'А ведь она не такая простушка, как пыталась казаться вначале, - подумал Каха, - защищается, и толково. Пересечение границы отрицать глупо. А с валютой выкрутилась'.
- Вы предлагали людям на пляже купить у Вас валюту и плавсредство.
- Я всего лишь спросила их, где можно это сделать по закону, - девушка снова мило улыбнулась, - возможно, меня неправильно поняли, но это не моя вина.
'А ведь это тоже игра. Теперь играет в опытного юриста. А законов не знает, потому и обходит все вопросы'.
- Когда Вы были завербованы разведкой Турции? - резким голосом неожиданно спросил Титорчук.
Девушка преобразилась. Возможно, и это была игра, но… Так сыграть?! Да и бессмысленно, вроде.
- Ах, разведкой Турции… - протянула она, повернувшись к Титорчуку, - дело мне шьешь, урод?! Выслужиться на мне решил?! - с каждой фразой голос повышался, переходя на крик. - А ты сидел с ребенком в чужой стране без денег?! Тебе предлагали эвакуацию в Болгарию за постель?! Ты на байдарке в шторм ходил?! По тебе из пулемета стреляли?! Сдери себе кожу с ладоней, а потом сделай вот так!
Сержант не успел даже дернуться. Девичья рука взметнулась вверх и врезала Титорчуку по щеке. Удар был смягчен бинтами, но голова сержанта резко мотнулась в сторону. И тут же обратно. От второй пощечины. А девушка продолжала орать:
- Вот теперь, шей! Сажай, сука! Правду про вас писали! И про гэбню вашу! И про Сталина с Берией! Зря я, дура, не верила! Сажай, урод! За твою разбитую рожу и сесть не жалко!
Она вдруг рухнула обратно на стул и зарыдала, уронив голову на руки.
Зато вскочила дочка. Крохотная девчушка встала в стойку, отдаленно напоминающую что-то восточное, и заявила:
- Только троньте маму! Убивать буду! Меня папа учил!
- Даша, сядь на стул, - спокойно произнес Кахабер. - Никто твою маму не трогает. Это она товарища сержанта побила.
Девочка недоверчиво посмотрела на него, потом на Титорчука, и осталась на месте.
- Я постою.
- Тю, скаженная, - проворчал сержант, ощупывая нижнюю челюсть. - Рокив на двадцать пять языком дурным намолола. А стукнула, получается, зовсим забесплатно.
- Ну и сажай! Ну и пожалуйста! - донеслось сквозь рыдания. - Егор вернется, он вам устроит! Он вашу шарагу по камушку разнесет! Пожалеете, что на свет родились!
Каха налил в стакан воды:
- Даша, дай маме попить.
Девочка несколько секунд подумала, но стакан взяла и поднесла Лизе.
- Мам…
Та пила, мелко стуча зубами о край. Вытерла бинтом слезы. Гордо вздернула подбородок:
- Ну чего не сажаете? Зовите своих горилл!
- Нету здесь горилл, и нигде нету, - ответил Вашакидзе. - Недоработка. Успокоились? А теперь, если хотите, чтобы мы нашли Вашего мужа, расскажите всё, что с Вами случилось. И почему Вы уверены, что он в Советском Союзе?
Рассказывала девушка долго, путаясь и сбиваясь, но достаточно подробно. Про Турцию и 'чертов отдых', про Алевтину Федоровну, доярку из Свердловской области, про пропавшие билеты, исчезновение связи, неработающее консульство, мороженое для Дашутки, продажу вещей, старичка-прокатчика, подарившего байдарку и объяснившего дорогу, про Тольяттинскую гонку, про мужа, идущего по Китайскому Памиру и обязательно сообразившего вернуться в СССР, про двухсоткилометровый морской переход, ночевку на острове, шторм, несостоявшийся оверкиль, погоню, пулеметную очередь, слепое торканье в подземном туннеле, болящие руки, последние километры… Она сбивалась, отвлекалась, уводила рассказ в сторону, возвращалась обратно. А когда прозвучало последнее: 'Вот!', сержант Титорчук встал и направился к двери, бросив на ходу:
- Пиду, запрос дам. На Егора Евсеева. Заодно отправлю Ломидзе за мороженым, - и уже из-за двери донеслось его недовольное бурчание. - Сразу сказать не могла? Обовъязково морду бить? Вона в мене, може, теж не казенная!
