалось сделать это.
- Да, - промолвила Ишад. - А теперь уходите отсюда. Будьте благоразумны.
- Это наш человек.
- Не ваш, - возразила она.
- Их больше, - тихо произнес Мрадхон. Высоко над ними, на берегу, показались огни факелов - красные точки, мигающие сквозь кустарник. - Отдай его, женщина. - Он все еще поддерживал пасынка, но тот сам уже почти стоял на ногах, опираясь на Мрадхона и Хаута, хотя и не имел еще сил говорить. Или, возможно, у него не было желания делать это, так как всем было ясно, что пасынки, стоящие во мраке, не проявляют никакой инициативы.
- Уходите, - повторила Ишад и стала медленно подниматься по лестнице к железным воротам в живой ежевичной изгороди со двора ее дома. Она подошла к ним, обернувшись, посмотрела на своих спутников, и махнула рукой.
"Идем", почувствовал Мрадхон по трепету своих нервов. Человек, которого они привезли, самостоятельно сделал нерешительный шаг, и они двинулись вверх по лестнице к воротам, которые Ишад раскрыла для них, открывая дорогу в сад, заросший сорной травой и кустарником. Легко и быстро отворилась дверь дома, они подошли к ней, вновь поднялись по ступеням - следом слышались торопливые шаги - легкая поступь Мории, хромающая походка Мор-ама. Железные ворота скрипнули и закрылись.
- Вносите его, - послышался шепот Ишад за их спинами; и им ничего не оставалось, как повиноваться.
Вспыхнул огонь в камине. Загорелись свечи. Одновременно. Мрадхон в страхе огляделся по сторонам: слишком много окон, слишком открытый дом, в нем очень трудно будет отразить нападение. Пасынок навалился на него. Мрадхон отыскал подходящее место и с помощью Хаута уложил его на кровать, застланную оранжевым шелком. Это страшное зрелище занимало все его мысли - оно и еще окна. Он огляделся вокруг и посмотрел на Морию, стоящую у стены с полками, заваленными книгами, недалеко от окна, отметив мерцание огней в щели ставень.
- Выходите! - закричал кто-то тонким голосом. - Или мы подожжем вас.
- Изгородь, - сказал Мор-ам. Лицо Ишад оставалось спокойным и холодным. Она подняла руку и махнула ею, будто до нее не доходил смысл происходящего. Все огни в комнате горели, и в ней было светло, как днем.
- Изгородь, - повторил Мор-ам. - Они сожгут ее.
- Они уже близко, - подтвердила Мория, пряча глаза и пробираясь к спасительной стене. - Идут сюда.
Ишад не обращала на них внимания. Она взяла чашу, окунула в нее тряпку и положила мокрую ткань на разбитое лицо пасынка. И сделала это очень нежно. После чего разгладила его волосы. - Стилчо, - обратилась она к человеку, - теперь полежи спокойно. Они не войдут сюда.
- Им этого и не надо, - сказал Мрадхон сквозь зубы. - Женщина, им будет вполне достаточно того, что он поджарится вместе с нами. Если у тебя припасен какой-то трюк, пускай его в дело. Торопись.
- Мы предупреждаем вас, - раздался голос с улицы. - Выходите или вы все сгорите! Ишад выпрямилась.
За оконными ставнями неровным пламенем вспыхнул огонь. Вспыхнул ярко, словно солнце. Послышались крики людей и свист ветра. Мрадхон вздрогнул, увидев вспышки в каждом окне, и Ишад, стоящую спокойно, будто черное изваяние посреди этого света. Ее глаза….
Он отвел взгляд и посмотрел в бледное лицо Хаута. Крики снаружи стали громче. Вокруг дома рокотал огонь, подобно пламени печи. Цвет его менялся, переходя от белого к красному и вновь от красного к белому. Неожиданно крики смолкли.
Вдруг наступила тишина. Всполохи пламени исчезли. Даже свет свечей и огонь в очаге стали затухать. Вис повернулся к Ишад и увидел, как она перевела дыхание. Ее лицо - он никогда не видел его в гневе - сейчас оно было таким.
Колдунья подошла к столу, спокойно отхлебнула вина темно-красного цвета. Затем достала вторую чашу, третью… шестую. Но вином наполнила только свою. - Чувствуйте себя, как дома, - произнесла она. - Ешьте, если хотите есть. Пейте. Вреда от этого не будет. Я знаю, что говорю.
Ни один из них не тронулся с места. Ни один. Ишад осушила свою чашу и заговорила спокойным тоном.
- Ночь, - сказала она. - До рассвета остается час или чуть больше. Садитесь. Садитесь там, где вам больше нравится.
