Никита похлопал Вадика по плечу. Тот стукнул его по ноге, мол, кончай гнать. Действительно, кто знает, что это за подруги? Завтра донесут, и приедут за друзьями из военной прокуратуры. Полковнику Буданову девять лет за одну чеченку дали, а тут пять деревень…
Ой, это ж лажа все… Но как живая. Аж сам поверил!
– Девчонки, а звать-то вас как? – задал вопрос Никита, хотя это не имело никакого значения.
Они представились. Именами, которые Вадик забыл ровно через секунду. Он вообще плохо запоминал имена.
– А я Евпатий, – гордо распрямил плечи Никитушка, – забытое такое русское имя. Но вы можете звать меня просто Евпатий Эммануилович, ха-ха-ха…
– А тебя как зовут? – Беленькая положила руку на капитанский погон Вадика.
– Я… Вадим…
– Какое сексуальное имя.
Ничего сексуального в своем имени Вадик не находил, но возражать не стал. Чтобы поддержать разговор, спросил, чем девушки занимаются. Беленькая что-то начала рассказывать про Мариинский театр, но ему захотелось в туалет, и он не дослушал, без сомнения, интересный рассказ.
В туалете, когда он мыл руки, к нему пристал сильно поддатый трудящийся сорока с небольшим лет. С сероватым лицом и коротким седым "ежиком" на голове. Не очень подходящий возраст для похода в подобные заведения. Основная масса отдыхающих была до тридцати. Он назвался Пашей и заявил, что тоже проливал кровь на чеченских фронтах. После чего принялся задавать не очень удобные вопросы о буднях Российской Армии. Типа, где базировались, кто командир полка, в каких операциях бились?
Вадик добрым словом помянул капитана Евпатия Эммануиловича. Но отступать было некуда. Приходилось выкручиваться, дабы не заработать в морду. У этой публики от любви до ненависти четверть пьяного шага.
– В Дуба-Юрте базировались. Петров у нас командир полка. Полковник Петров.
– Блин, не Андрюха, часом?!
– Да, Андрей.
Лучше б он этого не говорил. Паша со словами "братуха, бля" бросился обнимать Вадика, словно человека, подарившего ему яхту или загородный дом.
– Надо же, как мир тесен! А я смотрю – лицо у тебя знакомое! Словно вчера видел!
Вадик не стал сообщать, что Паша действительно мог видеть его вчера в одной телевизионной программе.
– Помню Андрюху, помню, – счастью мужика, казалось, не было предела, – еще по Грозному. Много его бойцы духов положили… Он тогда только майором был. А сейчас, значит, полковник уже! Растут люди, растут… Как у него с ногой-то? Все хромает?
– Уже не очень… Зажило.
– Ну, слава богу. Это его в Старо-Промысловском зацепило осколком. На зачистке. Даже дембельнуться хотел. Оклемался, стало быть…
– Ага.
– Вадюха, это дело обмыть надо! Срочно и без возражений! Такая встреча! Ну, просто песня!
– Мы, вообще-то, тут с девчонками, – вяло возразил Вадик, которому совершенно не улыбалось бухать с человеком, могущим уличить его во лжи.
– Ай! – поморщился Паша, словно его укусила пьяная оса. После чего перешел на шепот: – Я тут тоже со своей. Затащила. Я-то сам не любитель этих дискотек. Еще с мужиками пивка попить, куда не шло. А тут, кроме водки разбавленной, никаких удовольствий.
– Со своей? С женой?
– Да какая, в жопу, жена? Жена мне еще в две тыщи втором ручкой помахала. Нашла здесь барыгу, пока я в Чечне конституционный порядок восстанавливал. Конечно, чего с меня взять? Оклад, командировочные да пайковые… А там целый менеджер… С отдельной квартирой и "лендровером"… Давай покурим, братишка… Угощайся.
Паша вытащил из кармана пиджака мятую пачку "Петра Первого" и протянул Вадику. Тот не посмел отказаться. Настоящие фронтовики курят все.
Паша затянулся, одним махом укоротив сигарету вдвое.
– Суки они, продажные…
– Кто? Духи?
