Глава 14. ДВОЕ
- Паги, хозяин? - спросила я. Он отослал меня взмахом руки.
Позвякивая колокольчиками, я отвернулась и оглядела зал. А танцовщица неплоха. Скоро вечер, четвертый час. Девушка на посыпанной песком площадке чуть покачивает бедрами, повинуясь звукам флейты. Ступни составлены вместе, руки с перекрещенными запястьями и разведенными врозь ладонями подняты над головой. Движения едва различимы. И все же это танец. Кое-кто из мужчин смотрел на нее. Здесь, в "Ошейнике с бубенцом", танцовщиц пятеро. По-моему, все замечательные. Самая лучшая выйдет позже, ближе к ночи. В день выступают четверо, одна отдыхает. А я вот танцевать не умею. Пока у площадки всего один музыкант. Попозже подойдут другие. Главный у них Андроникус. Он играет на ситаре.
- Паги! - потребовал мужчина.
С подвешенным на лямке большим бронзовым кувшином на плече я поспешила к нему.
Встав на колени, наполнила чашу. Насчет алькова приказа не последовало. Я встала и с кувшином в руках пошла к входной двери - глотнуть свежего воздуха. Мое тело подается в придачу к купленной в таверне чаше паги, но, конечно, если клиент пожелает. Служить ли мне ему в алькове, нет ли - зависит от его прихоти и аппетита. Многие мужчины, естественно, приходят сюда просто встретиться с друзьями, выпить, поговорить. Бывают ночи, когда меня вообще не трогают. Но я, конечно, всегда наготове. Спрос на меня большой, и мой хозяин, Бузебиус, мною доволен. Выгодная покупка. Чаще многих других его девушек извиваюсь я в альковах, иногда закованная в цепи, бьюсь в судорогах под мужской лаской, вскрикивая и покорно постанывая, не в силах обуздать свое тело. Я знаю: немало мужчин приходят сюда снова именно из-за меня. Я приношу таверне прибыль. Что касается рабынь, кабацкие правила просты. Если клиент заплатил за пату, он вправе выбирать любую девушку - ту, что подносит чашу, или другую. Если мужчина хочет попользоваться рабыней, обычно он подзывает налить ему паги именно ту девушку, которая привлекла его внимание; если просто хочет выпить - ту, что поближе. Каждая чаша паги дает ему право потешиться в алькове, так что за один вечер он может перепробовать нескольких рабынь. Однако к рассвету, к закрытию заведения, этот счет заканчивается. "На потом", если так можно выразиться, выпитые чаши оставить нельзя. Танцовщицы оплачиваются отдельно.
Выйдя наружу, я вдыхала кристально чистый воздух Гора. Нам разрешается выходить из таверны.
И вот я стою на пороге. Над головой вывеска - огромный, увешанный колокольчиками ошейник.
- Здравствуй, Тила, - обронил, проходя мимо, мужчина.
- Здравствуй, хозяин, - ответила я.
Я - Тила, рабыня, подающая пату в таверне под названием "Ошейник с бубенцом". Это можно прочесть на плотно охватывающем мою шею десятихортовом ошейнике.
Я взглянула вдаль. Там, за мостом, высятся башни и цилиндрические здания. Там, над стенами Ара, садится солнце. На фоне неба - переплетение мостов, по ним снуют люди. А ниже, на улицах, тарларионы тащат повозки и фургоны. В вышине парят на тарнах дозорные. Где ты, Клитус Вителлиус?
- Здравствуй, Тила. - За моей спиной стояла вышедшая из таверны девушка. Как и у меня, колокольчики на левой лодыжке, короткое открытое шелковое платьице. И такой же ошейник. Как и я, стоит босиком на пороге.
Я не ответила, отвернулась.
- Прости, что дралась с тобой из-за конфеты, - продолжала она.
- Я ее выиграла, - злобно бросила я.
- Но, Тила, - разозлилась и она, - она упала ближе ко мне. И должна была мне достаться.
Иногда, прежде чем послать нас мыться и готовиться прислуживать гостям, наш хозяин, Бузебиус, бросает нам горсть конфет. Для нас это драгоценное лакомство, и на полу в каморке рабынь мы затеваем из-за них драку.
