В его жизнь вошел праздник. По вечерам, накормив и начистив лошадь, Герасим выезжал на прогулку. Сидя на Шарлотте, он без опаски глядел на мир. Доберманы и терьеры носились внизу, не в силах цапнуть наездника. Тарантул Капа, находящийся в бегах, потерял сознание от цоканья Шарлоткиных копыт. Женщин не привлекал больше блеск "Жигулей". Мужественный всадник томил теперь их воображение.
- А не совершить ли набег на Валдайскую возвышенность? - все чаще думал Обойщиков.
Но до набега дело не дошло. Природа микрорайона не терпела дисгармонии.
Первыми возмутились дворники.
- Крупно гадит Шарлотка, - заявили они. - А зарплата прежняя!
Протест подхватили болонкодержатели, чьи Марго, и Лулу приходили в истерику при виде кобылки.
- Цветы лошадьми пахнут! - заголосили с балконов домохозяйки, размахивая кактусами.
Домком дребезжал от сигналов. Жэк засучивал рукава, предвкушая борьбу. На субботу был назначен лошадиный процесс. Но борьбы не получилось.
Кобылка Шарлотта, 1953 года рождения, не выдержав старости и городской жизни, в ночь с пятницы на субботу была зарегистрирована в небесной канцелярии.
Горе Герасима было так велико, что он не выдержал одиночества и женился.
Через год супружеской жизни Обойщиков совершенно спокойно относился к змеям, лягушкам и к прочей живности. А собаки от его взгляда начинали мелко дрожать и поскуливать…
ОШИБКА ЭВМ
Инженеру Галкину не спалось. Он трогал свой живот, прислушивался, вздыхал и вспоминал странные события минувшего дня.
Все началось с того, что электронно-вычислительная машина, начисляющая зарплату служащим, вдруг начислила ему, Галкину, декретные. Коллеги радостно хлопали его по плечу и спрашивали, кого он собирается рожать.
Галкин, человек молодой, стеснительный, краснел и пытался отшучиваться. Потом он пошел в бухгалтерию, чтобы сообщить об ошибке и сдать лишние деньги.
Главбух Костин, постоянно ждущий подвоха, выслушал посетителя недоверчиво. Он подозрительно покосился на длинные локоны Галкина, подумал и многозначительно произнес:
- Что-то раньше машина не ошибалась…
- Вы о чем? - опешил инженер.
- Да о том же, - главбух вздохнул. - Я недавно "В мире занимательного" интересный факт прочитал. В одной латиноамериканской стране сорокалетняя женщина вдруг превратилась в мужчину. И причины неизвестны… - он развел руками. - Так что принять у вас деньги без справки мы не можем!
Галкин вздрогнул:
- Какой еще… справки?
- Медицинской! - твердо произнес Костин. - Понимаю, для вас это звучит довольно странно, но надо понять и наше положение… Порядок есть порядок!
Инженер остолбенело смотрел на главбуха, все еще надеясь, что он шутит. Но Костин не шутил, и Галкин, растерявшись, покинул кабинет.
Сначала он решил никуда не ходить, но вскоре засомневался. Он был исполнительным человеком, да и дело-то было, если разобраться, пустяковое - взять у врача справку. "А кроме того, - рассуждал Галкин, - деньги декретные до сих пор у меня… Непорядок… Могут быть неприятности".
На другой день он пришел в поликлинику. В регистратуру он обращаться не стал, поскольку дело было деликатное, а сразу поднялся на второй этаж. У нужной ему двери сидели будущие матери. Галкин не стал занимать очередь, а начал прохаживаться в некотором отдалении.
Дождавшись, когда все стулья опустели, он постучался в дверь и вошел.
Врач Пащенко, молодой здоровяк, недавно кончивший с трудом институт, что-то быстро писал на листках. Не поднимая головы, он буркнул: "Раздевайтесь за ширмочкой", и Галкин покорно побрел за ширму.