– Да какие духи? Бабы! Она ж, когда замуж выходила, коммуналке рада была да старому дивану! Люблю, Пашенька, люблю, родненький… А через годик началось. Сперва машину стиральную давай, потом путевку в Турцию, потом авто с гидроусилителем руля и этим, как его, мать твою – климакс-контролем. А под конец вообще заявила – не можешь семью жилплощадью обеспечить, нечего и жениться было! Можно подумать, я ее в ЗАГС тащил. Сама ведь уломала!
Вадика тоже уломала Лерка. Ну не то что на коленях уламывала, а, так сказать, была инициатором. У всех нормальных пар молодой человек приходит к любимой девушке с букетом и колечком, припадает на колено и предлагает руку и сердце, заверяя, что будет любить ее до гроба, вне зависимости от ее социального и материального положения. Потом просит благословения у родителей.
Вадик на колено припадать не собирался. И не потому, что жалел денег на цветы и колечко. Просто считал, что вполне комфортно чувствовал себя без штампика в паспорте. Да еще друг Никита отговаривал: "Куда торопиться? Надеть ярмо на шею всегда успеешь. Вам что, без штампика кто-то жить мешает? Я бы вообще браки отменил, кроме фиктивных".
В итоге предложение сделала Лерка. Он бы так и не решился. Сделала при крайне романтических обстоятельствах и в не менее романтической обстановке. Их загребли в милицию. Их, тихих, законопослушных, богобоязненных молодых людей, даже дорогу переходивших исключительно на зеленый. Они отправились на концерт Филиппа Киркорова, которого жутко не любили, но билеты были халявными – бонус к купленному в супермаркете шампуню. Халява их и сгубила. Билеты оказались наглой подделкой, контролер просигналила охраннику концертного комплекса, тот по рации вызвал людей в форме, и вместо концертного зала влюбленные оказались в багажном отсеке ментовского "уазика" вместе с каким-то фанатом Киркорова, не рассчитавшим с алкоголем. Все дорогу до отдела он пел "Зайка моя" и плакал.
Дежурный оперативник был на каком-то выезде, дожидаться его пришлось в специально приспособленном месте под названием "темная", ибо соседний "аквариум" был под завязку набит пьяными фанатами Киркорова. Задержанные же – люди серьезные, возможно, мошенники или фальшивомонетчики. А по жестким, но справедливым российским законам сажать разнополых граждан в одну клетку строго запрещено. Особенно когда при них нет документов. А документов не было. Поэтому Вадика поволокли к фанатам. Тут Лерка встала поперек. "Почему вы не можете посадить нас вместе?!"
– А кто он тебе? – уточнил бдительный дежурный.
– Муж.
Вадик трусливо промолчал, лишь покорно кивнул. Дежурный посчитал, что посадить мужа с женой в одну камеру не самое серьезное нарушение законодательства. Так молодые люди впервые в своей жизни оказались на одних нарах. "С почином", – сказал дежурный, захлопнув за ними массивную пуленепробиваемую дверь.
– Мы будем добиваться суда присяжных!.. А зачем ты сказала, что я твой муж? – прошептал Вадик, немного придя в себя и оценив обстановку.
– А ты хотел в "обезьянник" к бомжам и алкашам?
– Но нас же теперь точно посадят!
– За что?
– За ложные показания. Я слышал, статья такая есть.
– Значит, нам надо срочно пожениться. Прямо завтра подадим заявление. Или ты против?
– Нет, но… А жить мы где будем?
– Можно пока у меня… Я уже говорила с родителями, они выделят нам комнату. С балконом. Ну что… Ты согласен?
– Да, конечно… Я же тебя люблю…
Когда дежурный опер, вернувшийся с задания, распахнул дверь камеры, он увидел на нарах задержанных, слившихся в страстном поцелуе прямо под рекламным плакатом милицейского спонсора – "Веселого молочника".
С билетами разобрались быстро. Оказалось, что Вадик с Леркой не первые. Фальшивки выбросили ушлые работнички супермаркета, а настоящие толкнули перед концертом с рук за полцены. Задержанные написали объяснительные, опер проверил их по учетам и с миром отпустил, предупредив, чтобы в следующий раз они в камере не целовались. Потому что, простите за тавтологию, камеры оборудованы камерами, и вся дежурная часть отвлекалась от выполнения прямых обязанностей. А кое-кто даже делал ставки, ограничатся ли узники поцелуями или пойдут дальше.
