Гроза в Безначалье - Генри Олди


Наш мир стоит на пороге Кали-Юги, Эры Мрака. Лучшие ученики Рамы-с-Топором гибнут в Великой Битве. Однако Эра Мрака не заканчивается гибелью мира - она ею только начинается, так же как и история Индры-Громовержца, величайшего из богов, история аскета Рамы-с-Топором и одного из учеников его - Гангеи Грозного, тело которого стало тюрьмой для бога Дьяуса… Судьбы обычных людей и царей Хастинопура, судьбы небожителей и их земных воплощений, традиционно переплетенные и запутанные в древнейших мифах Индии, стали основой для увлекательного сюжета этого фантастического романа, наполненного жестокими сражениями, невероятными любовными интригами и волшебными превращениями сразу в нескольких мирах.

Содержание:

Андрей Шмалько. Осознание вечности (статья), стр. 5-11

Генри Лайон Олди. Гроза в Безначалье (роман), стр. 12-463

Глоссарий , стр. 464-471

Содержание:

  • Андрей Шмалько - ОСОЗНАНИЕ ВЕЧНОСТИ 1

  • Генри Лайон Олди - ГРОЗА В БЕЗНАЧАЛЬЕ 2

    • ПРОЛОГ 2

    • КНИГА ПЕРВАЯ - ИНДРА-ГРОМОВЕРЖЕЦ ПО ПРОЗВИЩУ ВЛАДЫКА ТРИДЦАТИ ТРЕХ 3

    • КНИГА ВТОРАЯ - ГАНГЕЯ ГРОЗНЫЙ ПО ПРОЗВИЩУ ДЕД 20

    • КНИГА ПЕРВАЯ - ИНДРА-ГРОМОВЕРЖЕЦ ПО ПРОЗВИЩУ ВЛАДЫКА ТРИДЦАТИ ТРЕХ 79

  • ГЛОССАРИЙ 83

  • Иллюстрации 84

  • Примечания 85

Андрей Шмалько
ОСОЗНАНИЕ ВЕЧНОСТИ

"Чем славится индийская культура?" - вопросил в давние годы некий бард.

Его ответ, нам всем известный, ныне нуждается в уточнении. Артиста Раджа Капура мы подзабыли, многорукого и клыкастого Шиву так толком и не узнали, а йоги тихо адаптировались и растворились в родных просторах. Зато некоего земляка всех вышеупомянутых довелось изучить поближе. Вот уже не первый год покоя нет от оранжевых балахонов, бритых голов и чего-то гремящего - то ли литавр, то ли кимвалов. И стоит многогласый вопль над страной: "Харе-харе!" Юный пастушок с дудочкой, до всяческих утех гораздый, пасет плешивое стадо. Близок стал он нам, Господь Кришна. Даже зэки, души отпетые, целое слово придумали: "харекришничать" - то бишь дурака валять, под верующего "каная". Странно, поистине странно сопрягаются цивилизации!

Честно говоря, путь Генри Лайона Олди от мира Бездны через мир Мечей, просторы златовратных Микен и густонаселенного Китая прямиком к пастушку с дудочкой поначалу насторожил. А если и не насторожил, то вверг в определенное недоумение. Дивны пути творчества! Чуден его поток, несущий авторов от книги к книге через водовороты и мели. На первый взгляд, странные дела творятся. Генри Лайон Олди тем и прославился (-лись), что еще во "времена укромные, для нас "почти былинные", сумел (-ли) на выжженной почве советской фантастики промеж ржавых звездолетов с серпами-молотами создать свой мир, потрясший воображение фэнов; да так, что доверчивый люд разом зачислил Дмитрия Громова и Олега Ладыженского в англичане. Ибо не под силу нашим, загрузшим в "твердой НФ", миры творить! Ходили, ходили легенды по фэндому, что ежели сэр Олди и не в родстве с Профессором, то по крайней мере из его гнезда, из славных "инклингов". И до сих пор переиздают "Бездну Голодных глаз", уже ставшую классикой постсоветской фэнтези.

А следом появился "Путь Меча" - и вновь восхищенный вздох. Казалось бы, вот он путь, вот он, стрежень! Ибо сие суть пилотаж высший, мало кому доступный - творить свои миры. Именно свои - не ублюдочные подобья западных эпигонств с баронами-драконами, а нечто совсем новое и, одновременно, странно узнаваемое. И стал всем, кому фантастика мила, ведом писатель Олди, творец Миров. Но вдруг… Но вдруг авторы пишут о Геракле. Да так, что не фэны (что фэны, народ простой и доверчивый!), сами издатели посчитали новый роман историческим. Издать - издали, и хвалить - хвалили (и впрямь - прогремел "Герой", до сих пор отзвуки слышны), но вопрос остался. Зачем?! - из миров сотворенных в мир реальный (или почти реальный, но для простодушного читателя сей нюанс не всегда уловим).

А следом - Карпаты позднего средневековья, монастыри и дворцы Китая… Что это с нашим англичанином? Зачем из бога-творца, Миры создающего, в археолога превращаться? И ведь что любопытно? Не один сэр Олди таков. Ежели его коллег, на эсэнгэшных просторах тусующихся, взором окинуть, то руками разведешь. И землячка нашего англичанина, госпожа Мэдэлайн Симонс, и godfather Сатанга одессит-москвич Вершинин - все туда же, в Историю, в самую глубину. Почему? Почему новый роман Генри Лайона Олди повествует об Индии бронзового века, а не к примеру о стране Ы, что спряталась в паралелльной вселенной У?

Ответ первый, неточный - реальная Матушка-история такое накрутить может, что самому Профессору не снилось. И не во грех Профессору сказано сие, ибо мир этот грешный сотворен Тем, перед Которым наши доморощенные демиурги все же слабоваты. Так что же, апелляция к Истории - нечто вроде свидетельства о бедности? Но ведь в том и вызов, в том и соблазн - попытаться, сотворить, построить! Удалось же Профессору, удалось Льюису, удалось леди Урсуле! И сэру Олди тоже удавалось, о том речь уже шла!

Да, ответ неточен, и мигом напрашивается ответ второй. А суть в том, что сам вопрос некорректен. В Историю ли ныряют почтенные авторы со своей творческой ладьи? Или миры, в которых их герои ныне здравствуют нам на радость, все-таки не такие уж реальные? Пусть и Микены существовали, и Алкид подвиги совершал, и даже кентавры Пелион копытами попирали (кто ее ведает, эволюцию?), но Мир Олимпийцев и Мир Старых - это уже точно нечто, в учебниках незафиксированное. И Великий Здрайца, по дорогам Речи Посполитой шастающий - откуда он? Откуда черти китайские? Где-то здесь - ответ. Нет, не упростили авторы себе задачу, а лишь сложнее сделали. Ибо теперь в их романах - не просто сотворение Миров, а их сопряженность. Мир, когда-то реальный, подлинный до последней заклепки на доспехах. Мир небывший, но памятный - фольклорный, в сагах и рагах до нас дошедший. И Мир авторский, в оба первых Мира проникающий.

Выходит, что берут на себя авторы всю тяжесть теодицеи - великого вопроса, который еще в древнем Шумере покоя людям не давал. Люди и боги, мир Земной и мир Небесный… Откуда Зло? Откуда мы? Кто мы? Куда идем? И если искать ответ, то именно в таких мирах, которые ныне творит двуликий сэр Олди.

Все верно. Но почему ответы должно искать в Индии? И не спешите обвинять: дескать, культура Индии (как известно, древняя и великая) не люба автору этих строк. Напротив. Но всему свой час и свой предел. Что нам "Махабхарата" и что мы "Махабхарате"? Был, был у меня знакомый, все тома великой эпопеи скупал подчистую. Скупить-то можно, томов двадцать пять по слухам, но прочитать! понять! и тем более рассказать по-своему! Да и зачем, спрашивается? Ну, Кришна, ну, суры-асуры, в смысле боги-демоны, с клыками и без; ну, очередная Империя-монстр, строенная, строенная - и недостроенная.

Толку-то? Ближе, что ль, примеров не найдем?

