- Я возвращаюсь, - небрежно бросил Ганс. - А тебя я очень настоятельно приглашаю пойти со мной.
- Зачем?
- Ну, хотя бы затем, чтобы составить мне компанию.
- Нет, я хотел сказать, зачем вообще туда возвращаться?
- Катамарка и Йоль пропали. Может быть, они знают, что я был арестован, как они, и задумали, а может, и не знают. Может, они знают, что меня выпустили, а может, и нет. Мне нравится общаться с людьми, которые кое-чего не знают.
Глаз сказал, передразнив Ганса: "Угу".
- Я думаю, они там, - продолжал Ганс, не замечая насмешки. - Кроме того, я беспокоюсь о своем коте.
- Своем коте!
- Почти два дня прошло с тех пор, как я вошел в подземелье, Глаз. Боюсь, что кот все еще ждет меня у входа.
- Мне кажется, что ты путаешь этого зверя с собакой, Ганс. Собаки верны хозяевам. Если хозяин собаки умер в запертом доме, его верный пес останется рядом, оплакивая его. Собачий вой привлечет внимание людей. Но кошка в такой же ситуации вскоре проголодается и разозлится, что хозяин не кормит ее, а потом начнет пожирать своего мертвого хозяина.
Ганс скорчил гримасу и вздохнул:
- Я знаю, что ты не любишь кошек, Глаз. Я их тоже не любил, пока не повстречал Нотабля. Но Нотабль мне друг. Нотабль скорее будет голодать, чем съест меня... вероятнее всего, он просто прогрызет дыру в стене и отправится за помощью, а потом уже позаботится о собственном пропитании.
- Это, - заметил Блуждающий Глаз, - очень странно.
- То-то. Потише здесь, Железногубый. Да остановись же ты, черт! - Конь в конце концов остановился, но неохотно, и Ганс обернулся, чтобы посмотреть на Глаз, парящий футах в полутора справа от себя. - Нам с тобой многое довелось испытать вместе, и я думал, мы друзья, Глаз. Я тебе уже говорил, что мы с Нотаблем тоже друзья. Теперь я хочу, чтобы ты перестал плохо говорить о нем... и о кошках вообще, если я рядом. Глаз закачался в воздухе.
- Хм-м! Ты не говорил со мной так сердито, когда тебе нужно было выбраться из подземелья и ты нуждался в моей помощи!
- Ты был тогда гораздо дружелюбнее. Но давай больше не будем о кошках и о Нотабле, иначе нашей дружбе конец. - Ганс некоторое время пристально смотрел на Глаз, прежде чем опять повернуть вперед. - Поехали, Железногубый.
Пока огромный конь взбирался на холм, норовя перейти в галоп, Ганс не смотрел по сторонам. Сейчас ему было неважно, остался Глаз с ним или удалился, задетый размолвкой.
Однако через несколько минут до него донесся знакомый голос:
- Я все понял. Ты прав. Дружба означает стараться не делать другу больно. А мудрость заключается в том, чтобы не влезать в дерьмо.
* * *
Отчаянный рыжий кот невероятных размеров приветствовал появление Ганса в подвале особняка выразительным шумом, в котором слышались недвусмысленно-осуждающие нотки. Непостижимо, но глаза животного тоже смотрели осуждающе. Голодный, умирающий от жажды Нотабль ждал на том самом месте, где Ганс и ожидал его увидеть. Полный упреков, но совершенно счастливый оттого, что видит своего человека - или мамочку, ибо знающие люди говорят, будто коты именно так относятся к тем, кто кормит их и кого они помечают своими пахучими железами, расположенными на щеках и вдоль хвоста.
И тут кот, отличавшийся избытком веса, заметил глаз, лишенный тела вовсе. Басовитое "мау" переросло в шипение, когда Нотабль распушился, разглядывая висящую в воздухе штуку. Когда огромный кот ощетинивался, он начинал казаться еще в два раза больше и был способен испугать не только крупную собаку, но и человека; Глаз, предусмотрительно повисший довольно высоко под потолком, был изумлен, но не казался испуганным. Животное разглядывало невиданное явление, выгнув спину и подрагивая хвостом.
- Это Глаз, Нотабль, мой большой друг. Глаз, это мой друг Нотабль.