С тех пор ни на какие концерты Вадик с Леркой больше не ходили. А на следующий день подали заявление во Дворец брака и сочетания. Побывав на настоящих нарах, они стали авторитетными людьми и за базар отвечали.
Да, получалось, что Вадик ничего для своего счастья и не предпринимал. Все было сделано за него.
Сигаретный дым пощекотал бронхи, Вадик закашлялся. Потом спросил:
– А как вы поняли, что она к другому ушла? Сама сказала?
– Чего ты мне "выкаешь", как замполит на совещании?.. Ну, вообще-то, – Паша за вторую затяжку полностью уничтожил "Петра Первого", – случайно вышло. Я на два дня раньше из Чечни приехал. С летчиками договорился, взяли на борт. Ну и застукал. Как в анекдоте. Сучка… Сидели в обнимочку с этим пердуном старым, Малахова смотрели.
– И что? Как ты отреагировал?
– Ну как, как? Хорошо, пистолета при себе не оказалось. А то обоих бы, на месте…
– Что, серьезно? Убил бы?
– И рука б не дрогнула. Повезло им… Но челюсть я ему красиво своротил. С одного удара. Меня потом полгода в ментовку таскали. Но он заяву забрал. Сам же виноват, не хрен с чужими женами Малахова смотреть. А я на эмоциях был, понять можно…
– И что, развелись?
– А куда деваться? Не с рогами же жить. Ленка в ногах не ползала, а я ее не уговаривал вернуться.
– А дети есть?
– Не… Проблемы у нее по женской линии. Усыновить думали. Не успели.
– И ты не жалеешь, что разошлись?
– Ну, не знаю, – расчувствовавшись, Паша полез за свежей сигаретой, – если честно, до сих пор, зараза, снится. Как-то я ее не представляю с этим менеджером. Все думаю, не погорячился ли я тогда?.. А Ленку Боженька наказал. Через пару лет менеджера инсульт разбил. Реально так – ни рукой, ни ногой не шевелит. В колясочке катают и кормят с ложечки. Три тысячи по инвалидности и никаких "лендроверов". Грех, конечно, но я тогда очень обрадовался… А у тебя что, похожие проблемы?
– Ну, в общем, да… Так, а здесь ты с кем?
– Со студенткой одной… Я ж из армии после той истории демобилизовался, к приятелю в "Газпром" устроился… Охранником. С Машкой вон познакомился. Живет у меня. Она и не скрывает – ей прописка питерская нужна. Зато честно. Мне с ней и поговорить-то не о чем. Про войну ей не интересно, а мне про ее тусовки и шмотки. Вот, вытащила меня сюда. Ну и какой здесь цимиз? Бабы на шестах? Или ее подружки-студентки?
– Так чего ты ее не прогонишь?
– А с кем останусь? Так я хоть кому-то нужен… Даже для прописки.
Паша вздохнул и чиркнул "зипповским" бензиновым огнивом, едва не опалив брови.
– А у Ленки знаешь почему ничего с этим папиком не получилось? Потому что она не мне, она себе изменила. А это самое поганое. Перед собой-то не оправдаешься. Ну, ты знаешь, воевал. Там это быстро понимаешь… Сам на дембель не собираешься? – Он перевел базар в другую плоскость.
– Собираюсь… Надоело. Только обещаниями кормят.
Вадик телевизор смотрел, газеты читал, поэтому знал, что в армии далеко не шоколад.
– Это верно. Никому мы, на хрен, не нужны. Только когда заваруха начнется, бегут, как детишки к мамкиной юбке… Гляди, если никуда не пристроишься, обращайся. Порекомендую. Им охранники толковые нужны. С боевым опытом. Вон, с Украиной каждый год проблемы. А кто в бой за газ пойдет, если что? Работенка не пыльная, в офисе торчать сутки через трое. И по деньгам с армией не сравнить. Это ж "Газпром".
– Спасибо, обращусь.
После истории в бане слово "Газпром" вызывало у Вадика исключительно негативные эмоции.
– Я тебе телефончик потом оставлю… Ну что, братишка, пойдем вмажем за знакомство. – Отставник швырнул окурок в писсуар, и они покинули место общего пользования.
В зале ничего принципиально не изменилось. Разве что прибавилось рабочей молодежи. У некоторых под воздействием стимулирующих таблеток или веселящего дымка уже начался ЭБН – эффект беспокойных ног, или просто эбанутость. Лерка как-то рассказывала, что это реальный медицинский термин. Когда человек под воздействием препаратов или просто так, по характеру, без передыху носится туда-сюда. Когда ноги не подчиняются мозгу.
Опять Лерка…
Паша ледоколом пробился к столику, расчищая путь брату по оружию. За столиком сидели три девицы. Без окна.
– Малыш, ну что ты так долго? – воскликнула одна из них. – Мы уже волноваться стали.
– Подвинься, – не ответив на вопрос, приказал малыш, – садись, Вадюха. Машка, это Вадик. Воевали вместе.
– Очень приятно. – Девица положила руку на шею своему "газпромовскому" кавалеру.
– Здрасте, – как-то скромно, не по-офицерски поздоровался Вадик со всеми девушками сразу.
Паша взял графинчик, выплеснул содержимое Машкиного бокала на пол и налил в него жидкость, похожую на водку.
– Давай, братишка… За нас, за нормальных мужиков.
Он стукнул свой бокал о бокал Вадика и залпом опорожнил. Вадику пришлось тоже, хотя сделал он это неумело, с трех заходов. Но сделал. Вес взял. Все сто пятьдесят граммов. Водка отдавала карамелью и возвращала в детство.
– О, чувствуется десантная закалка! – одобрительно похлопал Паша по его тощему, совсем не десантному плечу. – Нам, настоящим "газпромовцам", бухать, вообще-то, не рекомендуется. Но я выходной завтра. Имею право.
Он придвинулся поближе к Вадику и принялся что-то рассказывать про недальновидную политику прежнего правительства на Северном Кавказе. Вадик практически ничего не слышал – мешали музыка и гомон окружающих. Но периодически кивал, мол, мне крайне интересно. Но вряд ли бы он уловил суть рассказа, даже если бы музыку выключили совсем. Разобрал только слово "проститутки", но о ком конкретно шла речь, не понял. Водка, никотин, бессонная ночь превратили его в прекрасного вечнозеленого зомби.
Он закрыл глаза и уже не отвечал кивками на рассказ дорвавшегося до добровольного слушателя нового знакомого.
…Приоткрыв веки снова, он вдруг увидел Лерку. Она сидела за соседним столиком с этим культуристом. Они пили разноцветные коктейли и весело щебетали. Она была в своем голубом платье, которое так нравилось Вадику, и в белых босоножках с тесемочками, перевязанными вокруг лодыжек. Кажется, Лерка тоже заметила его, но никак не отреагировала, продолжая хихикать. Ни намека на раскаяние или тоску. И культурист заметил. Но даже бровью не повел, сволочь накачанная, чтоб тебя изжога извела!
Вадику стало еще досадней, чем тогда в квартире. Как же так? Это же его Лерка! С которой они собирались поехать на выходные к их сыну! И с которой они прожили больше пяти лет, на минуточку! Что же она делает?! Нельзя же так демонстративно! Он же любит ее! Зачем она притащилась в этот вонючий клуб?! Будто знала, что он тоже придет сюда!
К ним подскочил официант, культурист сделал какой-то заказ и протянул пластиковую карточку. Кажется, банка, где служил Вадик. Карточку платиновую, для избранных. Значит, у гада на счету побольше двадцати тысяч. Неужели Лерка из-за денег повелась? Тоже решила кризисом прикрыться?.. "Извини, Вадик, но в такой тяжелый для мирового сообщества час я должна думать о будущем…" Зараза!
Официант взял под козырек и помчался выполнять заказ, словно зайчик, которому в задницу вставили свежий "Дюрасел".
Диджей запустил новую тему, заелозив пластинками. Вернее, тема была старой, кажется, "Марш коммунистических бригад", но в современной, кислотно-клубной обработке. Старых танцовщиц сменили новые, абсолютно голые, и в такт музыке принялись неспешно одеваться.
