– Видел бы ты сейчас свое лицо, Ириен, – весело сказал он. – Значит, честь просветить тебя оказана мне. Все очень просто. Теперь для тебя не будет ничего невозможного. Твоей силы хватит на то, чтобы один раз мироздание ответило тебе на любую просьбу. Только единожды, запомни. Один раз Вселенная исполнит любое твое Истинное пожелание. Хочешь – останови солнце, хочешь – спаси мир, хочешь… ну я не знаю что. Но это случится только однажды.
– Но почему?
"Ай да Мастера! Ничего себе подарочек…" – мысленно ахнул эльф.
– Почему один раз? Я так полагаю, потому что Вселенная способна на такие фортеля только единожды, – пожал плечами Фьеритири.
– Нет, я хотел бы знать, зачем все это нужно? Все это одноразовое всемогущество, отданное в единственные руки. В чем смысл?
– Не знаю, – легко ответил Мастер. – В твоем вопросе заключен ответ. А ответ мне неведом. И никому, и даже тебе, пока не совершишь предначертанное.
Ириен поморщился как от головной боли.
– Знаешь, Фьер, мне до смерти надоели предначертания, пророчества и предзнаменования. Не слишком приятно ощущать себя стрелой в туго натянутом самостреле. Или того хуже – пустым сосудом для силы.
– Ничем не могу помочь, мальчик мой. Ты родился не просто Познавателем, а Последним Познавателем. Я знаю, в мире людей ты испробовал себя во множестве дел, испытал себя, кое в чем тебе нет равных, чему-то ты так толком и не научился, но все равно ты до последнего вздоха останешься Познавателем – и это лучшее из всего, что ты сможешь сделать. Свою природу никому не под силу изменить. Да и стоит ли?
Спорить с Фьеритири Ириен не мог, да и не хотел. Мастер Мечей редко когда ошибался и, конечно, знал, о чем говорил. Над его словами еще предстояло подумать. Потом.
Они еще немного посидели рядом молча.
– Мне пора, Ириен, – просто сказал мастер Фьер, порывисто вставая. – Костер погас, и тайн между нами больше не осталось. Можешь не сомневаться – твоя ноша тебе вполне по силам, а для отчаяния нет пока никаких оснований.
– Что мне нужно делать?
Учитель рассмеялся, слегка приобняв Ириена за плечи. Теперь от волшебника исходил настоящий жар, как будто все тепло отгоревшего костра перешло к нему и растворилось в плоти.
– Ничего. Вся сила уже у тебя. Она твоя.
Ириен помнил дурманящую волну Слов и привкус пыли Путей на губах, но сейчас внутри него ничего не изменилось.
– Но я ничего не почувствовал.
– О великие небеса! Ты совсем одичал в своих странствиях. Разве от каждой прочитанной книги голова становится тяжелее? То-то же.
Впору было вмазать самому себе по лбу кулаком от досады. Он действительно одичал, ожидая от истинных эльфийских волшебников пошлых фокусов в духе бродячих маргарских факиров, с выдуванием огня, молниями и громовыми раскатами. Магия – вещь одновременно серьезная и простая.
Фьеритири тем временем подошел к Вратам и взялся за большое кольцо.
– Мне пора. Прощай, Ириен.
Створка ворот тихонько скрипнула, приоткрываясь.
– А совет? – вдруг спросил Ириен.
– Какой совет?
– Ну как принято. Мудрое наставление от учителя или что-нибудь в этом духе.
Фьеритири призадумался на мгновение над спорным утверждением своего ученика. Он хитро покосился на Альса, не без оснований заподозрив последнего в банальной подначке.
– Мудрое наставление? Можно. Значит, вот тебе, Ириен, совет от умудренного опытом Мастера: жрать на ночь глядя – вредно.
– Спасибо, учитель, – ответствовал Последний Дознаватель, низко кланяясь.
– И тебе спасибо, – прошептал в ответ ветер меж смыкающихся Врат.
Остров Цитадели опустел окончательно, краешек солнца показался над горизонтом, над озером поднимался ветер…
В крепости, затерянной на краю Ветланда, проснулся Ириен. Вьюга выла за плотно закрытыми ставнями, и где-то за белой круговертью осторожно крался робкий рассвет. За ночь сквозняк украл все тепло из очага, а под окном на полу образовался изрядный сугроб. Ириен с головой забрался под теплое одеяло и тихонько засмеялся. Он был всемогущ, почти как сам Создатель… и у него от голода громко урчало в желудке.
Зима 1694 года, или 8731 года по летоисчислению орков, выдалась необыкновенно холодной и затяжной. И не только в Ветланде, где суровыми зимами никого не удивишь. И то, что в северных провинциях Игергарда и Тассельрада снега выпало выше человеческого роста – тоже дело если не обычное, то не такое уж редкое. Ну вымерли в Хаалаане от холода несколько деревень. (Да кто считает эти рыбачьи поселки?) Но когда впервые за триста лет Яттс от истока до устья покрылся льдом и до дна промерз Орфирангский залив, по всему северу поползли слухи. И нет чтобы только холопье да юродивые вспомнили старые сказки о Проклятии Ильимани. О том же твердили жрецы Старых богов с высоких амвонов, от них не отставали попы церкви Вечного Круга Жизни, возлагая всю ответственность на богомерзких нелюдей. И даже Темный Лорд (человек недоверчивый и страдающий манией преследования), оживившись в предвкушении зловещих перемен к худшему, призвал своих адептов приблизить пришествие последних дней человеческими жертвоприношениями. И уж чего никто вообще не ожидал, включая самых дальновидных, так это появления в Игергарде легата Облачного Дома – самого Шаффа – Глашатая Ночи. А если уж Оллаверн напомнил о себе, то дело ясное – грядет беда, и она не за горами.
Марил по прозвищу Боров, староста тассельрадской деревни Крышицы, проснулся посередь ночи незнамо от чего, потому как бессонница никогда не была у него в обычае, и после долгого раздумья ткнул кулаком в бок свою уважаемую супругу Лику.
– Слышь? – спросил он.
– А! Чего?! – перепугалась спросонок баба.
– Ты слышишь?
Поначалу старостиха хотела треснуть мужа по уху, чтоб зазря не будил, но вовремя последовала совету и действительно прислушалась. И ничего не услышала, совсем ничего. А должна была. И с ужасом поглядела на Борова. Никогда еще на памяти людской не останавливалось падение воды с Лунной скалы в священной роще Яххана, с которой граничили Крышицы вот уже второй век подряд. Марил по прозвищу Боров тут же растолкал своего старшего сына, наказал одеться потеплее и идти прямиком к дарру Киррану. Однако же, по здравом размышлении, пошел вместе с сыном, не доверяя здоровенному своему олуху такое ответственное мероприятие. Еще чего доброго нахамит, дубина, жрецу, а потом расхлебывай неприятности.
Лика же спать дальше не смогла. Потопталась по хате, ополовинила горшок с кашей, шикнула на невестку, помолилась. Двуединому Хозяину и Небесному Хранителю Аррагану, но душа все равно не желала находиться в положенном месте, а норовила, мерзавка, сбежать в пятки. Лика еле дождалась возвращения своих мужиков, изнывая от любопытства и нехороших предчувствий. А как пришли, сразу накинулась с вопросом:
– Ну и чего, чего сказал дарр?
– Сказывал, что случилось страшенное знамение.
Лика, как дура какая, раззявила рот и выпучила глаза.
– Зна-ме-ни-е. И чего оно означает?
– Беду, знамо дело.
– Да какую ж беду-то?! – ахнула Лика.
– Какую-какую?! Сама знаешь, какую. Пришествие Белой Королевы! – мрачно молвил Марил Боров и добавил замогильным голосом: – Быть теперь мору, хладу и гладу по всей земле. Догрешились.
Глава 6
ЗАГОВОР ОБРЕЧЕННЫХ
Ненависть не имеет срока давности. Проклятие убитой горем женщины – тем более.
Оллаверн. Зима 1694 года
Оллаверн, сокрытый тайный град людских волшебников, не зря называли еще и Облачным Домом. Только облака гостили здесь, безбоязненно пересекая невидимые границы, приходя и уходя без спросу и дозволения верховных иерархов. Не вели сюда мощеные дороги, не стремились караваны кораблей, и алчные взоры светских владык обходили стороной несметные богатства, накопленные поколениями волшебников. А о тех сокровищах, которые хранили библиотеки Оллаверна, все ученые мужи, все летописцы, историографы и просто томимые жаждой познания люди и нелюди могли только мечтать. Если бы знали об их существовании. Пожалуй, только в недоступном эльфийском Фэйре хранилось больше книжной мудрости. Возможно.
Здесь обитали только самые талантливые, самые одаренные, самые сильные, самые… в общем, люди, жившие в Облачном Доме, по праву почитались как могущественнейшие волшебники своей расы. Здесь каждый день вершились удивительные чудеса, здесь круглый год зеленели сады под куполами оранжерей, здесь росли растения и содержались животные, о существовании которых забыли в остальном мире, здесь никто не знал ни настоящего голода, ни особой нужды, ни опасных болезней. Зачастую именно здесь решались судьбы царств и великих королей, не говоря уж о простых смертных. Да, волшебник не может надеть венец властелина, но кто мешает мудрому правителю испрашивать совета у не менее мудрого мага? И не надо лукавить, господа, рассуждая о судьбах мира. Этот мир был в надежных руках. Очень долго. Почти несколько тысячелетий. Пока однажды, примерно пятьсот лет назад, игергардский король Эверанд Завоеватель не решил присоединить к своим немалым владениям небольшое королевство Осскилл. Подумаешь, несколько островов и узкая полоска прибрежных земель, уже имеющих своих законных властителей.
Канун нового, 1178 года
Узкие коридоры королевского замка были пустынны, словно крепость уже пала. Ни вездесущих служанок, ни поварят, ни лакеев и горничных, не говоря уже о простой страже, лорд-генерал королевских войск Игергарда не увидел на всем своем пути от ворот до главного зала. Молодой офицер, сопровождавший высокого парламентера, освещая путь факелом, ни разу не обернулся и не проронил ни единого слова. Лорд Мариал много раз приходил в осажденные крепости для переговоров, иногда его жизнь при этом висела на волоске, иногда его принимали как дорогого гостя, но прием в Осскилле его порядком удивил. Тем более что переговоры ему придется вести с женщиной. Плохой знак.
Сопровождающий распахнул двери в тронный зал Островных королей, приглашая лорда-генерала войти. В узкие проемы окон сочился бледный закат, и желтовато-розовые пятна света лежали на камнях пола, как нелепые цветные тряпки. Сплошной резной камень стен, кое-где украшенный старинными стягами, добытыми в давным-давно позабытых войнах. Тронный зал был совершенно пуст. Парламентер ждал, что здесь его встретят ряды разъяренных воинов, жаждущих мести и крови. Его ждала тишина. И женщина, сидевшая на троне.
Мариал никогда раньше не видел осскилльской королевы. Он примерно представлял, сколько ей лет, если старшему сыну было пятнадцать. Чуть больше тридцати, должно быть, но выглядела она гораздо моложе.
– Ваше величество!
Лорд-генерал преклонил колено, как того требовал этикет, ибо на голове бледной молодой женщины была надета тонкая золотая корона, похожая на обруч.
– Говорите, милорд, раз пришли, – тихо сказала королева.
Они встретились глазами, словно скрестили клинки на поле боя. Лорд Мариал сразу понял, что не следует обольщаться юным видом и бледным лицом королевы. В светло-серых глазах сверкало не серебро, а сталь.
– Мой государь предлагает вам сдаться на более чем почетных условиях, ваше величество. Было бы верхом безумия сопротивляться теперь, когда ваш супруг и король пал на поле брани. Прикажите своим людям сдаться и тем самым спасите их и их семьи от бесчестия и смерти. Спасите вашу малолетнюю дочь. Спасите саму себя, в конце концов!
Он на самом деле желал ей добра. От всего сердца.
– Вы говорите так, словно мой сын тоже мертв и у Осскилла более нет наследника, – прошептала королева, до синевы в суставах сжимая подлокотники трона.
Лорд-генерал замешкался на одно лишь мгновение.
– К сожалению…
– Он умер… быстро?
Голос треснул, как тонкая льдинка под сапогом.
– Ваше величество…
– Лиинар умер быстро?
– Да. У Эверанда не было другого выхода.
– Эверанд обещал пощадить моего сына, и только поэтому я согласилась принять вас в качестве парламентера. Вы понимаете, что я не могу принять условия Эверанда?
Мальчика убили еще накануне. Эверанд не желал оставлять в живых законного наследника Осскилла, в котором текла кровь Анрада Быстрого.
– Нет, не понимаю. Ваше упрямство теперь будет стоить жизни вашей дочери, а сына все равно не воскресишь, даже пролив целые реки игергардской крови. Подумайте, Ильимани, хорошенько. Вы – дочь короля, супруга короля…
– Вдова короля, вы хотите сказать. Или мать короля? – горько усмехнулась королева.
– Такова воля богов, что победа достанется владыке Игергарда, и ваша собственная судьба сейчас в его руках. В ваших силах только сделать так, чтобы у вашей дочери было будущее. Смиритесь, ваше величество, как это приличествует женщине. Даже жизнь в глухом монастыре лучше смерти в огне, а в том, что Эверанд сожжет замок, я даже не сомневаюсь. А у вашей девочки будет шанс стать королевой Игергарда. Со временем, конечно. Мой король твердо намерен отдать ее за принца Сухара.
– Стоит ли мне верить в слова Эверанда еще раз?
Мариал осекся на полуслове. Он не ожидал услышать столько сарказма из уст убитой горем жены и матери. Однако, возможно, ему лишь послышалось, и он продолжил:
– Если до следующего захода солнца остатки вашей армии сдадутся, то Эверанд обязуется отдать вам для достойного погребения тела мужа и сына; ваши вассалы не будут обложены данью, если присягнут игергардской короне, а лично вам гарантируется почетное изгнание в Горную обитель и пожизненное содержание. Что же касается вашей дочери, то ее будущность я уже изложил достаточно подробно. Земли Осскилла станут ее приданым. Это и есть условия моего государя.
Ильимани молчала, глядя в пространство перед собой. Она и вправду была так красива, как о ней рассказывали трубадуры. Серебряные светлые глаза под сенью длинных черных ресниц, тень от которых лежала на нежной коже щек, полные розовые губы, словно надкушенный плод, нервные крылышки ноздрей. Интересно, какого цвета у нее волосы, скрытые под плотной траурно-белой накидкой? Она молчала. Так молчат камни, из которых сложен был замок Осскилл, так молчат мертвые – ее муж и сын, так молчат хрустальные воды горных озер…
– Идите, лорд-генерал, я сообщу свое решение утром.
– Благодарю вас, ваше величество. Надеюсь, вы сделаете разумный выбор.
Низко склоняясь в глубоком поклоне, парламентер едва сдержал довольную улыбку. Строго говоря, Мариал даже не сомневался, что королева согласится на все условия Игергарда. Ну максимум, выторгует себе небольшие поблажки. Эверанд разрешил ему обещать все, что угодно.
Уходя, лорд-генерал сделал самую большую ошибку в своей жизни. Он не обернулся и не увидел лица Ильимани.
Высокие резные двери сомкнулись за спиной посланника с зловещим грохотом. Как крышка свинцовой гробницы, как могильная плита… Все! Жизнь кончилась. Жизнь кончилась, хотя королева Ильимани еще дышала, сердце ее билось, глаза смотрели, но в том не было уже никакого смысла. Ее мальчика больше нет! Нет крикливого, беспокойного младенца, нет пухлого шаловливого малыша, нет трогательно-угловатого подростка, и стройного юноши тоже не будет, как и мужчины, каким он мог бы стать. Каким он бы вырос? Смуглым красавцем, как отец, с иссиня-черными материнскими волосами, порывистым и сильным, великим королем, отцом и мужем? Да, наверняка. Ильимани закрыла глаза, стараясь представить себе Лиинара таким, каким она его видела в последний раз, в драгоценном эльфийском доспехе, в остроконечном шлеме, с луком. Но перед мысленным взором был лишь годовалый малыш, с трудом удерживающий равновесие, крошечными ручками хватающийся за материнский подол. Анрад был так горд первенцем и наследником, в четыре годика выучившимся читать на адди, а в шесть взявшим в руки свой первый меч. Анрад был, Лиинар был… Теперь Ильимани будет говорить о них только в прошедшем времени.
Шестнадцать лет непрерывного пьянящего счастья, радости и любви было у осскилльской королевы, любимый и любящий муж, ни разу не оскорбивший ее изменой, здоровые, красивые и умные дети… Дети… Ильимани осторожно положила ладонь на свой живот. Ребенок, которого она носила под сердцем, еще не шевелился, но королева точно знала, что это будет мальчик. Столь долгожданное, желанное дитя, о котором она молила богов почти восемь лет, теперь обречено. Эверанд не пощадит младенца, как только станет ясно, что семя Анрада продолжает жить даже после его смерти. Так или иначе, но это дитя умрет, вопрос только во времени.
Женщина бессильно сползла к подножию собственного трона и сжалась в комочек, словно изнемогала от страшной боли. Ненавистью и отчаянием сочилась ее нестерпимая душевная мука. Ненавистью, горячей и жгучей, как огненная лава, кипела ее кровь. Ненависть кровью стучала в виски, плясала зелеными ядовитыми пятнами перед глазами, обжигала дыхание. Ненависть была схожа с жаждой, только жажда иссушала тело, а ненависть душу. И утолить эту страшную жажду могла только месть. Месть и проклятие.
Медленно-медленно, как после смертельной болезни, королева подняла непослушное тело одним усилием воли. Она не привыкла сдаваться без боя. Анрад гордился бы своей женой, если бы видел ее в тот миг, Анрад любил ее именно такой, несломленной, непокорной. В юности Ильимани страшно сожалела, что не родилась мужчиной, что ей не дано сжать в ладони меч. Юность прошла, сожаления забылись, но меч… меч у нее все-таки был. И, возможно, более разящий. Сильнее и безжалостнее, чем все мечи поверженного Осскилла и победоносного Игергарда, вместе взятые.
Ничего не сказала королева своим подданным, никого не позвала с собой, лишь приказала ждать и надеяться. А сама поднялась на самую высокую башню королевского замка, откуда в ясный день была видна береговая линия Игергарда. Но сейчас Ильимани не нужно было видеть тот берег. Для обряда вообще ничего не требовалось.
Утром шел дождь, такой холодный и резкий, что У Мариала из рода Шанрод пропало радужное настроение от предвкушения очередной дипломатической победы. Он отказался от завтрака и вина, торопясь услышать из уст королевы слова капитуляции. Он едва не в спину толкал вчерашнего сопровождающего, размеренные шаги которого раздражали еще больше, чем дождь.
Ильимани сидела на троне, словно и не покидала его со вчерашнего вечера. Только она была еще бледнее, соперничая цветом лица с белоснежным платьем. Рядом, по правую руку от нее, стояла худенькая девочка десяти с небольшим лет, тоже облаченная в белые одежды. Принцесса Кайира пошла внешностью в отца – такая же темноглазая и золотоволосая, обещая вырасти необычайной красавицей. По левую руку стоял Геррит Роенсор – верховный военачальник Осскилла, главный враг Игергарда, самый непримиримый, самый упрямый, самый могущественный из вассалов покойного короля Анрада.
"Одно из двух, – решил Мариал Шанрод. – Или королева каким-то чудом сумела уговорить Роенсора, или его самого сейчас обезглавят, чтобы в качестве ответа прислать Эверанду голову его лорда-генерала".