– Что мы скажем милорду? – мрачно спросил Кенард.
– Так и скажем, что Тронгарс ему ничем не поможет.
– А как же детишки?
– Придется что-то придумать самим.
– Да что тут придумывать… – проворчал вконец расстроенный и раздосадованный сэр Соланг. – Исчахнут ребятенки.
– Мне бы этого не хотелось, – заявил Альс.
Оба рыцаря глядели на него с сомнением, и в их глазах отчетливо читался невысказанный вопрос. Это ведь он добровольно вызвался привезти в Тэвр своего давнего недруга – волшебника, чтобы спасти малолетних баронетов. Дирик и Манрэд уже вторые сутки лежали в своих кроватках, как снулые рыбешки, не реагируя ни на игрушки, ни на сласти, ни на родную маму. Гилгит таки сумела отомстить за свое поражение и плен, наслав порчу на двойняшек. Никто из тэврцев не ожидал от эльфа такого энтузиазма, хотя бы просто потому, что раньше за Альсом особой любви к детишкам не наблюдалось.
– А может быть, это не порча никакая? – предположил барон, отчаянно цепляясь за последний свой шанс.
Он был мужественный человек, никогда не терявший надежду, в отличие от леди Тариссы, которая обливала слезами колыбельки и уже мысленно хоронила своих первенцев.
– Я, конечно, могу ошибаться, я не целитель, однако, судя по всему, эта странная болезнь не имеет естественных причин. Но вам я могу посоветовать спуститься в темницу и спросить у вашей… у Гилгит о том, что происходит с мальчиками.
Разумеется, лорд Крэнг последовал совету. Гилгит хохотала и улюлюкала, так радуясь своей маленькой мести, что Альс еле удержал барона от смертоубийства, объяснив ему, что это только усугубит дело. Некромантка могла заранее предусмотреть такой вариант, и если ей свернуть шею прямо сейчас, то дети умрут сразу.
– А что еще можно сделать?
– Для начала выяснить, что за вид порчи использовала Гилгит.
– И где мы это сможем узнать? – допытывался Кен.
– У другого некроманта. – Альс вдоволь полюбовался вытянутыми физиономиями своих спутников и добавил: – Или у шамана.
– К упырям, значит, поедем? – поинтересовался сэр Соланг. – Говорят, ихние шаманы почище некромантов будут.
– Это неправда! Никакие они не некроманты! – вступился за своих давних знакомцев Кенард. – Они целители и провидцы.
– Рыцарь Эртэ прав, это все злые наговоры, – подтвердил Альс. – Вы, главное, ничего такого вслух не скажите при Пигви, а то она осерчает и не станет делиться своими соображениями.
– До болот теперь не добраться, по этакому-то снегу, – усомнился сэр Соланг.
– А мы что-нибудь придумаем, – бросил через плечо Альс.
Не доезжая до тракта, эльф дал знак сворачивать в холмы, летом сплошь заросшие офолом, а сейчас заметенные снегом, с сугробами высотой в человечий рост. Однако спешиваться и прокладывать себе путь через снег не пришлось. По направлению к Каменной Арке вилась узкая дорожка, по которой можно было двигаться гуськом.
Когда-то три исполинских камня, сложенные таким образом, что образовывали арку, служили святилищем каких-то древних богов. Об этом свидетельствовали практически стертые резные значки на верхней перекладине. Исчез язык, на котором они были написаны, ушли люди, чтившие это место, забылись и развоплотились боги, и теперь под аркой устраивали ночлег пастухи. Зато холм, на котором стояло сооружение древних богомольцев, возвышался над всей округой. С его вершины можно было увидеть практически все земли до самого Дождевого хребта. Но только когда эльф стал разводить небольшой костерок, оба рыцаря догадались о его задумке. Он бросил в огонь кусок смолы, и в небо стал подниматься иссиня-черный, узкий столб коптящего дыма.
– Хитро, – одобрил сэр Соланг. – И долго ждать придется?
