– К сказанному тобой добавлю, что сама Служба "000" организовалась в столице в начале тысячелетия. С тех пор мы работаем за спасателей, пожарников, врачей и милицию. Четыре в одном. Один за четырех. Столичные подразделения "000" включают в себя три экипажа. Наша Милашка имеет тринадцатый номер. А это ты у Директора нашего спроси, почему тринадцатый. Мы уже привыкли. Не перебивай. На подразделение "000" работают лучшие умы страны. Самые новые разработки куда? К нам. Новые технологии кому? Опять нам. Потому, практикант, что мы спасатели, а не всякие там…..
Я неопределенно помахал пальцами о всяких там, но журналист-практикант все понял без слов. Его глаза загорелись, он прижал руку к груди и сказал:
– Всегда!
Что "всегда" я не разобрал, но почувствовал, что журналист говорит от всего сердца.
– Ну, вот что, практикант, – я по-отечески обнял новичка за плечи, – считай, что я, пока что майор Сергеев, с этой минуты взял над тобой шефство. Со всеми вопросами, жалобами и предложениями только ко мне. Твори, дерзай, но, запомни, мы, спасатели, народ добрый, но злопамятный. И, как говориться, в добрый путь.
До поздней ночи горел перед зданием Службы костер. На площади пахло шашлыками и печеной картошкой. Пару раз к нам спускался Директор. Сидел у костра и рассказывал неприличные анекдоты. Приезжал поздравить практиканта даже Президент. Мы ему с собой ведро картошки отсыпали из Милашкиных запасов. Президент все-таки, не жалко. Боб на пару с Герасимом пели задушевные русские песни. Я с пингвином боролся на руках, а практикант постоянно бегал за очередными канистрами кваса.
Все последующее помню смутно. Кажется посреди ночи мы решили показать практиканту, на что способно подразделение "000". Включив все габариты и сигналы оповещения Милашки, мы носились по столице, распугивая редкие патрульные танки милиции. Потом демонстрировали новенькому, как работает наша команда на вызовах. Удачно реанимировали нескольких несчастных честных налогоплательщиков. Спасли пару десятков рыбаков, которых занесло на моторных челноках далеко на середину столичной реки.
Потом кто-то, кажется Боб, объявил в столице экстренную поголовную эвакуацию в и мы показывали журналисту, как умело умеем мы справляться с превосходящими потоками личного и общественного транспорта на магистралях нашего города.
В пятом часу ночи наш доблестный экипаж обнаружил пропажу иностранного практиканта, и по всему городу был объявлен план "Перехват" с рассылкой голографий журналиста по всем постам с требованием задержать представленного товарища живым или мертвым.
Через двадцать минут поиски пришлось прекратить в связи с недееспособностью экипажа. Квас, который таскал всю ночь иностранный журналист, оказался с недопустимым двух процентным содержанием пива. В таких условиях не работает ни одна команда Службы "000".
Где-то на территории молодой американской республики.
Шестая авеню. Пустые, заколоченные шпалами магазины, неухоженные дома, отсутствие честных американских прохожих. Серое небо неприветливо клубится низкими кучевыми облаками. Президентский челнок с окончательно убитой ядерной топкой заглох за пять кварталов до резиденции.
Высокий человек с бородкой молча стоял у капота и наблюдал, как широкоплечие чернокожие телохранители пытаются отремонтировать усопшую не вовремя топку. Высокий человек хоть и был президентом молодой американской республики, но его не раздражали ни звонкие удары молотков, ни все время вырывающееся из неумелых рук импортные зубила с лазерными наконечниками.
Личный секретарь, держа над президентом свинцовый зонтик, тоскливо посмотрел на моросящий дождь и дотронулся до рукава задумчивого шефа:
– Зонтик долго не выдержит, товарищ президент. Проклятые кислотные дожди, товарищ президент. Может, стоит вызвать вертолет?
Высокий человек горько усмехнулся, прислушиваясь к шипению проедаемого кислотой свинца над головой.
– Последний вертолет, любезный, угнали кубинские скупщики краденого на прошлой неделе. Разве ты об этом не знал? Думаю, лучше воспользоваться подземкой. Нет ничего более приятного, чем прогуляться по подземным туннелям, которые нам оставили более удачливые предки. Захвати пару фонариков. Не думаю, что там есть хоть один газовый фонарь.
– Не очень хорошая идея, товарищ президент, – сморщился секретарь, наблюдая, как в зонтике увеличивается проеденная дождем дырка. – В наше смутное революционное время подземки слишком опасное место. Запросто ограбить могут. Или еще чего хуже.
Широкоплечие негры, безрезультатно ремонтирующие ядерную топку, дружно закивали. Уж они-то знали, чем обычно заканчивается прогулка в столичном метро.
