Вместе с другими девушками меня впрягли в плуг, и, обнаженные, понукаемые хозяйской плетью, мы, обливаясь потом, потащились по борозде. Склонившись вперед, медленно продвигались мы, зарываясь ногами в землю. Тяжелая сбруя впивалась в кожу. И вот потихоньку погрузился в землю огромный лемех, отваливая в сторону увесистые пласты почвы. Всего несколько ярдов - и, кажется, я сейчас лягу и умру. Кто заметит, если я буду тянуть не в полную силу? Вот тут-то впервые на мою спину и опустилась плетка. Не грозная плетка-пяти-хвостка, предназначенная для сурового наказания провинившихся рабынь, а легкий, в одну плеть, хлыстик, чуть больше мягкого кожаного - им лишь слегка подхлестывают впряженную в плуг скотину, чтоб пошевеливалась. Но спину мою он ужалил, точно ядовитая змея, точно винтовочный выстрел. Я и не представляла, что это так больно. Плеткой меня били впервые.
- А ну, Дина, тяни сильнее! - прикрикнул Турнус.
- Да, хозяин! - И я впряглась что было сил. Он не рассердился. Спина болела, точно огрели раскаленным прутом.
Ну и боль! Какова же тогда настоящая рабская плетка? А ведь под нее можно угодить за любую малость - даже и не поймешь, чем разгневала хозяина. А могут высечь и вовсе без причины - просто потому, что так хозяину угодно. Девушка, что некогда звалась Джуди Торнтон, впервые отведала плетки. Я горестно застонала. Теперь рабство виделось мне в новом свете. Что ж, буду неукоснительно выполнять все, что требуется.
Но не прошло и часа, как я рухнула без сознания в борозду.
Смутно помню, как сзади на шею легла рука Турнуса и голос Ремешка проговорил: "Не убивай ее, Турнус. Разве не видишь - она просто хорошенькая рабыня, ее дело - ублажать мужчин, а не тянуть в поле лямку".
- Мы и без нее все вспашем, - вступилась за меня Турнепс.
- Сколько раз пахали, - поддакнула Редис.
- Не ломай ей шею, хозяин, - взмолилась Верров Хвост. Турнус убрал руку.
Помню, он связал мне за спиной руки, крепко стянул лодыжки и оставил меня в поле. Я снова потеряла сознание. Вечером Турнус притащил меня в село на плече и швырнул среди свай своей хижины.
- В чем дело? - спросила Мелина.
- Больно хилая, - ответил Турнус.
- Я сама убью ее. - Из-под груботканой одежды она вытащила короткий нож. Я, нагая, связанная, приподнялась на локте у ног Мелины и с ужасом уставилась на нее. Держа нож наготове, она приближалась.
- Пожалуйста, не надо, госпожа! - зарыдала я.
- Иди в дом, женщина, - зло бросил Турнус.
- Тряпка ты, Турнус, - выпалила Мелина. Но нож убрала и выпрямилась. - Зря я за тобой пошла!
Он молча смотрел на нее.
- Могла бы стать спутницей предводителя касты целого округа, - шипела она. - А вместо этого я - подруга деревенского предводителя. Могла бы в округе первой быть. От тебя слинами воняет и твоими девками.
Надо же, тут рабыни стоят - и такие слова!
- Тряпка ты и дурак, Турнус! - не унималась она. - Презираю тебя!
- Иди в дом, женщина, - повторил он.
Сердито отвернувшись, Мелина стала карабкаться по лесенке в хижину. На последней ступеньке снова взглянула на него.
- Недолго тебе владычествовать в Табучьем Броде, Турнус! - И исчезла в хижине.
- Развяжите Дину, - приказал Турнус, - и отнесите в клетку.
- Да, хозяин, - ответили девушки.
- Бедняжка Дина, - проронил, глядя на меня, Турнус, когда с меня сняли веревки. - Никудышная ты скотинка. - И, ухмыльнувшись, пошел прочь.
