"Манет уснула в моем присутствии, коснувшись миртовой ветки, предварительно намагниченной мною; после этого я вышел. Когда я возвратился, в сопровождении моего брата, помогавшего мне в работах, предоставленных ему мною, я нашел Манет спящей в состоянии, не предусмотренном ею. Успокоив ее, я спросил, откуда взялось это состояние; она мне ответила, к моему великому удивлению, что это состояние создано моим братом, ущипнувшим ногтями один из листков мирты, которая была с ней в магнетической связи и что в момент, когда он ущипнул мирту, она впала в нервное и очень болезненное состояние.
Прибавлю, что миртовая ветка была удалена на 6 метров от больной".
(Библиотека животного магнетизма VIII 115).
Вот случай, очень походящий на только что описанный г. Роша. Вещь очень простая. Магнетизер намагнетизировал миртовую ветку, которая должна была замещать его во время его отсутствия: трогая ее, субъект действительно засыпал. Строго рассматривая; это можно объяснить аутовнушением, но это объяснение касается 2-й части опыта. Одические течения больной перенеслись на расстояние, ее чувствительность была экстериоризированна; между субъектом и растением существует магнетическая связь, и вот почему малейший вред, нанесенный растению, чувствуется сомнамбулой.
Если мы углубимся еще далее, мы найдем в сочинении от 1753 г. описание явления, полученного случайно, но представленного как совершенно известная вещь. Дело идет о сочинении придворного медика Андрея Тейзеля, рассуждающего о доктрине человеческой мумии. Под мумией понимают субстанции, вырабатывающиеся телом, которые, так как они соединены с ним и принимают участие в жизненном круге, насыщены Одом этого тела и оберегают его под формой экстериоризированного Ода. Этот Од может быть перенесен на растение, погребая под ним мумию: например, относительно этого Тейзель говорит нам: "нужно быть внимательным, чтобы не нанести вреда кустарнику или растению, которые часто насыщены мумией, нужно, наоборот, беречь их и выращивать".
Тейзель также согласен с г. Роша, говоря, что экстериоризированный Од бережет свою чувствительность, что магнетическая связь продолжает существовать между ним и его источниками, что вредные влияния, произведенные над первым, передаются и на живой источник.
Фотофизиономистика[Initiation (Сент., 1892 г.).]
Почти изо дня в день создаются новые методы и, чтобы говорить только об интересующих нас с фотографической точки зрения, не лишнее удостоверить, что в эти короткие промежутки очень важные работы совершены д-рами Марей, Лимпаном, г.г. Ланченом и Лоседа, не считая бесчисленных усовершенствований фотографических процессов, приборов и формул, так же как и новейшие фотографические применения беспрестанно описываемые.
Между последними, может быть, одной из наиболее интересных является фотофизиономистика, открытая недавно в Женеве нашим соотечественником доктором Моран Дефрансом в одной из длинных серий, исполнения которых восстанавливают скорей психофизиономистику, чем чистую физиономистику.
Если справедливо, что внешние линии лица позволяют узнать у индивидуумов их стремления, качества и недостатки, даже подробности характера, еще более бесспорно, что чувства человеческого существа отражаются в их чертах и могут обнаружиться в широкой мере, каковы они были и какими могут быть. Не только чувства простые и сильные, такие как радость, горе, беспокойство и страх, передаются для всех в лицевых изменениях той же природы, но находят так же общие движения на всех лицах естественно воспроизводящих впечатления или состояния души, более полные, как например: желание, интерес, благоговение, неверие, невежество или сознание одобрения.
Взрослого субъекта, например, помещают таким образом, чтобы его можно было сфотографировать в большом количестве в несколько секунд (естественно без его ведома): выбирают момент, когда надлежаще подготовленный для этого его мозг не находится под властью поглощающей озабоченности и производят внезапно ряд музыкальных звуков так, что ухо субъекта, не будучи быстро поражено, не может, однако, не получить впечатления.
Тотчас же наружный вид субъекта изменяется, положение тела также, и в более или менее продолжительное время он проходит ряд различных состояний, которые будут ценными документами анализа для фотофизиономиста.
Следуя природе, непрерывный ряд полученных звуков, с одной стороны, и, с другой стороны, натура субъекта, его воспитание, его интеллектуальная и физическая характерности, образы, полученные без его ведома, будут изменяться в несколько секунд.
Они позволят фотофизиономисту определить по специальным формулам, которые уже у него имеются, благодаря наблюдениям над несметным количеством субъектов, музыкален ли субъект, подвергнутый этому испытанию, был ли таковым или может быть; или, будучи музыкальным, он отказался от этого искусства, приложил ли он более или менее стараний к его изучению, музыкант ли он или певец, преподавал ли музыку или нет и даже на каком инструменте играет и т. д. и т. д.
В другом порядке идей, аналитический метод указывает нервен ли субъект или лимфатичен, мягкий или свирепый, пассивный или, напротив, особенно деятелен, развита ли его чувствительность, и так далее.
Мы сокращаем, так как номенклатура признаков, которую доставляет этот единственный опыт фотофизиономисту, простирается до бесконечности и может, без сомнения, казаться малоправдоподобной.
Было бы, конечно, безрассудно заканчивать так формально; пусть остерегаются это делать, как бы хорошо ни были определены формулы анализа для одного опыта, они – только признаки и только сходства многочисленной серии опытов, очень разнообразных, и часто более полных, чем одитомузыкальный опыт, они открывают фотофизиономисту типичные характерности субъекта; которого он хочет поразить.
Мы только что сказали, что, благодаря одитомузыкальному опыту, фотофизиономист может определить, есть ли данный субъект певец или музыкант, преподает ли он музыку или, по крайней мере, преподавал ли. Так как верность такой оценки может показаться сначала преувеличенной, мы сейчас же укажем в нескольких словах, как объясняет г. Моран результаты своей методы.
Прежде всего фотофизиономист констатирует, например, так же, как и все могли бы это сделать, что личность, над которой он производит опыт, получила известное воспитание.
Совсем не нужно быть особенным гением, чтобы узнать в присутствии самого индивидуума, не учтив ли он по природе или вследствие плохого воспитания. И вот убеждаются собственными глазами, что субъект не имеет вульгарной натуры. Чтобы лучше отдать себе отчет в роде воспитания, который он получил, фотофизиономист подвергает его одито-музыкальному испытанию, дающему сведения о вкусе к музыке, более или менее развитом, который может иметь субъект.
Если речь идет о впечатлении утонченной натуры, понятно, что опыт не будет тот же, который заставляют испытывать натуру грубую, чтобы просто узнать, антипатична ли ей музыка или нет, или даже чтобы узнать, насколько резки слуховые нервы. Одито-музыкальный опыт предлагает последовательный ряд тонов, довольно запутанных. Субъект разберет гармонические части безошибочно, другие с желательными погрешностями, пассажи будут определены один за другим в деталях музыкального искусства: оркестровка, контрапункты, фуги, известные музыкальные фразы наряду с неизданными и даже чистая звучность по голосу того или другого инструмента (маленького ручного органа достаточно для всех одито-музыкальных опытов доктора Морана).
Фотофизиономист знает наперед, наученный бесчисленными опытами, что субъект бессознательно выразил неодобрение тем или другим образом, слыша ошибочный пассаж, грубую или малую ошибку: из этого он легко выделит степень музыкального понимания исследуемой личности. Качество его музыкального вкуса обнаружится тем же образом. Ожидая известной ноты, написанной для голоса, субъект, если он певец, против воли откроет напряжение гортани, движение известных мускулов шеи и лица, которое повторяется из десяти раз 9 в специальном выражении, почти непреодолимом. Если же он – не певец, эти движения, наверное, не произойдут, но наоборот, если он флейтист, слушание другой ноты, специально написанной для флейты, повлечет движение других мускулов его лица, и фотография, добросовестно отразившая это, обнаружит их.
Наконец, физиономист констатирует множеством опытов, что субъект, занимавшийся или занимающийся преподаванием, имеет типичное выражение: наружный вид педагога таков, что его профессия не выдается постоянно, но наверно проявится, если такого субъекта поместить так, чтобы его способности могли бы утилизироваться. Отсюда преднамеренные музыкальные ошибки. Если субъект преподавал музыку, то услышав музыкальную неточность, почти наверное он примет строгий вид, удерживая его только, в продолжение 1/20 секунды, прибавляя, что он мог удерживаться от этого. Все эти признаки, подкрепляемые еще другими опытами, послужат к установлению абсолютного мнения для фотофизиономистов. Признаки, которые, он собрал, отдельно самые ничтожные, но соединенные создают полную уверенность.
В дополнение всего указанного новая метода фотофизиономистики являлась сравнением опытов над одним и тем же субъектом в различное время.
(Initiation, февраль 1889 год).
§ 12. Лечение динамическим током
Всякое место, всякий образ, даже идеи, которые долго намагничиваютcя поклонением толпы, делаются позитивным и действительным динамическим центром, действия которого на астрал могут быть по своей воле создать такой центр, как это было с жезлом Моисея[См. "Миссия Евреев" St. Ив. Д’Aлвейдр и замечательную работу Станислава де-Гюайта "Тайны Народа" в журнале Initiation 1896 г.]. Вообще, влияние астрального плана или даже небесного создает такой центр, который динамизируется все больше и больше молитвами или путешествиями к святым местам. Также, если психург может исцелить повторяющиеся неизлечимые припадки, тем понятнее, что мысль больного, динамизированная верой, с одной стороны, иначе говоря, причастием к разумным существам того же порядка в невидимом мире, и центром молитв, с другой, стороны, может реагировать на тело физическое таким образом, что наступит мгновенное излечение.
Вот два очень характерных по этому вопросу наблюдения с различных точек зрения.
Прямое действие астрального тела на органы
(Лурд и случай общего острого туберкулеза)[Анналы Психических Знаний (Май – июнь 1895 г.)]
18 февраля 1894 г.
Высокочтимый собрат!
Я очень охотно сообщаю вам подробности, которые вы у меня спрашивали, относительно болезни Меllе X.
Факт был настолько необыкновенен, что я не думаю, чтобы он мог быть истолкован иначе, чем чудо. Впрочем, вы сейчас это увидите.
В августе 1892 г. Меllе X. заболела в деревне корью, плохо протекшей, и во время которой она выпила что-то холодное. Последовали довольно сильные легочные осложнения. Начиная с этого момента, ребенок 13-ти лет от роду ощущал сильное щекотание в бронхах и часто капризничал. В январе 1893 г. больная получила бронхит, который, усиливаясь, мало-помалу, перешел в общий острый туберкулёз легких. Лихорадка была неправильная, но температура в известные моменты поднималась до 40 градусов. Появилось свистящее слизистое хрипение во всей груди. В это же время начался понос, вспучивание печени и селезенки. Такое состояние продолжалось вплоть до апреля с переменами то к лучшему, то к худшему. В начале апреля туберкулез перебросился на внутренности и на брюшину. Желудок сделался тугим и чувствительным; понос увеличился, и частые рвоты возвращали назад питание, все более и более недостаточное. Хрипы в груди продолжались. Тогда семейство больной пригласили на консилиум вместе со мной доктора Темуана из Буржа, который подтвердил мой диагноз: общий туберкулез.
К 10 апреля появился отек нижних конечностей, опухлость лица и воспаление вен с правого бока. Ребенок был, по-видимому, накануне смерти, когда семейство решилось, вопреки всему, отправиться с ним в Лурд. Они туда прибыли в wagon-lit 2-го мая 1893 г.
После своего возвращения в первых числах; июня, они меня вновь пригласили. Я не мог найти у бывшей больной никакого хрипения; ребенок, хорошо ел и спал, и не было более никаких нарушений в функциях какого бы то ни было органа. Мать больной рассказала мне, что такое состояние появилось со следующего дня их прибытия в Лурд, в котором они провели 8 дней и откуда направились навестить некоторых членов своей фамилии.
Вот, мой дорогой и уважаемый брат, точный отчет о случае с Меllе X. Я не могу допустить, что в данном случае речь дет о внушении под влияние религиозной экзальтации. У этой больной имелось нечто другое, чем терапия повреждения.
Доктор Буше
ул. св. Михаила, № 1
На вопросы, которые мы ему предложили дальше, доктор Буше ответил следующим письмом, которое еще более определяет состояние больной, и еще лучше рисует её отчаянное положение.
8 марта 1894 г.
Мой дорогой собрат!
Отвечаю на последний вопрос, который вы мне предложили, У М-еllе X. в момент ее отъезда по всей груди слышны были слизисто-свистящие хрипы. Места у верхушек сосредотачивали только большое изобилие хрипов немного более влажных. Таким образом, мы были в конце периода размягчения в общем просообразном туберкулёзе легких. Больная не дожила бы до периода образования каверны. Она была так ослаблена, и появилось уже отставание ногтей, достаточно верное, чтобы объявить близкую смерть.
Известно, что такие случаи не обыкновенны и в моей медицинской карьере, уже довольно длинной, это единственный, который я наблюдал.
Д-р Буше.
Вот третье письмо д-ра Буше, которое сообщает нам о теперешнем состоянии М-еllе X.
Бурж, 27 мая 1895 г.
Мой дорогой собрат.
Я хотел, прежде чем вам ответить, обождать возвращения М-еllе X., которая путешествовала. После чудесного выздоровления ее здоровье превосходно. Она совершенно не кашляет, и значительно выросла и пополнела. Она заметно посвежела и поздоровела, и не имеет ни малейшего хрипа, могущего быть услышанным.
Д-р Буше.
Импровизированное чудо, рассказанное женщиной-врачом Мезерей.
Внушение в болезнях нервной системы есть могущественный помощник; в других болезненных явлениях можно ли сказать, что оно является терапевтическим средством?..
"Несколько времени тому назад я была приглашена в замок Б. Больная хозяйка желала воспользоваться моими советами. Явление "ovara uterine" удерживало ее немощной в длинном кресле уже несколько месяцев, явление настолько характерное симптомами, что первый осмотр мог пролить свет: в органических повреждениях нервный элемент, казалось, не принимал никакого второстепенного и последовательного участия.
Я была приглашена ухаживать за г-жой Б. и должна признаться к моему стыду, что мои труды и усилия были недейственными, лечение общее, частное и хирургическое вовсе не удавались, повергая мой ум в мучения.
В мозгу больной царствовал идефикс, что только Св. Дева может принести ей пользу и что путешествие в Лурд могло бы ее исцелить, удержав в глубине купели все ее болезни.
И что хуже всего, она убедила себя, что если эта мысль не осуществится, то ее конец настанет в скором времени.
Что касается меня, я точно оценила силу доводов моей больной. Мы, люди науки, обязаны ничего не предоставлять воображению, и считаемся только с фактами; мы не имеем права судить мистиков, мы можем положиться только на опытность, но преклоняемся перед свободной волей. И мое желание этого выздоровления было велико. Тем более что каждый день приносил упадок сил, и острая анемия должна была скоро охватить больную.
На семейном совете, собранном вокруг нее, мы решили, что г-жа Б. отправится в Лурд. Но позволят ли ей ее силы?
Повторяющиеся обмороки производили сильное впечатление на окружающих, и каждый страшился такого длинного и утомительного путешествия.
Тогда мне в голову пришла трудно выполнимая мысль: отправить больную в Лурд… в воображении.
Такое путешествие было бы спокойно во всех отношениях, и для этого я пригласила участвовать семейство, которое, будучи немного набожным, конечно, изумилось.
Но время торопило, г-жа Б. ослабевала на глазах, уничтожаясь самовнушением, и оно прекратилось, не без труда, благодаря моему успеху.
Замок Б. был великолепен. Парк распланирован с замечательным искусством, громадные леса, которые его окружают, красивое местоположение, все это делает указанное жилище каким-то чудом, и воображение может хорошо разыграться в этих восхитительных местах.
Согласно моим указаниям, устроили искусственный грот над бассейном, уже вырытым под сводом земли; белые открытые аллеи в виде речных излучин приводили к нему.
С помощью полсотни молодых девушек из деревни и окрестностей, соответственно одетых и поющих набожные гимны, была организована процессия к алтарю из цветов и листвы.
Иллюзия святого места была достигнута, когда 6 апреля мы закончили замышленный опыт.
Со своей стороны я начала внушение больной в состоянии бодрствования. Не без труда и не без настоящей работы я достигла следующего состояния:
Больная под властью моего взгляда, слушала, как бы жужжание, мой голос, который ей повторял, что она была в Лурде, что ее постигнет божественная милость; убаюканная монотонностью моего убеждения, она поднялась совершенно прямо и направилась к "купели" (читайте "бассейну") в состоянии галлюцинации с неподвижным взором, и, погрузившись в бассейн, три раза, воскликнула "Благодарю, моя Святая Мать, Вы меня исцелили". И мы едва успели подхватить на руки, так как она упала в обморок.
Возвращенная в свое длинное кресло, она скоро пришла в себя, и объявила себя совершенно здоровой. Она "чувствовала", в своем ослабленном теле циркуляцию новых сил; захотела удовлетворить свой ненасытный аппетит и, присутствуя на обеде, где каждый гость был весел, она явно была счастливой.
Когда на следующий день я возвратилась к Б., я разбудила больную, которая, хотя гипноза не было, видела небесное зрелище почти в течение 24 часов и, еще галлюцинируя, рассказала мне, что была в Лурде, где "ее исцелила Святая Дева".
Я снова внимательно исследовала больные органы и могу удостоверить, что все возвратилось к нормальному состоянию. Прилив крови, неоплазма (или то, что казалось таковой) и даже показавшиеся эпителиальные повреждения исчезли. Результат превзошел мои ожидания.
С этого дня М-mе Б. чувствовала себя очень хорошо, ее силы восстановились, насколько они могут восстанавливаться в 30 лет, и больная изо дня в день возвращалась к нормальному состоянию.
Я не отправилась в Лурд. Я смиренно признаю, что не могла еще тогда совершить это путешествие.