– Секретное святилище мцари. Согласно легенде, оно вырублено внутри древней скалы. Лишь избранные из магов Черного Круга, посвященные в тайну, могут перенести тебя сюда. Что, собственно, сейчас и произошло… Черт, я думал, все это сказки.
Эльфы ждали.
Были здесь воины, одетые в традиционные небесно-голубые доспехи. На груди каждого из них светились знаки отличия. Символы в форме голов драконов, перекрещенных мечей и весов, замерших в идеальном балансе обеих чаш.
Ни одного простого солдата – никого, рангом ниже, чем генерал.
– Что это? – повторила Франсуаз.
– Трибунал, – медленно сказал я.
Два мага Черного Круга стояли в дальнем углу залы. Длинные мантии пачкали злом мозаичный пол.
– Здесь нас осудят и приговорят к смерти. А тем временем водонапорная башня рухнет и тысячи людей погибнут из-за наводнения. Но какое дело до этого мцари? Их заботят только эльфийские традиции.
Был здесь еще один – не маг и не воин. Высокий мудрец, с золотой тиарой на голове, в серебряном с голубым камзоле.
Гофмаршал Высокого Совета.
– Вижу, вы не теряете присутствия духа, ченселлор Майкл, – произнес он. – Это хорошо. Вы еще не до конца утратили то, что отличает дроу от низших существ.
Я заложил руки за спину.
– Зато в вас всех не осталось ничего от эльфов, – спокойно отвечал я. – Вы предали наш народ и наши традиции. Мы гордимся тем, что мы дроу, ибо знаем, как много у нас истинных достоинств.
– Здесь все в это верят, – резко ответил гофмаршал, указывая на своих сторонников. – И вот почему мы тут, в зале святых.
Я улыбнулся.
– Вы презираете самих себя, – сказал я. – Позорите свой народ. Вы лелеете мерзкие бредни, будто мы – избранная раса, выше всех остальных. Вы гордитесь своей страной не за то, что она прекрасна сама по себе, а потому лишь, что все остальные, по-вашему, плохи. У вас нет веры и сил, чтобы крепко стоять на ногах. И желая возвыситься, вы не знаете другого пути, кроме как унижать других. Это и есть фашизм.
Лицо гофмаршала не изменило своего выражения.
– Вы всегда умели красиво говорить, ченселлор Майкл, – сказал он. – Я помню ваши речи в Высоком Совете. Посмотрим, не отобьет ли это у вас красноречие.
Короткий жест.
Один из воинов приблизился к старцу и передал ему резной ларец.
– Откройте, – предложил старец.
Я не двигался.
Я уже знал, что увижу внутри ларца и не хотел верить.
– Как пожелаете… Сделаю это сам.
Гофмаршал распахнул крышку, украшенную тремя мантикорами.
В ларце лежала отрубленная голова Лианны де Халон.
– Так мы поступаем с предателями, – произнес маршал. – С теми, кто присягнул на верность ста пятидесяти шести святым, а потом продал их. Теперь – теперь мы будем судить вас. Здесь вы не ошиблись.
Воин принял ларец из рук старика.
– Вижу, вам нечего ответить, ченселлор Майкл? – вымолвил член Совета. – Вы не хотите больше порассуждать о "мцари"? Жаль, вы так интересно говорили. Кстати, я думал, что так называют нас только за глаза.
– Вы ошибаетесь, – произнес я. – За вашей спиной не шепчутся – потому, что вас никто не боится. Эльфы зовут вас "мцари" только из благородства. Мы не хотим осквернять свои уста вашим настоящим именем. Вы – бешеные.
Лицо старца посуровело.
– Так называлась древняя секта, выступившая против Совета. Злые еретики, с которыми мы не имеем ничего общего.
– Скажите это Лианне, – посоветовал я.
Гофмаршал вскинул руку.
– Довольно оскорблений, – воскликнул он. – Трибунал начат. Мы, исконные эльфы, сохранившие верность идеалам великих предков, собрались здесь, дабы осудить изменника, ченселлора Майкла.
Я сложил руки на груди.
– Вы забыли добавить мой титул, маршал. Я – Черный Дракон. И знаете, почему вы про это умолчали? Таков высший из чинов ченселлора. И ни один из вас мне не ровня.
Молния ненависти пронзила лицо советника. Он хорошо знал, что я прав.
– Ни один Черный Дракон не стал бы участвовать в этом фарсе.
– Молчите! – приказал старец. – Или я прикажу магам лишить вас речи.
Веки его были насуплены, взгляд черен, как гнилой омут.
– Вы обвиняетесь в том, что предали высокие идеалы эльфов. Изменница де Халон пыталась за вас вступиться. Говорила о том, что смешанные браки – наша традиция. Это ложь. Мы не фанатики, ратующую за чистоту крови дроу, как делали это бешеные. Мы говорим о другом – о чистоте сознания и духа.
Он сделал шаг назад.
– Вы обвиняетесь в том, что продали душу дьяволам. И с той поры перестали быть настоящим эльфом.
Вперед выступил воин с регалиями бригадного генерала.
– Суд пройдет, как предписано традицией. Лучший боец из нас скрестит мечи с той, кто осквернила славу и гордость дроу. Никто не смеет вмешиваться в этот бой.
Он обернулся.
Маги Черного Круга шептали заклинания, сцепив перед собой руки.
18
Стальные кандалы сомкнулись на моих запястьях. Прочные цепи со звоном втягивались в стену, заставляя меня отступать.
Колдуны замолкли.
Я ощутил спиной холод цветной мозаики. Гофмаршал с удовлетворением взглянул на меня.
– Мы не хотим, чтобы вы вступались за свою дьяволицу. Вы и так слишком часто пренебрегали древними законами. Думаю, вы поймете и простите нам это маленькое заклинание…
Чародеи более не замечали меня. Они знали – обычный эльф не в силах противостоять магии Черного Круга. Глаза волшебников снова были опущены. Колдуны вернулись в мир грез, в котором проводят большую часть жизни.
– Два месяца назад, – произнес я. Из-за цепей мне было тяжело говорить. – Меня пригласил глава Высокого Совета.
Бригадный генерал принял из рук своего собрата топор – страшное оружие, с длинным древком и лезвиями на обоих его концах.
Франсуаз вынула меч из заплечных ножен.
– Он говорил со мной о мцари, о бешеных… Многие эльфы чувствовали, что древняя и мерзкая секта вновь поднимает голову.
Воины отступили к стенам, образуя широкий! круг. Маги не двигались; вряд ли они вообще замечали, что происходит вокруг них.
Гофмаршал на всякий случай подошел ко мне – он не хотел случайно попасть между дуэлянтами.
– Мы полагали, что часть верховных иерархов тоже поддалась влиянию идей мцари. Сейчас я вижу, что не ошибся. Существовал только один способ выцарапать вас из щели, в которую вы забились. Приманка. Ею стал я.
Бригадный генерал начал раскручивать топор. При взгляде на это тяжелое оружие мало кто бы поверил, что его вообще можно поднять – тем более, сражаться с его помощью. Но воин владел двусторонней алебардой так же легко, словно держал прогулочную трость.
Четыре скругленных лезвия – по две с каждой стороны – вращались перед генералом, словно крылья смертельной мельницы.
– Несколько недель я оставался в столице. Мне предстояло привлечь ваше внимание. Я выступал с речами.
Я закашлялся – цепи сдавливали меня чересчур сильно.
– Которые вам так понравились. Ходил на приемы. Но главное – я говорил с людьми. Говорил то, во что верю и что так ненавистно вам всем. Правду.
Генерал начал приближаться к девушке.
Зала была большой – но не настолько, чтобы Франсуаз могла убежать. Она и не пыталась. Девушка стояла, держа в руках длинный стебель дайкатаны.
Воин сделал выпад, потом второй. Он выбрасывал топор вперед, не прекращая проворачивать его перед собой. Этот маневр требовал и силы, и ловкости. Среди бойцов раздался одобрительный шепот.
Ни один удар не мог достичь Франсуаз. Для этого не хватало пары шагов. Но генерал знал, что пара подобных выпадов способна вызвать панику даже у опытного воина.
Ведь опыт не делает человека бессмертным – скорее, он научает ценить жизнь.
Демонесса не двигалась.
– Потом мы решили, что этого достаточно. И я уехал. Вы выжидали. Нельзя было нападать на меня сразу же. Тогда мое исчезновение сразу бы связали с тем, о чем я так много говорил в столице. Но потом – потом ловушка сработала.
– Вы правы, – спокойно отвечал гофмаршал.
– Вот как? – произнес я. – И в чем же?
– Вы много говорите…
Франсуаз взмахнула мечом. Всего лишь раз.
Дайкатана рухнула вниз, как лезвие гильотины. Древко топора переломилось пополам, тяжелая сталь зазвенела об пол, калеча и разбивая мозаику.
Генерал остался безоружным.
– Мне нравятся ваши традиции, – сказала Френки.
И снесла ему голову.
Глаза бойцов, не отрываясь, следили за тем, как отрубленная башка катилась по полу, подпрыгивая и оставляя кровавые следы. Длинные волосы бригадного генерала хлопали ей вслед, словно хвост диковинного зверя.
Голова остановилась у ног гофмаршала, вздрогнула и пала лицом вниз.
Старец замер.
– Трибунал окончен, – негромко произнес я. – Так гласят древние законы. Вы же ратуете за их соблюдение.
– Ложь! – воскликнул советник. – Дьяволица не билась честно. Она призвала помощь из Преисподней. Сам Нитхард, владыка Ада, водил сейчас ее рукой.
– Не говорите глупостей, – устало промолвил я. – Вам прекрасно известно, что слуги Геенны здесь ни при чем. Здесь маги Черного Круга. Они сразу почувствовали бы детей тьмы. Вы проиграли. Ваш собственный суд меня оправдал.
Старец с ненавистью посмотрел на меня.
Каждый из эльфийских святых говорил о том, что ненависть – великий грех. Разными словами, по разным поводам, но все они в этом сходились.
Но гофмаршал служил выдуманным идеям, а не добру или злу. И для него не имело значения, нарушит ли он сам вековые традиции.
– К бою! – приказал он. – Мы уравняем шансы. Раз дьяволице помогает сам Нитхард, от которого отвернулись даже Небесные Боги, пусть ее атакуют все наши бойцы сразу.
– Не делайте этого, – предупредил я.
Меня никто не услышал.
Воинов было шестеро.
Теперь, когда бригадный генерал лежал в луже собственной крови у ног девушки, их стало пятеро. Лучшие из лучших, элита эльфийской армии.
Бешеные.
Один из них держал длинное копье, второй был вооружен короткой пикой. Третий сжимал кривую саблю. Но наибольшую опасность представляли двое других – лучники.
– Майкл, – пробормотала Френки, не оборачиваясь ко мне. – Ты вроде бы говорил, что у эльфов нет армии.
– Они из городских гвардейцев. Нечто вроде полиции. И пограничных отрядов.
– Неплохо для страны, в которой нет войск.
Стрелы запели в воздухе.
19
Гофмаршал улыбнулся. Это выражение замерло на его лице, а потом упало, как занавес. Он осознал, что стоит на линии огня.
Да, ничья жизнь не имела значения для мцари. Даже их предводителя.
Старец шагнул в сторону, но наступил на край Длинного плаща. Он споткнулся. Никто этого не видел, кроме меня. Когда советник вновь выпрямился, его лицо казалось белее, чем снег Саламандровых гор.
Маленькую оплошность, свой неловкий жест он расценил как жуткий миг позора и трусости.
И не мог простить мне, что я был тому свидетелем.
Все-таки прав был крысяк Хозар. Люди – странные существа.
– Ты не переживешь эту ночь, Майкл, – прошептал гофмаршал.
Франсуаз перекатилась по полу. Это было больно – яркие детали мозаики выдавались вверх, острыми краями, словно скопление айсбергов. На коже девушки показались капельки крови.