Я с яростью вонзила мотыгу в землю. Конечно, скотина я никудышная! И не моя вина, что я не рабочая скотина, как многие деревенские девахи. Марла, Чанда, Донна, Бусинка - все они на моем месте оказались бы ничуть не лучше! Да и Лена или Этта не намного меня бы превзошли! Посмотрела бы я, как Марла тащит плуг! Ничего бы у нее не вышло! Я с яростью вонзила в землю мотыгу. Я здорова, жизнь во мне так и кипит, но я не сильная, не могучая. Ну что я могу сделать! Я маленькая, хрупкая, слабая. В этом нет моей вины. Может, я и красивая, но что проку в красоте, когда за твоей спиной плуг и хозяин поднял плетку? Турнус разочарован моей слабостью.
С бешенством ковыряла я землю мотыгой. Мне даже воду в поле тяжело таскать - моим ли плечам сражаться с огромным деревянным коромыслом и подвешенными к нему ведрами? Случалось, я падала, и вода проливалась. К тому же я медлительна. Иногда подруги-рабыни брали на себя то, что тяжелее из моей работы, а я делала за них что попроще. Но меня это удручало - им же тоже трудно. Хотелось делать свою работу самой. Просто я слаба - потому и не гожусь в крестьянские рабыни.
Временами, работая в поле, я вскипала от ненависти. Кли-тус Вителлиус! Вот кто бросил меня здесь, в деревне! Покорил, заставил полюбить себя всем сердцем, каждой клеточкой тела, а потом шутки ради подарил крестьянину. Знал ведь, что я за девушка - тонкая, чувствительная, хрупкая, красивая землянка, и все же, забавляясь, обрек на тяжкое, горькое деревенское рабство, подарил Турнусу. Я обрушила мотыгу на сул. Ненавижу! Ненавижу Клитуса Вителлиуса!
Снова*я взглянула на дорогу. Тележка бродячего торговца Тупа Шварешечника теперь едва виднелась на пыльном проселке: Он брел к тракту - широкой, мощенной булыжником дороге, ведущей в Ар.
Хотя сестры-рабыни были ко мне добры, кроме них, в деревне на меня почти никто не обращал внимания.
Слабая, хрупкая, для крестьянской работы я не гожусь.
Ненавижу крестьян! Ну и идиоты! Не могли найти лучшего применения красавице рабыне, как запрячь ее в плуг!
- Деревня не для тебя, Дина, - сказал мне как-то Турнус. - Ты городская рабыня. Твое место у ног мужчины, в его покоях, в цепях и ошейнике. Тебе бы ластиться к нему и довольно мурлыкать, как самка слина.
- Возможно, - ответила я.
- Я ластилась бы и мурлыкала у ног Турнуса, - призналась могучая Ремешок. Мы расхохотались. Но она не шутила. Странно: такая крепкая, мощная - и жаждет мужского владычества. Да нет, ведь и она тоже женщина!
На тяжелую работу сил у меня не хватало, и поэтому Турнус часто брал меня с собой к слинам - помогать ухаживать за животными. Кое-кого из них я уже знала. Но в общем-то их боялась, и они, чувствуя это, питали ко мне какую-то необычную для этих животных злобу.
- Ты что, совсем ни на что не годна? - набросился как-то на меня Турнус на площадке для дрессировки слинов. Я опасливо отступила подальше. Под палящим солнцем песок раскалился. Дождя не было уже несколько дней. Са-тарне грозила засуха.
- Ни на что не годна! - Турнус раздраженно тряхнул меня за плечи.
Я вздрогнула под его руками.
- Что такое? - спросил он.
Я стыдливо отвела глаза:
- Прости меня, хозяин. Но уже столько дней меня не касался мужчина. А я - рабыня.
- А, - понимающе протянул он.
Я подняла глаза. Взглянула ему в лицо. Просто великан!
- Может быть, хозяин соблаговолит переспать со своей рабыней?
- Рабыня просит овладеть ею? Взять ее, как берут рабынь?
- Да, хозяин! - вцепившись в него, теряя над собой власть, закричала я. - Да! Да!
Он опрокинул меня на песок, задрал тунику до груди. Я лежала у подножия клетки для рабынь. Он схватил меня, я дотянулась до решетки клетки и закричала, сжав решетку руками. Он обладал мною, а я билась в судорогах от наслаждения. Раз, увидев глядящую из-за бревенчатой стены Медину, я испуганно вскрикнула:
- Там Медина, хозяин!
Он рассмеялся:
- Я делаю со своими рабынями что хочу. Пусть смотрит, если нравится. Пусть у рабыни поучится, как себя вести.