И отставила чашу. Потом сняла плащ, аккуратно развесила его на стуле, наклонилась и стащила один ботинок, затем другой, стала босиком на лежащую на полу подстилку. Стянула с пальцев кольца и положила их на стол. Посмотрела на них, но ни один так и не двинулся с места.
- Располагайтесь, - еще раз пригласила она, и на этот раз в глазах колдуньи помимо ее воли промелькнуло что-то очень мрачное.
Мрадхон отступил назад.
- Я не стала бы, - сказала она, - открывать дверь. По крайней мере, сейчас.
И отошла на середину шелкового ковра. - Стилчо, - позвала она, и человек, который только что был почти при смерти, сделал движение, пытаясь сесть.
- Нет, - сказала Мория сдавленным тихим голосом, но не из особой любви к пасынкам, в этом не было сомнения. Мрадхон испытывал то же чувство, к горлу его подступила тошнота.
Ишад протянула руки. Пасынок поднялся и качаясь подошел к ней. Она взяла его за руки и потянула за собой на пол, где заботливо усадила рядом.
- Нет, - сказал Хаут спокойно и тихо, почти беззвучно. - Нет.
Но Ишад даже не посмотрела на него. Она принялась что-то шептать этому человеку, словно делясь с ним какими-то своими секретами. Его губы начали двигаться, повторяя за ней слова, которые она произносила.
Мрадхон схватил руку Хаута, так как тот стоял ближе всех, и потянул его назад. Хаут отступил, прижавшись к стене. Мория подошла к ним. Мор-ам тоже нашел убежище в их углу, наиболее удаленном от этих двоих.
- Что она делает? - спросил Мрадхон, вернее попытался спросить - комната поглотила звук, и никто ничего не услышал.
***
Она грезила, глубоко уйдя в свои видения. Человека, который находился под ее чарами, звали Стилчо. Он тоже внимал этим грезам, но так, что мог уходить в них и возвращаться. Сейчас он хотел вернуться: его душа стремилась вылететь из темных коридоров к яркому свету.
"Сджексо, - звала она, вновь и вновь, пытаясь вызвать одного из своих многочисленных духов. - Сджексо". Наконец она овладела его вниманием. "Сджексо. Это Стилчо. Иди за ним. Я жду тебя".
Это был молодой негодяй, он как раз приближался к границе света, и, как обычно, пытался быть независимым, но дрожал от воспоминаний о холоде улиц, по которым пробирался, и от силы ее гнева.
Она называла другие имена и вызывала их, а затем отсылала глубоко-глубоко, на самое дно своих воспоминаний - все они были ее людьми, в большинстве своем грубыми. Правда, было несколько деликатных и несколько таких, кто не хотел подчиняться. Одним из них был разбойник, который бросал свои жертвы в гавань после того, как уродовал их лица. Другой был цербером: его имя было Риннер; он часто путался с проститутками, о чем его командир даже не догадывался. Они не хотели подчиняться, очень не хотели; и еще было несколько душ, которые следовали ее воле покорнее всех: мальчик с лицом, залитым слезами - один из нищих Морута; придворный Кадакитиса - сладкоречивый, с волосами медового цвета и подлым черным сердцем. Они поднимались к ней, вились вокруг нее, словно облака.
Губами Стилчо она произносила слова на языке, который был совершенно не известен ему, как неизвестен любому из живущих. - До рассвета, до рассвета, до рассвета…
Видения разрослись, выйдя из под контроля, и это испугало ее. Она хотела послать их обратно, но это было бы опасно.
Близился рассвет.
***
У ворот образовалось настоящее столпотворение: "Санктуарий, - раздался шепот, - Санктуарий открыт", и часть призраков устремилась в ворота в стремлении попасть домой к своим женам, мужьям, детям; другие были сильно разгневаны, очень, очень многие были разгневаны - и причиной тому был город, который захватил их в ловушку.
***
Состоятельная вдова отвернулась в постели от раба, которого она держала для любовных утех, и встретилась с мертвыми глазами мужа, полными укоризны: отчаянный крик раздался в мраморных залах с вершины холма.
***
Почувствовав рядом какой-то холод, проснулся судья и начал озираться вокруг, окруженный толпой призраков, которых воскресили его воспоминания. Он не закричал - его сердце не выдержало такого позора.
***
В Лабиринте зазвучали голоса детей, бегущих, как безумные, по улицам:
- О мама, папа! Я здесь! - Один из них оказался у роскошного дома торговца и постучал в дверь. - Я пришел домой. О! Мама, пусти меня!
***
Вор зашевелился во сне, раскрыл глаза, и два раза моргнул. "Каджет", - сказал он, думая, что еще спит, и в то же время чувствуя холодок, исходящий от стоящего рядом старика. "Каджет?" Старик пристально смотрел на него, как делал обычно, и Ганс Шедоуспан в оцепенении сел в постели, когда его старый наставник уселся у него в ногах, не сводя с него глаз.