Нотабль продолжал смотреть вверх. Глаз смотрел вниз:
- Ну о-очень большой кот, Ганс.
- У-гу. А также голодный. - Ганс снял крышку с небольшого ведерка, в котором ему продали пиво.
Внезапно кошачий нос задергался, а выгнутая спина опала. Взгляд изумрудных глаз переключился с летающей штуки на открытое ведерко. Поведение Нотабля превратилось из агрессивно-враждебного в приторно-ласковое. Он тут же приступил к активным действиям, отираясь извивающимся телом о ноги Ганса, пока тот наливал пиво в большую и очень красивую синюю чашу, которую прихватил из особняка.
Ошеломленный Глаз попробовал высказать свое неодобрение:
- Я бы сказал, что Корстик заплатил за эту чашу цену, достаточную для покупки хорошей коровы.
- Вот и хорошо! - сказал Ганс. - Он, безусловно, не стал бы возражать против такого ее использования! Это чаша, которой ты заслуживаешь, Нотабль. Прости, что покинул тебя так надолго, но я был в тюрьме. Вот тебе... черт возьми, Нотабль, полегче! Ты опрокинешь и пиво и меня!
Ему пришлось держать чашу на отлете, пока он придерживал кота, чтобы тот не вылил янтарную влагу до того, как чаша коснется пола. Операция оказалась непростой: Нотабль был большим, тяжелым и рвался к пиву. Когда Ганс освободил его, он набросился на пиво, как человек, доползший до оазиса после целого дня в безводной пустыне.
Жаждущий человек, однако, не смог бы издавать таких неприлично громких булькающих звуков.
Затем Ганс бросил в наполовину опустевшую чашу кусок говяжьего языка, и кошачье мурлыканье достигло апогея.
- Ну о-очень большой кот, - сказал Глаз, облетая кота со всех сторон.
Ганс выпрямился с довольным видом и принялся рассматривать железный барьер, который запер его в лабиринте Корстика. Через две минуты чаша оказалась пустой и сухой, мясо исчезло бесследно, а Нотабль не спеша принялся вылизывать усы, мокрые и жирные, при этом отвечая на расспросы Ганса выразительными взглядами. Из этой своеобразной беседы Ганс уяснил, что Катамарка и Йоль находятся по ту сторону барьера.
- Я потрясен, - признал Блуждающий Глаз. - Этот кот далеко не глуп, что само по себе удивительно. Но все же, до чего он большой!
- Глаз? Ты, видимо, не знаешь, как поднять эту штуку, не правда ли?
- Не имею понятия. Какой большой кот! И пиво!
- У-гу. Послушай, э-э, Глаз... ты можешь пробраться через решетку?
- Да. Но своим путем, тебя я взять не могу. Ганс решил не уточнять, что означает "своим путем". Он предпочитал оставлять некоторые вещи без объяснения.
- Ну а... не согласишься ли ты пробраться туда и поискать там двоих, о которых я тебе рассказывал?
Глаз согласился, не удержавшись, однако, от прощального залпа.
- Мудрость, - саркастически бросил он, - это знать, когда послать кого-то другого в опасное место вместо себя.
"Кого-то? Ты имеешь в виду что-то", - подумал Ганс, обратив внимание на то, что сзади Глаз был либо невидимым, либо черным, как туннель, по которому тот плыл. Затем он опустился на пол и уделил Нотаблю то внимание, которого кот заслуживал. Большую рыжую голову надо было погладить и почесать с изрядным усилием, пока глаза Нотабля не зажмурились от удовольствия. Гансу всегда было интересно, какой инструмент для чесания мог показаться гигантскому зверю слишком грубым: орлиный коготь или, скажем, одна из метательных звездочек…
Через некоторое время Блуждающий Глаз вернулся. Вообще-то его не было видно, о возвращении возвестил лишь голос.
- Я нашел их. Они глубоко под землей, заблудились. Ганс мрачно кивнул.
- Тем лучше для них. Похоже, нам лучше вернуться тем путем, которым мы вышли;
- Нам?
- Нотаблю и мне. На тебя я тоже рассчитываю, друг.
- Кот задержит нас, ему будет трудно спускаться с холма.
- Нотабль. Его зовут Нотабль, Глаз. И он не задержит нас. Он поедет в седле.