– К ночи. Ветра нет, снега тоже, можно и подождать.
Но пока рыцари обихаживали место своей вынужденной стоянки, кормили лошадей и кипятили воду, Альс неотрывно вглядывался в горизонт, ожидая ответного сигнала. Терпения у нелюдя оказался совершенно нелюдской запас, потому что ждать пришлось долго.
– Пигви уже вышла нам навстречу, – пояснил он своим спутникам, показывая на далекий столб бурого дыма, поднявшийся с западной стороны.
– А если б метель началась? – тихонько поинтересовался сэр Соланг у Кенарда, определив того в знатоки эльфьих привычек.
Кен только плечами пожал в ответ. Ириен оставался для него полнейшей загадкой. Взять хотя бы эту внезапно прорезавшуюся заботу о чужих детях. Жалко малышей, но мало ли детишек не доживает и до трех лет? Боги дали – боги забрали. Отчего барон на себе волосы рвет – понятно. Уже не в том возрасте, чтоб надеяться дорастить будущего наследника до самостоятельного возраста. Дети ведь не за три дня получаются, другого ребенка не только выносить время нужно, но и зачать. А тут еще зима удалась голодная и морозная. Словом, Кен своему господину всем сердцем сочувствовал, но глядел на такие вещи, как на неизбежную жестокость суровой ветландской жизни.
Ближе к ночи ветер разогнал низкие тучи, обнажив мерцающий россыпями звезд небесный купол. Младшая из лун – голубая красавица Сирин, почти полная, как раз взошла на западе и залила своим светом всю округу.
– А вот и Пигви! – объявил Ириен, указывая рукой в пространство.
– Где, где?
Человеческих глаз оказалось мало, чтобы разглядеть что-то существенное, но раз эльф сказал, значит, так оно и есть.
Поэтому никто не испугался, когда из темноты вдруг появилась маленькая фигурка, закутанная в меха. Словно из-под земли выросла, как дух предков в страшных сказках.
Снегоступы сделали ее переход по глубоким сугробам и снежной целине гораздо более легким и быстрым, чем это могло показаться. Во всяком случае, маленькое, почти детское личико лучилось неподдельной радостью.
– Ты звал меня, сидхи Альс? – спросила женщина звонким голоском. – Я пришла!
– Да, я звал. Мне нужна твоя помощь, Пигви.
С болотными жителями нельзя разводить долгие разговоры. Не любят они бесполезной трепотни, бестолковых посиделок и переливания из пустого в порожнее.
– Какая помощь тебе нужна?
Эльф коротко, четко и ясно изложил гостье, что приключилось с баронетами. Кен успел еще поразиться, насколько подробно тот выяснил признаки неведомой хвори-порчи.
– Да, очень похоже на порчу, – согласилась женщина.
Она присела возле костра и скинула с головы капюшон из меха снежной лисички. Ее толстые косы, перевитые красными веревочками, по цвету ничем не отличались от белой шерсти животного.
– Мне надо подумать, сидхи Альс, крепко подумать, – сказала она и закрыла свои страшные красные глаза.
Сэр Соланг, думая, что никто не видит, сделал пальцами жест, отвращающий нечисть. На всякий случай.
Если бы не диковинные волосы и глаза, Пигви считалась бы красивой женщиной. Миндалевидный разрез глаз, тонкий носик, округлые щечки, да и под шубкой угадывались весьма приятные для мужского глаза формы.
– Надо идти к шаш-ннэ-шаку, – сказала Пигви после довольно долгих размышлений.
– А кто это такой? – удивился Кенард.
При всех его познаниях о жизни "упырей" про такое он даже не слышал.
– Шаман у шаку, – просто пояснила женщина.
– А кто такие эти шаку?
– Они так называют народ горных тангаров, – сказал Альс тоном, не вызывающим сомнений в том, что ему такая перспектива совершенно не понравилась.
– Гномов? – поморщился от отвращения Кенард.
