– Но зачем им Тауровинда? – спросила Уланна, качая головой и прожевывая кусок мяса.
– Вот именно, зачем? – эхом отозвался Урта. – Я надеялся, что Мерлин что-нибудь провидел. Мерлин?
– Если и провидел, – правдиво ответил я, – то очень глубоко, очень скрыто от взгляда.
Правда, намек, что части войска по-разному воспринимают влияние луны, помог мне кое-что понять. В самом деле, луна во многом определяет судьбу живущих. Она обращает свой темный и горестный лик к Мертвым, а утешительную белую грудь к тем, кому еще предстоит родиться. Она определенно играла свою роль в происходящем.
Я описал свое путешествие в Иной Мир, не умолчав, как беззащитен оказался перед чарами Медеи. Урта с радостью выслушал весть о возвращении Ясона – он, верно, рассчитывал усилить войско, – зато остался вполне равнодушен к предстоящему появлению в нашем обществе искусной северной волшебницы Ниив.
Могучий Морводумн вдруг вскочил на ноги, накинул свой короткий багровый плащ и вложил в ножны нож. Он насупившись смотрел на меня, встревоженный какой-то внезапной мыслью. В отблесках огня казалось, что его рыжие волосы шевелятся сами по себе.
– Если мой брат, Горгодумн, мертв, а я думаю, так оно и есть… тогда он среди Мертвых, в Стране Призраков. Он был достойный муж, славный боец. Немного скор на гнев, немного медлителен на месть, не любил оставлять ни живых врагов, ни добычу, немного несдержан, когда дело шло о скотине, забредшей в чужие земли, не из тех, кто легко спускает обиды, а порой и похвалу, но при всем при том – достойный муж. Те здесь, кто знал его, вспомнят, что не было никого сильнее его в пяти зимних приемах: ни в "дюжине гремящих барабанов", ни в "пяти щитах, окаймленных золотом и бронзой", ни в "десяти кувыркающихся воинах", ни в "шести расписных гусиных яйцах", ни в "одиннадцати сигнальных свистах". Кто в этом доме может сказать то же о себе?
Общий согласный ропот подтвердил, что Горгодумн был искусен во всех этих приемах.
Манандун шепнул мне:
– Был, правда, один прием, который ему никак не давался, – тот, что все мы изучаем первым, и в совершенстве: прием "девяти поворотов женщин".
– Вы поворачиваете женщин? Куда? – удивился я.
– Одну женщину на девять сторон, – пояснил Манандун, многозначительно шевельнув бровью, и я только тогда понял, что прием не имел отношения к танцам.
Морводумн добрался между тем до сути дела:
– Если он вместе с Рианнон и Аверносом пересек реку и теперь в Царстве Героев…
Если он убит…
…Тогда он может оказаться сейчас среди душ, поселившихся в высокой траве и кривых терновых стволах МэгКаты. И готовится напасть на нас? На собственного брата? А мне что делать, если бой сведет нас меч к мечу, грудь с грудью? Что ждет Горгодумна, если я нанесу удар, прерывающий дыхание? Что будет со мной, если он нанесет скорбный удар?
Вопрос напомнил всем о странных и зловещих сторонах положения, в котором очутились защитники крепости: они воевали с собственными предками… и с собственными нерожденными потомками. Морводумн просто первым решился завести речь об этом прямо в сердце дома правителя. А ведь все эти месяцы каждый в крепости, будь то мужчина или женщина, должно быть, до боли всматривался в смутные тени за стеной, не мелькнет ли знакомый образ мужа, сына или отца, с почетом похороненного ими. И каждый, конечно, таил страх, что увидит любимого когда-то человека с обнаженным против них мечом, с натянутым луком, с занесенным для удара копьем… скорбное дело, как сказал простодушный Морводумн, выразивший общие мысли.
Заботница прервала молчание, установившееся после горестной речи Морводумна.