Правда, этакая странность - с первых же страниц нового романа подмечаешь близкое дуновение. Мелькнет словечко-другое - и русским духом повеяло. Эх, Русь-Гималаи, близнецы-братья из одного арийского стана! Там слово, там фраза, а вот и персонаж явно из ближних палестин. Агни превращается в Огнь, Варуна в Бурун-Водоворот, барбары, как выясняется, и в долине Инда именно барбары, в смысле "заики-дикари"… И не заметишь, как зеленые индийские просторы Бог всть какого тысячелетия "до" начинают снегом покрываться. Натяжка? Прием? Правда? В конце концов, отчего бы и нет? Если благодаря взгляду в несусветную даль мы станем хоть чуть-чуть зорче к собственным осинам!

Но авторы посмеиваются втихомолку: слой этот лишь первый, как кожура бесконечной луковицы.

И вправду. На Поле Куру который день миллионы людей перемалывают друг друга, не хуже чем под Сталинградом или Берлином, а бог Индра-Громовержец вяло занимается самокопанием, выискивая причину утреннего сплина. Что ему очередное побоище? Разве что косым взглядом скользнуть, перед тем как потрепать по соответствующему месту подвернувшуся под руку апсару. Богу, как известно, богово, ему мир поддерживать, энергетическое равновесие хранить! Свастика Локапал - это вам не кровушкой спозаранку умываться! Вот она, божья работенка: полдесятка небожителей мысленным оком мир обнимают. Человеки, человеки, судьба ваша муравьиная! Ну, еще одну империю сооружать вздумали, еще одну башню вавилонскую громоздить!

Смешно богу, странно - и не особо интересно.

Снимаем кожуру дальше и видим нечто новое, нам, европейцам, дивное. Эх, напрасно Индра, молодой да глупый, на апсар поглядывает да с Гарудой-Проглотом лясы точит! Ибо странно сотворен сей мир - человек-букашка тоже способен на потрясение основ. С миру по нитке, с доброго дела по щепотке - и набирается Сила, копится Жар, пред которым и господа боги щенками выглядят. В стороне западной, где Зевсы с Прометеями никак ужиться не могут, сие богоборчеством сочли бы; а здесь - в самый раз. Не остается праведник без награды, да вот беда - награды он себе может востребовать всякой. В том числе и такой, от которой Мироздание вверх тормашками станет. Поистине Индия - страна чудес! Последний негодяй и мерзавец главу пеплом осыпет, пару пятилеток на гвоздях поспит - и сам, глядишь, богом станет. Разберись, Индра!

Некогда, некогда Индре разбираться. Сплин во-первых, а во-вторых, собственные коллеги то и дело норовят учинить бучу. То Шива, который многорук и клыкаст, то братец Вишну; а вон на горизонте и пастушок Кришна промелькнул. Тот самый: Кришна Джанардана, Черный Баламут. Не зря назван, ибо задумал… впрочем, время прикусить язык.

Сии тайны пусть читатель сам откроет.

Боги, боги! Может, правы язычники? - чем-то они на нас, людей, похожи. Если так - ну и Бог (который Истинный) с ними! Да в том беда, что не могут они без людей. Очень нужны им люди для божественного штукарства. Страшно нужны!

И порою - очень страшно…

Внимание, читатели! Внимание, ценители философских боевиков Генри Лайона Олди! Вот оно, наконец, главное, что легко ухватывется во всех мирах, сотворенных единым в двух лицах писателем! Боги и люди, всесильные и бессильные - по очереди. Красная нить, затканная во все полотна. Боги нужны людям - а как иначе? Но и люди нужны богам! Хотя бы для игры в шахматы - вместо пешек. Ведь и шахматы изобрели аккурат там же, где Шива с Вишну обретаются.

Пройдет пешка долгий путь, глядь - ферзь на доске, отойди-подвинься!

И это было. Читавшие роман о Геракле, о герое-молнии, выращенном Зевсом и Ко на страх супостатам, конечно, помнят. Но каша, заваренная Черным Баламутом, куда круче. Боги-олимпийцы - сущие дуболомы по сравнению с их "коллегами" со склонов Гималаев. Даже не дуболомы - пеньки. Под индийским небом готовятся дела пострашнее. Финал мы уже видим с пролога: Армагеддон на Поле Куру, когда родичи и друзья рвут друг друга в клочья, словно потеряв (а порой и вправду потеряв) разум. Но это убийство миллионов готовилось долго - очень долго, не год, и не десять лет.

А началось все с маленького мальчика, которому приспело время найти подходящего учителя…

Вновь вспоминается: юный Алкид рядом с Хироном Кронидом, разве что Алкида зовут теперь Гангеей Грозным, а Хирона - Рамой, и не просто Рамой, а Рамой-с-Топором. Что поделать - вечный сюжет! Все народы - братья, и мифы, ежели подумать, лишь вариации на тему единого мотива. Но сходство это лишь кажущееся. Иная судьба будет у Гангеи Грозного, иной ему крест нести - и крест этот, пожалуй, тяжелее, чем у его далекого собрата. Не крест даже - Сизифов валун. Конечно, у Геракла - и Гидра, и Кербер, и божественные родственнички впридачу. Но царевичу Гангее тоже выпадет нелегкий путь.

Путь человека - от мальчугана-пустосмеха до седого правителя, вечного регента - и есть, пожалуй, самое главное и интересное, что имеется на страницах этой непростой книги. Люди остаются людьми, что бы ни делали с ними небесные штукари. Эта вечная констатация вовсе не основание для гордыни. Отнюдь! Человек не всегда звучит гордо. И не только потому, что слаб. Сотворенный (в данном, индийском случае, неким Плотником) по образу и подобию, он и сам принимается творить. Увы, увы! Недалеко ушел человек от небожителей! Иногда такое сотворит, что и Шиве, многорукому и клыкастому, дивно. Дивно будет и читателю, пустившемуся в путь вместе с царевичем Гангеей. Славная Индия седых времен с новорожденными кастами и замшелыми (не с палеолита ли?) традициями ничуть не понятнее, не лучше и не гуманнее нашего XX века. И что скверно - большую часть трудностей сам человек и воздвиг!

Читателю впору воскликнуть: "Да чего же вы там, братья?! Зачем вам себе западни рыть? Зачем строить очередную башню вавилонскую? Неужели опыт тысячелетий…" Стоп, стоп, стоп! Во-первых, у Гангеи и его земляков этого опыта как раз и нет. Они, их жизни, и станут опытом - для нас, ничему не научившихся. Вот она, связь времен! Люди остаются людьми - точнее, младенцами, не помнящими уроков. И об этом тоже говорится в романе. А во-вторых, все еще сложнее, еще горше. Горе тому, кто желает обмануть малых сих. Горе богу, желающему сыграть в шахматы миллионами обреченных фигурок. Горе Черному Баламуту, который…

Но об этом лучше узнать, прочитав книгу.

Первый том - лишь начало. На полях Куру погибают последние бойцы, Индру-Громовержца все еще терзает сплин, а параллельно развивается история, долгая, как жизнь, и как жизнь интересная. История о богах и людях далекой и непонятной Индии, которая, ежели приглядеться, оказывается не такой уж далекой и вполне понятной. И я надеюсь: это понимание, которым щедро делятся с нами авторы, позволит хоть чуть-чуть, но приблизиться к пониманию Вечности, из которой мы вышли и в которую вернемся.

Откройте "Черного Баламута" - время, потраченное на это, воистину будет потрачено не зря.

Шмалько Андрей Валентинович, кандидат исторических наук.

Генри Лайон Олди
ГРОЗА В БЕЗНАЧАЛЬЕ

Подвижничество - безвредно, изучение наук - безопасно, предписания Вед согласно каждой касте - не пагубны, обогащение при помощи стараний - не предосудительно, но они же, примененные с дурным умыслом, ведут к гибели.

Махабхарата, Книга Первая, шлоки 210

Земля - зола, и вода - смола,
И некуда вроде податься,
Неисповедимы дороги зла,
Но не надо, люди, бояться!
Не бойтесь золы, не бойтесь хулы,
Не бойтесь пекла и ада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет.
- Я знаю, как надо!
Кто скажет,
- Тому, кто пойдет за мной,
- Рай на земле - награда!