– Но-но! Ты гляди где-нибудь в трактире этого слова ненароком не вякни, – предупредил его сэр Соланг. – За это слово тангары могут на куски разорвать.
– Да знаю я! – огрызнулся Кен. – Я думал, их уже и не осталось.
– Значит, остались, раз Пигви говорит, – мрачно пробормотал Ириен.
– Я пойду с вами к шаку и уговорю помочь, – решительно заявила Пигви. – Если их шаш-ннэ еще жив. Старый был, больной. В прошлом году помирать собирался.
– Так, может, уже помер? – обнадежился сэр Соланг. Ему просто страсть как не хотелось лезть на склоны Дождевого хребта прямиком в логово гномов. Все знающие люди утверждали в один голос, что гномы зимой промышляют людоедством. И пока еще никто не доказал обратного.
– Я его живым видела в день Первого Снега, значит, не помер, – заверила рыцаря Пигви.
Сэр Соланг скептически хмыкнул. В этом году первый снег выпал третьего дня месяца сангареди, а нынче на дворе последний день линог – месяца сов. За четыре зимних месяца можно четыре раза околеть. Самолично сэр Соланг гномов никогда не видел, но слухи о потайных пещерах, бесконечных штреках и опасных ловушках в толщах Дождевых гор достигли и его не особо любопытных ушей. Лазать по таким опасным местам – удовольствие сомнительное.
– Ночь длинна, – многозначительно молвила Пигви, принимая в ладони кружку с пряным варевом на травах. – И ты задолжал мне разговор, сидхи Альс.
Эльф лишь вздохнул. Сердиться на маленькую женщину он не мог. Тем более что давно, обещал Пигви рассказать про всякие далекие земли, в которых бывал. Любопытство Пигви простиралось далеко за пределы родных болот, за границы Ветланда и даже, кажется, за край обитаемого мира. Она азартно пытала эльфа обо всех его путешествиях, о землях и народах, населяющих такие сказочные места, как Великая степь, Хисар, Аймола, о которых ветландцы только краем уха слышали. Кенард, ясное дело, уши развесил, как весенние лопухи, но с ним все понятно, молодой-зеленый. Так и сэр Соланг, тертый и ушлый мужик, видавший виды, не мог оторваться от нехитрого повествования. Что ни говори, а Ветланд всегда считался дырой и глушью, как ни обидно было признавать сей факт патриотам родного края.
– Ужели и в самом Инисфаре бывать доводилось? – восторженно вопрошал Кен.
– Было дело, – кивнул Ириен. – Красивый город.
– Расскажи! – пискнула "упырица".
Альс готов был поклясться, что болотная жительница впервые в жизни слышит название столицы Великого Маргара, но это обстоятельство вовсе не мешает ей впитывать каждое слово. Запоминать на всю оставшуюся жизнь, чтоб до глубокой старости пересказывать соплеменникам о далеких странах долгими зимними вечерами возле теплого очага. В каком-то смысле они с этой женщиной делали одно и то же дело – познавали.
– Ну слушай…
…Кто никогда не видел Инисфара, тот ничего не видел в этой жизни. Так говорилось в поговорке, но Ириен подозревал, что сложена она была в те времена, когда город еще не успел достигнуть громадных размеров, поглотив живописные холмы и рощи, окружавшие его при основании. Когда-то по берегам каналов, ведущих к дворцу князя, простирались тенистые парки, а в маленьких озерах жили черные священные лебеди. Инисфар изначально возводился из серо-голубого камня, когда же каменоломни иссякли, то строительство продолжалось желто-оранжевым кирпичом, а потом в ход пошли бурые плиты полевника. Потому и делилась столица Маргара на Белый град, Желтый град и Темный град соответственно. Ириен считал, что знаменитая поговорка возникла именно тогда, когда существовал только Белый град. Когда площади выкладывались розовыми и бледно-лиловыми плитами, а дворцы украшались бесценной мозаикой, от которой почти ничего не осталось. Так утверждали старинные хроники, и эльф склонен был им верить. За последние сто лет берега каналов оделись в камень, деревьев не осталось вовсе, да и с лебедями простые горожане не встречались уже давным-давно. Несколько пар этих птиц жили на Княжьем острове – идеально круглом рукотворном острове, отделенном от остальных кварталов Инисфара широким каналом. Разумеется, ни простолюдинов, ни зевак на Княжий остров не пускали. Для того на трех мостах и стояла стража…
Что там ни говори, а язык у эльфа был подвешен как надо, и благодаря его красноречию пред мысленным взором завороженных слушателей разворачивались поразительные картины чужой жизни. Яркой, далекой, нездешней, манящей, недосягаемой. Жизни, отделенной от крошечного костерка в сердце холодного и неприветливого края тысячами лиг по земле и по морю, которые не каждая перелетная птица одолеет. И казалось, что черное холодное небо насмешливо щурится мириадами своих алмазных глаз, взирая на скорчившихся вокруг огня странников – ничтожных червяков, мечтающих о несбыточном вопреки любым доводам разума.
