– Так вот кто, оказывается, герой. Ее муж. Уехал из Москвы в тайгу. Ловко. Там выписался, тут прописался, квартиру не забыл забронировать. В газете о нем писали. Я согласен, пусть он герой. А о нас, безымянных героях кто напишет? В тайгу-то легче попасть, чем в столицу. Сколько нас в Москву рвалось не прорвалось. И сколько рвется не прорвется. О нас надо писать, об истинных героях. Об отчаянных и смелых, безумных и храбрых, о тех, кто рвется в Москву.
Ты не ласков со мной
– Здравствуй, жена. Меня теряли?
– Не очень.
– А ты меня ожидала?
– Не очень.
– Все-таки хорошо дома, но непонятно. Непонятно, над чем работать, с чем бороться.
– Тебе бы только с чем-то бороться. Превращаешь семью в производственное подразделение.
– Катя, не ругайся. Я – с собрания. Нам там все объяснили.
– Я не ругаюсь. Это сосед поет.
– Пусть поет. Сейчас не это главное. Главное, поднять семейную дисциплину. Не должна она отставать от производственной. Кстати, ты мое возвращение домой отметила?
– Где?
– В книге приходов-уходов из дома – домой.
– Нет еще.
– Обязательно отметь. Кстати, ты сама во сколько пришла?
– В шесть.
– А отметила в книге?
– Отметила.
– Дай проверю. Почему ты поставила в семь?
– Ну какая разница?
Катя, ты недопонимаешь. Это очень важно. Как же иначе я буду тебя контролировать? Как мы будем улучшать семейные отношения? Значит, ставим – в шесть. А сейчас восемь. Какую работу ты провела за 2 часа?
– Приготовила ужин.
– Катя, ты молодец. Дай чистую бумагу и карандаш, я выпишу тебе благодарность. Кстати, где твоя вчерашняя благодарность?
– Я ее потеряла.
– Это нехорошо… Ну, ладно, выпишу тебе дубликат. Вот тебе благодарность, и получи поощрение в виде поцелуя. Дай чмокну. Это первый поцелуй, запланированный на вечер.
– Пантелей, ты не ласков со мной.
– Ты обижаешь меня, Катя. Вчера я израсходовал на тебя четыре ласки. У меня вот тут зафиксировано. Вот тут, в папке. Видишь? Четыре ласки. Это на две ласки больше, чем за тот же период прошлого года.
– Я не хочу запланированные ласки. Я хочу порывы.
– Ты что, Катя?! Какие порывы? Из-за этих порывов гибнут целые семьи. Где у нас план работы на сегодняшний вечер?.. Который мы вчера утвердили. Так, вот он. Пункт первый: приход с работы – есть, поцелуй – есть. Да, я должен объявить тебе выговор.
– За что?
– Анонимка на тебя получена. Мной.
– А что в анонимке?
– Могу зачитать. Сейчас, из папки достану… Слушай. "На протяжении трех лет я имею честь работать с вашей женой в одном учреждении. Все это время я наблюдаю за ее поведением и замечаю в нем отрицательные моменты. Мной отмечены факты злоупотребления вашей женой своей фигурой, лицом, голосом и, что самое опасное – своими ножками. Она ходит, улыбается, говорит, и это беспокоит и тревожит мужскую половину. Примите меры. Старший доброжелатель управления".
– Значит, будет скандал?
– Или два, но завтра.
– Из-за того, что у меня есть лицо, руки, ноги?
– Нет, это мелочи, хотя действительно, они у тебя есть. Просто назавтра у нас запланирован скандал. Рядовой, текущий скандал без рукоприкладства. Мы не будем ругаться из-за мелочей, а поскандалим о чем-нибудь большом и хорошем.
– Например, о том, что ты не помогаешь мне физически.
– Давай, внесем в план, буду помогать.
– Иди постирай.
– Это умственно. Физически – наколоть дров, принести воды.
– У нас квартира со всеми удобствами.
– Значит, физически тебе помогает государство.
– Нет, мама была права. Она говорила, что заводить и держать мужа – это не каждой по силам.
– А как же? Даже корове и то надо настроение создать, чтобы она молока больше давала.
– А от тебя какое молоко? Для чего я тебя держу?
– Бескорыстно, да?
– Безвозмездно, да! Даже если тебя сдать, за тебя талон на книгу не дадут.
– Катя, мне плохо. Назревает незапланированный скандал. Срывается завтрашнее мероприятие. Дай мне воды из-под крана.
– А из-под чайника не хочешь?
– Давай из-под чайника.
– Сам сходи на кухню.
– Катя, я схожу, но ты нарушаешь дисциплину. Ты хотела затеять сегодня завтрашний скандал… А сегодня? Ты же не выполнила важное мероприятие, не провела беседу с котом Васькой на воспитательную тему. Где он? Он опять ушел на двор и шляется по подъездам. Его воспитывает улица. Что из него будет? Ведь ему еще нет двух лет, а он уже не ночует дома. Ты думала об этом? Вот чем чревато невыполнение намеченного плана.
– Мне надоела такая семейная жизнь. Планируй на работе, а дома – не смей. Я уйду от тебя.
– Нет, Катя, не уходи. Мы больше не будем планировать. Я обещаю тебе. Только как же укреплять семью? Ну, ладно, дай я тебя поцелую. Подожди, галочку поставлю. Так, есть второй поцелуй. Успокойся, Катя, я не буду планировать, мы будем жить хорошо. Сегодня такой чудесный вечер… И впереди у нас еще целый поцелуй. По плану.
Хоть разорвись
Завидую я мужчинам. Ну что ему? Все просто.
Я с прической полчаса вожусь у зеркала, а он пыль тряпочкой стер с лысины и – на работу. Как домой приходит, так кричит с порога:
– Жрать!
Я говорю:
– А интеллигентней нельзя?
Он говорит:
– Можно. Дорогая, во мне каждая клеточка поет – жра-а-ть!
После еды говорит:
– Дай мне пепельницу.
А в это время дочь кричит – где сапог, а сын – где валенок. Хоть разорвись. И вот несу я им: в одной руке сапог, в другой – валенок, а на голове – пепельница.
Он говорит:
– Плохо, что ты раздвоиться не умеешь. Так неудобно – ждать приходится.
И вот однажды утром чувствую я: что-то со мной не то. С одной стороны вроде бы я еще лежу, досыпаю, а с другой – вроде бы уже пошла на кухню. На следующий день те же ощущения: первая Я делаю уборку в квартире, а вторая Я лежу читаю журнал.
Приходит муж с работы, с запашком, не без этого, а мы обе ему открываем. Он смотрит на нас и говорит:
– Маша, тебя – двое.
Головой помотал, рукой помахал у глаз и сказал:
– А ну вас.
И – на диван.
Ну а я себе другой отдельную комнату выделила. В самом деле, не выбрасывать же себя на улицу. Постелила себе там на диване, читаю, музыку слушаю. А Я первая на свое место легла. И заснула, как убитая.
Утром он проснулся и осторожно так спрашивает:
– А где ты другая?
Я отвечаю ему:
– Она в парикмахерскую пошла.
Он вскочил, умылся, оделся, позавтракал, и тут приходит Я другая. С прической, все, как положено. Проходит на кухню и начинает, не спеша, пить кофе и газету читать. А Я первая – на работу.
Вечером он приходит, как стеклышко, и спрашивает настороженно:
– А где ты другая?
Я в халате на кухне управляюсь и отвечаю:
– Она в ванной моется и маску на лицо накладывает.
Он притих со мной на кухне. А Я другая привела себя в порядок и ушла из дома.
Он меня спрашивает:
– Маша, а куда это ты пошла?
Я говорю:
– Сейчас в ванную пойду, стирать.
– Нет, не ты, а ты другая.
– А другая Я пошла в театр.
Вечером он опять интересуется:
– Маша, а вот ты за себя другую что-нибудь чувствуешь?
– Конечно, чувствую. Это же я, только другая.
– Как – чувствуешь?! И чего ты там сейчас делаешь?