– Не будет бесчестьем отвернуться от отца или брата, если ты сумеешь узнать их. Тогда уйди с поля. Как я вижу, Тени Героев в наших землях слабы, слабее нас. Помните, сколько рассыпанных костей мы оставили на равнине, возвращаясь на Громовой холм? Кто бы ни привел сюда через Извилистую любимых нами в прошлом или тех, кого мы любим в память того, кем они станут, – он ведет их против их воли. Отравленный, Несущий Смерть вызвал эти деяния. Подобные ему были до него, будут и впредь. Но в нашей стране они появляются лишь по одному в поколение, не чаще. Иногда это добрые люди. Вспомните Кухулина, великого героя Эрина, вспомните его двенадцать подвигов и боевое бешенство. Да, они бывают добрыми. А бывают и злыми. И Мунда, девочка, несущая в себе Свет Прозрения, уже видела его приближение.
Словно услышав свое имя, запертая неподалеку дочь Урты с новой силой принялись выкрикивать свою обиду.
Подобные ему были до него, будут и впредь.
Эта женщина сама когда-то обладала имбас фораснай. Теперь он оставил ее: такой дар неизбежно уходит со временем. Но осталась память, глубокая и подробная, и мудрость, требующая все новых испытаний. Она сумеет воспитать Мунду, девочку, которую ожидает та же дорога.
Зачем понадобилась Стране Призраков Тауровинда? Ответ, быть может, лежал в прошлом крепости, и я обратился за ним к Глашатаю Прошлого.
Я слушал внимательно: его рассказ был красноречив, полон красок и страсти, но вскоре стало ясно, что жрец лишь повторяет заученную наизусть речь и описывает запечатленные в памяти, но непонятные видения. Эти слова веками передавались из поколения в поколение. Точнее, два века, минувшие с тех пор, как правители разоренного Тевтоборга поднялись на этот холм в сердце Альбы и сразились в поединке за право владеть его крутыми склонами и раскинувшимися вокруг лесами. Победителями в тот день стали Дурнадонд и его жена Эвиан. Три из четырех семей изгнанников, бывших с ними, ушли на юг. Одна – на север. Быстро возникли новые королевства, но Громовой холм стал первым Местом Собраний. Здесь собирался первый Совет изгнанников, и его обороняли в первую очередь. Вскоре пять королевств вновь развязали кровавую войну, на сей раз – между собой.
Я знал Дурандонда и ему подобных: моя Тропа, мой вечный путь вокруг мира провели меня через леса и пастбища страны, где благородные предки Урты правили народами, отдававшими все силы на поддержание роскошной и вольной жизни избранных. У избранных не было иного понятия чести, кроме установленного ими для собственного рода: рода знатных воинов, святых и женщин-старейшин – истинных правительниц этих обширных земель.
Помню, как тела воинов – любимцев тех женщин – опускали после битвы в полной броне в огромные золотые кувшины. Эти причудливые гробы запечатывали смолой и погружали в глубокие колодцы, покрывая их мраморными или гранитными плитами, обшивая дубом и украшая полевыми цветами. Изменников благородного рода тоже хоронили – но живыми, в деревянных бочках, сбрасывая их в глубокие ямы и засыпая сырой землей.
Пять династий истощили силы в мелких стычках с вторгавшимися с востока племенами – в том числе с киммерийцами и скифами – и в опустошительной войне с греками, чье войско прошло через четыре страны и два горных хребта. Немалая часть захваченной тем войском добычи пополнила сокровищницу Дельфийского оракула.
Но к падению королевство привела собственная алчность, ожесточившая угнетенный народ.
Что такое могли принести с собой на Громовой холм те изгнанники? Что влекло сюда духи Мертвых? Уж конечно, не трупы Дурандонда и Эвиан, похороненных даже в золотых колесницах!
Я обратил взгляд внутрь холма, но, хотя его подземелья, как все подземелья, легко открылись внутреннему взору, я не увидел ничего, кроме поднимающегося спиралью водотока, питавшего источники крепости прозрачным вином Нантосвельты. Если что-то еще и лежало у нас под ногами, оно было скрыто даже от меня.
Пир кончился, и гости разошлись. Урта отвел мне прежнее помещение в своем доме, и я не спорил. Слишком устал.
Разбудила меня маленькая ладонь, коснувшаяся моих губ. Девочка серьезно смотрела на меня и шептала:
– Радость! Радость! Я вижу лебедь, я вижу, летит… Моя лебедь вернулась ко мне.
В тот же миг тревожный крик рога со сторожевой башни поднял на ноги всю крепость.
Глава 16
ПОХИЩЕННЫЕ ДУШИ
Один из отрядов с равнины МэгКата сумел взломать западные ворота и теперь рвался в крепость. Всадники и колесницы, сметая все на своем пути, пробивались к священному саду. Они обходились без факелов. Вступив в крепость, они мгновенно обрели телесный облик и стали уязвимы для железа. Коритани, вызванные из своей казармы, отражали атаки захватчиков с равной яростью.
Колесницы носились кругами, дротики и стрелы с шипением вспарывали ночной воздух. Я увидел, как Уланна бросилась в схватку, надев лишь штаны для верховой езды да обшитый бронзовыми пластинками нагрудник. Она упала на колено и принялись расстреливать захватчиков из лука, посылая стрелу за стрелой с убийственной точностью.
Крик рога с востока оповестил о новом штурме. На стенах Тауровинды загорелись факелы, заблестело оружие.
Я благоразумно держался поодаль и вмешался всего однажды: когда топор, брошенный с седла, заставил Уланну опрокинуться наземь. Всадник мгновенно подхватил оружие и склонился над ней, взмахнув топором над ее головой. Не задумываясь я вызвал огромного свирепого волка, напустил его на воина и смотрел, как зверь вышиб его из седла и вцепился в глотку. Уланна поднялась на ноги, оглянулась в тревоге, меня не разглядела и снова принялась опустошать свой колчан. Покончив с этим, метнулась, пригнувшись, в укрытие.
Я отпустил волка, но он остался над телом! Я глядел, сперва с удивлением, потом с испугом, как зверь проволок свою добычу сквозь сечу, вынес за ворота и по извилистой тропе ушел в ивовую рощу, чтобы там на свободе выпотрошить труп.
Кто завладел моими чарами?
"Радость! Лебедь летит…"
Голос Мунды со смехом обрушился на меня. Ниив здесь! Сумела воспользоваться суматохой и пробраться в крепость. Она здесь, следит за мной, крадет мою силу у меня на глазах!
Мимо с грохотом пронеслись кони, проскрежетала опрокинутая колесница. Рядом вырос Манандун со своей стражей. Мечи наголо, щиты отброшены перед смертельной битвой. Манандун заметил меня и крикнул, отгоняя с дороги:
– Ты видел девушку? Северянку? – прокричал я ему.
Он уже разжигал в себе боевое бешенство: лицо налилось кровью, глаза горели. Но мои слова дошли до него. Он остановился на мгновение, махнул рукой назад.
– Да. Она выкрасила волосы черным, а на плече несет лебедя. Бежала к неметону. Не до нее! – жестко добавил он. – Ворота Рианнон захвачены. Помоги нам, Мерлин. Наколдуй загнать войско мертвецов обратно в могилы!
Он рассмеялся, зная, что я не стану вмешиваться. Он хорошо знал меня, этот старый друг Урты. Он выполнил боевой прием "ноги и меча" и выпустил из узды боевое бешенство, которое откроет ему мгновенный доступ в Страну Призраков, если прервется его дыхание.
Наемники-коритани, хоть и обиженные малой платой за службу, удерживали западные пределы, платя высокую цену, падая обезглавленными под ударами отчаянных мертвецов.
Я обогнул сад, поднялся по лесенке на восточную стену, чтобы осмотреть равнину. Там метались огни, все поле казалось живым. По движению факелов можно было судить о ходе боя, разгоревшегося внизу. Войско подступало к Бычьим воротам, – прорвалось сквозь Бычьи ворота! – пыталось сбить второй ряд тотемных столбов, но завязло.
Вдали ряд всадников неподвижно выстроился перед шатрами, в которых, как ты предполагали, располагался правитель.
Они наблюдали за нами из-под греческих шлемов. Копья опущены, щиты на спинах. Белокрылые соколы рвались, натягивая путы, с рукавиц воинов этого маленького отряда. Я каким-то образом ощутил их беспокойство. Один из всадников с трудом сдерживал горячившегося скакуна, но борьба с конем, кажется, успокоила воина. Он все поглядывал на реку. Его шлем блестел позолотой.
Яркое пламя расцвело над Нантосвельтой. Я видел верхушку корабельной мачты и не сомневался, что к причалу подходит Арго.
Но что-то странное носилось в воздухе, таинственно светился эфир, пространства крепости и священной рощи сдвигались, сливались. Потом в ночном воздухе разлился явственный запах северной колдуньи: эти духи я узнал бы где угодно. Я обернулся, ожидая увидеть ее за спиной, но она еще таилась. "В сад", – сказал Манандун, и, пройдя вдоль частого плетня ограды, я без труда обнаружил пролом – не больше лисьей норы, – оставленный девушкой.
Она пряталась на другом конце священного сада и, съежившись, затаив дыхание, ждала меня. Но вместо того чтобы направиться к ней, я поставил на место сломанный плетень. Она явственно проворчала что-то в досаде. В тот же миг ограда прогнулась наружу под яростным ударом. Второй удар проломил прутья, и темноволосая девица с пылающим взглядом встала передо мной в гневе – и тут же бросилась вперед.
– Мерлин! Не уходи. Ты мне нужен!
– Наверно, больно было, – заметил я, указывая на проломленный плетень, и взял ее за руку. Костяшки пальцев были разбиты в кровь. Но одни ее слабые руки не проломили бы толстые прутья.
– Ты по-прежнему растрачиваешь силу попусту, – устало проговорил я. Это была правда. Она растрачивала свою молодую жизнь. А так важно уметь сдержать и сохранить силу волшебства, особенно такую малую силу, какой обладала столь мелкая колдунья, как Ниив.
– Не важно, – отмахнулась она, цепляясь за мое плечо. – Ясон здесь. Корабль… – она понизила голос до шепота, – корабль задержал нас. Я заметила, что он не торопится. Но теперь он здесь. Он думает, тебе известно, где спрятан Маленький Сновидец. Он потерял одного сына и не согласится потерять второго. Если ты ему поможешь, может, он тебя не убьет!
– Он меня не убьет.
– Убьет! Он может! Он думает, ты в союзе с Медеей.
Я бы рассмеялся, если бы не боль, которую всколыхнули воспоминания о ее коварстве.
Ниив крепко держала меня. Ее трясло.
– Позволь мне остаться с тобой. Я обещаю больше не заглядывать в твое будущее. Не совать нос в твои дела.
– Поэтому ты отправила моего волка из крепости?
– Прости, – сказала она. – Не удержалась. Я просто хотела тебя подразнить, дать знак, что я здесь.
Она была опасна. И отнюдь не беззащитна. И отнюдь не правдива. Но мне вспомнились слова киммерийского вождя, которого я некогда знавал: "Не спускай глаз с тех, кому не доверяешь".
Мне не дали времени помусолить это рассуждение. Вопли бушевавшей внизу схватки сменились изумленным ропотом. От ворот Рианнон прозвучал горн, и едва ли не все население крепости бросилось к стенам, откуда открывался вид на Нантосвельту. Мимо, сжимая лук и пустой колчан, пробежала Уланна. Настороженно покосилась на Ниив, потом на меня и крикнула:
– Они отступают! В чем дело?
Со сторожевой башни прогремел голос Урты:
– Мерлин! Арго! Скорей!
Я догадывался, что означают эти три слова, и по лесенке выбрался на гребень стены. Ниив не отставала. Если я рассмеялся, когда мне открылась равнина, то лишь от изумления и восхищения старым мудрым кораблем.
Ночное войско пришло в смятение. Тропа шествий, вьющаяся от Нантосвельты к крепости, превратилась в поблескивающую реку! Арго плыл по ее извилистому руслу, весла поднимались и опускались под медленные удары барабана. В барабан бил Рубобост. Он стоял на корме, лицом к холму, вглядываясь издалека в склонившиеся к нему лица в поисках знакомых черт. Если наши глаза встретились, то лишь на мгновение.
Ниив задыхалась:
– Миеликки! Моя Госпожа протянула реку к воротам!
Но не Миеликки создала эту ожившую сказку, а, как мне кажется, сам мудрый Арго, дух корабля, годами превосходивший даже меня. Он, как я недавно убедился, умел проплыть по ручьям не шире упавшего ствола. Он умел подчинить себе мир вод. Он был полон волшебством от трюма до мачты, от носа до кормы, и двигавшие его весла были ногами и крыльями, плавниками и пальцами, переносившими его туда, куда он желал попасть.
И он знал, что делает. Едва корабль торжественно вступил на тропу, ставшую рекой, войска духов собрались кланами, подхватили оружие и, кто вскачь, кто бегом, пустились прочь с равнины МэгКата. В рядах устрашенных и недоумевающих призраков царило смятение и отчаяние.
Они бежали на юг, подальше от Нантосвельты, растаяли в болотах, затерялись в густых ивняках, тянувшихся отсюда насколько хватал глаз. Я успел заметить, что жестокие полки Мертвых свернули в одну сторону, в то время как Нерожденные на своих могучих скакунах удалились в другую.
Остались лишь отборные воины с белыми соколами.
Когда равнина опустела, они спустили своих птиц, развернули щиты и галопом пустили коней к медленно продвигавшемуся вперед Арго. Ясон повернулся им навстречу, взялся за меч. Но у самого борта всадники, кроме вождя, развернулись и вслед за своими бежавшими товарищами исчезли на юге. Оставшийся метнул копье. Оно полетело прямо и ударило Ясона, отшвырнув его к борту. Но он ожидал удара, и грудь его была прикрыта толстыми слоями кожи и дерева. Он выдернул застрявшее в нагруднике копье и метнул обратно в тот самый миг, когда нападающий, с криком ярости, разворачивал вздыбившегося коня. Копье ударило того в бок, и снова было выдернуто из раны и вскинуто в угрозе.
– Ты не тот! – прокричал молодой голос на древнем наречии Греции. – Не тот! Не тот!
Четыре колесницы, разбрасывая за собой искры факелов, вырвались из Бычьих ворот и, взметнув фонтаны колдовской воды, погнали воина-призрака с поля МэгКаты. Он легко оставил их позади.
Река текла теперь сквозь ворота. Арго замедлил ход, но не остановился. Весла легли вдоль бортов. Ясон, закинув плащ на плечо, спрыгнул на берег. Рубобост также выскочил на сушу, а за ним, сняв с бортов свои щиты, последовали трое аргонавтов. И все же Арго продолжал двигаться. Он прошел в ворота и погрузился в склон холма, уйдя в землю так легко, как утренний туман скрывается в лесу.
Стало вдруг очень тихо.
Ниив дрожала. Она цеплялась за мое плечо, робко выглядывала из-за моей спины.
– Скажи ему, что он хочет знать, – уговаривала она.
Она могла думать только об одном, и меня это не удивляло. Я спросил, видела ли она, что произошло.
– Видела. Ясон отыскал тебя. Арго сотворил чары. Мерлин, тебе грозит опасность!
Они месяцами осаждали Тауровинду. И пропали, как блуждающий огонек, едва Арго открыл старой реке дорогу к крепости. Что спугнуло их? Корабль? Человек? Что взломало замкнутое кольцо? Что обратило в бегство воинство ночи?
– Ты встревожен. – Девица сжала коготками мое плечо.
Я смахнул ее руку. Ясон в сопровождении пары колесниц вводил своих людей в крепость. Его приветствовали хриплые голоса рогов и мелодичное пение женщин. Урта, облачившийся в серый меховой плащ, окликнул меня. Он успел спуститься с башни и поджидал меня внизу. Рядом стоял гордый наследник Кимон.
– Во имя доброго бога, что творится, Мерлин? – выкрикнул Урта.
– Время покажет.
– Открой глаза! Мне нужно знать.
Ниив расхохоталась:
– Всем нужен Мерлин! Мерлин, видящий сквозь холмы!
Мне это не понравилось. Она была права: в такие минуты от меня вечно ждали чудес – волков, волшебных копий, прозрения. Иногда у меня получалось, иногда нет, но все это стоило дорого, и я совершенно не собирался платить такую цену по чужому приказу. Властный голос Урты разгорячил мне кровь гневом, и Ниив – несчастная нимфа – тут же поймала меня на человеческой слабости. Я не собирался допускать ее в себя. Не желал, чтобы ее пальцы шарили по моим костям, выпытывая тайны рождения.