Сознание послушно дергается куда-то в сторону, но ощущение твердой руки, ведущей тебя, как в детстве, возвращает все на круги своя.
В этот раз он тоже может разобрать не так уж много: четверо нападавших, неясные очертания фигур в темноте. Офицер Арн не пьян, он даже успевает обнажить меч, но его сбивают с ног. Схватка не занимает и пяти минут, ее исход - предрешен…
Вздрагивая от ярости, Себастьян смотрит как наемные убийцы обыскивают его бесчувственное тело, разве что не раздев донага, и переговариваются, что делать с телом, и что можно было управится и вдвоем… Они забрасывают свою жертву в подобие тачки, прикрыв мешковиной, и один из убийц удаляется в сторону моря, упоминая какого-то Кузнечика.
Сделав дело, убийцы не торопятся докладывать об исполнении, и время мелькает перед мысленным взглядом как поспешно перелистываемые страницы. Себастьян чувствует рядом с собой присутствие другой грозной и могучей воли, и мимолетно удивляется - что ее обладатель забыл в трущобной больнице.
Только под утро убийцы возвращаются в свое логово. Себастьян знает это "заведение", оно к тому же не далеко отсюда. Все четверо проходят в отдельный кабинет, запирая за собой дверь, но для разума нет преград. Себастьяна трясет от бешенства, когда он смотрит как респектабельного вида человек со следами оспы на лице облапывает его меч - именной, со знаком и именем его рода: это еще более унизительно, чем предшествующий обыск его тела. Меч со скромной отделкой, но сталь превосходного качества, - годится, одобряет бригадир.
Следом к нему в руки попадает заляпанный кровью, пробитый эполет: Себастьян содрогается, внезапно понимая, что в качестве доказательства могли потребовать и нечто по существеннее - руку например, если не голову.
Молодой человек слушает, как бригадир уточняет детали. Даже гнева нет, только боль - его пока неведомому недругу, мало его смерти. Нужно исчезновение, что бы его сочли дезертиром, неверным возлюбленным, недостойным сыном. Беспутным ветреником, позором семьи…
Исполнившая задание четверка остается в общей зале, а бригадир тем временем вкладывает эполет в плотный конверт, основательно запечатывает и, прежде чем вручить мальчишке-посыльному надписывает имя адресата.
Сквозь стиснутые зубы Себастьяна Арна вырывается стон.
- Вы видели, - с грустью произносит доктор Фейт, отнимая руки, - Мне очень жаль.
- Да, - кивает молодой человек, глядя на безразличные к заботам ютящихся около них людишек волны.
Нелегко сознавать, что тебя пытался убить родной брат.
Себастьян дернулся от жгущего ощущения на лице, схватившись за след пореза на подбородке, оставшийся после той ночи.
- У вашего… недоброжелателя, еще сутки будет точно такая же метка, - господин Фейт отвернулся, - Это засвидетельствует любой маг.
- Спасибо, - Себастьян поднялся пошатываясь.
Сейчас ему было тяжело видеть таинственного врача, как бы тот ему не помог, и доктор Фейт его не провожал.
* * *
Доктор Фейт работал над книгой допоздна. Это был не то, что он искал, но тоже весьма познавательно и могло пригодиться. Само же сказание "О Тенях и Тьме" смотритель должен был передать ему как раз сегодня, - имя семьи Арн и влияние господина Карвера и впрямь оказались магическими ключами, открывающими любые двери. Не понадобились даже деньги, что было очень кстати, поскольку в средствах господин Фейт был весьма и весьма ограничен.
Перед тем, как выйти из дома на назначенную ему встречу, он заглянул к своему подопечному. Дамир как всегда спал беспокойно, кроме того в окно засекал дождь.
Осмотревшись и так и не придумав, чем можно отзанавесить или загородить его, мастер Фейт осторожно поднял мальчика, относя его к себе.
Дамир не проснулся, только вздрогнул во сне, скрипнув зубами. То, что это не тень Башни, а обычный дурной сон, Фейт был уверен, но не выдержал: на этот раз он старался действовать постепенно.
Однако результат получился еще хуже: как только господин Фейт дотронулся до него, Дамир вскинулся, забился, отшатываясь в угол. В расширенных, потемневших почти до черноты глазах плескалась настоящая паника.
- Дамир, - позвал доктор Фейт, будучи уверенным, что парнишка просто еще не совсем отошел от неприятного сна, но устремленная на него синь уже совсем прояснилась, и страха в ней не убавилось.
Мальчишку всего колотило, он уставился на своего покровителя таким взглядом, как не смотрел даже в первые дни.
- Да что с тобой? - Фейт был уже не на шутку встревожен.
Он протянул руку, и Дамир диким прыжком попытался соскочить с постели, а когда мастер Фейт перехватил его, начал сопротивляться, как будто его собирались убить.
Ему удалось вырваться от неожидавшего настолько яростного отпора Фейта, и мальчишка метнулся к полке, выхватывая нож.
- Дамир, успокойся. Скажи, что с тобой, - ровным голосом обратился к нему врач, не делая больше ни одного движения.
Паренек продолжал отступать, выставив перед собой нож, пока не уперся в стену.
Если бы Дамир мог внятно соображать, он бы наверное объяснил, какой вывод сделал, проснувшись от прикосновений мужчины в чужой постели. Причина внимания к его более чем скромной персоне показалась очевидной: подобрал, обласкал, из благодарности спасенный не откажет, а деться ему некуда, - на все согласится. Но рассуждать - ни здраво, ни вообще никак - Дамир не мог, он был в самом настоящем шоке, и надо было его как-то выводить из этого состояния…
- Не смейте! Не смейте меня трогать! Я не хочу! Я не буду! Не буду…
Господин Фейт смотрел в потерянные затравленные глаза с мгновение, прежде чем отвернуться, но оно показалось невероятно долгим оттого, что он там увидел.
Рассудку потребовалось время, чтобы осознать смысл истошных выкриков непомнящего себя мальчишки, от которого исходило все более явное ощущение клубящейся грозовой тучи, готовой вот-вот разразиться молнией.
- По-твоему, я на это способен? - негромко спросил Фейт.
Грозовая туча опрокидывается внутрь себя, синие глаза становятся воплощением катастрофы.
Дамир содрогнулся, у него начали дрожать губы, а нож в руке вдруг изменил направление. Движение господина Фейта было настолько стремительным, что лезвие не успело даже оцарапать кожу. Он вырвал нож из ослабевшей руки и отбросил подальше, прижимая к себе Дамира.
- Кто же тебя так напугал, парень…
Мальчик всхлипнул и обмяк, исступленно разрыдавшись: ничего страшнее этого Фейт еще не видел: Дамир плакал без слез, заходясь беззвучным криком, и ничего не оставалось, только сжимать бьющееся в припадке тело, вливая в него свои силы.
Ни времени, ни возможности ставить даже простейший барьер, который был не столько охранным, сколько еще заглушал и рассеивал чары, - не оставалось. Но если уж он сделал нечто подобное для совершенно чужого человека, то сейчас и вовсе нет смысла рассуждать: мастер Фейт вломился в расстроенное помутненное сознание…
…Его кошмар - дождь из режущего крошева и сточная канава, в которую он уполз, обнаружив себя живым. А раньше…
Сначала восхищение: Дамир никогда не видел такой роскоши, столько шелка сразу, столбики кровати украшают резные фигурки, вместо стекла - цветочный витраж. Он никогда не ел так сытно и вкусно.
Однако окружающее его великолепие все больше усиливает смутную тревогу, да и в сказки Дамир давно не верит - чего ради его забрали сюда из приюта? И куда - сюда…
Куда - на свое несчастье, он понял, когда уже было поздно.
- Какие глазки, чистый сапфир!
- А губки… просто предназначены, что бы вставить в этот сладкий ротик! - последовавшая за непристойностью попытка не удалась, но сразу прояснила всю картину.
…Вездесущие руки, забирающиеся в самые заповедные уголки, по-хозяйски шарящие по беспомощному телу, похожему больше на тряпичную куклу - как же он не заметил, что его чем-то опоили! Рвется из глубины - оттолкнуть, отбросить, - но сознание рассыпается прелой ниткой… И все же он продолжает воспринимать происходящее.
Ужас. Омерзение. Отчаяние.
Он не кричит и не плачет: это не с ним… конечно, не с ним!
Боль - утверждает обратное.
Бесполезно просить о пощаде и помочь некому… Дамир лишь еле слышно всхлипывает, сквозь стиснутые до хруста зубы.
Хуже всего понимание, что это только начало, что его не отпустят, а у этих достаточно опыта, что бы сломить любого… Разве у него есть выход: покориться сразу или дождаться пока его сломают, растопчут окончательно, превратив даже не в раба, а просто вещь для удовлетворения извращенной похоти?
Когда его ненадолго оставляют в покое, Дамир запредельным усилием сползает с пышной постели и добирается до окна, что бы не прыгнуть: упасть - сквозь изысканный цветочный витраж…
"Я не хочу этого знать! Не хочу видеть!
Надо!"
Боль в виске была ослепляющей в прямом смысле. Ладанка на груди налилась тяжестью, и казалась мельничным жерновом на шее утопленника. Она отзывалась еще более интенсивной, тянущей, ноющей болью в сердце, от которой было трудно дышать.
Хотелось сейчас же бросится в славный город Винтру и пустить скотов на кровавые ошметки… Что бы не осталось камня на камне не только от притона, но и от самого города, в котором возможно такое!
Вместо этого, господин Фейт, тянул парнишку обратно, и когда из-под загнутых длинных ресниц потекли настоящие живые слезы, понял что победил.
- Поплачь, это правильно… Твое счастье, мальчик, что ты еще умеешь плакать…
Ты сильный. Ты боролся и победил. Ты выжил. А остальное - всего лишь призраки…
Мы с ними справимся, - он чувствовал себя опустошенным едва ли не больше, чем несчастный мальчишка.
Не до книги было, - остаток ночи доктор Фейт отпаивал парнишку успокаивающими настойками. Дамира трясло, он дергался и цеплялся за снова спасшие его руки: где его такого оставишь. Только когда раздался немного охрипший, непривычно робкий голос, Фейт вернулся к реальности, и расцепил свою хватку.
- Мастер, вы просидели так всю ночь! - Дамир потрясенно заглядывал ему в лицо.
- Надо же, светает… - слегка смутился господин Фейт, - задумался.
Этой ночью он сам едва не шагнул за запретную грань. Сила Башни в ненависти, и только иссушенное ненавистью сердце - ключ к ней, а боль, горечь, вина - ростки, которые дают богатые всходы.
- Мастер… - Дамир сел, отводя глаза.
- Не надо. Все прошло. И ты не один теперь.
- Спасибо вам… - Дамир проглотил застрявший в горле комок.
Да, мальчик, когда живое отходит ото льда, это всегда с криком, всегда с кровью.
Говорят, собачья преданность. Действительно, собаки верные существа. Превзойти их трудно, но можно.
Больше всего на свете Дамир мечтал умереть за этого человека. Положить к его ногам весь мир и себя в придачу. Скажи мастер Фейт, что все-таки решил проводить на нем какие-нибудь особо мучительные опыты, он только поцеловал бы ему руки. А может и ноги. Он переживал оттого, что не знает как и скорее всего не способен быть ему полезным.
Господин Фейт смотрел на него с затаенным восхищением и улыбался про себя: каким чудом Дамиру удалось не превратить свою душу в выгребную яму, ведь за свою короткую жизнь парнишка вдосталь наглотался всякой мерзости. Не сердце - сплошные раны… Однако, сломить его не так-то легко! Нет, он просто не имеет права дать загубить такое сокровище, как этот мальчик со стальным стержнем внутри. Вот он, смысл. Вот она цель - несравнимо более достойная, чем самая праведная месть: сделать так, что бы Дамиру никогда не пришлось скрываться, что бы он никогда не был гонимым, что бы никогда больше тень Башни не смогла бы до него дотянуться, а Светлые соответственно потеряли интерес. К нему и к другим таким же, виновным только в том, что они родились под определенной звездой.
Он дал себе клятву, что этот Агон будет последним, но кажется, впервые осознал насколько она важна, что это не может быть просто прихотью, обусловленной личными обидами.
Только что же ему делать? Господин Фейт передал свои извинения смотрителю и получил ответные, в связи с тем, что тот не будет иметь возможности передать ему искомое в ближайшее время. Но рано или поздно, - Сказание "О Тенях и Тьме" окажется у него в руках. Он не сомневался, что нужные сведения будут там, и тогда можно будет завершить наконец задуманное. Затянувшийся Агон завершится, но новый не начнется уже никогда, потому что мир снова станет целым. В котором найдется место для всех.
Правда, вероятнее всего, для всех, кроме него самого. И как тогда быть с Дамиром, который сейчас, думая, что его никто не видит, пытается повторить один из выпадов примененный господином Фейтом тогда в лесу его же рапирой?
Фейт засмотрелся: несмотря на худобу, которая впрочем уже почти прошла, парнишка был хорошо сложен и физически развит, обещая стать отличным бойцом.
Мальчик заметил своего кумира и напрягся.
- Неплохо, - серьезно одобрил его мастер Фейт, - хотя и не совсем правильно.
Смотри: ногу так… эту руку сюда… расслабь запястье…
Потом он сбросил камзол и около часа показывал пришедшему в восторг мальчишке правильные приемы и позиции, пока у Дамира не начали отваливаться руки от усталости.
- Надо подобрать тебе что-нибудь более подходящее, - определил наставник, - Дерешься ты лучше, чем пишешь.
Дамир вспыхнул, но обожаемый мастер Фейт лишь как всегда улыбался кончиком губ.
- Только запомни, не все можно решить схваткой, даже дуэльной. И не всегда оружие вообще стоит доставать.
Дамир инстинктивно почувствовал, что в этих словах заключено гораздо больше, чем было сказано, и тихо ответил:
- Я запомню, мастер.
- А ведь меня в свое время тоже предупреждали… - господин Фейт все еще находился во власти каких-то своих давних переживаний.
- И? - вырвалось у Дамира.
- Разумеется, я поступил наоборот, - невесело усмехнулся мужчина.
Дамир даже дыхание затаил. Он не смел ни о чем спрашивать своего защитника и спасителя, хотя уже давно понял, что тот отнюдь не обычный врач.
- И ни чего хорошего из этого не вышло, - уже другим тоном, закончил Фейт, - Так что будь умнее, учись на чужих ошибках. Я тебе обязательно расскажу, но попозже…
- Да, мастер, - благоговейно отозвался Дамир, передавая ему рапиру.
В этот момент взгляд его упал на ладанку в распахнутом вороте рубашки: обычный кожаный футлярчик, в котором могут носить все, что угодно - от локона возлюбленной, записки, или горсти родной земли, - но Дамира словно плетью по глазам хлестнули.
Он охнул и покачнулся, мастер Фейт успел его поддержать.
- Ч-что это? - стуча зубами, выдавил Дамир, когда тот уже в доме усадил его в кресло и стал разводить огонь.
- Талисман, - рука, ворошившая угли немного задержалась.
Дамир впервые обратил внимание на безобразный застарелый шрам на предплечье. И на отметины, наводившие на определенные мысли.
Господин Фейт повернулся к нему: рано! Еще рано, но… Парнишка сидел такой сосредоточенный, серьезный, лишь губы сжаты. Или это он уже его привычку перенял?..
- Ты его почувствовал, потому что в тебе тоже есть…
- Что?
- Магия, волшебство. Сила есть в тебе, и ты можешь черпать ее из окружающего мира.
Дамир ошарашено потряс головой:
- А… э… а почему я ее не ощущаю?
- Своего сердца ты тоже не слышишь. И потом, эти твои способности развиты еще меньше, чем грамотность, - улыбнулся мастер Фейт.
Дамир медленно переваривал свалившееся на него известие.
- То есть… я могу стать магом? - ему не верилось в то, что он обладает какими-то магическими талантами, но в искренности своего опекуна сомневаться не приходилось: доктор Фейт либо не говорил ничего, либо говорил правду.
- Можешь.
- А я смогу лечить? Как вы, - вдруг выпалил мальчишка, и синие глаза загорелись.
- Как я - сможешь, - у господина Фейта немного отлегло от сердца, - А вот исцелять - нет. Ни одному черному это не дано.
- Э… о… Так я - черный? - эта новость похоже удивила Дамира еще больше предыдущей, - Но я не хочу с мертвяками возиться и привидений вызывать!
- Не хочешь - не надо, - Фейт уже с трудом подавлял смех, - Вот уж это тебя делать никто не заставит! Пожалуй, первое, чему тебе стоит научиться, это делать так, что бы тебя не чувствовали. До сих пор ты для любого - начиная от эльфа, заканчивая самой жалкой ведьмой - светишься с другого конца улицы.
Доктор Фейт был очень рад, что Дамир не спросил и не задумался, зачем ему умение прятать Силу: эти аспекты взаимоотношений между магами противоположных цветов объяснять было совсем преждевременно.