А. Галич

ПРОЛОГ

Пестрый удод был очень занят. Пополудни он чуть было не достался старому коршуну-проглоту с отрогов Махендры, Лучшей из гор (бедняга удод возражал против такого определения, но его мнением никто не интересовался), и теперь приходилось наверстывать упущенное. О Гаруда, мощнокрылый царь пернатых, способный нести землю на одном крыле! До чего же глупо поступают люди, используя зернышки плодов акша-дерева в качестве игральных костей! Игра - штука ненадежная: сегодня тебе везет, а завтра последние перья сдерут, вместе с кожей, тонкой, ни на что не годной кожицей в синих пупырышках! Мудрые знают: куда полезнее без затей клюнуть зернышко, запрокинуть голову, глотнуть, клюнуть другое, третье…

На миг оторвавшись от увлекательного времяпрепровождения, удод вздрогнул и подпрыгнул, тряся пушистым хохолком. Нет, почудилось. И все же: словно листья на ветвях, колеблемые ветром, вдруг издали глухое бряцание, как доспехи под мечами, словно шелест травы наполнился звоном металла и ржанием коней, словно в лепете серебряного ручья прорезались гневные возгласы и хрип умирающих, словно уханье боевых слонов вплелось в птичий гам… Еле слышно, на самой границе доступного - иллюзия, майя, любимое развлечение судьбы.

Пришлось склевать зерно-другое для успокоения бешено стучащего сердечка. Закусив тутовым червячком, маленький удод перепорхнул ближе к корявому стволу шелковицы. Закопошился меж корней, выступавших наружу узловатыми жилами, встопорщил оперение, и тут же, судорожно заработав крыльями, вернулся на прежнее место.

Воистину сегодняшний день обладал всеми неудачными приметами: от шакальего воя с левой стороны света до карканья голубой сойки-капинджалы с правой! Вряд ли можно назвать удачей попытку клюнуть желтый ноготь на ноге отшельника-аскета - пусть неподвижность человека и была сродни неподвижности вросшего в землю валуна. Даже длинная грязно-седая коса, похожая на мочальный жгут, не колыхалась от ласки ветра - змеилась себе вдоль торчащих позвонков хребта, раз и навсегда застыв проволочной плетью.

Всю одежду недвижного обитателя Махендры составляла узкая полоска грубой ткани, прикрывающая чресла, над правым плечом вился слепень, жужжал раздраженно, но не садился. То ли понимал, что здесь особо нечем поживиться, то ли был прозорливее глупого удода.

Птица склонила головку набок и сверкнула черной бусиной глаза.

Словно в ответ, веки отшельника дрогнули. Качнули выцветшими ресницами, и вскоре в провалах глазниц заплескались озера кипящей смолы, заходили крутыми валами, ярясь агнцами-барашками, будто адская бездна Тапана смотрела на мир из души аскета. Такой взгляд подобает не дважды рожденному брахману, погруженному в созерцание истинной сущности, а скорее гневному воину-кшатрию, чей закон и долг - пучина битвы и защита подданных. Вряд ли причиной выхода из отрешенности послужил глупый удод: захоти аскет, пламени его взора хватило бы, чтоб испепелить на месте любого виновника. Окажись дерзкий великим раджой, владыкой людей, лохматым ракшасом-людоедом или божеством из Обители Тридцати Трех - все равно, пепел есть пепел, чей бы он ни был.

Пришпиленная к земле этим страшным взглядом, птица затрепыхалась, не в силах сдвинуться с места. Даже не сообразила, бедняжка, что аскет обращает на нее внимания не более, чем на жужжание слепня или на вечное движение Сурьи-Солнца по горбатому небосводу.

Сухие губы человека разлепились, дернулись струпьями вокруг застарелой язвы рта, и во вновь упавшем из ниоткуда шуме битвы родились слова.

Шершавые и пыльные, не слова - песок в горсти.

- Они все-таки убили его… бедный мальчик!

Удоду чудом удалось извернуться и забиться в спасительную гущу олеандровых кустов. Протискиваясь глубже, пытаясь стать маленьким, меньше муравья, он вжимал головку в перья, а слова догоняли, ранили, тыкали в тощие бока пальцами, и клюв коршуна показался в эту минуту чуть ли не избавлением от мук.

- Бедный мальчик! Если б они еще ведали, что творят…

Дальше