– Надо быть ближе к американскому народу, – наставительно заявил высокий человек, затыкая носовым платком дырку над головой. – Оставаться здесь, посреди улицы, нельзя. Кто знает, сколько еще продлится дождь. После войны они такие долгие. И в дома нас никто не пустит. Американский народ хоть и приветливый, но очень подозрительный. Заберите из челнока мой термос с чаем и давайте совершим, как говорят в цивилизованной Европе, променад. Да поможет нам бог. Кстати, запишите это высказывание. При случае вставим куда-нибудь.
Аккуратно огибая лужи, стараясь не подставляться под свет редких газовых фонарей, высокий человек с бородкой бодро побежал в сторону входа в подземку. Секретарь, еле успевая, бежал рядом, стараясь укрыть быстрого шефа от дождя. Следом, в тяжелых свинцовых накидках, топотали широкоплечие чернокожие телохранители.
Стремительно сбежав по грязным ступенькам вниз, высокий человек плечом распахнул разрисованные американскими хулиганами двери и очутился в столичной подземке.
Длинная резиновая лестница, которая, если верить историческим документам, когда-то могла двигаться самостоятельно, оказалась завалена мусором, дохлыми крысами и подозрительного вида американскими гражданами. Мусор под ногами неприятно хрустел, дохлые крысы, если на них метко наступить, неприятно хлюпали, а американские граждане неприятно лезли с протянутыми ладошками, требуя платы за проход по лестнице.
– Запишите, – человек с бородкой обернулся к секретарю. В тусклом свете лицо его было величественно и монументально, – запишите очередной указ. С этого дня проход по столичной подземке сделать бесплатным. По крайней мере для президентов и их семей.
Здесь, глубоко под землей, было хоть тепло и сухо, но плохо пахло. Телохранители, забывшие прихватить марлевые противогазные повязки, получили выговор.
Высокий человек с бородкой покосился на ржавые остатки вагонов, на разобранные рельсы, на одинокого станционного смотрителя, поджидающего очередную механическую дрезину. Человек подошел к старику, заглянул в его старческие глаза и с непререкаемой верой в голосе сказал:
– Ничего, батя. Все у нас будет хорошо.
Старик, жадно затянувшись спрятанной в бумажный кулек сигаретой – согласно новому закону о курении в общественных местах – покосился на высокого человека и, не признав президента, плохо высказался о его родственниках.
Черные телохранители быстро оттеснили говорливого старика к стене. Старые законы о свободе слова еще никто не отменял, поэтому откровенно бить постеснялись.
Личный секретарь, стараясь не отходить от президента более чем на шаг, сверился с бумажкой, которую случайно отыскал в кармане:
– Товарищ президент. У вас через час встреча с мексиканским премьер-министром. Вы хотели поговорить с ним о выдаче нашей правоохранительной системе укрывшегося на Калифорнийском полуострове эмансипированного правительства. Не стоит опаздывать.
– Эмансипаторы…, – человек с бородкой ловко запрыгнул на подъехавшую дрезину, смахнул с деревянной лавочки старые газеты, расстелил новую, двухнедельной давности всего и строго погрозил кому-то пальцем. – А знаете, любезный, что у русского президента над столом висит плакат, на котором увековечена одна старая русская мудрость.
– И что она увековечивает? – секретарь в пол-уха слушал президента и одновременно руководил посадкой широкоплечих телохранителей на дрезину. Механическое средство всех не вмещало, поэтому некоторые ребята садились к друзьям на колени. Не совсем правильно, зато пешком идти не надо.
Высокий человек склонился к секретарю и тихо прошептал русскую национальную мудрость.
– О! – глаза секретаря стали почти круглыми. – Россия всегда была кладезем мудрости. А что значит "в сортире"?
Президент пожал плечами:
– Русский сортир, что-то вроде нашего электрического стула совмещенного с газовой камерой. Я читал в старых секретных отчетах, что хранятся в архивах. Садишься и тебя начинает выворачивать наизнанку.
– Страшная смерть, – вздохнул секретарь, про себя отмечая жестокость некоторых русских обычаев. – Что рот раззявил, негодник?! Поехали!
Худенький мальчик, по должности вагоновожатый, навалился на механическое коромысло, и дрезина, часто буксуя железными колесами на щебеночном полу, неторопливо поползла в сторону секретного входа в президентскую резиденцию.
– Любезный! – человек с бородкой оторвался от разглядывания серых стен туннеля. – Как продвигается работа по секретному проекту "Велком"?
Личный секретарь, преданно глядя в глаза президента, пытался незаметно отодрать от сиденья кусочек окаменевшей жвачки:
– Согласно последним донесениям мы сумели внедрить своего лучшего агента в команду майора Сергеева. Русские ничего не заподозрили.
– Надежная легенда?
– Агент представился журналистом.
– Умно, – щелкнул пальцами человек с бородкой.
– Однако возникли некоторые трудности, – жвачка никак не хотела отковыриваться и личный секретарь слегка взмок. – Выполняя наши указания, агент попытался узнать принцип работы некоторых секретных механизмов русской спасательной машины. У нее еще такое смешное название, Милашка.
– Русские всегда отличались сентиментальностью. Извините, так что там с агентом?
– Пострадал. Физически. И очень сильно. Практически стопроцентно, товарищ президент. Но в этом есть и свои плюсы.
– Да, да, – кивнул высокий человек с бородкой. – Я знаю, что в России бесплатная кремация. Нашему парню повезло.
– Не совсем, товарищ президент. Он жив. Его лечат лучшие русские врачи. Ему ставят пластыри лучшие российские медсестры. Его высаживают на, простите, утку, лучшие российские нянечки.
– Няня, няня, где же утка? – человек с бородкой знал и любил русскую поэзию. – Вот что, любезный. Отправьте немедленно в Россию посыльного с нотой протеста. Если потребуется, перебросьте гонца ядерожаблем, что мы захватили у южан.
– Содержание документа? – жвачка, наконец, отодралась и теперь секретарь сделал вид, что оперся на сжатый кулак. Судя по остаточному запаху, жвачка принадлежала к семейству апельсиновых.
Президент хрустнул пальцами. Дурная привычка, доставшаяся ему с далеких времен, когда он по юности занимался экспроприацией драгоценностей у богатеньких женщин и передачей вырученных от реализации украшений на черном фондовом рынке средств бедным прачкам и кухаркам.
– Обвините русских в преднамеренном нанесении увечий иностранному, то есть нашему, журналисту. И потребуйте в целях компенсации прислать к нам русский экипаж этого самого майора Сергеева.
– Как бы русские не прислали нам вместо майора взвод красно-сине-белых ушанок, товарищ президент.
– Кто не рискует, тот не пьет русского кваса, любезный. Ха-ха-ха! Запишите это. Вставим куда-нибудь. Кажется, мы приехали. Расплетайте охрану и заплатите вагоновожатому.
Личный секретарь, перед тем как поспешить за президентом, сунул в руки тяжело дышащего вагоновожатого отлепленную от сиденья жвачку.
– Апельсиновая, – вздохнул секретарь, вспомнив, что дома его ждут два прелестных сына, которые никогда не знали вкуса апельсина. Но работа для личного секретаря была превыше всего.
– Диспетчерская вызывает тринадцатую машину. Тринадцатая, ответьте диспетчерской. Тринадцатая!?
– У нас что, кроме командира некому ответить диспетчерской? – я проснулся от трели вызова и, разлепив глаза, сурово оглядел команду, которая занималась во время работы посторонними делами.
Третий номер Герасим, самовольно покинув спальный отсек, увлеченно, а главное слишком углубленно изучал устройство сломанного ночью изотопно-нагревательного преобразователя. Словно молния мелькающая в его руках много насадочная ядероотвертка, и кучка невесть откуда взявшихся запасных деталей на полу, говорили о том, что горячего чайку с печенюхами нам уже не попить, а для разогрева первых и вторых блюд придется воспользоваться жаром Милашкиных топок. Герасим только с головой дружит, а с руками у него полная нестыковка.
Бывший американский подданный, а ныне российский спасатель Роберт Клинроуз, хоть и не оставил штатное место, но производил неуставные мероприятия. Обучался экстремальному вождению по ровной местности. Янкель, то и дело обтирая вспотевшие ладони о штаны, лихо крутил штурвал Милашки, уверенно сигналил посторонним на трассе и параллельно ругался некрасивыми американскими ругательствами.
– Фазе, мазе лав ю бразе!
Обучение происходило на большой столичной кольцевой трассе. Редкие инспектора безопасности движения, заметив вихляющуюся на бешеной скорости спецмашину подразделения "000", вежливо козыряли полосатыми палочками, радостно постреливали из штатных пугачей в воздух и пытались на ходу прицепить к лобовому стеклу какие-то красные бумажки. Но автографы мы принципиально не даем, а всем на приветствия отвечать боезапаса не хватит.
Боб, к слову, на инспекторов совершенно внимания не обращал, считая их, очевидно, испортившимися светофорами.
Неофициальный член экипажа Директорский любимчик, напялив мой парадный мундир с орденами, крутился перед зеркалом и на непонятном простым людям птичьем языке отдавал строевые команды.
– Тринадцатая…, – динамики устали надрываться, и диспетчерская перешла на жалобный хрип.