– Стою в курительной комнате и обсуждаю первое действие.
– Но ты же не куришь!
– Я не курю, а Я другая – курит.
– И с кем вы там обсуждаете?
– А с каким-то брюнетом. Мы еще не познакомились.
– Маша, только ты не делай глупости.
– Ну, какие глупости, я же с тобой рядом, вот она.
Он дождался, когда Я другая пришла из театра и уснул.
Утром вскакивает и опять спрашивает:
– Маша, а где ты другая?
Я говорю:
– Она к массажисту пошла.
– Зачем?
– На массаж.
– И что он тебе массажирует?
– Мышцы. Чтоб моложе выглядеть. На ощупь.
Он помолчал и говорит:
– Маша, но ведь ты же там, наверное, совершенно раздетая.
– Конечно, а как же.
Он засуетился:
– Как же ты посмела перед посторонним мужчиной…
Я говорю:
– Успокойся, массажист – женщина.
Вот так пару дней он жил в жуткой тревоге. А я – наоборот. Совмещаю приятное с полезным. Я лежу, и Я стираю. И что характерно – по хозяйству шурую так здорово, ну все успеваю.
И вот сегодня вечером тот брюнет из театра пригласил меня в ресторан. Я первая – на кухню, а Я другая – в ресторан с брюнетом.
Муж приходит и опять:
– А где ты другая?
Я отвечаю:
– Сегодня она пошла в ресторан.
– Но ты же не пьешь, Маша!
– Я не пью. А Я другая – пьет. И вообще.
– Что – вообще? Неужели она еще и… танцует?
– Да, весь вечер танцует. А сейчас они к нему домой собираются.
– Маша! Не делай этого. Не надо к нему. – Тут он побледнел и закричал:
– Все! Все! Собирайся, едем к нему вместе.
Приехали мы к этому брюнету, на квартиру. Муж схватил меня первую и меня другую за руки, встал на колени и сказал:
– Маши! Я люблю тебя обеих! Хозяйство – пополам.
И Я другая исчезла.
Потом тот брюнет звонил несколько раз, но я отвечала ему:
– Меня нет дома.
День рождения Рассказ ребенка
У кого день рождения, тот и главный. Я вчера самый главный был. Главнее папы. И даже главнее мамы.
Я, когда проснулся, мама уже напекла пирогов и тортов. Папа у меня спросил:
– Ну, кого будем приглашать на твой день рождения?
Я ему сразу сказал, никого. Папа удивился:
– Что, и Сашу не будем?
– Сашу не будем. Он ест быстрее меня.
– А Гришу?
– А Гриша сильнее меня. Он будет играть моими игрушками. А я буду расстраиваться.
Папа посмотрел на меня и ушел на кухню к маме. Мама вышла и сказала:
– Ну, тогда давай пригласим Даню.
Это подружка моей сестры. Я сказал:
– Не надо Даню. Она подружка Олеси, и они будут играть друг с другом, а со мной не будут.
Тут в дверь позвонили, и я побежал открывать. А пока открывал, так и знал, что опять не повезет. Пришла Даня. Я ее выталкивал, выталкивал с дня рождения, но не мог вытолкать, поэтому она прорвалась на мой день рождения. Тут папа сказал:
– Как тебе не стыдно. Даня к нам в гости пришла, а ты ее не пускаешь.
А я ответил:
– А чего я ее буду пускать, если она без подарка пришла?
Даня сбегала домой и принесла подарок – книгу. Пришлось ее пустить.
Даня с Олесей стали читать эту книгу вслух, по очереди. Такая смешная книга, я так смеялся, что даже подумал, хорошо, что Даня пришла. А потом папа подарил мне машинку на батарейках и велосипедик, а мама – ботиночки и мячик. Я сначала машинкой играл. Только через пять минут батарейки кончились. Папа сказал, сели. А в магазинах их нет. Тогда я сел на велосипедик и проехал круг по комнате. Но у велосипедика руль заклинило. Папа сказал, купили не велосипедик, а гарантию к нему. Тогда я надел новые ботиночки и пнул по мячику. Ботиночки сразу треснули, а мячик лопнул. Мне стало обидно и я заревел. Так сильно, что Олеся с Даней ушли на улицу. Но тут вбежала мама и сказала, давайте кушать торт. А я сказал, не буду кушать торт, потому что он сейчас взорвется. Но мама сказала, что торт не покупной, а она сама его сделала. Тогда я попробовал. Такой вкусный торт, что хотелось быстрее под одеяло и съесть. Но под одеяло не надо было, ведь никого не было. Я так объелся тортом, что сразу стало скучно. Тогда я сбегал и пригласил Гришу с Сашей, они в нашем подъезде живут. И когда они ели торт, я так радовался, так радовался, что даже смеялся.
А когда и они объелись тортом, мы втроем начали беситься. А папа с мамой нас даже не останавливали. Потому что – у кого день рождения, тот и главный. Мы так набесились, что чуть не уснули на полу в моей комнате. Но уснуть не успели, потому что Гришу и Сашу забрали их мамы.
Когда я засыпал, а мама рассказывала мне сказку, я подумал, оказывается, когда есть друзья, тогда и без игрушек может быть весело.
Начинающий сатирик
Мы ехали с Толиком на поезде к бабушке. Толик сидел на моих коленях и внимательно осматривал попутчиков. На противоположном сиденье плотно друг к другу уместились четыре пассажира. Толик долго смотрел на пожилую даму с максимальным слоем косметики на лице и вдруг громко спросил:
– Почему тетенька такая старенькая?
Женщина от неожиданности подпрыгнула и вскрикнула.
Мне пришлось извиниться перед ней, а Толику я сказал:
– Ты лучше в окно смотри, там очень интересно.
Толик даже не взглянул в окно, а перевел взгляд на пожилого военного, оглядел его с ног до головы и спросил:
– Папа, это солдат?
– Офицер, – ответил я.
Толик уточнил:
– А это наш солдат, не вражеский?
– Наш, – ответил я.
– Почему у него звездочка на погоне такая маленькая?
Все посмотрели на одинокую звездочку на погоне немолодого военного, и он неестественно улыбнулся.
Я сказал Толику:
– Посмотри в окно, там лошадка пасется.
Толик взглянул и сразу обнаружил в ней изъян:
– Это плохая лошадка. Она тощая, и ножки у нее связаны.
И он вновь стал внимательно рассматривать пассажиров, вернее, пассажирку – крупную женщину атлетического телосложения. Она попыталась по-свойски улыбнуться Толику, но улыбку, как ветер, сдул очередной вопрос:
– Почему тетя такая здоровенная?
Все посмотрели на тетю, и она покраснела и съежилась так, что даже уменьшилась в размерах.
Я опять постарался отвлечь Толика:
– Посмотри, вон коровка пасется. Видишь, бабушка ее пасет.
Толик посмотрел и сразу зафиксировал недостатки:
– Коровка почему-то без рогов, а бабушка хромает.
Он вернулся к изучению большой тети и сказал:
– А я знаю, почему тетя такая здоровенная. Она кашу ела и переела.
На эти слова хихикнул сосед большой тети – маленький дядя с портфелем. Этим он привлек внимание Толика, который вонзил в него немигающий взгляд. Дядя поерзал под взглядом, расправил плечи и вытянул шею. Но все равно он оставался на полголовы ниже своей крупной соседки. Тогда дядя незаметно переложил портфель с коленей под себя, чтобы показаться выше.
Толик спросил:
– А почему дядя сумку под попку подложил?
Все посмотрели на дядю, и тот быстро переложил портфель обратно на колени.
Я делал отчаянные попытки отвлечь Толика:
– Смотри, смотри, вон машинка едет.
Толик посмотрел и сказал:
– Это плохая машинка, у нее фара разбита.
Он снова сосредоточился на дяде с портфелем и, наконец, спросил:
– А почему дядя такой маленький?
И тут же сам ответил:
– Я знаю, почему. Он в садике кашу не кушал, а складывал в кармашки.
Тут громко захохотал мой сосед с неестественно красным носом.
Толик моментально развернулся и принялся изучать его физиономию. Сосед сделал глупое лицо и панибратски показал Толику козу. Видя, что эта уловка не помогла, и Толик продолжает внимательно изучать его нос, сосед оттопырил уши и хрюкнул. У Толика на лице не дрогнул ни один мускул. Тогда дядя как можно дружелюбнее сказал, заигрывая пальчиком:
– У-тю-тю-тю, какой хороший мальчик! Как тебя зовут?
Толик ответил очень серьезно:
– Дядя, почему у тебя нос такой красный?
На этот раз засмеялся сосед красноносого дяди – пассажир с обаятельной лысиной во всю голову. Толик быстро соскочил с моих колен и подошел к нему вплотную, лицом к лицу. Он прищурился и начал осматривать голову пассажира со всех сторон. Лысый сосед посерьезнел и сказал, заикаясь:
– Мальчик, мальчик, ты чего? Беги, гуляй.
Он суетливо нашарил на сиденье шляпу, натянул на голову и затих под немигающим взглядом Толика.
Все остальные замерли в предвкушении очередного вопроса Толика.
Но человек в шляпе, пытаясь уйти от вопроса, сказал:
– Пожалуй, пойду в коридор, проветрюсь.
Большая тетя остановила его решительным жестом:
– Не стоит. Лучше мы здесь окно откроем.
И она открыла окно.
Толик стоял и смотрел в упор на человека в шляпе. Тот не выдержал взгляда и опять сказал:
– Все-таки я пойду выйду.
На это большая тетя категорически возразила:
– Нет уж. Посидите, пожалуйста. Вы тут один неопрошенным остались. Пусть мальчик узнает, почему, например, вы надели шляпу.
– А я знаю! – весело крикнул Толик. – Дядя надел шляпу, чтобы у него вторая попка не замерзла!
Я поднялся и сказал:
– Хватит, Толик, пошли в коридор.
Через пять минут из купе выглянула большая тетя и сказала:
– Мы тут посовещались и решили пригласить вас обратно. Нам уже терять нечего.
Мы вернулись в купе. Как только Толик устроился у меня на коленях, он громко объявил:
– А вчера наша мама нашла в холодильнике деньги. Их папа туда спрятал.
Я понял, что вся наша личная жизнь сейчас выплывет наружу, поэтому дернулся к выходу.
Но меня не отпустили.
Босиком
И чего они у меня спрашивают все? Пристают, почему это я босиком по улице иду? А может, я на работу иду? Да. Я ведь и иду на работу. На обувную фабрику. У нас многие на работу так идут. Зато с работы – по-другому, в обуви. А разве где-то не так? Зачем, например, официанту брать на работу шашлык? Или врачу – таблетки? Или таксисту – полтинник на обед? Так и я, не беру с собой обувь. Это же естественно.
Кто в столовой работает – голодный на работу идет. Кто на табачной фабрике – без единой сигареты в кармане идет. Кто на ликероводочном – на работу идет трезвый. И не надо спрашивать.
Я никогда не спрашиваю продавца из овощного: "Почему вы без помидор на работу идете?" А меня спрашивают. Утром – почему босиком? Вечером – почему в женских сапогах? Такое внимание к рядовому работнику.
А у нас на обувной просто гении есть. Вот дед Герасим мусор на лошади вывозит. У него лошадь, как и я, на работу тоже босиком идет. Зато с фабрики везет мусор в туфельках. Две пары ног – две пары туфелек. За один рейс. Правда, с лошадью тоже не просто. Бывает, противится лошадь, не хочет потом туфли снимать. Кусается. Герасим раз силой с нее снимал, так она лягнулась. Ну, туфельки погибли, а Герасим – ничего. Только туловище слегка погнул.
Дед Герасим в юности на мясокомбинате работал. У него вообще страсть к животным. Там он через проходную корову проводил. Сначала он ее дрессировал, чтобы она на задних лапах ходила и непринужденно держалась в обществе. А потом надевал на нее ватные штаны, фуфайку и оренбургский пуховый платок. И выходили они с мясокомбината с коровой под ручку. Под видом парочки.