Но Мелина, вне себя от злости, ушла. А я вновь отдалась ему, с благодарным стоном наслаждалась его ласками. Снизошел! Соизволил коснуться меня! Потом, позже, я, постанывая, встала на колени.
- Спасибо, хозяин, - целуя его ноги, проговорила я.
Он рассмеялся, поднял меня, взглянул мне в глаза, а потом, забавляясь, швырнул к своим ногам. Лежа на песке, я смотрела на него снизу вверх.
- Как я погляжу, Дина, - посмеиваясь, заключил он, - на что-то ты все же годна.
- Спасибо, хозяин, - робко ответила я.
День клонился к закату.
Тележка Тупа почти исчезла вдали, только пыль от ее колес еще неслась вслед.
Сегодня утром он оценивал, сколько я стою.
Сегодня утром я сделала открытие: я - шлюха. Но наверно, любая рабыня должна быть немного шлюхой, притом превосходной.
Он не спал со мной, но, когда он меня оценивал, я изо всех сил старалась ему понравиться.
Вот бы встретиться с ним еще!
А началось это так.
- Останься, Дина, - велела мне Мелина, подруга Турнуса. Остальные девушки пошли за водой. Ушел и Турнус - отправился в соседнюю деревню покупать птиц вуло. Вернется не скоро.
Мелину я боялась. Она - хозяйка. Хотела убить меня, когда у меня не хватило сил пахать. Видела меня в объятиях Турнуса. Однако в последнее время особенной враждебности ко мне не проявляла. Я думаю, для нее не секрет, что Турнус спит со всеми своими рабынями. Куда чаще меня в его объятиях оказывается Редис. Мелина наверняка это знает. Одну только Ремешок он насилует редко.
- Да, госпожа, - предчувствуя дурное, пролепетала я.
Мелина меня недолюбливает - это ясно. Но вряд ли ненавидит сильнее, чем остальных рабынь. Любимая рабыня Турнуса - не я, это всем известно. Он предпочитает женщин крупных, широкобедрых, грудастых - когда-то, до того как расплылась, растолстела, наверно, такой была и Меяина.
- Пойди-ка сюда, птичка, - стоя под хижиной, в тени между сваями, Мелина поманила меня пальцем. Я повиновалась. Она - свободная. Я - рабыня. Опустив голову, я почтительно встала перед ней на колени. '
- Сними тунику, Дина!
- Да, госпожа. - Стянув через голову коротенькую тунику, я осталась нагишом.
- Подойди к свае и встань на колени к ней лицом. Я так и сделала.
- Ближе. Колени по разные стороны сваи. Прислонись к ней животом.
- Да, госпожа.
- Нравится тебе наш поселок?
- О, да, госпожа!
- Протяни руки по обе стороны столба. Ладони вверх. Скрести запястья.
Я послушно выполнила приказ.
- Ты счастлива здесь?
- О, да, госпожа!
- Хотела бы ты уйти из нашего поселка?
- О нет, госпожа! - заверила я. А потом поспешно добавила: - Если только госпоже не будет так угодно.
Вытащив из складок одежды обрывок веревки, Мелина крепко связала мне запястья по ту сторону сваи.
- Хорошо держит? - спросила она меня.
- Да, госпожа.
Отступила на шаг, оглядела меня и скрылась в хижине. Вскоре вернулась с мотком веревки в руках. Привязала ее конец к моему веревочному ошейнику, отмотала примерно фут и закрепила привязь на столбе, на уровне моей шеи. Остаток веревки свисал со столба на землю.
Я не сводила с нее глаз.
- Ты красивая, - проговорила она. Привязанная веревкой за шею, встать я не могла.
- Очень красивая.
- Спасибо, госпожа.
Я - ее пленница. Голая, стою на коленях, крепко привязанная к столбу.
- В поселок, - сообщила она, - приехал торговец. Знаю. Туп Поварешечник. Редис мне рассказала. Я видела, как он пришел, волоча за собой ручную тележку с длинными ручками, на двух огромных колесах. Внутри тележки - множество полочек, ящичков, в них - всевозможные дешевые товары, а еще - колышки и петли, на которых подвешена всякая утварь, кастрюли, инструменты. По краям повозки - тоже ящички, в них тьма-тьмущая всякой всячины: нитки, ткани, ножницы, наперстки, пуговицы, заплаты, а еще - гребешки, сладости, травы, специи, соль в пакетиках, целебные снадобья. Чего только не было в этой удивительной тележке!
- Я приглашу его взглянуть на тебя, - сказала Мелина.
У меня екнуло сердце. Пока Турнуса нет в поселке, Мелина продаст меня!
- Уж постарайся ему понравиться, сучка, - предупредила она, - а то до конца дней твоих буду сечь!
- Постараюсь, госпожа! - обещала я. Еще как постараюсь! Когда еще выпадет возможность вырваться отсюда? Да я бы все на свете сделала, лишь бы избежать тягот деревенского рабства. Понравиться ему? Понравлюсь! Вот увидит - буду сама покорность, сама чувственность! Вдруг стало страшно. Что он за человек? Мужчины по-разному воспринимают женские уловки. Знать бы наверняка, чего ему хочется! Нет, не угадать. Безнадежно. Ну и шлюха же ты, сказала я себе. Подергала связанные руки. Откуда мне знать, какие женщины ему нравятся? Робкие, скромные - швырнул к своим ногам и изгаляйся? Или похотливые, что так и норовят пустить в ход язык? А может, дерзкие, непокорные, может, ему нравится их укрощать? А что, если он питает слабость к холодным, надменным, презрительным красавицам, что в мгновение ока превращаются в отчаянно корчащихся, жалобно стонущих от мужского прикосновения рабынь? Не знаю. Знаю одно: я должна показаться ему красивой, физически привлекательной. Тут Мелина все предусмотрела. Ума ей не занимать, да и практической сметки - тоже. Девушка красивее всего нагая, в ошейнике или на цепи. Вот она и поставила меня на колени, в позу покорности, и связала. И теперь я стою прижавшись животом к столбу, обхватив его руками, широко расставив колени. Взглянув на стоящую в такой позе женщину, мужчина не сможет, пусть подсознательно, не почувствовать ее открытости, уязвимости, не сможет не ощутить себя ее властелином, могучим и неотразимым. Все продумала, до мелочей: связанные ладони, руки, будто в объятиях охватившие столб, свисающая с шеи длинная веревка - связывай рабыне руки за спиной и веди ее, точно самку табука, куда душе угодно. Можно к тележке привязать - и босая, обнаженная, я побреду за ней, взметая дорожную пыль. Да, ума Мелине не занимать.
- Вот она! - раздался ее голос.
Испуганно вздрогнув, я вцепилась в столб. Помимо моей воли бессознательное это движение получилось на удивление грациозным. Да ведь, наверно, этого и добивалась Мелина, неожиданно гаркнув у меня над ухом! Показать мужчине во всей красе прелестную, испуганную, связанную рабыню. Я вздрогнула так естественно! А Мелине того и надо.
Как вести себя с ним? Не знаю. Что ж, буду просто рабыней в Богом забытой деревушке, связанной земной девушкой, чью привлекательность пришел оценить мужчина. А кто же я еще? Прекрасная варварка, совсем чужая, с далекой, не похожей на Гор планеты, ко встрече с этим миром совершенно не готовая. Может, горианским мужчинам интересно укрощать и приручать таких? Из землянок, рассказывала Этта, получаются превосходные рабыни. Наверно, так оно и есть.
- Как живешь, птенчик? - спросил торговец.
- Хорошо, хозяин, - ответила я.
- Варварка, - заключил он.
- О? - притворно удивилась Мелина. А ведь прекрасно знает, что я варварка!
- Открой рот, - приказал он.
Я открыла рот.
- Видишь? - Сунув пальцы мне в рот, он раскрыл его шире. - В последнем зубе, наверху слева - кусочек металла.
- Это врачи делают, - сказала Мелина.
- Ты из местности, что называют Землей?
- Да, хозяин.
- Вот видишь? - это он Мелине.
- Умная рабыня, - похвалила Мелина. Не высекли бы!
- Я Тупеллиус Миллиус Лактантиус из рода Лактантиусов, торговцев из Ара, - проговорил он, обращаясь ко мне. - Но настали тяжелые времена, и хоть мне и было тогда всего восемь, пришлось бродить с тележкой - долг, законы касты, гордость семьи и все такое прочее.
Я улыбнулась.
- Хорошая улыбка, - отметил он. - В здешних поселках меня называют Туп Поварешечник. А тебя как зовут?