Я рванулась к той конфете, но она уже схватила ее. Вырвав у нее леденец, я сунула его в рот. Она набросилась на меня с кулаками, дернула за волосы. Отчаянно визжа, осыпая друг друга тумаками и царапаясь, мы покатились по полу, но Бузебиус разогнал нас ударом плетки. Пристыженно пресмыкаясь, мы поползли друг от друга прочь.
- Ну и дурацкий же у вас вид, - хохотал Бузебиус. Мы обе залились краской. Мы же просто девушки. А он что, думал, мы станем драться по-мужски? Нет. Мы хрупкие и слабые существа.
- Ну, теперь быстро мыться, - приказал он, - а потом - приводить себя в порядок. Скоро к гостям выходить.
- Да, хозяин.
Отступив от двери таверны, мы преклонили колени.
Неся низенький столик, в таверну вошел Брен Лурт, который жил когда-то в Табучьем Броде. Здесь, в "Ошейнике с бубенцом", он перехватывал случайную работу, получая за нее еду и один тарск в неделю. Он свободный, вот мы и встали перед ним на колени. Хотя в сердце своем ощущал ли он себя свободным мужчиной? Выглядел он изгоем. Потерянный человек. Прошел мимо нас, таща стол. Этот стол пару дней назад он относил в мастерскую резчика по дереву - чтобы тот инкрустировал его и превратил в доску для игры в каиссу. А теперь Брен принес его обратно. Ночевал он здесь же. Служа в таверне, он имел право пользоваться хозяйскими девушками, но никогда ни к одной и пальцем не притронулся. Наверно, не мог. Как досталось ему от Турнуса! Я все помню. Как, сорвав с него одежду, Турнус толкнул его к девичьей дыбе, на которой, нагая, беспомощная, лежала в ожидании девушка. "Я тебе разрешаю…" Но Брен Лурт не поднял головы. "Ну, давай! - подзадоривал Турнус. - Возьми ее!" - "Не могу", - прошептал Брен Лурт. Разбитый наголову, он отвернулся, поднял валяющуюся на земле тунику и побрел к воротам села. Их распахнули перед ним. И он ушел из селения Табучий Брод. Добрался до Ара. И подрабатывает по мелочам в таверне.
Мы с Виной встали.
- Прости, что я дралась с тобой из-за конфеты, - снова начала она.
- Я сильнее тебя, - ответила я. - Ты должна была отдать ее мне.
- Нет.
Я промолчала.
- Стыдно драться на глазах у мужчины, как рабыни, - проговорила она.
- Конфета, - отчеканила я, - принадлежит той, у кого хватит сил взять ее.
- Я здесь, кроме тебя, никого не знаю, - сказала она. - Мы обе были рабынями Клитуса Вителлиуса. Шли на одной цепи. Я хочу быть твоим другом.
- И ты, - я взглянула в глаза Бине, рабыне Бусинке, - здесь мой единственный старый друг.
- Давай будем друзьями.
- Давай.
- Вот и хорошо. - Она обняла меня. И я в ответ обняла ее и поцеловала.
- Но конфета была моя, - твердо добавила я.
- Рабыня! - сверкая глазами, прошипела она.
- Рабыня! - огрызнулась я.
- А ну быстро в зал! - В дверях стоял Бузебиус. - Вы что, думаете, я вас купил, чтобы на свежем воздухе прохлаждались, как свободные дамы?
- Нет, хозяин! - воскликнули мы и помчались внутрь.
- Паги! - потребовал мужчина. Я бросилась к нему.
Шестой час. В таверне все многолюднее. Я стою на коленях у невысокой стены. Замкнутые в наручники руки подняты над головой и пристегнуты к шестому кольцу. Клиент оставил меня за собой. Я жду, пока он закончит игру в каиссу.
В этой таверне я дней двадцать. Дольше Бины, она - всего шесть. Не считая пятерых танцовщиц, здесь служат двадцать две девушки.
- Смотри не убеги, - предупредил, поставив меня на колени и пристегнув к кольцу наручниками, мужчина.
- Нет, хозяин, - скрипнув зубами, уверила я.
И вот он играет в каиссу. Кажется, ушел в игру с головой. Мои схваченные железными кольцами руки сжались в кулаки.
Так, похоже, выиграл приз Домашнего Камня. Отставили фигурки, смахнули их в ящик игрального стола. Перебросились парой слов - наверно, обсуждали игру. Потом второй игрок ушел, а тот, что оставил меня за собой, словно вдруг вспомнив об ожидающей его рабыне, вытащил из кармана ключ и направился ко мне.
Я стояла, опустив голову.
Отомкнул наручники.
- Как тебя зовут?
- Тила. - Я ведь ему уже говорила!
- Иди в шестой альков.
- Да, хозяин, - кивнула я. - Что угодно хозяину? Какие-нибудь особые приспособления, сбруя?
- Наручники на крючках, - ответил он.
- Да, хозяин. - Я склонила голову к его ногам. Положив на стойку ключ и наручники, он ушел. Я сходила в каморку рабынь за наручниками на крючках. Они кожаные, мягкие, застегиваются на замочки, скрепляются защелками. Защелки - но не сами наручники - открываются без ключа. Некоторым нравится надевать их на рабынь. В таких наручниках девушке легко придать любую позу, сцепить ей руки за спиной или впереди, пристегнуть к ошейнику. Взяв наручники, не мешкая, я поднялась по лестнице к алькову.
Хозяин ждал меня. Протянул руку. Я отдала наручники. Ключи от них, как и от стальных рабских наручников, хранятся за стойкой.
- Сними платье.
Сняла.
- Протяни руки.
Протянула. Он надел на меня наручники, но скреплять их вместе не стал.
Тесноватый альков устелен отливающими греховным багрянцем мехами, горит крошечная лампа. Я встала на колени, в позу наслаждения.
- Ласкай меня, - приказал он.
- Да, хозяин.
Подобравшись ближе, я склонилась над ним. Мои волосы упали на его тело. Я поцеловала его.
Когда я вернулась в зал, давно пробило семь.
В таверне яблоку негде упасть. Гремит музыка. Окованная серебряными цепями стройная светловолосая землянка по имени Элен - наша лучшая танцовщица - раззадоривала клиентов Бузебиуса. На ней точно такой же ошейник, как и на мне. Ни мне, ни ей не убежать. Клеймо, ошейник, здешние законы - все держит нас в узде. Убежим от одного хозяина - попадем к другому. Мы - рабыни.
- Паги! - прокричал мужской голос. Я поспешила на зов.
На Горе мне встретились четыре землянки. Все - рабыни. Встречала я и рожденных на Горе рабынь с земными именами. Эти имена, как здесь считают, идеально подходят для рабынь.
Преклонив колени, я налила гостю паги.
- Паги! - послышалось с другой стороны. Я вскочила и помчалась к следующему посетителю. Такого наплыва гостей здесь еще не бывало. Ни секунды свободной - некогда даже к стоящему за стойкой Бузебиусу подойти, снять наручники.
Мимо, задев меня плечом, проскользнула, спеша обслужить клиента, Бина.
Вскрикнула Элен - с ее бедра сорвали шелковый покров. Но танец продолжала.
К моей щиколотке потянулась мужская рука. Я пронеслась мимо.
Скорей к стойке, к сияющему от радости Бузебиусу - кувшин снова пуст!
Он окунул кувшин в бочку с пагой и вернул мне.
- Паги! Паги! - неслось со всех сторон. Даже повесить кувшин на плечо некогда. Держа его перед собой, под звон рабских колокольчиков я заторопилась обратно к столикам.
Вдруг дверь таверны распахнулась. На мгновение смолкла музыка. Застыла, не закончив па, Элен. Все взгляды обратились к двери. У меня замерло сердце.
На пороге стояли несколько воинов. Судя по одеждам, не из Ара. Впечатляющее зрелище.
Главный - без шлема, но в плаще, с медальоном на груди - взмахом руки приказал продолжать музыку.
Музыканты заиграли. Элен закружилась в танце.
Неторопливо стянув с рук перчатки, главный заткнул их за ремень, по-хозяйски окинул взглядом тело Элен.
А навстречу гостям с поклонами уже спешил Бузебиус.
Взгляд незнакомца небрежно скользнул дальше. Элен закусила губы. На глаза ее навернулись слезы. Не прельстила!
Он перевел глаза на меня. Я выпрямилась, расправила плечи. Статный, мужественный! Хотелось быть ослепительной.
Внимание его переключилось на Бузебиуса - тот, обращаясь к нему, тараторил без умолку.
- Кто это? - донесся до меня мужской голос.
Рядом со мной потрясение застыла Бина. Она прочла надпись на медальоне.
- Ты на медальон глянь, - ответил другой голос.
Бузебиус проводил почетных гостей к стоящему особняком угловому столу. Отсюда, с невысокого помоста, хорошо просматривается весь зал - и музыканты, и танцовщица. Вокруг переговаривались мужчины.
- Ты их знаешь?
- Нет.
Бину била дрожь.
- Посланники Салерианской Конфедерации, - объяснил голос.
- А кто у них за старшего? - спросил другой.
- Тандар из Ти.
Так вот оно что! Тандар из Ти, из касты Воинов четырех городов Салерианской Конфедерации, пятый из сыновей Эбуллиуса Гайиуса Кассиуса, правителя города Ти, занимал в войсках Конфедерации важный пост. Когда-то он заключил брачный контракт с леди Сабиной, дочерью Клеоменеса, богатого торговца из Крепости Сафроникус. Но на караван напали, разграбили богатое приданое, леди Сабину похитили и отдали в рабство. Так расстроился их брак, так разрушился альянс между Крепостью Сафроникус и Салерианской Конфедерацией. Став бесправной рабыней, леди Сабина навеки утратила свою значимость в политике двух государств. Крепость Сафроникус так и не воссоединилась с Салерианской Конфедерацией. Отныне между ними вражда.
- Какой красивый! - выдохнула Бина. Насколько мне известно, Тандар из Ти и леди Сабина никогда не встречались. Их брак был делом государственным.
Бина, рабыня Бусинка, не сводила глаз с могучего неотразимого "Гайдара из Ти.
- Красивый, - обронила я.
- У меня уши проколоты, - глотала слезы Бина.
Уши проколоты! Теперь уж никогда, во веки веков, не стать ей подругой такому мужчине.
Тандар из Ти и его спутники - человек пять - заказывали угощение. Бузебиус ловил каждое слово. Паги им мало. Гости желают яств и вина.
А вокруг никто уже - кроме, быть может, рабынь - и не замечал присутствия знатных гостей.
Тандар из Ти взглянул на нас. Мы, две прелестные рабыни, кабацкие рабыни с проколотыми ушами - ничтожнейшие из ничтожных - преклонили колени. Сам Тандар из Ти соизволил бросить на нас взгляд! Для таких, как мы, величайшая честь.
А он уже смотрел в сторону.
Я улыбнулась про себя. Забавно!
Перед ним в облике прекрасной невольницы - леди Сабина из Крепости Сафроникус. Та, что назначена была ему в жены. Та, кому, облачившись в роскошные одежды, предстояло Царственно восседать с ним рука об руку.
В глазах Бины стояли слезы.
Что говорить - Тандар из Ти очень хорош собой.
- У тебя осталось мало паги, - сказала я, - а у меня полный кувшин. Прислуживать им буду я.
- Одна ты не справишься, - взмолилась она, - пожалуйста, Тила!
- Очень красивый. Хватит и меня одной, - отрезала я. - Я хочу ему прислуживать, - просто сказала Бина.
- Прислуживать ему буду я.
- Думаешь, он тебя купит?
- Не знаю, - ответила я. - Может быть.
Я чуть привстала. Тут же, за мной, Бина.
К нам уже бежал Бузебиус. Махнул нам, еще четверым рабыням. Мы возбужденно сгрудились вокруг него.
- Вы, шестеро, будете им прислуживать. - Он кивнул в сторону помоста. Двое из девушек вскрикнули от радости. - Быстро переодеваться! Жертвами охотников!
Я вздрогнула. Значит, гости действительно важные. Мы помчались переодеваться. Бузебиус отправился на кухню, распорядиться.
Сначала, перед трапезой, нужно подать вино и хлеб с сыром.
Сорвав с себя шелковые платьица, мы надушились, подправили макияж. Мы должны благоухать, быть мягкими и соблазнительными.
В щелку двери просунулась голова Бузебиуса.
- Серьги! - велел он. - Драгоценности! - И снова исчез.
- Не хочу надевать серьги, - захныкала одна из девушек.
- Надевай, рабыня! - прикрикнула я. Не хватало еще, чтобы нас высекли из-за одной нескладехи!
Так… в уши - золотые кольца, на шею - ожерелье. Браслет. Рядом Бина безропотно вдевала в уши серьги.
- Ну а ты не собираешься хныкать из-за серег? - спросила я ее.
- Нет, - ответила она. - Я рабыня с проколотыми ушами.
Сережки, точно капельками, усыпаны камнями. Ей очень идет.
Я полезла в ящик за охотничьей сетью. Сплетенная из прочных веревок сеть с двуххортовыми - примерно два с половиной дюйма - ячейками предназначена для дичи средних размеров.
Мы ловко обмотали себя сетями от шеи до клейма, так, чтобы ноги остались открытыми повыше. Это и называется костюмом "жертвы охотников".
Глянули в зеркало. Некоторые из девушек просто задыхались от волнения. Не часто приходится видеть рабынь такими взвинченными.
- Быстрей! - поторопил, снова появляясь в дверном проеме, Бузебиус. Значит, хлеб, сыр и вино уже готовы.
- Подожди, Тила! - окликнула меня Бина. Остальные уже выскочили из комнаты.
- Надо торопиться, - попыталась отвязаться я.
- Я знаю, что у тебя на уме, Тила. Не делай этого.
- Не понимаю, о чем ты. Да откуда она может знать? Бина загораживала дверь.
- Уйди с дороги! - рявкнула я. - Хочешь, чтобы нас высекли? - Я бросила на нее злобный взгляд. - Боишься, что Тандару из Ти я понравлюсь больше?
- Нет, - ответила она. - Не боюсь, Тила. Я не свободная женщина. И соперничества с тобой не боюсь. Я знаю: я кра-.сивая и могу поспорить с тобой за любого мужчину.
Я фыркнула.
- Но ты задумала другое, Тила. Я тебя знаю. Ты не здешняя. И таких вещей не понимаешь.
Я в бешенстве сверлила ее глазами.
- Если не сможешь улестить его лучше меня, если он не захочет тебя купить, ты расскажешь ему, кто я такая.
Я огорошенно замерла. Как она догадалась?
- Думаешь, тогда он освободит меня? И тебя тоже, за то, что открыла ему глаза?
Я не говорила ни слова.
Она повертела головой из стороны в сторону.
- У меня проколоты уши, Тила. Открыв ему, кто я, ты только обесчестишь его.
- Неужели ты не хочешь избавиться от ошейника? - спросила я. - Тебе нравится это носить? - Я вцепилась в охватывающее горло кольцо. - Хочешь быть рабыней в полной власти мужчин?!
- Я не хочу обесчестить Тандара из Ти, - сказала она. - Буду служить ему, любить его, буду тем, что" я есть - кабацкой рабыней. И пусть не знает, кто я.
- Ты рехнулась.
- Я рождена на Горе.
- Пусть, - улыбнулась я, - решает сам Тандар из Ти. Предоставим это ему.
- Нет, Тила, - не отступала она. - Я решила.
- Уйди с дороги! - Нет.
- Послушай, - я все пыталась ее образумить, - если я ему понравлюсь и он меня купит, рано или поздно я все равно скажу ему, кто ты, - лишь бы получить свободу.
- Знаю, Тила.
- Я и о тебе забочусь.
- Уверена, что да. Но ты нас не понимаешь. Не понимаешь гориан.
- Я хочу быть свободной, - отрезала я.
- Посмотри на себя, Тила.
Я повернулась к зеркалу. Ослепительная, мягкая, податливая. Благоухающая. Клейменая. Прикрытая лишь клочком сети, увешанная драгоценностями. Серьги. Ошейник.
- Что ты там видишь? - спросила Бина.
- Рабыню.
- Думаешь, в этом мире такая девушка, как ты, такая красивая, такая нежная, с твоими повадками, сможет избежать своей участи?
- Нет, - с горечью призналась я.
- И у тебя проколоты уши. Я тряхнула головой.
- Знаю.
Одного этого достаточно, чтобы здесь, на Горе, я осталась рабыней навеки.
На Горе я всегда буду рабыней.
- Так что выбрось из головы эту безумную мысль. Не вздумай рассказать Тандару из Ти, кем я была раньше.
- Нет.
Она кипела от ярости.
- Если ничего лучшего не добиться, - спорила я, - я хочу облегчить себе, да и тебе, рабскую долю.
- Нет.