Раздевшись, он вышел оттуда, держа руки по швам. Доктор продолжал писать. В кабинете было прохладно, и кожа инженера покрылась пупырышками. Переминаясь с ноги на ногу, он читал висящие на стене таблички с советами молодым матерям.
Пащенко заполнил, наконец, листочки, сказал: "Я вас слушаю!" и поднял глаза. Если бы он сейчас увидел лошадь, он, пожалуй, поразился бы меньше.
- Товарищ, - сказал врач. - Вы ошиблись кабинетом…
- Я не ошибся! - волнуясь, ответил Галкин и начал торопливо пересказывать свою историю.
"На сумасшедшего, вроде, не похож, - размышлял Пащенко, слушая необычного посетителя, - а справку просит идиотскую… Как бы не влипнуть…"
Инженер кончил говорить.
- Теоретически, конечно, исключено, - задумчиво произнес врач, - но, если не ошибаюсь, в году… то ли в тысяча семьсот, то ли в тысяча восемьсот, точно не помню, в Южной Америке имела место мать мужского пола…
У инженера разом вспотели ладони и пересохло во рту.
- Но не будем торопиться, - продолжал Пащенко. - Прежде всего, принесите мне справку, что у вас в роду аналогичных случаев не наблюдалось!
И вот теперь Галкин лежал во втором часу ночи в своей постели, страдая от бессонницы. Он перебирал всех своих родственников до третьего колена, но никаких отклонений вспомнить не мог. Дед, правда, рассказывал про какого-то далекого предка, мелкого чиновника, который никогда не был женат, но, тем не менее, вырастил двух детей…
- Чушь, - прошептал инженер, переворачиваясь на другой бок.
Под утро он впал в тревожное забытье. Ему снились джунгли Южной Америки, в которых страшно кричала мать мужского пола. Потом возник врач Пащенко и протянул Галкину младенца. У младенца почему-то оказалось лицо главбуха, и инженер проснулся в ужасе.
На другой день он начал ходить по разным учреждениям в поисках справки, что у него в роду по мужской линии никаких отклонений не было. Одни шарахались от него, грозя позвонить, куда следует. Другие слушали с сочувствием, но помочь не решались. Лишь на десятый день сердобольная дама из домоуправления сочинила нужную бумажку. Он прибежал с ней к Пащенко.
Врач тоскливо разглядывал справку, не зная, как отвязаться от странного человека. Затем протянул Галкину направления на анализ крови и мочи и сказал:
- Давайте не будем торопиться. Приходите через две недели…
Прямо из поликлиники взволнованный инженер отправился в библиотеку, где принялся рыться в медицинских справочниках. Чем больше он узнавал из книг, тем тягостней ему становилось. Галкин сразу вспомнил, что в последние дни его частенько подташнивало и что многие запахи стали его раздражать. Но больше всего Галкина поразил тот факт, что уже несколько месяцев он постоянно и с большим удовольствием ест селедку, а также соленые огурцы…
Две недели он не находил себе места. По вечерам Галкин созерцал свой живот и убеждался, что он растет. Ел Галкин, правда, за двоих, но в его положении это было вполне естественно.
В назначенный день он пришел в поликлинику. Пащенко при виде его заскрежетал зубами, занервничал и решил ставить точку.
- Вот что! - строго сказал врач. - Оставьте меня в покое со своей дурацкой справкой. И не просите!
- И не прошу, - грустно отозвался Галкин и начал выкладывать свои ощущения и симптомы. Пащенко слушал его сначала с удивлением, затем - с интересом. "Да он же псих! - теперь врач не сомневался. - Типичная мания. Как же я сразу не просек!"
- Ну что ж, дорогой, - задушевно сказал Пащенко. - Значит, будем рожать… Как говорится, погуляли - нагуляли! Не вы первый, не вы последний, Ждите схваток!
На прощание он вручил Галкину памятку будущей матери.
Теперь, когда все прояснилось, Галкин успокоился и стал готовиться морально и физически. Прочитав, что нужно накапливать в организме витамины, он начал поглощать столько овощей и фруктов, что в животе у него постоянно гудело и толкалось. Толчки эти воспринимались им как должное. Инженер располнел и был вынужден купить новый костюм на два размера больше. Он забросил работу, а когда начальник пригрозил увольнением, Галкин усмехнулся и тихо ответил:
- Не выйдет, Пал Ваныч. Закон на стороне будущей матери…
От этих загадочных слов начальник совершенно растерялся и тут же выскочил из комнаты.
Сидя как-то в троллейбусе, на переднем кресле, Галкин случайно услышал беседу двух гражданок в интересном положении. Из их разговора он узнал, что главное на последних месяцах - есть побольше грецких орехов. В тот же день он купил на базаре три кило орехов и весь вечер щелкал их до одури, умяв не меньше килограмма. В полночь начались схватки. Было очень больно. Галкин, хотя и ждал этого события, все же испугался и сразу вызвал "скорую".
Его быстро доставили в приемный покой. Дежурный врач надавил ему на живот и быстро отдернул руку. Инженер вскрикнул.
- Ясно! - сказал врач и повернулся к медсестре: - В десятую!
В десятой палате лежали одни мужчины.
"Господи, неужели столько случаев?" - поразился Галкин и хотел спросить об этом медсестру. Но медсестра быстро всадила ему шприц ниже спины и исчезла.
Утром инженеру вырезали аппендикс. Галкин был доволен, что все кончилось благополучно, но в глубине души испытывал некоторое разочарование. Выписываясь из больницы, он все-таки уговорил врача выдать ему нужную справку.
ПАЛЬТО
В мужском ателье было людно, но тихо. Заказчики сидели вдоль стен, прижимая к животам отрезы. Самые смелые листали ветхие журналы мод, завидуя стройным красавчикам. В кабинах для примерки священнодействовали закройщики, набрасывая метровое лассо на покорных клиентов.
В одной из кабин, подняв руки, застыл Арсений Фиклистов, скромный служащий на пятом десятке. Сегодня великий маэстро Леончик закладывал фундамент его нового пальто. Сам Казимир Леончик, который шил двум академикам и трем народным артистам, снимал с него мерку. Случай был сложный: ширина талии Фиклистова превышала ширину плеч.
"Большой мастер, - с тревогой думал Арсений, - пятеркой не отделаешься…"
По ночам ему снилась ударная стройка. Будто строили ему на городской площади двадцатиэтажное пальто. Пальто стояло в лесах, как Успенский собор при реставрации. На лесах стрекотали сотни швейных машинок. Подлетали самосвалы с шотландским драпом. Монтажники ставили рукава. А на вершине, на воротнике из каракулевых облаков, сидел лично закройщик Леончик с чертежами.
- Арсений! - кричал большой мастер в рупор. - Какой подклад ставить? Суперприму? Или импорт-экспорт?
- Супер ставь, супер! - отвечал Фиклистов и просыпался от собственного крика.
Через месяц он пришел в ателье получать вещь. Закройщик прихрамывал: три дня назад, на генеральной примерке, тяжелый зипун режиссера Ухиди упал ему на ногу. Они скрылись в кабине, и Леончик торжественно вручил Арсению пальто. Фиклистов просунул руки в шелковую прохладу рукавов, застегнул пуговицы, глянул в зеркало и замер. Он не увидел служащего с окладом 150 рублей. На него смотрела личность, от которой ждут окончательных решений. Уверенный в себе человек заполнял все зеркало, и даже Казимир Леончик, который шил двум академикам и трем народным артистам, притих и съежился.
От денег закройщик отказался мягко, но решительно:
- Не берем, - вежливо бубнил Леончик, холодно глядя на десятирублевку. - Это наша работа! В человеке все должно быть прекрасно…
Арсений вышел из кабины солидный, как бог. Заказчики замерли, борясь с желанием встать. Кассирша ахнула и умчалась к заведующему, повалив семью манекенов. Фиклистов, слегка смутившись, покинул ателье.
