* * *
Изабелла объявила старшей сестре:
- Мой жених знатнее вашего, сестрица!
Сибилла взяла девочку за обе руки, притянула к себе.
- Вы счастливы? - допытывалась Изабелла, отбиваясь от ласки. - Расскажите! Каково это - любить мужчину? Что делал с вами ваш первый муж?
Сибилла положила палец на губы сестры.
- Молчите… Как вы можете спрашивать о таком, Изабелла?
- А кого мне спросить? Матушку? Она далеко, у нее теперь собственный муж.
Сибилла отвела глаза. Она не любила свою мачеху, Марию Комнину. К счастью, та редко бывала в цитадели и жила со своим теперешним мужем, Бальяном, в Ибелине.
Изабелла надула губы и посмотрела на сестру с победоносным видом.
- Давайте, выкладывайте. Как это бывает? - настойчиво повторила она.
- Скоро сюда прибудет господин Онфруа, - мягко произнесла Сибилла, - почему бы вам не спросить у него?
- Что я спрошу? - удивилась Изабелла. - Прямо вот так подойду и спрошу: "Что вы намерены делать со мной, господин Онфруа?"
- Интересно, что он ответит, - пробормотала Сибилла. Она представила себе этого юношу, молитвенника и постника, тихого, послушного, скромного. Рыцарь и святой плохо соединяются в единой личности, подумала Сибилла.
- Хорошо, - с угрозой вымолвила Изабелла. - Я спрошу у моего будущего мужа.
Сибилла попробовала поднять ее, как делала совсем недавно, когда Изабелле было шесть лет. Сейчас сестра ощутимо выросла, Сибилле не удалось оторвать ее от земли.
- Пустите! - фыркнула Изабелла. - Я теперь такая же замужняя дама, как и вы!
- Помолвленная, - поправила Сибилла, чуть краснея.
- Вы влюблены, - сказала Изабелла с удивлением и легкой завистью. Она вздохнула. - Об этом все говорят. Влюблены. Принцесса, наследница Иерусалима, влюблена в какого-то Лузиньяна… В пятого сына… В дурачка, который только и умеет, что хлопать ресницами и глупо улыбаться… Что в нем такого?
- Он - мой, - сказала Сибилла и сжала губы. - Ясно вам?
- Не совсем… Не сердитесь, сестра, я не со зла… Я от зависти, - призналась она. Малиновый румянец вспыхнул на ее крепких щеках, и одновременно с тем загорелись зеленью глаза.
Изабелла вырастет красавицей, подумала Сибилла. Насколько нехороша ее мать, Мария, с ее резкими, слишком греческими чертами лица, настолько прелестна Изабелла. Хорошо бы от нее рождались только дочери. Мальчики, мужчины не должны быть такими красавчиками.
- Вы напрасно не верите, что вас полюбят так же крепко и нежно, как меня, - сказала Сибилла.
- Вы заносчивая и злая женщина, - отрезала Изабелла. - Вот что я думаю о вас!
Она вырвалась из объятий сестры и убежала.
Сибилла посмотрела ей вслед. Изабелла завидовала. Изабелла хотела бы влюбиться. Иногда младшей сестре нравилось, что за нею шутливо ухаживает коннетабль Эмерик, объявивший ее своей Дамой. Разумеется, Эмерик не сочиняет стихов, но знает на память с десяток чужих и умеет вовремя прочитать несколько строчек. Эмерик женат, Эмерик намного старше Изабеллы, Эмерик не слишком красив, рыжеволосый и грубоватый.
Случалось, Изабеллу страшно сердила эта игра. Сибилле тоже порой казалось, что коннетабль перегибает палку в любезничании с девочкой. А порой старшая принцесса задумывалась над тем, что заставляет Эмерика так поступать. И пару раз ей приходило на ум, что, рассуждая о своей возвышенной любви к прекрасной Изабелле, коннетабль вовсе не шутит.
А вот и Эмерик - легок на помине. Коннетабль был в обычном платье своего брата, но Сибилла этого поначалу не заметила. Она никогда не перепутала бы своего сеньора Ги с его старшим братом, потому что видела Ги не глазами, а любящим сердцем.
- Превосходно, дама, - сказал ей Эмерик, не утруждая себя приветствием, - сперва ваша сестра шарахается от меня и обзывает разными нелестными именами, а теперь вы смотрите на меня, словно я обокрал собственного родича и, забравшись в его шкуру, вознамерился утащить и его невесту!
- Это была шутка? - холодно осведомилась Сибилла.
- Я понимаю, что вы не рады видеть меня, - продолжал Эмерик уже серьезнее, - но мне нужна помощь. Я не хочу, чтобы моя супруга или брат видели это.
- Что?
- Одежда порвана, на теле, должно быть, здоровенный синяк… - начал перечислять Эмерик.
- Кстати, почему на вас это платье? - спохватилась Сибилла.
- Потому что… - Эмерик посмотрел ей в глаза без улыбки и тихо вздохнул. - Вашего жениха хотят убить, госпожа.
- Вы заняли его место? - спросила она, хватая коннетабля за руку. - Но ведь и вас могли убить!
- Меня убить, положим, не могли, потому что я знал об их намерениях…
- Откуда?
- Да ниоткуда… Когда король объявил о своем согласии на этот брак, у моего бедного брата сразу появилось целое море врагов. Причем среди людей, которые еще несколько месяцев назад даже не подозревали о его существовании. Предупреждать Ги - пустая трата времени, поскольку он все равно бы мне не поверил. Точнее, поверил бы, конечно, он очень послушный и внимательный младший брат, но принимать надлежащие меры все равно бы не стал. Вы меня слушаете, моя госпожа?
- Что я должна сделать? - быстро спросила Сибилла.
- Никому не говорить о случившемся - это во-первых. Во-вторых, зашейте прорехи на одежде. В-третьих, дайте какую-нибудь мазь. Меня ткнули ножом в бок. Кольчуга отличная, так что я намерен отправить хороший подарок моему оружейнику… То есть я хотел сказать - королевскому.
Сибилла погрозила ему пальцем.
- Прекратите это. И, кстати, хватит морочить голову Изабелле. Ей следует думать совсем о другом мужчине.
- С господином Онфруа я соперничать никак не могу, - согласился Эмерик. - Ну так идемте же скорее в ваши покои! Надеюсь, о нас не станут распускать слухи… Впрочем, я могу переодеться в женское платье. Будем обсуждать ваш будущий свадебный наряд. Согласны?
- Боже, Боже, помоги мне! - улыбнулась Сибилла бледной, невеселой улыбкой. - Вы страшный человек.
- Вещи любят меня. Если я попрошу какую-нибудь юбку вертеться вокруг моих колен надлежащим образом, то, будьте уверены, моя госпожа, глядя на мою походку, никто даже не заподозрит во мне мужчину.
- Вы просто змий, - сказала Сибилла, хватая его за руку и утаскивая за собой.
Эмерик, вздыхая и корча страдальческие гримасы, следовал за ней. Наконец она отбросила его руку и остановилась.
- Вам действительно так больно? - спросила она.
- Почти. Впрочем, я пытаюсь вас развеселить.
- Вам это удается, - фыркнула Сибилла.
Однако она действительно приободрилась.
Несколько звеньев кольчуги погнулись, кровоподтек на боку оказался устрашающим. Сибилла вынула из красивой коробки мазь. Лекарству этому научил ее Абу Сулейман Давуд, которого отец, король Амори, привез из одного из своих египетских походов. Тогда еще оставалась слабая надежда вылечить Болдуина.
Если врачи-франки превосходно умели справляться с колотыми и резаными ранами, могли отнять загноившуюся руку или ногу и даже наложить металлическую заплату на пробитую голову, то сарацинские лекари, напротив, пользовались различными травами, припарками, мазями и прочими средствами, не прибегая к рассечению плоти.
Взятый в Египте врач честно прикладывал свои умения к королевскому сыну. Мальчик послушно выполнял все предписания, не сердился, если повязки дурно пахли, а мази пощипывали и без того раздраженную кожу; но толку от этого лечения не было.
Старшая сестра любила смотреть, как работает Давуд. Бормоча себе под нос, он любовно брал то одну, то другую банку, подносил к носу и втягивал запах большими, сильно вырезанными ноздрями, так что торчащие оттуда густые волоски начинали шевелиться. Руки у Давуда были крупные, смуглые, с морщинами и вздутыми жилами, как будто большую часть жизни он работал каменотесом или землекопом, кончики пальцев - желтоватые, съеденные различными эликсирами и растворами.
Он почти не говорил на языке франков, но Сибилла научилась понимать его. Они с братом знали сколько-то сарацинских слов, а позднее оба общались с сарацинами довольно бойко. Их отец, король Амори, поощрял эти занятия старших детей. Тогда Амори еще не был королем и жил с их матерью.
- Давуд говорил, что это средство быстро снимает отек, - сказала Сибилла, показывая Эмерику зеленоватую массу в коробочке.
- Вот и проверим, - отозвался он и сморщился.
- Боитесь боли? Очень хорошо! Я обожаю мучить мужчин. Смотреть, как они плачут, корчатся и молят о пощаде, - сказала Сибилла. - И чем храбрее мужчина, тем приятнее его мучить. Так что готовьтесь, отважный коннетабль! Готовьтесь!
Со странным чувством она прикоснулась к обнаженному боку будущего родственника. Как будто тронула своего Ги - и в то же время Сибилла все время помнила, что это не сам Ги, а его брат, даже внешне на него не слишком похожий. Но все же частица той великой любви, которую Сибилла испытывала к своему нареченному, перешла и на его брата, и он, странно, тайно, безнадежно влюбленный в младшую сестру, вздрогнул от счастья, едва ощутил пальцы старшей на своей коже.
- Благодарю вас, моя госпожа, - сказал Эмерик, когда она затянула повязку. - Могу я, уже уходя отсюда в зашитой вами одежде, попросить еще об одной милости?
Сибилла изогнула брови, как бы сомневаясь в том, что снизойдет до благодеяния.
- Говорите, - позволила она наконец.
- Попросите Изабеллу… только не говорите, что это моя просьба, не то она прогневается… Попросите это невинное дитя подать милостыню в Сен-Абакук и… еще куда-нибудь, по ее выбору… и попросить молиться за упокой души Жана.
- Жана? - Сибилла выглядела озадаченно. - Какого Жана?
- Просто Жана. Поверьте, я знаю о нем не больше вашего.
- Я ничего не стану передавать сестре, пока вы не расскажете мне подробнее. Кто такой Жан?
- Человек, которого я убил.
- За что вы его убили?
- За то, что он пытался убить моего брата.
- Ну вот еще! - рассердилась Сибилла. - Пусть горит в аду за свое преступление!
- Мне нужно, чтобы мой брат дожил до свадьбы с вами, госпожа моя, - сказал Эмерик, натягивая котту и машинально проводя пальцами по свежему шву, как делал всегда, когда проверял работу служанок. - Я хочу, чтобы его любили не только вы или я, но и ангелы на небесах. Без этого он не доживет до нынешней Пасхи.
Глава шестая
СВЕТ И ТЕНИ
Бальян д'Ибелин, отец дамы Эскивы, считал своего зятя наглецом и выскочкой. Святая Земля изменила даже самое представление о знатности: сеньор, у которого найдется влиятельная родня в Аквитании или Нормандии, здесь, в Заморских краях, будет считаться никем, коль скоро прибыл недавно. "Новый человек" - будут неизменно добавлять к его имени.
Сыновья отцов безвестных и бедных, расставшихся в прежнем отечестве с единственной лошадью и половиной дурного жилья ради покупки места на корабле, рождались за морем - и тотчас уверялись в собственной родовитости, как будто здешняя пыль, подмешанная в их кровь, прибавляла им знатности.
Самый первый Бальян не оставил дома ничего, кроме бескрайних, поросших вереском болот; даже имя свое он забрал с собой, и здесь, в Святой Земле, получил второе - Ибелин, по названию замка, который был подарен ему королем.
Когда второй Бальян впервые открыл глаза для внешнего мира - лежа на руке повитухи, черной, как сапог, беззубой и развеселой, - он увидел солнце Святой Земли, разительно не похожее на то, что бродило над прародительскими пустошами, отражаясь в темных водах, проступивших на поверхность, или багрово вспыхивая на мелких, густых цветках и золотя жесткие листья крохотных кустов. То солнце царапало брюхом о землю, а нынешнее - властно стучало жарким лучом прямо в темечко, застыв на недосягаемой высоте.
Сватая у Бальяна Эскиву, за Эмерика просил сам король, который считал нужным привязать своего камерария к Королевству достойным браком. И Бальян отдал дочь Эмерику де Лузиньяну.
Увидеть тестя у себя в доме было для Эмерика полной неожиданностью. Иногда Бальян представлялся Эмерику совершенно обычным бароном: рослый, тяжелый, скуластый, с седыми волосами, выгоревшими и пыльными. Но сквозь этот облик временами проступал другой: дикарь с плоских болот, которых нынешний Бальян никогда в жизни даже не видел. И тогда глаза Ибелина сужались и делались чуть раскосыми, скулы твердели, превращаясь в два маленьких жестких яблока, рот растягивался в щель. И впечатлительный Эмерик вспоминал, что предки его тестя сражались не мечом, а маленьким топором с лезвием из остро отточенного камня.
Дикость дремала и в Эскиве - но Эмерик видел ее лишь раз, когда жена рожала Бургонь. Что до детей, то если они и являли себя дикарями, их отца это не пугало, поскольку дети и должны быть маленькими зверенышами.
Бальян ворвался к Эмерику через несколько дней после того, как было объявлено о предстоящем браке Сибиллы.
- Где одна змея, там и другая! - громыхнул он.
Эмерик уселся в кресло перед тестем. Бальян сесть отказался - метался по комнате, задевая предметы: хоть помещение и было достаточно просторным, Бальяну было здесь тесно.
- Я всегда знал, что из лузиньяновского клубка выползет не одна, а несколько гадюк! - выкрикивал он.
- Прошу вас, отец, - проговорил Эмерик - будто бы умоляюще и вместе с тем небрежно.
Бальян остановился и впился в него взором.
- Не называй меня отцом! - рявкнул он.
Эмерик пожал плечами.
- Как вам угодно. Что вас так прогневало?
- Ты нарочно подсунул Сибилле своего брата! Ты знал, что она раскиснет и влюбится!
- Что значит - "раскиснет"? - осведомился Эмерик, подбираясь. Он уже понял, что тестя вежливыми речами и мнимой покорностью не угомонить.
- То и значит, что она женщина, и рассудок у нее слабее, чем у животного! То и значит, что она послушалась своей глупой плоти, как течная самка слушается воплей похотливого самца.
- Вы говорите об особе королевской крови, - напомнил Эмерик.
Бальян махнул рукой.
- Я говорю это тебе, несчастный дурак, а не знатным баронам Королевства!
Эмерик тихо напомнил:
- Король сделал меня коннетаблем, мой господин, стало быть, счел достаточно знатным.
- Ты воспользовался тем, что мой брат сейчас в отлучке. Это он должен был жениться на Сибилле…
- Мой господин, принцесса Сибилла избрала себе мужа по собственному усмотрению. Она и без того вынесла немало оскорблений от знатных баронов, которые один за другим отказывались от ее руки, не так ли?
- Мой брат не отказывался!
- Ваш брат слишком долго медлил.
- Тебе хорошо известно, что у него имелись на то причины.
- Мой господин, когда речь идет о любви, следует быть осмотрительным и быстрым, поскольку любовь подобна битве и не прощает ошибок.
Бальян вдруг устало опустился в кресло и хмуро посмотрел на зятя.
- Вели, чтобы мне принесли вина. И пусть разбавят холодной водой. - Он провел ладонями по лицу, вздохнул, окатив свои пальцы горячим дыханием. - Боже, какой дурак! - проговорил он с сердцем, почти сожалея. - Теперь в Королевстве начнется раздор. Знатные сеньоры не прощают королевским особам неравных браков, а мужчины не прощают своему собрату истинной любви.
- Ги согласен рискнуть, - сказал Эмерик.
Вошла девушка, подала вина и кувшин воды. Эмерик отослал ее и сам разбавил питье для тестя. Тот следил за ним подозрительно - будто проверял, не сделает ли коннетабль попытки подсыпать в чашу яд.
- Я не хочу ничего слышать о Ги, - выговорил наконец Бальян, кривя губы. - Мне не нравится этот смазливый юнец.
- Не вам ведь выходить за него замуж, мой господин, - не выдержал Эмерик.
Бальян поднял тяжелый взгляд.
- Наконец-то я слышу твой истинный голос. Змеиное шипение.
- Вы долго добивались этого, - сказал Эмерик. - Видит Бог, я всей душой почитаю в вас отца моей жены, но прошу и к моей родне относиться с подобающим…
- Нет! - заревел Бальян, вскакивая.
- Вижу, мое вино пошло вам на пользу, и вы набрались свежих сил, - сказал Эмерик. - Рад видеть вас в добром здравии, отец.
- Запомни, - сказал Бальян, кося глазами и пугая Эмерика их диким блеском, - в один распрекрасный день твой братец, если даже он и станет королем, сломает себе шею. Его попросту бросят на растерзание сарацинам. Это случится, коннетабль! И ты ничем не сможешь ему помочь.
Он повернулся и быстро вышел вон. Эмерик так и остался сидеть, задумчиво глядя ему вслед.
- Мой брат станет королем, - сказал он. - Он женится по великой любви на прекрасной принцессе и станет королем. Глупый валлиец! Откуда тебе знать, каково это - собственными руками сотворить отрывок из романа? Такое может понять только женщина, да и то не всякая, а искусная вышивальщица, создающая своей иглой волшебные картины!