7
Дверь дома открылась, и показался орк, отличающийся от всех остальных поистине чудовищным ростом и мощью. Голову со встопорщенными серебристо-серыми волосами охватывал серебряный обруч с алмазами.
Толстые перевитые между собой золотая и серебряная цепи лежали на груди, такие же браслеты красовались на запястьях толщиной с ногу человека. Яркие желтые глаза враз охватили меня и ведунью, он, не поднимая руки, согнул указательный палец в непонятном жесте.
Тут же почувствовав ощутимый толчок в спину, я догадался, что это означает приглашение подойти ближе. Снежану не подталкивали, но она не замедлила последовать за мной.
Орк, отряд которого доставил нас в крепость, сообщил с почтением, что перед нами комендант форта Гриург. Тот, с достоинством выслушав представление, осведомился, зачем люди явились к оркам, которых безосновательно считают своими врагами.
Я не стал перечислять множество причин, существующих для такого отношения, а перешел к делу:
- По пути сюда мы встретили людей, которые собираются напасть на форт. Те столбы, что поддерживают стену с внешней стороны от реки, можно взорвать, если удастся подобраться поближе через Камышевую реку. Обрушившийся берег потянет за собой другие укрепления. Людей немного, но они и не собираются сражаться - ночью, после неожиданного крушения цитадели, казавшейся всем неприступной, неизбежно останутся убитые и раненные, тогда как остальные начнут искать полчища врагов. Не потребуется много времени, чтобы отрезать головы мертвым или беспомощным, а только это и нужно. Ты знаешь, как ценятся черепа орков.
Гримаса пробежала по лицу коменданта:
- Я знал, что с этой стороны нам всегда будет грозить опасность. Но когда строили крепость, я был никем, простым воином и к моим словам не слишком прислушивались. А теперь это наследство досталось мне, нужно все менять, но ты представляешь, какая это работа? Да и как, хотя бы на время, ослабить оборону, пусть даже такую? Когда ты подходил к форту, он ведь казался неприступным?
Я согласился, что степная застава производит грозное впечатление и, еще не договорив, уже понял, о чем думает Гриург.
Он уставился на меня своими проницательными глазками, задумчиво двигая челюстями из стороны в сторону, издавая при этом приглушенный скрежещущий звук множества острых зубов. Наконец он изрек с сомнением и изрядной долей подозрительности:
- Мало кто сумеет догадаться об уязвимости стены, если знающий человек не подскажет.
Комендант форта замолчал, но невысказанное ясно читалось на его физиономии.
- А вы двое уже знаете. Сами можете измыслить что-то или поделиться сведениями за хорошее вознаграждение. Возможно, и не планируете ничего, да всегда лучше знать наверняка, что секрет не откроется. А что надежнее, чем смерть, способна запечатать рты?
В разговор вмешалась ведунья:
- Гриург, я знаю, о чем ты думаешь, и понимаю твои опасения. Но сам размысли - зачем нам предавать тебя? Мы не нуждаемся в деньгах, о тайне крепости узнали случайно, могли ведь и не сказать, так было бы для нас безопаснее. Конечно, мы явились сюда не только для того, чтобы предупредить тебя о готовящемся нападении. Ответ, который мы ищем, для тебя ничего не значит, и не было нужды выкупать его сведениями о намерениях ваших врагов. Поверь, в наши планы не входило причинить вред тебе и твоим людям.
Гриург согласно кивал головой, однако непонятно было, то ли он любуется ее прекрасным лицом и сияющими синими глазами девушки, то ли действительно соглашается с правотой ее слов.
Наконец, встряхнувшись, и как будто на время скинув с плеч тяжесть сомнений, начальник крепости отозвался почти приветливо:
- Я разберусь с этими людьми. А вы пока побудьте моими гостями, пришли издалека, устали. Да и дело у вас ко мне какое-то есть, не станем же обсуждать его стоя.
Он махнул нашим сопровождающим, отпуская их, и пригласил нас в дом. Идя следом за широкой спиной Гриурга, я внезапно почувствовал себя карликом, чего раньше при моем-то росте никогда не случалось, и ощущение это было не из приятных.
Верно говорят - поймешь, когда сам переживешь. Только сейчас я посочувствовал тем, кто уродился маленьким, и вынужден всю жизнь смотреть на окружающих снизу вверх, иные - пенясь злобой, завистью и желанием навредить.
Впрочем, не от высоты головы над землей зависит человеческая личность. Я знал многих, почти не видных в толпе, кто был во сто крат лучше иного гиганта.
Мы вошли в большую комнату, явно принадлежащую солдату.
Деревянный грубо сколоченный стол, широкие лавки с небрежно брошенными звериными шкурами, на одной, очевидно служащей постелью, - пухлый мешок, туго набитый сеном. На металлических крючьях висели боевые топоры, палицы, копья, толстые железные цепи, используемые как грозное оружие в бою.
Стол был загроможден потрескавшимися глиняными кружками и блюдами, между которых неуместно выглядели золотые и серебряные, украшенные драгоценными камнями и тонкой резьбой.
Сдвинув утварь на край стола, отчего часть ее с грохотом упала на глиняный пол, хозяин предложил садиться. Без зова явился молодой орк, принесший несколько жареных уток, каравай и жбан с медовухой.
Я понимал, что гостеприимство носит вынужденный характер. Предусмотрительный комендант все же опасался, как бы мы не сообщили, проникшись жалостью, охотникам за черепами о том, что их планы раскрыты.
Однако и мы не спешили уходить, не получив то, за чем пришли. Каждый своим ножом отрезал приглянувшийся кусок мяса, ломоть хлеба, и некоторое время трапеза проходила в молчании. Наконец, отхлебнув медовухи, орк заметил:
- Я знаю, кто вы и поверю вам, о которых люди и орки говорят много лестного. Ты, - он ткнул толстым пальцем в сторону Снежаны, - вылечила князя Василича, хоть он не мог ничем заплатить за твое искусство, а враги предлагали сокровища, если он не выживет. Ты, - тот же указующий перст замаячил перед моими глазами, - стал на сторону князя Рогвольда, когда мог выбрать сторону сильнейшего. Да и вообще возле вас вечно вертятся какие-то калечные, убогие, нищие, обиженные судьбой, и всем вы стараетесь помочь неизвестно зачем. Ведь им проще было бы спокойно умереть, не обременяя себя и других.
Указка превратилась в недурную зубочистку, крепкий длинный ноготь прилежно орудовал между зубов, вытаскивая застрявшие куски мяса. Наконец, подводя итог своим размышлениям, он убежденно заявил:
- Вы не предатели.
Я счел нужным ответить:
- Тут ты прав, нас могут не любить, желать смерти за что-то, но не презирать. Давно, столетия назад, Цезарь сказал о фракийском царе Риметалке, что он любит измену, но ненавидит изменников. Ими пользуются, а потом уничтожают. Девушка Тарпея помогла сабинцам овладеть Римом, открыв ночью ворота и потребовав за услугу "то, что они носят на левой руке", имея в виду золотые браслеты воинов. Полководец Татий захватил Рим и сдержал свое обещание об оплате помощи. Он бросил в девушку браслет и тяжелый металлический щит, который тоже носили на левой руке, предложив своим воинам последовать его примеру. Несчастная была погребена под грудой железа и золота. Нам не хочется последовать ее примеру.
Гриург громко захохотал, выслушав мой исторический экскурс, очевидно, полностью одобряя расправу.
Он широко разевал рот, хлопал ладонями по столу, отчего уцелевшая утиная тушка подпрыгивала, как будто приседала перед взлетом.
Оставшиеся между полукружьями зубов крошки и капли слюны щедро осыпали мою тарелку, из которой я бы уже даже под угрозой голодной смерти не стал есть. Снежана избежала неприятной участи, присев на край лавки, подальше от орка, то и дело бросающего на нее шаловливые взгляды.
8
Когда он наконец успокоился, я сделал вид, что отгоняю докучливую муху и на всякий случай крепко вытер лицо рукавом рубахи.
Оставив веселье, Гриург коротко спросил:
- Что вы хотели спросить?
Я кратко изложил цель нашего визита. По мере моего рассказа лицо его мрачнело, приобретая недоброжелательное выражение. Когда комендант заговорил, я вздохнул с облегчением, поняв, что враждебность к нам не относится.
- Проклятая чаша! - воскликнул орк, дотрагиваясь пальцами до какого-то талисмана, висящего на простой веревке, теряющейся среди витого серебряно-золотого великолепия цепей на шее. - Я думаю, ты прав. Хан подарил ее оркскому кагану не с добрыми намерениями. Только за то время, что я здесь, в крепости, а это не так давно, погибло несколько воинов, и смерть их связана с чашей. Как только ее передали в Кеграмский форт, начальник, старый Хунчард, велел хранить ее под замком в подвале.