Новое пальто странным образом действовало на окружающих. Жена, увидев Арсения, почему-то заплакала и стала обращаться к нему на вы. Соседи, встречая Фиклистова на лестнице, прижимались к стене, шептали "Здрасьте" и каменели. Даже трудный подросток Гера перестал царапать на дверях фиклистовской квартиры свои грубые афоризмы.
Чтобы усилить поражающую способность пальто, на подкладке, в районе вешалки, была вышита надпись "Не кантовать".
Гардеробщицы носили пальто в горизонтальном положении на вытянутых руках. Милиционеры в тихих райцентрах, куда Арсений приезжал по делам, отдавали ему честь. Таксисты соглашались везти Фиклистова туда, куда вообще никого не возили. Женщины, прежде не замечавшие Фиклистова, вдруг начали вздыхать в его присутствии и петь пронзительные романсы, как сирены, завлекающие Одиссея. Но Одиссей проплывал мимо них в новом пальто, накрепко привязанный к мачте семейного корабля.
Арсений менялся на глазах. Здороваясь, он уже не выбрасывал руку аккуратной лодочкой, а протягивал как падающую драгоценную вазу, которую следует подхватить. Он не вскакивал, как прежде, когда его вызывало начальство, а спокойно бросал "Учтем", продолжая заниматься своим делом.
Самым удивительным было то, что точно такое же пальто грело директора. Оба шедевра принадлежали кисти мастера Леончика, и найти в них различие было невозможно. Сослуживцы, встречая Фиклистова на улице, часто ошибались, принимая его за директора.
Однажды в столовой главбух Мендосов подсел к Арсению и, распутывая руками спагетти, спросил, в какую Тую ехать: в Верхнюю или Нижнюю.
Арсений подумал и сказал:
- В Нижнюю!
Главбух сомневался. Через полчаса он вылетел из кабинета директора и, озираясь, шепнул Фиклистову:
- Меня послали в Нижнюю Тую.
- Вот видишь! - улыбнулся Арсений.
Авторитет Фиклистова рос с каждым днем. К его мнению стали прислушиваться. Ходоки из разных отделов повалили к нему за советами.
Встревоженный энергетик Колгуев, хватая Фиклистова за пуговицы, бормотал:
- Скажи, может, мне лучше уйти по собственному?
Представитель месткома интересовался, что делать с путевкой в Нафтуси, на которую претендуют семеро.
Машинистка Куролесова желала знать, выходить ли замуж за вдовца без вредных привычек, но без квартиры…
Фиклистов отвечал всем. Сознание собственной значимости переполняло его. Приходя на работу, он выяснял, над чем следует думать, и начинал мысленно принимать решения. Без пятнадцати шесть он надевал пальто, и почтительные взгляды провожали дублера директора до самого выхода. Постепенно Арсений свыкся с мыслью, что он и директор - члены какого-то особого братства, а пальто - это внешний признак, пароль, по которому члены братства узнают друг друга. Жить с этой мыслью было приятно.
Но вот однажды, когда директор был в отъезде, пришел за советом угрюмый служащий Младородов. Он вызвал Арсения в коридор и там спросил:
- Посылать медь в Хачинск?
Фиклистов задумчиво смотрел в окно, делая вид, что думает.
"Бог его знает, - размышлял он. - Это же медь. А вдруг не надо посылать… Или наоборот - надо…"
Арсений маялся. Младородов ждал.
- Приходи через час! - сказал Фиклистов. - Я подумаю.
Час прошел быстро. Дублер директора тоскливо ерзал на стуле. Где-то ревели гудки города Хачинска, ждущего медь. Но Фиклистов был бессилен. Первый раз в жизни дыхание ответственности коснулось его. Любое решение имело последствия. Последствия пугали.
Арсению вдруг захотелось, чтобы Младородов никогда не появлялся. Но он возник ровно через час и, положив живот на стол, уставился на Фиклистова.
- Ничем не могу помочь, - жалко улыбнулся Арсений.
Это был крах. А ходоки все шли. Кто-то спрашивал, не продать ли шагающий экскаватор. Кого-то интересовало, заказывать ли в пароходстве танкер…
Поток сложных вопросов обрушился на Арсения и смыл былое величие. "Ничем не могу помочь", - шептал Фиклистов, уменьшаясь в размерах.
По ночам, когда последние трамваи мчались в парк, точно бильярдные шары в лузу, Арсений искал выход.
Когда начался взлет? Когда пришел успех, шаткий, как бревно над потоком?
Пальто! Вот начало и конец. Оно привело Арсения в особое братство, сотворило нимб и оно же теперь губит Арсения.
Фиклистов вздохнул, вспомнив старое доброе пальто. С ним было просто и понятно. А главное - никакой ответственности. Он встал с постели и нырнул в шкаф, пахнущий нафталином.
На другой день Арсений надел свое старое пальто с цигейковым воротником и стал прежним Фиклистовым. Мир вновь был уютен и спокоен.
Никто больше не видел Фиклистова в новом пальто. Оно висит над его кроватью, как личная шашка отставного генерала.
Иногда Фиклистов надевает его и долго стоит перед зеркалом…
ИЩИТЕ МАКЛЕРА
Супруги Малюковы с ребенком жили в однокомнатной квартире. Жили дружно, хотя и в тесноте. Но вот однажды Наталья Павловна пришла с работы взволнованная.
- Макс, - сказала она мужу. - Ты читаешь газету, а Старунские поменяли двухкомнатную на трехкомнатную…
Максим Петрович оторвался от политического кризиса в Италии и стал слушать жену. Оказалось, что везучие Старунские нашли маклера, который за хорошие деньги занимается такими обменами.
- Где же его искать? - грустно поинтересовался Максим Петрович.
- На квартирной бирже! - твердо сказала супруга. - Хлеб за брюхом не ходит.
В ее голосе было столько железа, что возражать Малюков не решился.
На другой день, после работы, он отправился на квартирную биржу - пустырь около парка культуры. Мела поземка. На пустыре стояли люди, как пингвины в непогоду. Людей становилось все больше. Молодой человек в рыжей собачьей шубе топтался на месте, постанывая: "Срочно нужен Ленинград!". Женщина, закутанная в мохер, объявляла: "Продаю дом с садом. Шестнадцать кустов смородины". Со всех сторон доносилось: "…лоджия, этаж, телефон, погреб, не пожалеете…"
Какой-то мужчина, проходя мимо Милюкова, тихо спросил:
- Что у вас?
- Однокомнатная, - сказал Малюков.
- Что хотите?
- Двухкомнатную, - ответил Максим Петрович, слегка смутившись.
Мужчина, усмехнувшись, проследовал дальше.
Малюков искал маклера с золотой коронкой, устроившего обмен Старунским. Выйти на связь с ним было сложно. Своды Уголовного Кодекса нависали над маклерами, по ночам им снились решетчатые окна, и потому клиентов они отбирали тщательно.
Потолкавшись, Малюков увидел человека с золотой коронкой. Человек хмуро слушал даму, которая смотрела на него с мольбой. Максим Петрович закружил вокруг с независимым видом, пытаясь разобрать слова.
- Вы все можете, я знаю, мне говорили… - страстно бормотала дама. - Мы хорошо заплатим!
- Гражданочка, - тихо отвечал человек, - повторяю, я не маклер. Моя специальность - полимеры, я с химкомбината…
В тот вечер поиски на бирже прошли безуспешно.
Но спустя несколько дней позвонили Старунские, случайно встретившие маклера с золотой коронкой. Они уговаривали его помочь друзьям, маклер ничего не обещал, но телефон Малюковых записал. Супруги воспрянули и стали ждать.
Недели через две раздался звонок. Трубку взял Максим Петрович.
- Извиняюсь, - сказал глуховатый голос. - Это квартира Малюковых?
- Да! - быстро ответил Максим Петрович. - С кем говорю?
Голос помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить, затем приглушенно произнес: