– Флегг, Сноуграсс и Аталок, – повторил граф.
– Это плохие новости?
– Это просто новости, милорд.
– Вы знаете что-нибудь о них?
– Молодые драконы, – сказал граф. – В поединке один на один Киндаро способен одолеть любого из них. В бою против любых двоих из этой тройки шансы на победу равны. Но с тремя он не справится.
– Вы знаете, где их найти? – спросил я. – Может быть, нам стоит нанести упреждающий удар?
– Убить дракона в месте его обитания практически невозможно, – сказал граф. – Милорд, вы же видели, где живет Киндаро. Драться с драконом на горной вершине – это безумие.
– Значит, мы в очередной раз ничего не можем сделать, – сказал я. – Только ждать.
– Мы предупреждены, – сказал граф.
– А что толку?
– Как девушка, Альберт?
– Идет на поправку, милорд. Ей лучше с каждым днем. Она хочет видеть вас.
– Я… не пойду к ней. Приведи ее на террасу. Через… полчаса. И принеси мне сначала кофе.
– Хорошо, милорд.
– Любуешься закатом?
– Предложение неполное, – сказал я. – Судя по задействованной интонации, в предложении должно было присутствовать определение. Наиболее гармоничным определением в такой ситуации является слово "тварь". Следовательно, целиком предложение должно было звучать как: "Любуешься закатом, тварь?"
– Думаешь, я должна быть тебе благодарна?
– Нет. Можешь ненавидеть меня сколько влезет.
Она выглядела хуже, чем когда мы с нею встретились в первый раз, но значительно лучше по сравнению с кем, что я видел потом.
Бледная. Хромает. Рука на перевязи.
Лоб покрыт капельками пота.
Не знаю, что у нее в душе. Думаю, что ничего хорошего. Она имеет право ненавидеть меня. Она имеет право ненавидеть весь мир. Только это право ничего ей не даст.
– Хочешь присесть?
– Нет.
– Может быть, надо было сказать: "Нет, тварь"?
– Может, надо было сказать: "Нет, о повелитель"?
– Мне вполне достаточно обращения "милорд".
– Зачем ты притащил меня сюда, милорд?
– Ты предпочла бы костер?
– Той ночью в тюрьме, перед тем как ты пришел, я уже мечтала о костре.
– Извини, не знал.
– Зачем ты это сделал?
– В последнее время я много чего сделал. Что именно тебя интересует?
– Зачем я тебе? Зачем ты притащил меня сюда? Что тебе надо?
– Не знаю, каких ужасов ты успела навыдумывать, то придется мне тебя разочаровать. Мне от тебя не надо ничего.
– Тогда зачем ты держишь меня здесь?
– Я тебя не держу. Как только доктор Отто скажет, что ты здорова, ты будешь вольна уйти. Если тебе есть куда.
– А если нет?
Я пожал плечами.
– У меня в замке много комнат.
– Тебе нужна моя душа?
– Я не дьявол, – сообщил я. – Даже мои враги считают меня всего лишь его наместником на земле. Не более. Можешь мне не верить, но я сожалею о том, что с тобой произошло. Я не хотел этого.
– Полчаса разговора с тобой разрушили всю мою жизнь.
– Извини. Что я могу еще сказать?
– Зачем ты меня спас?
– Не знаю. Наверное, потому, что чувствовал в себе вину. За те полчаса.
– Ты хочешь сказать, что способен чувствовать вину?
– В конце этого предложения слово "тварь" тоже бы не помешало.
– Ты надо мной смеешься?
– Скорее, над собой.
– Ты…
– Там, в кресле, – сказал я. – Если захочешь уйти, это тебе пригодится.
Она недоуменно смотрела на свою одежду, ту самую, которая была на ней во время нашей злополучной прогулки. И на свой кинжал, который не защитил ее от людей, объявивших ее ведьмой.
– Откуда это у тебя?
– Я навестил тюрьму еще раз. Они держали это неподалеку, хотели сжечь вместе с тобой.
– Что ты делал в тюрьме?
– В первый раз? Или во второй?
– Во второй.
– Раздал долги.
– Палач? – В ее голосе, прежде безжизненном, появилась надежда.
– Мертв.
– Что я должна тебе за это?
– Ничего.
– Такие… – Она немного замешкалась перед следующим словом, но все равно произнесла его: – …такие люди, как ты, никогда ничего не делают даром.
– И много в своей жизни ты встречала таких людей, как я?
– Ты непохож на…
– Тварь, – подсказал я.
– Встретив тебя, я никогда бы не подумала, кто ты есть на самом деле. Собственно говоря, я и не подумала. Ты понимаешь, что ты сделал? Полчаса разговора с тобой перечеркнули всю мою предыдущую жизнь.
– Это ты уже говорила. Я готов загладить свою вину.
– Как?
– Предложи ты.
Она задумчиво повертела в руках кинжал.
Я встал с кресла, заложил руки за спину и подошел к ней.
– Можешь ударить, если хочешь, – сказал я. – Только предупреждаю, что этим ножиком меня порешить не получится. Но вот в библиотеке – если хочешь, я объясню тебе, как туда пройти, – на стене висят два меча, Второй и Пятый. Ты можешь взять любой из них.
– Так я тебе и поверила…
– Альберт! – позвал я.
Три секунды, слабый шорох, и он уже здесь.
– Сходи в библиотеку и принеси Второй клинок, – сказал я.
– Слушаюсь, милорд.
Ушел.
– Ты хорошо выдрессировал своих рабов, – сказала она.
– У меня нет рабов.
– Ха.
– Как ты отличаешь раба от свободного человека?
– Раб выполнит любой приказ своего хозяина. Без колебаний и вопросов. Как этот старик.
Я пожал плечами.
Альберт замер на пороге. Несмотря на то что у него в руке был обнаженный, меч, в его фигуре не было и капли угрозы. Альберт и оружие – две вещи несовместные.
– Вручи меч даме.
– Милорд?
– Вручи меч даме, Альберт.
Нумерованный клинок был бы тяжеловат для Илейн даже если бы она была полностью здорова. Сейчас ей приходилось держать меч двумя руками, но лезвие все равно ходило ходуном.
– Альберт, на какой высоте мы сейчас находимся?
– Около ста метров над склоном горы, милорд.
– Спрыгни с террасы.
– Зачем?
– Силу гравитации хочу проверить.
– Надеюсь, вышутите, милорд, – сказал он. – Прыжки с террасы не входят в мои служебные обязанности.
– Ты прекословишь мне?
– Милорд, я старый человек мирной профессии. Я служил вашему отцу, а теперь служу вам. Я был верен вашей семье всегда и во всем. И я вполне допускаю возможность умереть по вашему приказу, если возникнет необходимость. Сейчас я такой необходимости не вижу. Извините, есть у вас какие-то пожелания из сферы моих постоянных обязанностей?
– Пошли кого-нибудь за Лансом, – сказал я. – Но пусть придет сюда не раньше, чем через полчаса.
– Милорд…
– Да, Альберт?
– Принести вам Призрак Ночи? – Глаза дворецкого были прикованы ко Второму мечу, который держала в руках Илейн.
– Нет необходимости.
– Как скажете, милорд.
– Ну ладно, – сказала Илейн, когда мы снова остались на террасе вдвоем. – Этот старик не раб. И он почему-то беспокоится за тебя, я прочла это в его глазах. Это на самом деле Второй меч? Зачарованное оружие, которым тебя можно убить?
– Да.
– И ты не боишься, что я тебя сейчас проткну?
– Нет.
– Думаешь, я этого не сделаю?
– Я не знаю наверняка, – сказал я. – Но предполагаю, что не сделаешь. По крайней мере, сейчас.
– Почему?
– Потому что тебе любопытно, – сказал я. – И кроме того, на данный момент ты не производишь впечатление человека, решившегося расстаться с жизнью. Потому что если ты меня убьешь, живой из Цитадели тебе не выйти.
– Многие герои согласились бы обменять свою жизнь на твою смерть.
– Тогда руби.
Она подняла меч на высоту груди, сделав вид, что целится мне в сердце, и внезапно бросила его на пол.
– Этот меч слишком тяжел для меня.
– Довольно-таки странный ответ на вопрос: "Девушка, а почему вы не спасли мир, когда у вас была такая возможность?"
– Меня он устраивает.
– А меня нет. Почему ты не убила меня?
– Может быть, я еще убью тебя, – сказала она. – Позже. Но сначала я хочу понять.
– Понять что?
– Что ты за человек.
– Я не человек, – сказал я. – Хочешь кофе?
Когда Ланс присоединился к нашей компании, мы мирно пили кофе, сидя в креслах по разные стороны стола, и любовались закатом.
– Зачем вы меня позвали, милорд?
– Собственно, необходимости уже нет, – сказал я. – Но ваз уж ты зашел, познакомьтесь. Это леди Илейн. Это сэр Ланселот.
Ланс понимающе мне улыбнулся и на мгновение зафиксировал свои губы на правой руке девушки. Чуть выше бинтов.
Она отдернула руку так, словно он пытался ее укусить.
– Еще один из твоих лакеев?
– Ланс, объясни, пожалуйста, юной госпоже, кем я для тебя являюсь.
– Человеком, который платит мне деньги.
– А ты кто?
– Солдат.
– Выполняешь мои приказы?
– Да, милорд. – Если Ланс и был удивлен, заметить это по его лицу было невозможно.
– Ударь девушку, – сказал я. – Кулаком. В лицо. Хочу видеть, как она выплевывает свои зубы.
Илейн мгновенно побледнела и вжалась в кресло, явно ожидая удара. Какая же я все-таки сволочь.
– Э… милорд, – сказал Ланс. – Зачем?
– Просто так.
– Наверное, у вас какие-то свои разборки, милорд, понять которые я, простой солдат, не в состоянии. Но если так, бейте ее сами. У вас удар не хуже, чем у меня.
– Спасибо, Ланс. Извини, что потревожил.
– Все в порядке, милорд. – Он развернулся па каблуках и чеканным шагом удалился прочь.
– Хватит с меня демонстраций, – заявила Илейн. – А что было бы, если бы он мне таки вмазал, а?
– Не вмазал бы, – сказал я. – Я его слишком хорошо знаю.
– Ты меня убедил, – сказала она. – Это двое не рабы.
– У меня нет рабов.
– Ты все-таки скажешь мне, чего ты от меня хочешь?!
– Ничего, – сказал я. – Разве что… поговори с женщинами, которые о тебе заботятся. Может, они тебе объяснят, что тут происходит.
– Они не будут обсуждать своего господина с посторонней.
– Это они-то не будут?
ГЛАВА 9
Один день до начала осады
– Согласитесь, граф, зрелище довольно внушительное.
– Внушительное, милорд. Но армии оценивают не по тому, как они выглядят, а по тому, как они действуют.
– Это верно, – сказал я. – Думаю, что мы скоро узнаем.
Армия Бортиса стояла лагерем под моими стенами.
Авангард прибыл еще вчера и сразу же начал окапываться и возводить фортификационные сооружения. А именно, частокол из привезенных с собой бревен. Примерно половина из прибывших стояла в боевых порядках с оружием в руках. Пока остальные ставили палатки, ладили коновязи, рыли рвы, выгребные ямы и строили заборы, они были готовы отразить любое нападение из Цитадели.
А я их всех обманул. Не стал нападать.
Да и какой смысл в атаке, когда этого ждут? Их оружие – численность, наше оружие – стены. Никто не собирается вылезать из укрытия без необходимости.
Со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра лагерь вырос раз в двадцать. Бортис не останавливал походного марша всю ночь.
Линия караулов начиналась примерно в полутора километрах от стен. Сам лагерь отстоял от Цитадели километра на два.
С утра до полудня его численность еще увеличилась. Армия Бортиса занимала все видимое пространство. Все-таки он притащил с собой довольно много народу.
– А где слоны? – поинтересовался я. – Не вижу слонов.
– Слоны, милорд, обычно размещаются где-нибудь на самом краю. – До меня донесся голос Ланса, поднимающегося по лестнице. – Потому что слоны – не лошади. Если они чего-нибудь испугаются, то вполне могут втоптать в пыль весь лагерь.
– И чего они могут испугаться? – спросил его Палыч, шедший на две ступеньки сзади.
– Много чего, – сказал Ланс. – Например, меня.
Они поднялись на стену. Палыч встал рядом со мной, Ланс навалился грудью на каменный зубец рядом с графом.
– М-да, много человечков сюда прибежало, – констатировал Палыч. – В связи с чем мучает меня один вопрос. Убить-то, конечно, мы их всех убьем, это понятно. Только где ж мы такую ораву хоронить будем?
– Не самая большая проблема, – так же серьезно ответил ему Ланс. – Похоронить мы их всегда похороним, Я еще ни разу не слышал, чтобы крестьянам не были нужны удобрения. Ты лучше подумай, что будет, если хотя бы половина сдастся в плен. Чем мы их будем кормить?
– Для начала слонами, – сказал я. – Шутки в сторону, господа. Мы готовы?
– Насколько это вообще возможно, – сказал Ланс. – Но до утра нам бояться нечего. Сегодня они в бой не пойдут.
– Почему бы это? – спросил Палыч.
– Во-первых, Бортис должен дать людям отдохнуть после марша и обустройства лагеря. А во-вторых, всю ночь они будут готовить лестницы. Уж не думаешь ли ты, друг мой, что королевства прислали сюда сто с лишним тысяч альпинистов, способных взбираться по вертикальной стене, цепляясь за камни зубами?
– А что, в мире есть люди, которые на такое способны? – поинтересовался беззвучно выросший за спиной Палыча Хэмфри.
– Есть, – сказал Ланс. – Например, я.
Хэмфри бросил мимолетный взгляд на лагерь, а потом принялся рассматривать проплывающие над нами облака.
– Завтра утром они на нас навалятся, – сказал Ланс. – Но это ерунда, детская прогулка по сравнению с тем, что начнется потом. Первый штурм – это, скорее, дань традиции, чем попытка одолеть крепость. Разведка боем, во время которой они попытаются оценить, чего мы стоим. Штурм будет недолгий, и мы отобьемся без особого труда и потерь. К утру они не успеют приготовить ни осадные башни, ни катапульты, ни тараны. Им придется преодолевать ров вплавь, и все, на что они могут рассчитывать, – это лестницы. А взять хорошо укрепленный замок с помощью одних только лестниц практически невозможно. После первого штурма настанет недолгое затишье, перерыв на несколько дней. А вот потом они возьмутся за нас всерьез, и перед нами действительно станет проблема… где их хоронить.
– Как думаешь, стратег, они зашлют парламентеров? – поинтересовался Палыч.
– А зачем? Нам с ними договариваться не о чем.
Я смотрел на лагерь. Где-то там, между палаток и шатров, отдыхают сейчас люди с пронумерованными мечами. Где-то там бродит сейчас моя смерть.
Грегор.
Эрик и Делвин.
Луккас и его гном.
И кто-нибудь еще.
Я не получал известий от маркиза Моро уже несколько месяцев. У меня не было информации об остальных Хранителях. Где они, кто их герои, примкнули ли они к походу или выжидают где-то еще?
– Предлагаю пари, – сказал Палыч, – кто завтра первым положит свою сотню.
Хэмфри брезгливо скривил лицо. Граф не отреагировал никак. Ланс ухмыльнулся.
– Завтра против нас выйдут крестьяне, – сказал он, – которым дали доспехи и объяснили, как следует держать меч, чтобы не порезаться и не уронить его себе на ногу. Считать таких врагов недостойно. Мы посчитаем позже, когда на нас бросят элиту их армии.
– А ты считал хоть когда-нибудь? – спросил Хэмфри.
– Считал.
– И сколько? Сколько человек ты умудрился прикончить во время одного боя? Каков твой рекорд?
– Я не уверен, что все они были людьми, – сказал Ланс. – Я сражался с представителями разных рас.
– Цифру, – попросил Хэмфри.
– Триста сорок. Или триста пятьдесят. Что-то около этого.
– Но как?.. – изумился Палыч.
– Иногда битвы бывают очень долгими, – объяснил Ланс. – Та длилась два с половиной дня. А каковы твои достижения, доблестный орк?
– Не знаю. Я всегда сбиваюсь со счета после первой сотни.
– А ты, эльф?
– Я не бухгалтер, – отрезал Хэмфри. – Если я дерусь, то убиваю до тех пор, пока есть кого убивать.
– Страшные вы существа, – сказал граф. – Живете недолго, как мотыльки, но за свою жизнь успеваете наворотить столько дел, сколько и нам, бессмертным, не снилось.
– Не прибедняйся, кровосос, – сказал Ланс. Кому-нибудь другому за такое обращение граф оторвал бы голову, но Лансу все сходило с рук. – Уверен, что в отличие от нас, мотыльков, оперирующих сотнями, ты убивал тысячами. Я видел в бою обычных вампиров. И могу себе представить, на что способен вампир истинный.
– Вряд ли можешь, – сказал граф.
– Эх, иногда я жалею, что выбрал не ту сторону, господа, – сказал Ланс. – Драться рядом с вами – это будет одно удовольствие. А драться против вас – совершенно другое. Вы ж не просто… существа. Вы – легенды.
– С той стороны тоже много легенд, – сказал я. – Грегор, Луккас, Бортис… Впрочем, ты еще можешь передумать. Бой пока не начался.
– Я, конечно, наемник, душегуб и подонок, – сказал Ланс. – А также убийца, насильник и мародер. Сражаюсь не за убеждения, а за золото. Но и у меня есть свои принципы, как это ни странно. Я дерусь за того, кто заплатил мне первым. Дерусь до самого конца, даже если знаю, что в самом конце платить мне будет уже нечем. Или некому. Вот такой я странный человек.
– Мы все здесь странные, – сказал Хэмфри. – Орк, выглядящий как человек. Бессмертный истинный вампир, непонятно по каким причинам снизошедший до разборок между мотыльками. Наемник, который утверждает, что у него есть какие-то принципы. Эльф, бросивший свой народ ради того, чтобы драться плечом к плечу с орками и зомби.
– И Темный Лорд, страдающий угрызениями совести и спасающий девиц по темницам, – сказал Ланс.
– А доктору Отто, – сказал я во всеобщем молчании, – я что-нибудь отрежу, потому что он слишком много болтает. Но сделаю это после войны, потому что пока он мне может пригодиться.
– Не стоит резать доктора, – сказал Ланс. – Об этой девушке болтает весь замок, исключая разве только Альберта. Женщины, которых ты приставил ухаживать за ней. Стражники, которые ее охраняют. Лакеи, которые приносят ей еду. А вчера она вообще разгуливала по всей Цитадели.
– Я ей разрешил.
– Наверное, она хорошая девушка, – сказал Ланс. – Жаль, что ни у кого из нас нет времени на любовь.
Главный вывод, который я сделал из этой трепотни на стене, был прост.
Мы все умрем. И все уже привыкли к этой мысли. Потому что лю… существа, надеющиеся выжить, обычно ведут себя более серьезно. А все эти разговоры – юмор висельников.
Все было готово. Дела завершены. Оставалось только гадать. Бездельничать. И трепать языками.
От нас больше ничего не зависит.
Никого не заботит, что будет после войны. Что все покинутые людьми деревни сожжены, посевы вытоптаны, оставшаяся скотина забита. Что Империя, победи она в войне, все равно умрет от голода.
Армия Бортиса оставляет после себя только выжженную землю. Мы в осаде. Мы приперты к стенке. Да, мы, тут все крутые, все из себя мачо, мы будем брыкаться до последнего, заливая все вокруг своей и чужой кровью но итог все равно будет один. Нас по вышеупомянутой стенке просто размажут.
А беженцы в подземельях… В лучшем случае их погонят обратно, как скот. В худшем… Тут есть несколько вариантов. Они могут умереть от голода под землей. Или их всех убьют. Казнят как предателей человечества.
А еще разговоры о массовых похоронах натолкнули меня на интересную мысль.