- Товарищ лейтенант! Наблюдатель докладывает о поражении цели. Просит добавить еще пару "гостинцев" и перенести огонь по цели номер восемь, - оторвавшись от радиостанции, четко произнес боец. В нем, в бойцах расчетов и в командире можно было легко опознать недавно освобожденных из концлагерей. Хотя у некоторых вернулся румянец на щеки, вследствие довольно хорошего и калорийного питания, все равно по худым фигурам и несколько злым на противника лицам, понимающие люди сразу определят, кто есть кто. Командира батареи лейтенанта Малинина освободили из лагеря для командиров, тогда группировка, что захватила лагерь, пополнилась на триста семьдесят шесть командиров. Более сорока тогда, по приказу особого отдела, что вел расследование, были отправлены во вновь создаваемые штрафные части. Как неблагонадежные. Малинина тогда тоже изрядно промурыжили, в личном деле, что хранилось у немцев, не было указано, как лейтенант попал в плен. Повезло, что служба у особого отдела была поставлена как надо и они, связавшись со своими коллегами, что освободили лагерь с простыми бойцами, нашли и допросили подчиненных лейтенанта, и те подтвердили то, что минометы были подавлены танками, а батарея захвачена.
Батарея лейтенанта, сформированная всего три дня назад, была пополнена фактически одними доходягами, теми, кого врачи признали ограниченно годными. Из-за задержки с особым отделом Малинин не успел на формировку и получил то, что осталось. Радовало одно - восемь бойцов были из его старой батареи и сейчас они составляли костяк подразделения.
- У нас время подошло. Передай, меняем позицию, - отрицательно покачал головой лейтенант. Немецкие звукари работали очень продуктивно, и хотя в сплошной канонаде трудно засечь метки батареи, они умудрялись это делать.
- Есть! - козырнул боец, после чего снова приложился к гарнитуре рации. - Гвоздика, я Молот, отбой. У нас пересменка, уходим на два-ноль семь. Как поняли меня?
Количество стволов было так велико, что батареи менялись посменно, сейчас как раз первая батарея их минометной роты закончила передислокацию и была готова вести огонь. Несмотря на то что батарея была сформирована из слабосильных, в отличие от других частей, в ней было аж две машины на четыре миномета. Бойцы споро по салазкам погрузили минометы в кузова и, заняв свои места на ящиках с боеприпасами, уехали с позиций.
На дороге им часто встречались регулировщики и машины снабжения, что возили боеприпасы, проехав командный пункт они отъехали на полкилометра и заняли запасную позицию. Через сорок минут батарея снова открыла огонь по заявкам наблюдателей.
Проследив взглядом, как мимо КП проехали два больших грузовика с одним минометом на прицепе у каждой машины и одним в кузове, я посмотрел на чистое летнее небо, где шел воздушный бой пяти "мессеров" против шести "ишачков". Пока наши лидировали, сбив три "мессера". Проследив за дымным следом подбитого "ишачка", судя по всему, пилот решил посадить поврежденную машину, снова повернулся к командиру Второй бригады подполковнику Лазареву.
- Вы уверены в этом?
- Да, товарищ полковник. У меня самые свежие разведданные… Они начали.
- Хорошо. Раз понтонный мост наводят на вашем участке, то Третью маневренную группу я передаю вам. Согласуйте удар с оперативным штабом.
Идея нанести ответный удар зрела у меня уже четвертые сутки, с того момента, как разведка донесла о подходе дивизии. Свою идею я выложил Иванову, дав приказ подготовить операцию, которую назвал "Багратион", в кратчайшие сроки.
Суть операции была простой, за этой дивизией просто ничего не было, после двухдневного боя, как мы и рассчитывали, дивизия изрядно потеряла в людях и технике, хоть и оставалась все той же грозной силой. Ослабленной, но грозной. В общем, мы собирались пощипать тылы, насколько сможем. Именно поэтому я попросил у "Большой земли" как можно больше диверсантов, теперь они не полягут на подступах к Москве, кидаясь с гранатой под танки. Остановили они тогда прорыв, что уж говорить, но терять столь ценных спецов, очень не хотелось. Сейчас две сотни этих парней безобразничали на коммуникациях противника, мешая подвозу тылового обеспечения дивизии. Семь моторизованных групп с момента захвата территории я не расформировал, да и глупо это было, уничтожать получивших опыт и надежду к победе подразделения. Более того, я их еще и усилил, как людьми, так и техникой.
Понтонных мостов у нас не было, вернее были, но теми огрызками пользоваться было невозможно, вот я и решил использовать немецкий понтонный мост. Он сейчас как раз возводился под плотным артиллерийским огнем, вот немцы-то удивятся, как наши мажут, по живой силе на берегу попадают, а водяные столбы от разрывов ложатся совсем рядом с мостом. В штабе решили, что немцы, возможно, будут наводить мост рядом со старым, на месте обороны Первой бригады, там и дороги, и узко, да и вообще логично именно там. Поэтому-то позади Первой и были сосредоточены группы для прорыва и окружения дивизии, но немцы решили переправляться в другом месте. Как только командир Второй бригады доложил об этом, я сразу же выехал на место, пока штаб передислоцировал ударные группы.
Третья маневренная группа была усиленной, она состояла из штрафников, это они должны захватить мост и удержать плацдарм на том берегу, пока вводятся в бой ударные подразделения и Четвертая бригада, которая участвует в охвате и уничтожении дивизии.
- Вся артиллерия на вас. Перед штурмом нужно огненной метлой вымести тот берег, чтобы у штурмующих было меньше потерь, - командовал я, тыкая пальцем в карту. Там были отмечены позиции противника.
- Товарищ полковник, а когда вводить в бой танки?
- Полк введут после занятия вот этих высоток…
Возвращаясь в штаб, я вспомнил, как у самолета прощался с Мартыновым сегодня ночью. Комиссар пробыл у нас всего день, улетев следующей же ночью. Комиссия осталась и занялась своей прямой работой, изучением новой тактики применения подвижных соединений, комиссар же, получив то, что ему приказано, вылетел обратно.
- Передайте на вопрос обо мне одну фразу: всему свое время.
- Хорошо, но вы тоже должны понять, что все станет явным, и если вы Враг Наро…
- Бросьте, - отсмеявшись, отмахнулся я, - ваши подозрения беспочвенны. Я про другое. Хотелось бы, чтобы прислали человека компетентного, который не рубит с плеча. Гоголев, по-моему мнению, вполне компетентный товарищ.
- Я передам.
Отправив вместе с комиссаром документы по группировке и ближайшим планам, про будущее окружение Киева предупреждение было передано еще три дня назад, я отправился в штаб.
Прежде чем сесть в машину, подумал: "Если будет контакт, то наверняка пошлют Серегу, надеюсь, он оценит мою шутку со встречей с двойником".
Как ни странно, все получилось видимо, я единственный в нашей группе сомневался. Немцы, конечно, были опытными вояками, но они никак не ожидали от окруженцев такого фортеля. Ладно бы еще контратака, чтобы там мост уничтожить, но захватить его встречным ударом?! Чтобы пропустить по нему на территорию рейха около десяти батальонов мотопехоты со средствами усиления и танковый полк во фланг и тыл готовящейся к переправе наступающей дивизии?! Это верх наглости. А если учесть, что артиллерия, то есть вся или большей частью выбита, то шансы были велики. Особенно в том порядке, как назвал Иванов, "расходящейся рогаткой", где второе направление вспомогательное только в качестве заслонов, прикрывающих ударную группировку от немецкого удара с другого фланга и в тыл, а основная группировка ударила во фланг и частью обошла с тыла, массированно используя артиллерию и авиацию. Все мотогруппы сейчас добивали остатки дивизии. Я ввел в бой последние резервы, отдельный танковый батальон, вооруженный Т-34 и КВ, и последнюю стрелковую бригаду. С этими танками нам повезло, когда мы заканчивали зачистку захваченных территорий, то обнаружили два десятка новеньких "тридцатьчетверок" и пятнадцать КВ на сборном пункте. Немцы их захватили на пандусах грузовой станции, снять с эшелонов их успели, но перегнать и передать в сорок первую дивизию не смогли. Опытных танкистов, знающих эти машины, у меня не было, но подобрать экипажи было нужно. Тут нам помог "Воздушный мост", мы получили не только экипажи, имеющие хоть какой-то опыт, но и дизельные двигатели, по несколько штук на танк. Пока мы готовились, они тренировались. Я часто появлялся на полигоне, помогая где советом, где неосторожно оброненным словом, к концу танкисты считали меня одним из своих. Понятное дело, все те болячки, что помнил у танков, я успел упомянуть. Дальше работали инженеры.
Танковый батальон уже успел получить хоть какой-то опыт боевой стрельбы и передвижения подразделениями, в бою с дивизией, там его хоть и использовали как подвижные артиллерийские засады, но опыт есть опыт. Радиофицировать немецкими радиостанциями мы тоже их успели. Батальону совместно с бригадой главное было дойти до назначенного места и перекрыть отход остатков пехотной дивизии противника, а после того как все кончится, немедленно вернуться назад. Понятное дело, в прорыв по коммуникациям противника мотогруппы пойдут на трофейных легких танках, уж их-то изучить и освоить успели; как ни странно, у нас их было большинство. В общем, этот батальон был у меня тузом в рукаве, главное натренировать экипажи и командиров в боевом слаживании. Опыт засад у них уже был.
Приложив платок к ране на виске, я попытался остановить кровь.
- Как же вы так, товарищ полковник? - засуетился рядом начальник моей охраны, лейтенант Старцев.
- Кто же знал, что мы не всю артиллерию у немцев выбили, - пробормотал я. Мощные разрывы продолжали вставать как на берегу, так и в воде, ладно хоть попаданий в понтоны пока не было. Только одна из машин от близкого разрыва загорелась, ее как раз сейчас в воду сталкивали, да я получил по касательной осколочную рану. Медик взвода начал накладывать повязку.
У меня была мысль, что могут быть неприятности, поэтому и приказал во время прорыва, чтобы над переправой постоянно висело звено загруженных бомбами штурмовиков. Вот и сейчас три "чайки", определившись, откуда бьют гаубицы, деловито поползли в глубь немецких позиций, туда, куда уже ушли наши моторизованные группы.
"Зря я наверное к мосту рванул, захотелось, видишь ли, посмотреть на переправу, своими глазами увидеть, что все получилось", - мысленно вздохнул я, морщась, когда сержант закончил бинтовать голову. Теперь фуражка не налезала.
Один из бойцов в кузове бронетранспортера затянул последний музыкальный хит. Что уж тут говорить, руку к этому приложил я, случайно, но все-таки. Планируя операцию, я стоял со всем командованием группировки у стола с расстеленными картами, задумчиво замурлыкал себе под нос "Русские дороги" Растеряева. Наконец, когда повар, принесший обед, выронил поднос, мне дали вежливо понять, что пора завязывать.
- Товарищ полковник? - отвлек меня от раздумий вежливый голос Иванова.
- Что?
- Вы песню поете…
- Что, понравилось? А мне говорили, что у меня нет музыкального слуха, мол, там медведь потоптался, - улыбнулся я.
- Вас обманули. Там слон потоптался. Вы, товарищ полковник, когда спеть захотите, идите к разведчикам, когда они пленных допрашивают. Пусть немчура мучается.
Посмотрев в смеющиеся глаза Иванова, я хмыкнул и кивнул.
- Учту.
Но песней вдруг заинтересовался человек необычной выдержки, тот, кто выслушал трижды напев этой песни в моем исполнении, наш комиссар. Он записал слова песни, правда, кое-что переставив по-своему. Теперь она называлась "Советские дороги". За четыре дня незамысловатый мотив и бодрые стихи разнеслись по всей группировке.
Выскочивший откуда-то сбоку особист с перемазанные тиной лицом и формой, подбежал ко мне.
- Ну что? Узнал? - спросил я у него, поправляя фуражку то так, то эдак, наконец просто надев ее набекрень.
Сержанта Успенского закрепил за мной Кучера по моей просьбе, наш начальник особого отдела. Мне хотелось создать вокруг себя тех, кто мне будет верен и на кого я смогу положиться. За две недели я смог в достаточной мере повлиять на теперь уже своих людей. Я знал каждого бойца взвода охранения по имени, командиров тоже. Так что теперь был уверен, они выполнят любой мой приказ.
- Так точно. По словам товарища Лизюкова, штрафные роты в полной мере показали себя, правда, потери большие. Почти шестьдесят процентов.
- Ожидаемые потери, - вздохнул я.
- Сейчас выживших отводят в тыл, те, у кого раны, получат амнистию после трибунала. Сейчас там воен-юрист разбирается. Кто искупил свою вину, а кто нет.
- Пленных много?
- У-у-у, - только и махнул рукой Успенский.
Что делать с захваченными пленными, даже если их будет всего около тысячи? Будет… По последним подсчетам, количество только тех, что успели захватить, уже перевалило за пять тысяч. Что с ними делать? У нас была тысяча военнопленных, но фактически полностью мы успели перевезти их на Большую землю. Да, они были набиты как кильки в бочке, но мы избавились от обузы, что же делать сейчас?
Ответа у меня пока не было. Мысль перевезти их на Большую землю как появилась, так и пропала, мы от тех-то с трудом избавились, такое количество наши транспортники не потянут, но и оставлять на своем обеспечении тоже было нельзя. Хомяки и те меньше жрут… Нужно думать.
- Тадеуш, слышишь? Стихло, - отпив пенного напитка, произнес один из завсегдатаев пивного бара, выделявшийся среди посетителей солидным брюшком.
- Побили красных, нечего говорить, пан Витковский, - ответил невысокий худенький старичок. Его костюм, потертости на локтях и руки, истыканные иголками, выдавали в нем портного, правда, с невеликим доходом.
Небольшой тихий городок, что стоял на пересечении автомобильных дорог, находился не так далеко от границы, и жители уже третий день слышали глухую канонаду вдали.
- Пан Пушевичус, что работает в комендатуре, слышал разговор гауптмана Рихте со своим заместителем лейтенантом Милке. Мол, большая банда прорвалась к Владимир-Волынску, освобожденному от большевистской заразы доблестными войсками Третьего рейха, - несколько пафосно произнес пан Витковский.
- Банда - это плохо, разворуют, пограбят, снасильничают, - с умным видом закивал старичок, утопив свой длинный нос в пене пива.
- Герр гауптман говорил, что в банде много русских военных, что дезертировали, когда поняли, что Третий рейх непобедим.
- Побьют, как есть побьют.
Остальные посетители на них внимания не обращали, привыкли. Во всех народах есть такие личности, которые стелются как преданные собачки у ног рядом с победителями. Именно такими и были пан Витковский, служащий на почте, и старый портной.
- Техника едет, - прислушался один из посетителей, крупный мужчина. Замасленная куртка выдавала в нем автомеханика.
- Наверное, раненых везут. Вчера две автоколонны были, одна тут остановилась, в нашей больнице оставили раненых, другая дальше пошла, в полевой госпиталь, - ответил мужчина, судя по измаранным йодом рукам, он работал именно в этой больнице.
- Много раненых?! - удивился пан Витковский.
- Очень, - кивнул медик.
- Значит, большая, очень большая банда, - проговорил старый портной.
- Ничего, справятся, - отмахнулся пан Витковский.
В это время нарастающий шум ворвался эхом на улицы городка. Грохоча траками, двигались облепленные солдатами танки, за ними знакомые гробообразные бронетранспортеры на гусеничном ходу и грузовики. К некоторым были прицеплены пушки.
- Вот, а вы говорили банда да банда, - довольно насупился пан Витковский. - Побили банду, возвращаются герои.
- А почему герои одеты в форму Советов? - озадаченно спросил кабатчик.
Пан Витковский прищурился и полез за очками. Надев линзы, он ошарашенно уставился на бойцов РККА, а то, что это были они, стало сразу понятно. Передовой танк, ссадив десант, ударил и повалил на себя телеграфный столб. После этого время понеслось вскачь. Танки, подминая заборы, разъезжались по городку, у комендатуры, закрытой от наблюдения со стороны кабака громадой костела, заработали пушки и пулеметы, хлестко били винтовки, короткими очередями трещали автоматы. Бухали гранаты. Звонкими голосами звучали команды на русском:
- Второе отделение занять оборону в церкви! Снайпера туда же!..
- Задвинь танк кормой к стене, дорогу перегородил!..
- Замкомвзвода Васильева к комвзводу!..
- Усанбеков, проверь здания на площади!..
Деловито разбившись на отделения, советские бойцы разбежались по городку. Небольшая группа в сопровождении двух танков двинулась дальше, видимо, перекрыть выезд из города. Суетящиеся советские бойцы никак не походили на банду. С иголочки форма, идеально пригнанная по фигурам, ухоженное оружие, тщательно выбритые молодые лица. Старше тридцати ни одного не было, всем едва за двадцать, но несмотря на это и в командирах и в простых красноармейцах сразу можно было признать уверенных и опытных солдат.
Последний приказ, видимо, относился и к ним. Молоденький командир с треугольниками в петлицах, в котором легко можно признать азиата, стал командовать, распределяя бойцов по зданиям, а сам в сопровождении трех бойцов направился к кабаку.
Зайдя внутрь здания, он с удивлением посмотрел на поднятые руки портного и пана Витковского, которые только сейчас обнаружили, что их примеру никто не последовал, а все продолжали пить пиво, с насмешкой наблюдая за сдавшимися.
- Слава русским солдатам! - испуганно завопил портной, в конце дав петуха.
"Русские солдаты" насмешливо переглянулись и, проигнорировав "патриотов", направились к двум немецким солдатам, которые при приближении встали и молча посмотрели на подошедших бойцов.
Несколько секунд длились переглядывания. Оба немецких солдата, видимо, пребывавших в отпуске, да и свежие нашивки за ранения это подтверждали, исподлобья смотрели на русских. Их руки, в отличие от двух последователей Иуды, держались по швам.
Закончив изучать немецких солдат, азиат повернулся и спросил у посетителей на русском языке:
- Кто на немецком тут говорит? Перевести сможет?
- Я, пан унтер-офицер. Могу перевести, - поднял руку кабатчик.
- Переводите. Согласно приказу за номером сто восемь для мотогрупп: запрещается брать в плен солдат противника. После боя, в случае если пленные есть, дать им выбор. Или пуля в висок, или в колено. Выбор за солдатом противника. Лишать матерей их сыновей мы не можем, но и оставлять целыми солдат, чтобы они потом стреляли в нас - мы тоже не можем. Что вы выбираете?
- Но Женевская конвенция?.. - начал было кабатчик.
- Германия ее первая нарушила, издав план "Ост". С этого момента Женевская конвенция против немецких солдат не применяется, - ответил сержант и, достав из кармана широких галифе насколько листков, бросил их на ближайший стол.
Первый камешек в огород Геббельса был брошен, в листовках были подробно описаны как сам план, так и его жуткое исполнение прихлебателями немцев - поляками, финнами, литовцами и румынами, а также возмездие, что они получили.
Кабатчик, встав рядом с тридцатилетним ефрейтором честно все переводил. Заметив, что солдаты хмурятся, русский сержант улыбнулся и, разведя руками, произнес: