Хотя Дафан услышал свист пули, пролетевшей поблизости, он видел, что грузовики, съехавшие с дороги, слишком сильно трясет на неровной местности, чтобы с них можно было хорошо прицелиться. Он подумал, что при некотором везении и при том, что чем дальше от дороги, тем более неровной будет земля, его уверенно скачущий конь сможет унести его за пределы дальности их огня, прежде чем в него попадут.
К сожалению, его уверенно скачущий конь, казалось, так не считал. Пока лошадь Абдалкури на полном скаку мчалась к горизонту, направляя туда, где должна была находиться свита зверолюдей Гавалона, скакун Дафана развернулся и бросился перпендикулярно дороге, подставив свой бок стрелкам на обоих грузовиках.
Грузовики были уже достаточно близко, чтобы Дафан почувствовал радость стрелков, увидевших такую цель, и понял, что им даже не нужно попадать именно в него, чтобы убить. Если они убьют рогатую лошадь на скаку, падение с нее искалечит Дафана, если не убьет сразу.
Обе большие пушки открыли огонь по тому, что казалось их наводчикам легкой мишенью.
Но они ошибались.
Дафан ощутил ударную волну, когда снаряды пролетели мимо, но они упали на землю и взорвались более чем в сотне ярдов от него. Солдаты продолжали стрелять из винтовок, но Дафан, оглушенный разрывами, даже не слышал свиста пуль. Внезапно он понял, о чем говорил ему Абдалкури, и почему яркая расцветка лошадей - не говоря уже о костюмах колдунов - была такой заметной на любом фоне.
Должно быть, эти чары - разновидность иллюзии. Предполагалось, что лошади и их всадники будут привлекать вражеский огонь - но их очевидное положение было обманчиво. Выстрелы, нацеленные в них, всегда шли мимо.
Или, если не всегда, то по большей части.
Как только Дафан понял действие этого колдовства, лошадь снова изменила тактику. Она повернулась и на этот раз бросилась прямо к одному из грузовиков, словно сама пыталась его перехватить.
Так как они сближались под углом, не было угрозы, что лошадь столкнется с грузовиком, но расстояние между ними быстро сокращалось, и стрелков в грузовиках охватил еще больший азарт. Большие пушки резко развернулись, солдаты, вооруженные винтовками, продолжали стрелять.
Дафан не знал, что делать, кроме как пригнуться как можно ниже в седле. Он прижался лицом к гриве лошади, опустив руки, чтобы схватиться за ее шею. Его правая рука все еще сжимала поводья, но лошадь их не слушалась. Он инстинктивно закрыл глаза, не имея ни малейшего представления о том, что должно случиться - и когда необычно массивные копыта лошади вдруг перестали стучать по земле, Дафан на мгновение подумал, что в него попала пуля, и все его чувства отключились.
Потом он понял, что все еще жив и даже не ранен, и что его скакун совершил невероятный прыжок. Лошадь перескочила через мчащийся грузовик с такой легкостью, словно это был обычный деревянный забор.
Удар о землю сильно встряхнул его, но Дафан не упал, и радость от того, что он еще жив более чем компенсировала пережитый шок. Эта радость стала еще больше, когда передние колеса грузовика, через который он перепрыгнул, въехали в сточную канаву, и машина резко остановилась.
По крайней мере, грузовик просто остановился бы, если бы канава не была такой широкой и глубокой, и если бы тяжелая пушка не была смещена так далеко к задней части кузова. Соединение скорости грузовика, стремительности падения и неравномерной нагрузки привело к тому, что инерция оторвала задние колеса от земли, и машина перевернулась.
Тяжелый вес машины замедлил опрокидывание, но не мог остановить его. Как только радиатор грузовика уткнулся в землю, тяжелая кормовая часть оказалась в вертикальном положении, и машина начала опрокидываться кверху днищем.
Солдаты в кузове пытались выпрыгнуть. Выпрыгнуть было достаточно легко, но удачно приземлиться - совсем другое дело. Они кувыркались в воздухе, дико размахивая конечностями, и четверо из пяти упали явно неудачно.
Пятый спрыгнул хорошо, и, возможно, даже не был ранен, но задний борт кузова падающего грузовика обрушился на его голову, убив мгновенно.
Второй грузовик, съехавший с дороги, тоже попал в аварию, хотя и не настолько фатальную. Его водитель, предупрежденный об опасности, успел крутануть руль в сторону, когда подъезжал к канаве. Одно из передних колес избежало попадания в канаву, но одного колеса было недостаточно, чтобы удержать грузовик. Если бы водитель заметил опасность на секунду раньше, он, вероятно, смог бы избежать канавы - но левое переднее колесо уже съехало за ее край. Вскоре туда занесло и левое заднее колесо. Этот грузовик не опрокинулся как первый, но накренился и застрял, неспособный более двигаться ни в каком направлении.
Все оружие на борту второго грузовика продолжало стрелять по яркому коню Дафана, но рогатая лошадь была слишком обманчивой целью. Еще два снаряда выбили огромные воронки в разоренных полях, но Дафан чудесным образом оставался невредим.
Секунду или две лошадь мчала Дафана обратно к дороге, где было больше всего солдат противника - но это дало ему возможность увидеть, как разворачивается другой бой, далеко не столь неравный, как тот, в который был вовлечен он.
Чтобы атаковать ферму, грузовики развернулись строем фронта, и имперские солдаты, высадившись из них, направились к дому, где ждали атаки Гавалон, Гицилла и Малдайак. Это было опрометчиво - но откуда могли солдаты знать, что растения, в таком странном изобилии разросшиеся вокруг дома, достигли столь необычной величины лишь за несколько часов?
Эти растения теперь были настоящими гигантами, и они тоже сопротивлялись захватчикам. На секунду Дафан даже подумал, что они остановят атакующих и убьют многих из них, но это были всего лишь растения. Они замедлили атаку, но, как видел Дафан, они не смогут задержать солдат надолго.
У некоторых солдат были огнеметы, вроде того, который сжег лес, и они немедленно пустили их в ход. Растения, казалось, пожирали огонь, и он нравился им на вкус, но огонь продолжался, и вскоре наоборот, начал пожирать их. У других солдат были не только ружья, но и клинки - клинки достаточно острые, чтобы срубить голову человека - и они справлялись с растениями еще лучше, чем огнеметы.
Раненые растения, казалось, с еще большей яростью обвивались вокруг солдат, словно пытаясь раздавить и задушить их. Но когда их стебли отрубали от корней, они теряли большую часть своей силы.
"Но мы побеждаем!", упорно думал Дафан, когда его лошадь снова поскакала в другом направлении. "Мы сдерживаем их!"
Увы, это было не так просто. В кузовах грузовиков у больших пушек все еще оставались артиллеристы, и они открыли огонь по ферме.
Гром орудийных выстрелов сразу же смешался с грохотом рушившейся каменной кладки и треском раскалывающихся деревянных балок, но оглушенному Дафану эти звуки казались очень далекими и какими-то странными.
Не только эти артиллеристы были способны стрелять. Грузовик, съехавший левым бортом в канаву, застрял, накренившись, но не настолько, чтобы невозможно было навести большую пушку, и у солдат в его кузове были винтовки. Они продолжали стрелять по чудесному коню Дафана, хотя шум их выстрелов казался Дафану таким слабым, что было даже странно.
Увы, это не защищало от вреда, который могли причинить выстрелы.
Они все еще плохо целились, но за долю секунды до того, как случилось страшное, Дафан осознал, что если прицельные выстрелы точно пройдут мимо, то неприцельные все же имеют шанс попасть. Потом вдруг наступил странный момент, когда Дафану показалось, что он слышит еще какой-то звук, выделяющийся даже на фоне грохоты стрельбы - и куда более страшный - но он не успел даже задуматься, что это может быть, и, возможно, что это не просто очередная иллюзия.
В его коня попали, и Дафан больше не мог думать ни о чем другом.
Если бы лошадь была ранена в плечо или в голову, она бы упала сразу, и Дафан, кувыркаясь, полетел бы на землю, как те солдаты из перевернувшегося грузовика. Хотя рана, нанесенная животному, была не менее смертельной, попадание пришлось ближе к ее хвосту, похожему на крысиный. Вместо того чтобы перекувырнуться, лошадь словно поскользнулась, ее задние ноги были парализованы, тогда как передние упорно, но тщетно, пытались поднять ее тело с земли.
Внезапная остановка была для Дафана очень резкой, и падение лошади - весьма болезненным, но даже изо всех сил пытаясь не быть подброшенным в воздух, он понимал, что удача все еще на его стороне. Он мог спрыгнуть и откатиться в сторону, и если он только сможет контролировать падение достаточно удачно, чтобы избежать переломов, он будет способен продолжать сражаться - сражаться было ключевым словом, хотя сейчас он был лишен защиты какой-либо магии.
Он спрыгнул и перекатился.
Земля оказалась лучше, чем могла бы быть: твердая, но не слишком. И его мускулы, и его нервы были сотрясены падением, но в конце концов Дафан оказался на земле, лежа на боку и не сломав ни одной конечности. Он даже не запыхался, и сохранил достаточную ясность ума, чтобы оглядеться и посмотреть, где он оказался, и где были враги, прежде чем пытаться встать.
Возможно, умная лошадь намеренно направлялась сюда, а возможно, это была лишь случайность, но Дафан к своей радости обнаружил, что оказался немногим более чем в десяти ярдах от перевернувшегося грузовика, и что корпус машины теперь защищает его от выстрелов.
Менее чем в дюжине футов от него был вооруженный солдат: живой солдат, который смотрел на Дафана и пытался поднять винтовку, чтобы прицелиться. Но у него была сломана рука и нога после неудачного падения, и он не мог поднять оружие одной рукой, как ни пытался.
Дафан бросился вперед и выхватил винтовку из руки солдата - и ударил прикладом его по голове.
"Это за Хойюма!", подумал он.
Мозг Дафана сам произвел расчеты, по которым ему предстояло отомстить еще за сто тридцать жителей деревни, но боль в его сердце не хотела знать никаких расчетов. Его мать, вероятно, уже была в числе убитых, и он знал, что эти солдаты отняли у него все, что он знал и любил. Даже Гицилла была потеряна для него - теперь она принадлежала Нимиану - и боль в его сердце говорила ему, что он абсолютно одинок.
Это боль в его сердце, а не расчеты в мозгу, заставила его развернуть винтовку и броситься в канаву, выглядывая из-за перевернутого грузовика в поисках целей.
Второй грузовик находился менее чем в тридцати ярдах, и он был полон целей.
Дафан даже не вспомнил, что он никогда в жизни не стрелял из винтовки и просто не знает, как это делается. Не остановился он и тогда, когда ощутил, как отдача от первого выстрела ударила в его плечо, еще более болезненно, чем удар от падения с лошади.
Он почувствовал, как ружье выстрелило, но не услышал звук выстрела.
Он стрелял снова и снова - и когда кончились патроны, он заполз за перевернутый грузовик, намереваясь найти новую винтовку, если не догадается, как перезарядить эту.
Он нашел новую винтовку и, находясь в укрытии за грузовиком, продолжил стрелять.
Солдаты с второго грузовика поднялись в атаку, решив, что у него кончились боеприпасы, но они атаковали не в том направлении. Дафан подстрелил двоих, прежде чем они поняли свою ошибку.
Потом появились зверолюди.
Отставшая свита Гавалона бросилась в атаку по полю, как стадо быков, с ревом таким громким, что Дафан и не думал, что такое возможно - достаточно громким, чтобы пробиться сквозь его глухоту, чего не могли даже выстрелы. Хотя рев зверолюдей в ушах Дафана звучал приглушенно, он все равно был ужасным, не человеческим и не звериным, а тем и другим одновременно - всем одновременно, сливаясь в вой такой пронзительной силы, что, казалось, он мог рвать на части.
Дафан тоже взвыл.
Хотя его крик ярости и триумфа был слабым по сравнению с воем зверолюдей, и неслышным даже для него, он тоже добавил свою силу к общему шуму.
Дафан ощутил себя одним целым со зверолюдьми, разделяя их мощь и решимость.
Он выскочил на открытое пространство, чтобы присоединиться к общему бою, теперь выбирая цели с осторожностью, иначе он мог подстрелить союзника вместо врага.
Он был уверен, что убил как минимум еще одного противника, прежде чем в него самого попали - и когда он упал, чувствуя, как поток горячей крови льется, словно водопад, по его лбу, заливая глаза, то не ощутил ничего кроме изумления: ни боли, ни скорби, ни сожаления.
"Почему?" думал он, пока чувства постепенно покидали его, "Ведь я думал, что я непобедим! В самом деле!"
Глава 18
КОГДА Гицилла увидела, как грузовики разделились на две группы - две машины начали преследовать Дафана и раба-колдуна, а остальные четыре продолжали двигаться к ферме - ее первой мыслью был всплеск надежды, что скакун Дафана сможет вынести его за пределы дальности выстрелов. Она не сомневалась, что Гавалон способен защитить себя и всех, кто остался с ним, хотя на первый взгляд, у колдуна не было никакого оружия, способного справиться с надвигающейся угрозой.
Даже сам Гавалон показался ей на секунду слегка испуганным - пока она не поняла, что на самом деле он сильно раздражен.
- Я надеялся сохранить рог для настоящего боя, - сказал он Малдайаку, - но взрыв, достаточный, чтобы покончить с этими глупцами, не должен слишком истощить его энергию. Защити уши - как бы хорошо ни нацелил я оружие, на таком расстоянии обязательно будет утечка. Ты должна поступить так же, дитя, независимо от того, насколько Сатораэль усилил тебя. Твои уши выросли, но их все равно лучше защитить чем-то магическим. Дай ей лоскут с твоей куртки, Малдайак.
Гавалон, казалось, не спешил, говоря все это, но Малдайак проявил очевидную поспешность, оторвав полоски ярко-желтой ткани со своей разукрашенной куртки и несколько неохотно передав две из них Гицилле, прежде чем заткнуть уши самому.
Гицилла поступила так же, а Гавалон взял рог, висевший на его поясе справа, с другой стороны от тяжелого меча.
Гицилла слышала, что рога локсодонтов иногда используются для подачи звуковых сигналов, когда затруднительно использовать сигнальные костры, но единственные духовые инструменты, которые она знала, были сделаны из маленьких рогов газелей и звучали нежно и мелодично. Рог Гавалона с виду был не очень большим, и не таким изогнутым, как рог старого барана, но он был затейливо разукрашен вырезанными узорами и эмалью красного, желтого и синего цветов.
Когда грузовики остановились и солдаты, высадившись из них, бросились в атаку, в окна дома начали влетать пули, заставив Гициллу и Малдайака пригнуться. Но почти сразу же огонь стал беспорядочным.
Выглянув в окно, Гицилла увидела, что местные растения, окружавшие ферму в таких количествах, оказались не таким легким препятствием, как думали солдаты. Лишь немногие растения успели вырасти до высоты человека, но большинство было высотой по пояс, а еще больше было ползучих растений длиной шесть-восемь футов, вьющихся по земле. Как только солдаты зашли за остатки изгороди того, что когда-то было огородом фермера, они оказались атакованы.
Когда пурпурные и розовые стебли и лианы начали вцепляться в ноги атакующих солдат, тем пришлось отбиваться. Четверо солдат, которые несли огнеметы - вероятно, для того, чтобы залить огнем комнаты дома и заставить его обитателей выскочить наружу - немедленно привели свое оружие в действие, но им пришлось быть предельно осторожными, чтобы не сжечь себя или своих товарищей. Противник был в непосредственной близости, и бой шел на слишком ближней дистанции, чтобы применять огнесмесь без особой осторожности.
Секунду или две растения, казалось, сами поглощали пламя, словно горящая жидкость была питательным удобрением - и когда растения все же начали гореть, больше всего пострадали те, что не были активно вовлечены в бой.
Солдатам с винтовками пришлось прекратить огонь и освободить руки, чтобы взяться за ножи. Извлеченные из ножен клинки, применяемые с явным мастерством, успешно рубили ветви и лианы - но отрубленные растения продолжали вцепляться в своих жертв, извиваясь и сжимаясь изо всех сил.
Но без опоры отрубленные ветви, увы, мало что могли, хотя те, у которых были шипы, врезались достаточно глубоко, чтобы вонзиться в кожу под формой, а некоторые другие растения выделяли едкий сок. Трое или четверо атакующих взвыли от боли - но никто из них не упал, а в их крике звучало ярости не меньше, чем страдания.
Видя, что у солдат возникли такие трудности при попытке подойти к дому, Гицилла осмелела достаточно, чтобы поднять голову, но пожалела о своей поспешности, когда открыли огонь большие пушки в кузовах грузовиков.
Наводчики целились высоко, чтобы не попасть в своих, поэтому не было опасности прямого попадания, но снаряды пробивали зияющие дыры в каменных стенах и раскалывали балки, поддерживавшие крышу. Дом был построен прочно, но все же не был рассчитан на то, чтобы противостоять такой разрушительной силе. Потолок сразу же начал рушиться, и на плечи Гициллы посыпались обломки.
Она присела, закрыв руками голову, чтобы защитить череп. Это было удачно, потому что из такого положения легче было закрыть руками уже заткнутые уши, когда Гавалон ответил на вражеский огонь.
Колдун всего лишь протрубил в рог - но этот рог был заряжен энергией, по-своему куда более мощной, чем вражеские пушки.
Гицилла не смогла бы описать звук, издаваемый рогом, в музыкальных терминах. Она не могла сказать, был он высоким или низким, больше похож на звук трубы или свирели. Если бы ей потребовалось описать, на что это похоже, она могла бы сравнить это только с болью, но даже тогда она не сказала бы определенно, на какую боль это похоже. Возможно, это лишь потому, что у нее просто еще не было достаточно опыта в испытании боли, но ей казалось, что эта боль куда чище, чем все, что могли бы причинить пылающий огонь, вонзившаяся стрела, жестокая головная боль или разрубающий кости клинок.
Имперские солдаты, вероятно, куда больше разбирались в боли, чем Гицилла, но она сомневалась, что и они смогли бы описать это лучше.
Хотя здание продолжало рушиться, Гицилла снова подняла голову, как только убедилась, что артиллеристы на грузовиках прекратили огонь. Она сразу же увидела, что попытка растений задержать атаку была вполне успешной, невзирая на неравенство сил. Ни один солдат не дошел до стены дома, и теперь, очевидно, уже не дойдет. Все солдаты, кроме двоих, ворвавшиеся на ферму, рухнули на землю - или, как минимум, на колени.
Большинство атакующих побросали свое оружие - и ножи, и винтовки - чтобы зажать руками уши, но эта предосторожность оказалась абсолютно тщетной. Нескольких солдат охватили страшные судороги, которые, казалось, вот-вот разорвут их на части. У других лилась пена изо рта, окрашиваясь красным от крови из прокушенных языков.
Стрелки на грузовиках пострадали не так сильно, а их водители еще меньше, благодаря защищавшим их кабинам - но двое солдат на самом дальнем из четырех грузовиков, казалось, остались последними, кто был способен на сознательные действия. Пока наводчик пытался восстановить равновесие, водитель грузовика дал задний ход и начал отъезжать подальше.
Гицилла почувствовала, что Гавалон схватил ее за руку - и своего раба-колдуна тоже - и толкнул их к окну.
- Наружу! Наружу! - закричал он.
Только сейчас Гицилла ощутила, что рог почти парализовал ее и Малдайака - и из-за этой внезапной слабости они оказались в очень опасном положении, потому что дом продолжал рушиться.