- Ну, как она тебе? - вмешалась Мелина. Торговец оглядел меня:
- Для ошейника в самый раз.
Я сгорала от стыда. Любому горианину ясно - я рабыня. Вопрос лишь в цене да в том, кому мне принадлежать.
- Ну разве не хорошенькая? - настаивала Мелина.
- В городах, - ответил он, - таким несть числа. В одном Аре каждый год тысячи таких продают и покупают.
Я содрогнулась.
- Сколько дашь?
- В лучшем случае, - прикинул он, - медный тарск.
Я красивая рабыня, я знаю. Но вот того, что таких красоток на Горе тьма-тьмущая, и не подозревала. В этом мире рабыни-красавицы не в диковинку. И цена им невысока. Девушкам куда красивее меня нередко приходится довольствоваться долей кухарок в больших домах или в цепях и казенных туниках скрести по ночам полы общественных зданий.
- Так не хочешь брать? - недовольно пробурчала Мелина.
Он погладил мой бок. Я вцепилась в столб.
- А она ничего!
Внезапно, без предупреждения, он коснулся меня. Закрыв глаза, не в силах сдержаться, я вскрикнула, прижалась к столбу, судорожно обхватила его руками.
- Ага! - произнес он.
Я вздрогнула, не открывая глаз.
- Горячая, - причмокнул он. - Это хорошо. Очень хорошо.
- Очень горячая? - уточнила Мелина.
Снова эта рука! Снова, не в силах с собой совладать, я отчаянно вскрикнула.
- Очень, - рассмеялся он. - Спокойно, птенчик!
- Не надо, хозяин, пожалуйста! - взмолилась я. И тут же, вскрикнув, впилась в дерево ногтями, забилась на привязи.
- Перестань! - стонала я, - Перестань, прошу, хозяин!
Он убрал руки. Прислонившись в столбу, я дрожала от страха - а вдруг он опять начнет меня трогать? Он встал.
- Ну, очень горячая? - допытывалась Мелина.
- В шлюхи сгодится, пагу разносить.
- Прекрасно! - обрадовалась Мелина.
- Да, - добавил он, - и все же больше медного тарска дать не могу.
- Почему?
- Война, - вздохнул он, - набеги, города в упадке. Рыночные помосты просто ломятся от красоток, что раньше были свободными. И дают за них сущие гроши.
- И что, все такие же горячие, как эта?
- Да, многие. Поставь девушке на тело клеймо, посади ее на цепь, поучи немного - и через неделю она готова, горячее некуда, прямо рвется.
- Так скоро? - изумилась она.
- Да, - заверил Туп. - Возьми женщину - любую женщину, не обязательно землянку - эти-то просто созданы, чтоб быть рабынями, о них и говорить нечего, - нет, любую родом с Гора, свободную, высшей касты, будь она даже холодна как айсберг, надень на нее ошейник, вдолби ей, что она рабыня, - распалится как миленькая!
Мелина расхохоталась. Я залилась краской. Такую напраслину возводить на женщин Земли! Что ж они, не знают, что я землянка? Да нет, знают, конечно. Чешут языками и внимания не обращая на рабыню. Но все-таки - правда ли это? Может, никакой напраслины и нет?
- Надень на нее ошейник. - Он сомкнул руки у меня на горле.
Я напряглась. С его-то - горианина - силой ничего не стоит мне шею сломать - только захоти! Что я смогу сделать? Убрал ладони с горла, схватил меня за волосы. Оттянул мне голову назад.
- Вдолби ей, что она рабыня. - Запустив руки глубже в волосы, он все тянул голову назад.
Я вскрикнула. Больно! Но ровно настолько, чтоб дать понять, что он может со мной сделать, если захочет. Мужчина. Хозяин. Меня охватил невольный трепет. Убрал руки. Напрягшись всем телом, я стояла у столба. Его ладони поползли по моим бокам.
- И пожалуйста, - хмыкнул он, - распалится как миленькая! Прикоснулся - и я закричала, вгрызлась зубами в древесину, из глаз брызнули слезы.
- В шлюхи сгодится, пагу разносить, - повторила Мелина.
- Да, - кивнул Туп.
Женщины Земли просто созданы, чтоб быть рабынями? Я глотала слезы. Неужели это так? Неужели никакой напраслины?
Только бы больше не трогал!