***
Снаружи, на улицах царила суматоха, вызванная сборищем мертвых. Один из них барабанил в двери, от чего в доме все дребезжало. - Где мои деньги? - вопил он. - Культяпка, где мои деньги?
"Распутный Единорог" начал заполняться толпами посетителей, отовсюду слышался жужжащий шепот, от чего нескольким запоздалым клиентам пришлось спасаться бегством вон из дверей трактира.
***
- Брат, - сказал призрак, обращаясь к толстому человеку, лежащему в роскошной постели, и к женщине рядом с ним. - Он стоит того, Tea?
Раздался крик, долгий, эхом пронесшийся по всем улицам. Этот крик был подхвачен ветром и разнесен им по городу.
***
Бейсибская женщина почувствовала, что рядом с ней зашевелилась змея, заползшая в ее постель. Она открыла свои темные глаза и уставилась на бледную фигуру в ночной сорочке, стоявшую в комнате.
- Узурпаторша, - произнесла фигура. - Убирайся из моей постели. Убирайся из моего дома. Ты не имеешь права.
Никто и никогда не говорил ей таких слов. Она заморгала, смутилась, услышав крики, как будто город подвергался разграблению.
***
А за рекой Морут пробирался, гонимый ужасом, по улицам, наполненным криками, пытаясь побыстрее отыскать для себя в ночи новое, более безопасное место.
Он остановился, видя, что путь ему преградили какие-то люди. Это были маски, и четверо из них направились к нему. Морут повернулся и увидел пасынков, вооруженных мечами.
***
Цербер проснулся в караульном помещении, с затуманенными от выпитого накануне глазами и видом человека, который услышал шаги возвращающегося друга, узнал ту единственную походку, такую знакомую и любимую, которую мог отличить от тысячи других. С болью в сердце вспомнил, что это невозможно. И все же рванулся навстречу, вскочил, с грохотом перевернув стул.
Перед ним стоял Рэзкьюли, вполне реальный, с головой, твердо сидящей на плечах. - Я не могу долго здесь оставаться, - сказал он.
***
Еще выше, в своем Дворце, закричал Кадакитис и потребовал охрану, приказав отыскать в его комнате незнакомых людей - целую стаю призраков. Некоторые из них были с веревками на шеях, другие в запыленных, разбитых в пух и прах латах; среди них был и его дед, который не был Принцем в Санктуарии и не носил корону только для видимости.
- Какой стыд, - сказал дедушка.
***
В казарме проснулся Уэлгрин и сел в кровати, услышав звяканье наручников, зловещее и отчетливое. Он вытащил из-под подушки нож, и как только этот слабый звук прекратился, услышал крики за стеной. Тогда капитан вскочил, держа нож в руке, и широко распахнул окно.
***
Джабал, бывший работорговец, проснулся, услышав легкий шелест моря - но это оказалось не море, а толпы рабов, сгрудившихся около его кровати, с оторванными конечностями, в шрамах, некоторые прижимали к себе вываливающиеся внутренности. Он плюнул в их сторону и тут же ощутил ледяной холод.
- Это по твоей вине, - кивнул Корд, после чего все другие призраки улетели, освободив комнату и оставив только одного старика - призрака с пустыми глазами. - Мы должны присесть и побеседовать, - сказал он.
***
- Господин, - спросил болезненного вида заблудившийся призрак, обращаясь к пьяному, который стоял, заткнув уши и покачиваясь, возле "Распутного Единорога".
- Господин! Что это за улица? Я должен попасть домой, иначе моя жена убьет меня.
***
На Дороге Храмов закричала жрица, проснувшись и обнаружив на своей груди маленького, мокрого, вымазанного в тине призрака с детскими обвиняющими глазками.
***
Звук цокающих копыт достиг внутреннего двора казарм пасынков, послышалось лязганье лат, налетел порыв холодного ветра.
А в городе, в своей штаб-квартире, Долон отдавал приказы, посылая людей в разные стороны с поручениями. Неожиданно он остановился, похолодев, так как обнаружил, что кроме него в комнате находятся другие люди - с почерневшей кожей и кусками плоти, свисающей с их конечностей.
- Мы потеряли ее, - сказал Эрато.
- Дурак! - Неожиданно среди них появился еще один гость, чьи латы сверкали, а глаза переливались золотом и серебром; он шагнул прямо через стену, после чего другие призраки улетели. В воздухе внезапно запахло пылью и жаром. - О, дурак, что ты наделал?
И Долон отступил назад, вспомнив легенду, когда увидел призрака.
Призрак исчез, оставив после себя ощущение ледяного ужаса.