Перед самым рассветом, едва-едва снова поднялась Сирин, отправились в гости к шаку. Ириен взял болотную шаманку в свое седло, не опасаясь перетрудить лошадь, женщина ведь практически ничего не весила. А уж радовалась она, как дитя. И тому, что сидит верхом на таком огромном животном, и оттого, что с эдакой высоты ей видно далеко, и что выдалась возможность попутешествовать. Если бы не крепчающий мороз, все четверо наверняка наслаждались бы ярким слепящим солнцем, пронзительным синим небом с серебряными росчерками высоких перистых облаков, звучной мелодией хрустящего под конскими копытами снега. Тем более что до леса, где, по словам Пигви, обитали шаку, было практически рукой подать. День только успел перевалить за полдень, а путники уже добрались до нужного места. Вернее сказать, они остановились на полянке, где Пигви велела обождать, пока она попробует договориться с шаш-ннэ-шаку. Шаманка ничего определенного не обещала.
– Шаш-ннэ может отказаться, – предупредила она. – Он может сказаться больным или занятым, а может, и просто не захочет связываться с людьми.
– А с эльфами? – спросил ни с того ни с сего Кенард.
– Ты что, совсем дурак, парень? – проворчал Соланг. – Про эльфа лучше молчать. А то нападут всем племенем, перебьют и сожрут.
– Я так не думаю, – отозвалась Пигви. – Ждите здесь.
Надела свои снегоступы и скрылась в лесной чаще.
– Ох, не нравится мне эта история, – сокрушался сэр Соланг. – Если сами тангары гномов боятся, то наверняка не без оснований. Говорят, они на людей охотятся, жрут их, а из черепов делают чаши для питья.
– Так то ж на людей, – ухмыльнулся Альс, насмешливо скаля ровные белые зубы. – Чего вам, сэр рыцарь, переживать? Вы мужчина жилистый, да и не молодой. Скорее уж на сэра Кенарда покусятся, он молодой, кожа тоньше, мясо мягче.
– Тьфу на вас, мастер Альс! – обиделся сэр Соланг.
Кен через силу хихикнул. Ему на самом деле было совсем не до смеха. Россказни про нравы шаку он тоже слышал неоднократно, и хотя, наученный опытом общения с болотным народом, не верил во всякие ужасы, приписываемые подгорным изгоям, опасения оставались. Пускай пожирать заживо их никто не станет, но убить-то все равно можно, причем множеством способов. Втроем на лесной опушке они живые мишени с любой точки зрения. А эльфу все смешно. Небось лучше других знает историю превращения северных тангаров в гномов. "Плач о деве Иньеросэ" сочинили его злопамятные предки.
– Боюсь, мы зря потеряли два дня. Лорд Крэнг уж, наверное, по наши души отряд послал, – вздохнул Кен.
– Если есть шанс, то почему бы не попробовать им воспользоваться?
– Слушайте, мастер Альс, – не выдержал сэр Соланг. – Что вам-то до баронетов? Вы – наемник, эльф, и к тому же пришлый, да и барону никаким боком не родня. Отчего вдруг такое милосердие?
Ириен давно ждал этого вопроса, который витал в воздухе с того момента, как он вызвался помочь. Даже барон удивился. Только вслух не сказал ничего.
– Дело не в детях.
– А в чем?
– Сложно объяснить…
Сложно объяснить двум этим людям, что почти пятнадцать лет подряд ты был лангером, воином армии судьбы, и уж что-что, а отличить естественное стечение обстоятельств от злонамеренного чужеродного вмешательства в ткань судеб ты умеешь лучше всего. Нельзя перестать быть лангером, даже если твоя ланга рассеяна по всем обитаемым землям. Даже если Элливэйда и Джиэссэнэ давно нет в мире живых. Даже если ты честно попытаешься забыть о своем долге, ведя простую жизнь честного наемника.
Когда Альс только услышал о странной хвори двойняшек, та сила, которая когда-то сплавила в единое целое двух эльфов, тангара, орка и трех людей, мертвой хваткой сжала горло. Он просто не мог расписаться в собственном бессилии. Лангер идет до самого конца, даже если путь ведет за Грань.
"И вот попробуй теперь объяснить им то же самое". – В ехидном внутреннем голосе чудилось подлинное ликование.
"Гад ты, а не внутренний голос. Ты же должен за меня быть".
"Ну что ж поделать? Это же ты ведешь себя так, словно тебя во сне подменили. То ты хладнокровный зверь, то ты – спаситель детишек. Пора определяться".
"Вот я и определяюсь. Проваливай!"
Самым лучшим выходом было ответить вопросом на вопрос.
– А может быть, мне просто не нравится, когда так поступают с невинными малышами? – спросил он вызывающе. – Разве я зверь какой? Если нелюдь без титулов и рыцарских шпор, то уже и не могу помочь невинным?
Сразу видно, что аргументы нимало не убедили ветландцев, но, по крайней мере, с расспросами они успокоились.
"А что ты будешь врать гномьему шаману?" – полюбопытствовал напоследок подлый предатель – внутренний голос.
Быть вам проклятыми, быть вам на вечные веки
в землях отцовских изгоями – пращуров горем.
Прятать от света небесного черные лица убийц,
В мраке подземном таить грязные души свои .
Он был страшен даже в спасительном сумраке зимней ночи. Взрослому тангару самое большее чуть выше пояса ростом. С непропорционально большой головой и длинными руками, весь скособоченный, словно кривое искалеченное дерево, выросшее на чахлой почве. Старая, местами плешивая медвежья шкура волочилась по снегу, мешая его движениям, несмотря на крепкую палку, которую гном сжимал в узловатых, изуродованных артритом пальцах. Пигви, усталая, но довольная, почтительно плелась позади.
Все трое – эльф и рыцари, поднялись со своих мест возле костра, встречая гостя. Но тот остановился, едва вступив в круг света. Не исключено, для того чтобы произвести впечатление на тэврцев, нагнать лишнего страха. Своего он легко добился.
– Кто хотел меня видеть? – проскрежетал он на удивительно правильном (для Ветланда) адди.
– Я! – отозвался сэр Соланг. – Я служу барону Крэнгу, владетелю Тэвра.
– Говори!
Тэврский рыцарь довольно подробно изложил просьбу. Речь перед этим репетировали довольно долго, и сэр Соланг не подвел, стараясь вовсю. Но на шаш-ннэ-шаку его речь не произвела никакого впечатления. Гном насуплено молчал.
– Ты говорила, что просить будет другой, – бросил он через плечо Пигви.
– Он хочет слышать твой голос, сидхи Альс, – пояснила та, ничуть не смущаясь.
– Пусть говорит так, чтобы смотреть глаза в глаза.
Догадаться, что требуется встать на колени, было в общем-то нетрудно.
"Все! – подумал Кенард. – Сейчас эльф упрется, и ничего мы от уродца не добьемся".