В небе ФРГ, Польши, CCCР.
Федька Брусникин, тинейджер, пилот-любитель.
Четыре небольших самолетика дружной стайкой двигались в восточном направлении. Машины были похожи, как капли воды. Неудивительно, одна и та же модель, один год выпуска. Даже владелец один. Пилоты, конечно, разные. И раскраска. Впрочем, три самолета и раскрашены были однотипно: неяркая расцветка темных тонов и выделяющиеся кресты на крыльях. Четвертый был окрашен в ярко-красные и ослепительно белые тона и не нес никаких знаков различия, кроме положенных по закону.
- Не повезло тебе, Фриц! - раздался голос из рации. - Не досталось фирменного! Вот по нам сразу видно, летим нах дер остен. В СССР, как когда-то наши деды!
- Ничего страшного, - отозвался пилот, - кому-то ж должно было не хватить.
Его собеседник расхохотался и не отключая связи начал орать несвязную песню, которую, похоже, считал гимном люфтваффе. Фриц отключил передачу, приглушил громкость приемника и сказал девушке, сидевшей рядом:
- Похоже, у Ганса от радости выключились остатки мозгов.
- У него их и не было никогда. Это же надо, радоваться нацистским крестам на крыльях! А если русские решат, что всё вернулось, и начнут палить?
- Ты заметила, что в Варшаве заправлялась куча народа. И расцветка у всех, как у Ганса.
- Ага! Похоже, во всех аэроклубах планируются съемки фильмов про вторую мировую.
- Не знаю, насчет фильмов, но мне это не нравится. Как-то всё… странно. Как специально сделали. И даже не спрашивали, куда летим. Словно их предупредили.
- Не-а, не специально! Никто же не знал, кто конкретно полетит. И в каких клубах будут самолеты брать. А в аэропортах мы всем давно надоели, вот и не спрашивают.
- Да ладно, просмотрел форум, и все понятно. Кто и куда. Вот только успеть всех владельцев уговорить перекрасить самолеты…
Фриц помотал головой. Сомнения зародил еще механик в аэроклубе. Отто был уже немолод и повидал всякого. А еще почему-то хорошо относился к Фрицу.
- Послушай, Фридрих, - сказал он. - Вчера вдруг поступило распоряжение срочно перекрасить самолеты. Говорят, собираются снимать кино о войне, а после вашего полета - не успеют.
- И что? Пусть снимают.
- Это очень странно, мальчик. Герр Брюннер лично отдал этот приказ, а не передал через Альберта, как делает это всегда.
- Что, хозяин соизволил оторвать от дивана свою жирную задницу?
Отто поморщился от такой непочтительности, но продолжил:
- Да. Но если это настолько важно, то почему он разрешил ваш вылет? Очень странно. Я не успел перекрасить один самолет. Лети на нем. Это та машина, на которой ты обычно летаешь.
Фрицу не слишком хотелось выделяться, но что-то в голосе механика подсказало: совет надо послушать. Тем более, собрался лететь не один. В полете же уверенность в правильности поступка только окрепла. Слишком много невероятных совпадений.
- Внимание, камрады, - раздался в наушниках голос Ганса, - пересекаем государственную границу. Дальше под крылом только вражеская земля.
Фриц выругался. Его спутница надулась.
- Извини, - сказал парень, - просто других слов не найти. Надо свалить от этого придурка. Заявить такое в эфир! Если русские влепят ему пару очередей в хвост, будут правы.