Гриург для большей убедительности топнул ногой, показывая местонахождение подземелья.
- Но однажды, по случаю победы над кочевыми дикими старками, он решил наградить двоих особо отличившихся, оказав им честь и разрешив пить из человеческого черепа. Они пили поочередно, соблюдая старшинство, подбадриваемые нашими криками.
Когда вынесли чашу, окованную серебром, с ручкой, мерцающей алмазными гранями, всех на миг охватил непонятных страх. Я возблагодарил судьбу, что не нахожусь на месте избранных, хотя за минуту до этого страшно завидовал им.
Орк помолчал, задумчиво поглаживая серебристую макушку, а потом нехотя продолжил.
- Даже командир привстал на миг, чтобы остановить их, да было поздно - первый уже отхлебнул несколько глотков. За ним отпил второй, поскольку ничего не случилось, на них перестали обращать внимание. Да и до того ли было, когда мы пировали, пили и пели песни победы!
Вдруг закричал воин, сидящий с ними рядом. В красноватом, дымном свете смоляных факелов мы увидели их побелевшие, мертвые лица. Те, кто пытался дотронуться до них, немедленно отдергивал руки, касаясь ледяного камня, в который превратились их тела.
Но хуже всего стало тогда, когда они одновременно поднялись. Мы поняли, что ноги их остались живыми. Они сгибались под тяжестью камня, пытались бежать, сохраняя неподвижность тел. Вы не поверите, да и я объяснить не сумею, однако ноги несчастных странным образом выражали дикий, безумный ужас.
С некоторым превосходством комендант крепости заметил:
- Вы знаете, что среди орков не бывает трусов, - и тут же пожал плечами, - но если бы нас видели тогда, то никто бы не усомнился, что перед ним сборище дрожащих зайцев.
Снежана спросила:
- Что же стало с ними потом?
Гриург, снова вспоминая что-то, рассеянно отозвался:
- Что могло случиться? Конечно, оба умерли, несмотря на то, что наш колдун и лекарь пытался магическими обрядами помочь горемыкам. Перед самой смертью, не больше, чем на минуту, они снова стали прежними, но только телами - речи их понять было невозможно, хоть слова звучали знакомые.
Во время его рассказа в дом осторожно вошел молодой орк, в обязанности которого, по всей видимости, входило прислуживать старшему. Он совершенно неслышно, ловко, что было удивительно при его габаритах, стал собирать блюда и объедки со стола и пола.
Работая, юноша то и дело замирал, прислушиваясь к рассказу Гриурга, глубоко сидящие глазки его, весьма смышленые, посматривали на нас, губы шевелились. Я понял, что он горит желанием вмешаться в разговор, но опасается гнева начальника.
Наконец, тот обратил внимание на юного воина и снисходительно разрешил:
- Ну, давай, Рандор, поведай, что хочешь, а то ведь лопнешь от неутоленного желания, а у меня каждый солдат на счету.
Придя в восторг от собственной незатейливой шутки, комендант форта вновь закатился смехом, забыв о недавних переживаниях.
Орк, вздрогнувший, когда к нему обратился сам глава цитадели, быстро пришел в себя и, отставив посуду, заговорил, от избытка эмоций размахивая чудовищными руками перед моим носом, что заставляло каждую секунду быть настороже.
Ведунья едва заметно усмехнулась уголком рта, забавляясь моими попытками отстраниться от страстного оратора, не обидев его, но в то же время опасаясь лишиться щеки или глаза. Но юный орк ничего не замечал, желая рассказать новым слушателям то, что постоянно занимало его разум, приводя в смятение.
- Они были моими друзьями, я был рядом, когда они умирали, никого не узнавая. И хоть бормотали бессвязное, мне все же показалось, что они видят себя возле какого-то дома, не нашего, дома людей, на берегу реки. Один крикнул, что дом проклят, второй сказал, что в нем спряталась смерть и зло. Они метались, стараясь убежать от чего-то страшного, кричали о черном божестве, предательстве, все время называли имя Всеслава, как будто тот был рядом с ними.
Наконец Гриург наставительно произнес:
- Уймись. Получается, что ты слышал больше всех. Я так думаю, что это тебе привиделось или потом стало казаться, что в их предсмертных хрипах и редких словах был смысл.
Заметив разочарование и обиду на лице орка, он примирительно заметил:
- Я не говорю, что ты лжешь, но такое бывает и с орками поумнее тебя, когда желание понять выдается за понимание. Оставь ты эти черепки, иди лучше потренируйся с другими. Не забывай, что враг не станет предупреждать, когда нападет, нужно быть наготове.
Он проводил глазами Рандора, заметив:
- Все сбиты с толку страшными событиями. - Увидя мой вопросительный взгляд, пояснил: - Ведь было не одно несчастье, да и эти двое оказались только первыми погибшими. После неудачного пира чашу, подхватив длинными палками, не дотрагиваясь до нее, снова заперли в подвале.
Но каждый, хоть и боялся, все же хотел героем оказаться, сам не зная как, справиться с чарами кубка. Хоть он и был сделан из черепа, все же оставался почти что простой кухонной утварью.
Однажды ночью пятеро самых молодых орков, похваляясь один перед другим, и уже из самолюбия не имея возможности отступить, боясь, что их обвинят в трусости, воспользовались отсутствием прежнего коменданта, и отперли замок, вытащив чашу наверх.
Там их уже поджидали другие глупцы, осмелевшие, видя, что ничего не происходит. Все вместе стали перебрасывать череп вместо мяча, распаляясь от собственной неустрашимости, пинали чашу ногами, как будто таким образом сводили счеты за погибших товарищей.
9
Командир форта сделал добрый глоток медовухи, широкими плоскими пальцами потер голову, скребя ногтями по жестким волосам, освежая память. Потом заговорил снова.
- Я наблюдал их буйство, стоя возле ворот. Сначала попытался было остановить разошедшихся дурней, но потом отошел, освистанный и обвиненный в слабости. Да и поделом - каждый сам должен отвечать за себя, чтобы после некого было винить в собственной глупости. Случилось все в начале весны, с вечера собирались тучи, потому и ночка выдалась темная.
Я живо представил эту картину - предгрозовое небо, мечущиеся тени, отбрасываемые огромными орками в красном тревожном свете факелов, топот тяжелых ног, сталкивающиеся в погоне за "мячом" разгоряченные, потные тела, серо-голубая кожа которых кажется блестящей и темной, глухие вскрики, торжествующий вопль победителя, на миг овладевшего чашей.
Рокочущий бас мрачно продолжал повествование.
- Вдруг небо раскрылось, будто черную пелену облаков полоснули острым ножом, открыв узкий глаз с белым зрачком луны.
Признаться, я не ожидал, что предводитель орков, народа злобного, мстительного и кровожадного, для которого главным времяпрепровождением была война, способен говорить с таким чувством. Глаза Гриурга смотрели на нас, не видя ни лиц, ни комнаты, перед ними проплывали картины прошлого.
- Я почувствовал быстрое, короткое дуновение ветра, тут же затихшего. Едва ли кто обратил на это внимание. Белый свет луны, казалось, стал таким тяжелым, что его можно было зачерпнуть рукой.
Он был странен на вид и залил форт, будто заполнив пространство между стен густым молоком. Я поднялся по лестнице на дозорную башню и не поверил своим глазам - вокруг крепости царила темнота летней ночи.
Снова я попытался крикнуть, чтобы оставили череп, но призыва никто не смог услышать - посреди плаца появилось крохотное завихрение, стремительно перерастающее в огромную черную воронку, втягивающую в себя все, что попадалось на пути. А были там только орки, потревожившие покой черепа Всеслава.
Видели вы когда-нибудь человека, стремящегося выплыть из речного водоворота? Точно так было с ними, только они бились с затягивающим, вращающимся все стремительнее воздухом. Около тридцати сильных, проворных, молодых тел со страшной скоростью неслись по кругу, заключенные в воздушные стены, корчась и извиваясь.
Сначала они кричали, но потом звуки перестали вырываться из открытых ртов, запечатанных ветром. Затем и тел не стало видно, они сплющивались, перемешиваясь друг с другом.
Иногда из сердца этого урагана вырывалась окровавленная нога или рука, падая на землю рядом, по двору покатилось несколько голов, и только чаша, оставшаяся прямо под острием воронки, за все это время даже не дрогнула.
Мне было видно с башни, что вокруг крепости, на реке и в поле царила тишина, даже легкое дуновение ветра не колебало листьев и воды.
Воины выбежали из казармы, с ужасом наблюдая за страшной гибелью товарищей. Один из них бросился вперед, пытаясь вырвать кого-то из ужасных тисков, но тут же был затянут вглубь и пропал вместе с остальными.