Причем шмотки были какими-то подержанными и совершенно неэротичными. Стриптиз наоборот.
Паша продолжал бубнить про Хасавюрт, Лерка продолжала хихикать. Облизнула краешек бокала, словно дразнясь. И закинула ногу на ногу.
С потолка повалил снег. А может, не снег. А просто включили спецэффект. Но Вадику показалось, что снег был настоящим, – на лицо падали холодные хлопья и таяли. Он сунул руку в боковой карман бушлата, чтобы достать платок и утереться.
Что это?
Вместо платка он вытащил предмет, похожий на пистолет. Нет, не похожий, а самый настоящий. Кажется, имени Макарова. Вороненый затвор, предохранитель, мушка, рифленая ручка. Видимо, сосед Никиты оставил его в кармане по забывчивости или раздолбайству.
"Застал бы – рука б не дрогнула", – прозвучала в голове цитата бывшего офицера Российской Армии.
"А у тебя дрогнет? Давай, Вадик, не забывай, что ты настоящий мужик! Теперь ты в более выгодных условиях. У него бицепсы, а у тебя пистолет! Стрелять ты умеешь!" Прошлой осенью руководство банка вывозило желающих на стрельбище. Вадик стрелял из "Кедра" и "Макарова", правда, резиновыми пульками. Боевые банкирам не доверили. Стрелял не очень удачно, но инструктор сказал, что способности есть и их надо развивать. Вот и развивай!
С такого расстояния он не промахнется. А если подойти поближе… Да, было бы неплохо посмотреть на рожу культуриста. И еще лучше отправить его к шесту. Пускай станцует.
Где Никита? Ага, все девчонок окучивает…
Снег прекратился, но откуда-то подул ветер. Холодный и горький на вкус, словно водка. Хотя у ветра не может быть вкуса. Наверно, тоже спецэффект.
"…Прикинь, они нас в подвале обложили, а у меня последний рожок… Давай еще выпьем", – голос Паши звучал, словно из-под танцпола.
"Извини, сослуживец, у меня сейчас дела поважнее, чем твой рожок… Мне вопрос срочный решить необходимо. Вот решу и выпьем".
"…Трудовые будни – праздники для нас…" – пела пластинка. Танцовщица возбуждающе застегивала пуговицы на блузке.
Вадик встал из-за столика.
"Куда ты, братишка? Я тебе еще не все рассказал".
"Сейчас вернусь. Только стану вдовцом – и вернусь…"
Нет, в Лерку он стрелять не будет. Он любит ее. А любовь постоянно надо доказывать, как сказала Сандра. Вот он и докажет. Чтоб поняла, кому изменила. Настоящему мужику, готовому на подвиг!
Он передернул затвор. Громко так, с трагическим оттенком. Все, даже Никита, обернулись на звук.
Оттолкнул возникшего не по делу официанта, вытянул руку с пистолетом и сделал несколько решительных шагов.
– Эй, урод! Узнаешь?!
Лерка и спартанец посмотрели на него. Лерка заморгала. Когда она волнуется, всегда моргает. Спартанец не заморгал. Просто поднялся с места. Ну и прикид на нем. Облегающая футболка, шорты, платочек вокруг шеи. Типичный педик.
– Сейчас ты примешь смерть жуткую, лютую! – объявил Вадик, нацеливая ствол пистолета в его широкий лоб. – И никогда больше не сможешь подойти к чужим женам! Умри, свиняй в кляре!
Он плавно нажал на спусковой крючок, как учил тесть сына Лешку. Но крючок не нажимался, словно был приклеен к ударно-спусковому механизму. Вадик даванул посильнее. Тот же эффект. Что за хрень?!
Попробовал помочь вторым пальцем. Крючок не сдвинулся ни на миллиметр. Вот напасть! Пушка дефектная! Поэтому и не можем с бандформированиями покончить!
Культурист нагло, по-свиняйски усмехнулся.
Ничего, педик, рано радуешься!
Вадик размахнулся и швырнул пистолет прямо в рожу врагу, надеясь попасть в мясистый нос. Не попал. Враг присел, пистолет просвистел у него над темечком и ударился в мраморную колонну, разлетевшись на запчасти, словно игрушечный.