- Но он старший в нашей группе.
- С чего это? Никто его не назначал, а здесь не армия. Тем более, у нас другая цель. Посмотри карту, нам не пора забирать левее?
Девушка перевела взгляд на планшет, лежащий у нее на коленях:
- Да можно.
Фриц включил передатчик:
- Камрады, у меня что-то с элеронами.
Посыпались предположения о возможных причинах и советы, как можно выйти из положения. И те, и другие частью серьёзные, частью шутливые.
- Не помогает. Попробую сесть на то поле на востоке. Если сумею починить - догоню.
- Фриц, - съязвил Ганс, - тебя наверно, сбили русские зенитчики! Ты слишком выделяешься на общем фоне.
- Тогда меня возьмут в плен, - отшутился Фриц, - и будут поить 'русиш водка'.
Красно-белый самолет сбросил скорость и пошел вниз, уклоняясь влево. Но вместо того, чтобы сесть, пролетел над полем и снова начал набирать высоту, уходя на юго-восток.
Сел Фриц только через час. На точно таком же лугу, как и собирался. Разве что на самом краю располагалась небольшая деревушка. Пилот открыл дверцу, выпрыгнул наружу, с удовольствием потянулся и помог выбраться из кабины девушке, прячущей под банданой разноцветные лохмы.
- Ну что, Танька? - спросил Федька Брусникин. - Пойдем, глянем на родину Ургросcфатера?
г. Рига. Штаб 27-й армии.
Сергей Громов, лейтенант
Едва успел Сергей выйти из дверей медсанчасти, как незнакомый сержант, подойдя и отдав честь спросил:
- Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? Вы лейтенант Громов?
- Я, товарищ сержант. А в чем дело?
- Вас просят прибыть в Особый отдел.
- Ну, раз просят… пойдемте.
Идти было недалеко, большинство учреждений штаба армии располагалось в одном здании, занятом до войны штабом округа.
В знакомом уже кабинете сидящий за столом незнакомый старший политрук вежливо предложил Сергею присесть. Представившись Игорем Макаровым, особист объявил, что будет вести дело бывших сотрудников особого отдела Дмитриева и Сергеева. После чего некоторое время расспрашивал, а вернее допрашивал, Сергея, выдирая из того малейшие подробности допросов. При этом расположившаяся сбоку машинистка с пулеметной скоростью распечатывала его показания. Порой Громову казалось, что пишущая машинка сейчас вспыхнет от перегрева и тогда он начинал говорить помедленнее.
Наконец, вопросы у следователя закончились и он отпустил Сергея. Выйдя из кабинета Громов, неожиданно для себя, наткнулся на Тюкалова.
- Михаил, а ты здесь откуда?
- А я здесь не один. Мы вас ждем, сказали, сейчас с вами поговорят и отпустят. Пойдемте, товарищ лейтенант, там все остальные.
Сдав пропуск на проходной, они вышли из здания штаба и сейчас же Сергея дружески приветствовали уцелевшие бойцы его группы
- Как вы товарищ лейтенант? - Что с головой? - посыпались вопросы.
- А что мне сделается. Проверили, разобрались. Голову стукнул неудачно. Скоро заживет. Лучше расскажите, что вы тут делаете?
- Мы? Ждем направления, - отчего-то смутившись, ответил Михаил. - Сказали, что без вас не дадут.
- А я причем? - удивился Сергей. - Что-то ты темнишь, старшина.
- Не, не темню. Сам многого не понимаю. В общем, когда нас c вами разделили, лейтенант Акимов…
- Вот, напомнили, - улыбнулся Громов, - и где же наш летун?
- Говорят в Москве. Говорят, он за один вылет сумел аж три самолета сбить, так что его награждать собрались. К самому Тимошенко вызвали, - радостно ответил Михаил и тут же снова помрачнел, словно вспомнив что-то неприятное. - Он еще успел с членом военного совета перед отлетом поговорить, о том, что вас забрали. После этого меня к самому товарищу бригадному комиссару вызывали. Товарищ Дибров со мной долго беседовал, про вас расспрашивал, - Михаил оглянулся и понизил голос, - удивился, когда узнал, что вы до сих пор проверку проходите. Может, это вас и спасло. - Тюкалов подмигнул и перешел на обычный тон. - После беседы нас всех оставили при штабе и приказали вас дожидаться. А сейчас нас ждут, - он посмотрел на трофейные часы, - через полчаса, после обеда.
- Тогда, старшина, веди нас в продпункт или столовую, - после слов Михаила лейтенант неожиданно почувствовал, что проголодался, - а там, за обедом и поговорим.
- Эх, не догадался я сразу, - хлопнул себя по лбу Тюкалов, - вы же, товарищ лейтенант с санчасти, а там какая еда - одна видимость. Да и нам подкрепиться не помешает, - под одобрительный гул бойцов, добавил он.
Плотно пообедав в столовой при штабе, в точно назначенное время группа во главе с Громовым входила в двери кабинета со странной табличкой 'Посторонним В…', увидев которую Михаил пошутил - Похоже, нас ждет некто Виктор Посторонним.
На самом деле они были обескуражены, увидев в кабинете представителя госбезопасности, причем немалого ранга - целого майора ГБ, полковника на 'армейские деньги'().
Вежливо поздоровавшись, он предложил им садится и, дождавшись, пока они разместятся за столом, неожиданно стал расспрашивать, как они себя чувствовали в тылу врага. Его явно заинтересовал рассказ про бой с бандой националистов. Он попросил каждого из присутсвующих вспомнить и описать его в мельчайших подробностях. И внимательно выслушал все. После чего рассказал, что в составе Наркомата Обороны создается новое Главное Управление - Охраны Тыла. Полюбовавшись несколько секунд на разочарованный вид сидящих напротив него армейцев, он объяснил, что несмотря на самое невинное название, это управление будет заниматься отнюдь не караулами, а борьбой с любыми проявлениями терроризма и бандитизма, с такими вот националистическими бандами, с проникающими в страну спецназовцами из капиталистических стран. Заметив, видимо, недоумевающие переглядывания собеседников, он кратко объяснил, что во времени, куда попал Союз, очень популярны такие вот войска особого назначения, которые нелегально проникают на территории других государств, проводят там диверсии, убивают потенциально опасных для их государств политических деятелей, обучают местных националистов. Вот для такой нетрадиционной войны и создаются войска особого назначения, что-то вроде Частей Особого Назначения двадцатых годов, но регулярных и оснащенных. Для них отбираются лучшие бойцы и командиры из армии, войск НКВД и пограничников.
- Ваша группа получила боевой опыт, подходящий для этих войск. Вы все прошли проверку. Поэтому решен вопрос о вашем переводе в формируемую сейчас Третью бригаду Осназа Охраны Тыла. Сейчас вы все оформите анкеты и документы в кабинете тринадцать и послезавтра должны прибыть в Лугу…
Москва. Стадион 'Динамо'.
В. А. Акимов, лейтенант ВВС.
- Ну-ка, солнце, ярче брызни,
Золотыми лучами обжигай!
Эй, товарищ, больше жизни!
Подпевай, не задерживай, шагай.
Бодрая музыка спортивного марша горячила кровь, заставляя сердце биться сильнее, словно перед вылетом. Веселая толпа болельщиков, устремленная к стадиону, обтекала неторопливо двигавшегося лейтенанта в синей парадной форме ВВС. Многие оглядывались, с уважением рассматривая блестевший на груди летчика новенький орден Красного Знамени. Но никто особо не задерживался, времени до начала матча осталось немного и все торопились занять места на трибунах. Игра должна была быть интересной, фаворит чемпионата страны по футболу, московское 'Динамо' встречалось со своим киевским одноклубником*.
- Эй, вратарь, готовься к бою!
Часовым ты поставлен у ворот.
Ты представь, что за тобою
Полоса пограничная идет…
Поднимаясь по лестнице к гостевой трибуне, Владимир поймал себя на том, что невольно подпевает доносящемуся из репродукторов маршу. Но вот подъем закончился. Пройдя небольшие ворота, у которых стоял служитель, проверивший его пригласительный, Акимов оказался на трибуне. Неожиданно для него, народу оказалось много, и он с трудом нашел место. Вокруг перешептывались, передавали друг другу программки и советы, доставали и наводили бинокли, стремясь получше разглядеть подготовку к матчу. Сидящий рядом пожилой, профессорского вида мужчина, уважительно посмотрев на орден, неожиданно поделился с Владимиром запасным биноклем и программкой. Представившись, профессор Торопецкий объяснил, что сегодня играет один из его знакомых, 'перспективный молодой футболист' и добавил, что у киевлян в нанешней игре нет никаких шансов. Неожиданно в разговор вклинился сидящий на соседнем ряду, чуть выше их, мужчина заявивший по-украински:
- Побачимо, товарищу, як воно будэ.
Профессор тотчас завязал профессиональный спор с украинцем, причем оба с легкостью на память цитировали таблицу розыгрыша чемпионата, вспоминали, кто и когда забил гол, спорили, кому удалось лучше взять мяч и более технично его обыграть. При этом они приводили примеры из игр чуть ли не двадцать седьмого года. С уважением прислушивающийся к спору Акимов скоро потерял нить рассуждения и перевел свое внимание на окружающее. Вместительные трибуны были почти уже заполнены. Оркестр сокращал ожидание. Эхо стадиона множило трубы. На бетонных призматических башнях полыхали вымпелы. Стадион был грандиозен. Вокруг бегового шлакового кольца стелилась полоса бетонного гоночного трека, образовывая исполинскую ванну, дно которой зеленело футбольным полем. Сочно-зеленое плато, расчерченное белыми известковыми линиями, ожидало начала матча.
Наконец на поле вышли судьи. Впереди, держа на руке, словно державу, надутый, важный от своей предстоящей роли кожаный мяч, шел основной судья - рефери. За ним, словно свита за королем, шли боковые судьи - лайнсмены, с флажками в руках. Выйдя на середину поля, рефери аккуратно положил мяч в центр очерченного мелом круга и замер, ожидая выхода команд.
Две группы игроков, сине-белая и бело-синяя, выбежали на поле, построились друг против друга. И крикнули, здороваясь: 'Физкультпривет'! Вышедшие из строя капитаны поздоровались друг с другом и судьей. Быстрая жеребьевка и команды заняли свои половины поля.
Игроки встали свои места. Они стояли - одиннадцать против одиннадцати. Бутсы подминали траву лунками и шипами на подошвах. Стоял у самого мяча центрофорвард киевлян и за ним еще двое нападающих. Им выпал жребий начинать. Стояли за ними в готовности остальные форварды, хавбеки - полузащитники и беки - защитники. В створках ворот, в голу переминались с ноги на ногу голкиперы. Все замерло. На южной трибуне практически одновременно вспыхнули сотни огоньков - это засверкали на солнце стеклышки часов, наиболее нетерпеливые болельщики проверяли точное время начала игры. Владимир вдруг, по какой-то неведомой ассоциации вспомнил столь же нетерпеливо поглядывающего на часы Сергея перед такой на деревню. Где он, удалось ли ему пройти фильтрацию? Надо бы завтра попробовать позвонить в штаб армии, знакомому старшине, может быть удастся что-нибудь узнать.
Свисток судьи, первый удар по мячу - и все внимание Владимира сосредоточилось на поле.