Две стрелы пролетели над ней, ударившись в стену. Двое святых, чьи лики были на ней изображены, оставались бесстрастными. Выложенные из разноцветных камней, они не ощущали боли. Но лицо гофмаршала сморщилось, словно оба острия пронзили его насквозь.
На его глазах оскверняли священную залу.
Широкий кожаный пояс, обвивавший талию девушки, сверкал тринадцатью сюрикенами. Но это было магическое оружие. Франсуаз не решалась использовать его, зная – это может пробудить черных колдунов.
– Пятеро против одной, – сказал я. – Таков, по-вашему, честный бой?
– Не тебе говорить о чести, предатель.
Люди не любят, когда их ловят на лжи. Когда им нечего больше сказать, они называют лжецами всех остальных.
Двое бойцов бросились к Франсуаз – мечник и пикинер. Девушка еще не успела подняться с пола. Копейщик поднял оружие для удара Он не трогался с места – длина древка позволяла ему поразить цель оттуда, где он стоял.
Кривая сабля ударилась об украшенный пол, поднимая фонтан разноцветных брызг. Демонесса перекатилась снова. Острое, словно зубы дракона, лезвие ее меча полоснуло по ногам второго бойца. Он выпустил из рук пику и начал медленно падать.
Гофмаршал рванулся вперед.
В первое мгновение мне показалось, будто он хочет прийти на помощь раненому товарищу. Но нет – старец стремился туда, где стрелы попали в скорбные лики святых.
Ему не терпелось провести рукой по мозаике, убедиться, что рисунок не поврежден.
Как он мог думать об этом в такую минуту?
Копейщик нанес удар. Он опоздал. Девушка уже стояла на ногах, в трех футах от него. Копье имеет много преимуществ – оно позволяет нанести удар с большого расстояния. Но им слишком долго замахиваться.
Воин понял, что не успеет парировать удар или отклониться. Но Франсуаз не собиралась атаковать. Выпустив меч, она схватила копье обеими руками, со стороны наконечника.
– Ты еще не дорос до больших игрушек, – произнесла она.
Боец не успел опомниться, как девушка развернула его, заставив сделать три шага в сторону. В то же мгновение две стрелы вонзились ему между лопаток.
– Не поворачивайся ни к кому спиной, – улыбнулась Френки. – Тем более, к боевым товарищам.
Мечник бросился на нее, занося кривую саблю над головой. Копейщик что-то шептал, но никому не было дела до его предсмертных слов. Он завалился вперед.
Франсуаз подняло копье, и длинный наконечник, напоенный ядом болотного аллигатора, прошил горло человека с саблей. Глаза умирающего вылезли из орбит. Он дернулся, в последнем усилии.
Человек был уже почти мертв – но на его груди не зря сиял символ алмазных весов, вручаемый за отвагу. Последним усилием он смог нанести удар, направив клинок прямо в голову девушки.
Потом он ушел к богам. Так и не осознав, что сабля выскользнула из его холодеющих пальцев, упала за спиной и в момент атаки руки его сжимали пустоту.
Двое бойцов рухнули, и прочное древко копья соединяло их, как узы боевого братства.
Пикинер бился на полу. Из его ног текла кровь, словно вино из разбитого кувшина. Франсуаз осталась без оружия. Двое лучников вновь доставали стрелы, накладывали их на звенящую тетиву.
Девушка прыгнула. Она перевернулась в воздухе и приземлилась прямо перед воинами. Протянув вперед руки, демонесса сломала обе стрелы.
– Вам не говорили, что нельзя играть с острыми предметами? – спросила она. – Вы можете пораниться.
Лучники опешили. Оба они привыкли сражаться, прячась за спинами пехотинцев. Короткие мечи висели на их поясах, но это не было привычным оружием. Им надо было разжать пальцы, выпустить бесполезные луки и взяться за клинки.
Они колебались только долю мгновения, но девушке этого хватило.
В ее руках корчились обломки стрел, прямые острия на коротких кусках древка. Франсуаз воткнула их в глаза ратникам – одному в правый, другому в левый. Резко нажала, чтобы наконечники прошли в череп и пробили мозг.
Воины упали один на другого, заговоренные луки сломались под тяжестью мертвых тел.
– Я же предупреждала, – сказала девушка.
Пикинер попытался встать.
Демонесса направилась ко мне. Не замедляя шага, не переводя взгляд, она взяла человека, стоящего на коленях, за голову и резко повернула ее. Раздался хруст сломанной шеи.
– Думаю, я прошла испытание, – сказала девушка, обращаясь к гофмаршалу. – Пора отдать мне кубок победителя. Уверена, твой череп вполне на это сгодится.
20
Старец спокойно встретил ее слова. Так гордая скала не гнется под ударами океана. Можно было подумать, что теперь былая уверенность оставит его. Но когда он заговорил, в голосе его звучало внезапное торжество.
– Эльфийские святые будут мне свидетелями! Мечом дьяволицы водил богомерзкий Нитхард. Но суд свершится, и справедливость восторжествует.
Он повернулся к дальней части залы, где стояли маги Черного Круга.
– Призвав на помощь волшебников, вы нарушите все традиции эльфов, – произнес я. – Перечеркнете даже те безумные идеи, в которые верите сами. Мцари и те отвернутся от вас после этого.
– Твоя вина только что была доказана, – резко сказал гофмаршал, хотя на самом деле все обстояло наоборот. – У тебя нет права голоса. Маги! Пробудитесь немедля.
Франсуаз застыла.
Логика подсказывала, что надо зарубить советника прежде, чем он успеет позвать чародеев. Но девушка не могла убить безоружного, тем более – старика.
Это была ошибка.
Благородные поступки делают нам честь, но еще они приближают нас к гибели.
Серые, лишенные выражения лица колдунов поднялись к нам. В глазах зажглись холодные белые звезды.
– Убейте дьяволицу, – приказал советник. Девушка обернулась. Она прекрасно владела мечом – но любая атака была заранее обречена. Магия Черного Круга оберегала ренегатов, делая их практически бессмертными.
Взгляды чародеев сошлись на Франсуаз и погасли.
– Что они могут? – негромко спросила девушка.
– Все, – тихо ответил я.
Лица колдунов снова опустились. Сцепив руки, они шептали заклинания.
– Правосудие восторжествует! – воскликнул гофмаршал.
Мои руки по-прежнему оставались прикованными к стене. Если б не это, наверное, я попробовал бы сразиться с магами. Хотя и знал, что обречен на поражение. Теперь же мне оставалось только одно.
Попрощаться.
– Прощай, Френки, – негромко произнес я.
Лики святых смотрели на нас со стен.
Первый из колдунов поднял ладони, и волна пламени хлынула из них, растекаясь по комнате. Мое лицо обдало жаром. Старец поднял край плаща, прикрывая глаза.
Второй чародей распрямился, сноп разветвленных молний родился в его груди. Грохот грома прокатился от стены к стене, как взрывная волна. Смертельная паутина накрыла собою девушку, и поток огня прокатился по ней.
Колдовство прекратилось почти мгновенно. Пламя исчезло, оставив лишь запах дыма. Два колдуна застыли, словно тоже были вытесаны из камня, как и лики святых.
Франсуаз нигде не было.
Старец сделал два торопливых шага, остановившись в том месте, где только что стояла девушка. Магический огонь расплавил камень, превратив часть мозаики в гладкое, расплывчатое пятно. Словно кто-то смазал не высохшую еще краску.
Но следов демонессы гофмаршал не мог найти – словно в последний момент она исчезла, избегнув смертельных заклинаний.
– Что произошло? – резко спросил старик.
– Я ее отпустил, – улыбнулся я. – Забрал назад свою душу. Это очень просто, как вы могли заметить. Франсуаз вернулась домой, в Преисподнюю. И вы не сможете там до нее добраться.
В глазах гофмаршала сверкнуло безумное веселье.
– Это и ни к чему, – громко воскликнул он. – Дьяволица – лишь мусор, низшее существо, до которого нам нет никакого дела. Мы собрались здесь, чтобы покарать тебя, предатель. И я сделаю это прямо сейчас.