Так как никто из команды не мог в настоящую минуту пообщаться с диспетчерской, пришлось мне отложить в сторону подпольный ежемесячный журнал для мужчин "Бодрячок", прослужившей ночной подушкой, и дотянуться до головного микрофона. Диспетчерская по пустякам отвлекать не станет. Видать что-то срочное.
– Пока что майор Сергеев слушает.
– Майор Сергеев? Ну, слава богу! – оживилась диспетчерская, – Мы уже два часа пытаемся связаться с вами.
– Находились вне зоны досягаемости, – не подумав, соврал я. Даже двухлетний пацан знает, что Спецмашина подразделения "000" в случае производственной необходимости может связаться с любой точкой земного шара. Да что там шара! Забрось нас сдуру на Луну, мы и оттуда возвестим всему миру, что спасатели подразделения "000" самые….
– …Сергеев! Куда вы все время пропадаете?
– Извините, диспетчерская, отвлекся, – встряхнул я головой, прогоняя лунные ведения, – что случилось?
– С вами хочет говорить Директор. Соединяю.
В динамиках Милашки зашуршало, захрипело и через километры расстояний до меня долетел знакомый и родной голос горячо любимого Директора:
– Майор? – голос горячо любимого и знакомого показался мне слегка усталым и даже где-то осипшим. Меньше анекдоты по ночам травить надо. – Сергеев, приказываю незамедлительно явиться в мой кабинет.
– А-а…, – протянул я, соображая, с каких таких радостей я должен каждый день лицезреть начальство?
– Вы читали утренние газеты, пока что майор Сергеев?
Я хотел было пошутить, что кроме подпольных журналов для настоящих мужчин ничего не читаю, но вовремя одумался. Утро не время для шуток, тем более если у Директора такой странный голос. Выразительно пощелкав пальцами, я приказал Милашке вывести на ближайший монитор материалы из свежей прессы.
– Что-то неприятное, товарищ Директор? – осторожно поинтересовался я, выхватывая жирные заголовки передовиц.
– Более чем, – вздохнуло начальство. – У меня сейчас в кабинете собрался весь кабинет министров. Через десять минут должен подъехать Сам. Рекомендую явиться в управление через пять минут. Хватит?
Ситуация принимала угрожающие формы. Совет министров и Сам в кабинете Директора, не от хорошей жизни.
– Выполняю! – ответил лучший командир подразделения "000", отключаясь.
Милашка дернулась всем корпусом и развернула на все мониторы черный заголовок: – "Спасатели подразделения "000" – кто они?"
Мне хватило только одного взгляда на текст.
"… реанимировав восемнадцать трупов из центрального морга команда спецмашины за номером тринадцать отправилась в полном составе за пределы столицы, где в чистом поле расстреляла из самонаводящихся ракет готовящиеся к праздничному параду воздушные шары национальной сборной по воздухоплаванию. На многочисленные жалобы спортсменов командир спецмашины майор Сергеев отправлял всех недовольных окольными путями к прокурору. Доколе…."
– Кто автор? – горло пересохло, но Милашка включила дополнительные контуры переводчиков и разобрала нечеткий хрип.
Во всю ширину мониторов замерцала личность журналиста, ради которого, собственно, мы и устроили внеплановый салют.
– Вот она – благодарность…, – прошептал я, протягивая руку за разводным ядероключом, дабы свинтить с парадного мундира майорские погоны. – Мы ж к нему всей душой. А он….
– Пять минут! – тихо напомнила Милашка, входя в положение своего непосредственного командира. Как никакая другая из спецмашин она понимала, что виновными окажутся не только люди, допустившие разгул безответственности, но также и спецмашина, участвующая в неподобающей вакханалии. Переплавка на металлолом, заброшенные свалки, угрюмые бизнесмены, скручивающие с брошенной спецмашины все блестящее и ценное. Такая вот перспектива.
– Да, да, – закивал я, собираясь с мыслями.
Журналист продал нас с потрохами. Теперь он герой, а мы негодяи. Вывел спасателей на чистую воду. Куда уходят деньги налогоплательщиков? В какую сторону смотрит общественность? Представляю, что сейчас твориться у Директора. Кабинет министров в полном составе…. Но ничего! Мы еще поборемся. Еще не все потеряно. Экипаж спецмашины за номером тринадцать выкручивался и не из таких ситуаций!
– Милашка! Экстренное торможение!
Экстренное торможение спецмашины не предусматривает уведомление членов команды об экстренном торможении. Кто как подготовился, тот так и принимает. Лично я, перед тем как отдавать подобные команды, всегда крепко пристегиваюсь, надеваю специальный, укрепленный связь-шлем, да еще ногами упираюсь в приборную доску. Здоровье человеку дается лишь раз, и беречь его надо невзирая ни на какие обстоятельства.