- Бедный конь!
Шедоуспан остановился под деревом, чтобы извлечь остатки Корстикова клада. На этот раз хорошо вооруженная, запасшаяся едой и водой, маленькая компания, состоявшая из него. Глаза и Нотабля, открыв замаскированную дверь, вновь вошла в коридор, который вел в лабиринт.
Глава 22
И вновь их обступил мрак серых стен без паутины, под ногами был твердо утоптанный земляной пол. Корстик, однако, позаботился о том, чтобы тот, кто оказался в этом монотонном окружении, долго не скучал. На этот раз ловушка представляла из себя опрокинутую букву Т из тяжелых бревен, которая свешивалась с потолка, раскачиваясь, словно огромный маятник. Нижняя перекладина захватывала всю ширину прохода, со свистом проносясь в полутора футах над полом. Бревна обрушились позади Шедоуспана и Нотабля, как только они вошли в лабиринт. Глаз увидел это и, к счастью, заорал так, что буквально спас их:
- Прыгайте выше!
Нотабль, пригнувшись, обернулся, увидел летящее на него бревно и взлетел на два фута вверх. Это было необязательно: перекладина и так прошла бы над ним. Шедоуспан подпрыгнул как можно выше, не обернувшись. Рассекая воздух с громким свистом, перекладина пронеслась под ним на скорости галопирующего Железногубого. Слева от себя Ганс почувствовал ветерок от пронесшегося мимо центрального бревна.
Ганс приземлился на полусогнутые ноги, пробормотал "О, черт!" и тут же подпрыгнул вновь. Перевернутая Т пронеслась обратно, на этот раз помедленнее, глухо ударилась о потолок и застряла там. Человек и кот молча смотрели на деревянное сооружение, затаившееся наверху.
- Спасибо, Глаз. Хорошее предупреждение! Если бы ты прокричал "Берегись!" или что-то в этом роде, я бы обернулся, чтобы посмотреть, и вряд ли теперь стоял перед тобой. На этот раз Глаз обошелся без афоризмов:
- Спасибо, Ганс. Я рад, что с тобой все в порядке. Ты отличный прыгун.
Это были как раз те слова, которые сумели снять напряжение. Ганс засмеялся, присел на корточки и заговорил с Нотаблем, почесывая ему за ухом. С изрядным усилием, как любил большой кот. Он решил, что опасность позади, и можно помурлыкать. И даже подставить живот, чтобы его почесали.
- Ах ты, чертов кот, - пробормотал Ганс, подчиняясь недвусмысленному приглашению.
- Это ужасно, - сказал Глаз. - Такое большое животное валяется на спине, все четыре лапы в воздухе… Шедоуспан взглянул вверх.
- Если бы у тебя были хотя бы ноги и... я предложил бы тебе покататься на этом милом котеночке!
- Были бы у меня ноги или нет, я бы и пробовать не стал, - признался Глаз и принялся подпрыгивать вверх и вниз. Ганс тоже рассмеялся.
Они пошли дальше, осуществив то, чего Ганс никак не ожидал от себя: вновь углубились в ужасный Корстиков лабиринт из подземных туннелей и лестниц. Лезвие, просвистевшее горизонтально, заставило Ганса сплясать дикий танец, а Нотабля - взобраться на стену, как взбирается на дерево испуганный котенок. Немного погодя Ганс увидел, как небольшая секция пола чуть-чуть подалась в сторону под лапами Нотабля, и насторожился. Осторожно обойдя ее стороной, он решил, что избежал очередной ловушки. В другой раз Глаз предупредил о стрелах, и Ганс, пригнувшись, бросил кинжал на пол перед собой. Стена извергла стайку дротиков, которые промелькнули через проход, ударились о противоположную стену и осыпались на пол.
На этот раз Шедоуспан не надел кольцо, создающее иллюзии, и никакие невообразимые твари не нападали на них. Он определенно предпочитал реальные ловушки колдовским иллюзиям, которые при этом часто оказывались довольно Ощутимыми физически. И причиняемая ими боль была вполне реальна, несмотря на то что исходила от иллюзий и не оставляла ран.
Странная троица взобралась на несколько ступеней, повернула, следуя изгибам туннеля, затем спустилась по лестнице и наткнулась прямо на Катамарку и Иоля. Шедоуспан остановился футах в десяти от графа и его человека, которые стояли к нему спиной.
- Привет, - сказал он с еле заметным сарказмом. Потрясенная парочка обернулась, едва не запутавшись в широком плаще Катамарки.
- Слава богам! - разразился причитаниями Йоль. - Мы здесь блуждаем уже целую вечность, я не боюсь в этом признаться, и в ужасе от всех тех бед, что на нас обрушились, Ганс.
- Вообще-то мы здесь уже два дня, - сказал Катамарка, который был все так же щегольски одет в синие штаны и белую складчатую тунику, поверх которой красовалась красная безрукавка, расшитая спереди золотом. Оба, разумеется, были вооружены кинжалами и мечами.
- Неужели два дня? - сухо переспросил Ганс.
- Чего у меня не отнять, - сообщил граф тоном человека, читающего лекцию перед большой аудиторией, - так это безупречного чувства времени. Почти сверхъестественного. Это можно сравнить разве только с вашими уникальными способностями... прятаться в тени.
- А как вам удалось проникнуть за барьер?
- Почти сразу же после того, как вы оказались запертыми по ту его сторону, я понял, что его нельзя открыть. Тогда я пошел прямо в... кабинет Корстика. Я полагаю, вы его помните?
- Я его помню, - сказал Ганс ровным, как поверхность пруда, голосом.
- Там-то я и нашел то, что ожидал найти, - продолжал Катамарка в той же претенциозно-назидательной манере, которая наверняка нравилась его матушке, если у него таковая имелась. - А именно другой путь сюда. Личный потайной ход Корстика: коридор и цепь лестниц. Тот вход, которым воспользовались вы, помимо барьера, оснащен еще и ловушками. Любой преследователь может потратить многие часы или даже дни в попытках разрушить железную баррикаду, а за ней его ждут заколдованные смертельные ловушки. Едва ли один человек из двадцати сможет выжить при встрече С ними…
Словом, видите ли, я знал, что сам не отношусь к таким людям, а вы, я уверен, относитесь.
- Интересная мысль, - сказал Ганс. - Откуда такая уверенность?
- Я на это рассчитывал, - откликнулся Катамарка. На его губах мелькнула улыбка, и он торопливо продолжил:
- Путь из кабинета Корстика оказался совершенно безопасным. Но вот чего мы не учли, так это размеров проклятого лабиринта! Мы предполагали отыскать вас довольно быстро. Но вам известно, как обернулось дело: вы пробыли здесь лишь немногим дольше, чем мы... но постойте! Кот! Как мог сюда попасть кот?
- Может, он прорыл ход в стене, чтобы присоединиться ко мне, - сказал Ганс, незаметно оглядываясь кругом. Не увидев того, что искал, он заключил, что Глаз моргнул. Шедоуспан не забыл слов: "Я на это рассчитывал" - и того, что они означали: что граф Катамарка недвусмысленно желал подвергнуть своего посланца смертельной опасности, которая, как он рассчитывал, не сможет убить его. Другими словами, он осознанно рисковал чужой жизнью.
- А может, я выбрался, - небрежно продолжил Шедоуспан, - и вернулся назад. За вами, разумеется, потому что я так по вас соскучился!
Йоль выглядел потрясенным.
- Ах, спасибо Тулсе, - выдохнул он. Он выражал благодарность не Гансу, но какому-то неизвестному богу. - Значит, ты знаешь, как выбраться отсюда!
Шедоуспан внезапно нахмурился. Он подошел поближе.
- Но... вы оба обросли щетиной! Йоль машинально провел рукой по подбородку, его хозяин, напротив, не выказал смущения.
- Мужчина может побриться кинжалом, - сказал Ката-Марка, - но без воды он этого сделать определенно не сумеет! Я надеюсь, что наша небритость не задевает твоего взора, Ганс.
У Ганса не было времени реагировать на сарказм. Он мог предположить, что Йолю, возможно, не удалось побриться за истекшие два дня. Но Катмарка? Никогда! Да и Йолю граф вряд ли разрешил бы так обрасти. Но тогда…
- Так вы и впрямь пробыли здесь два дня?!
И граф, и его человек заморгали. У обоих возмущенно вздернулись подбородки у Катамарки, разумеется, повыше.
- У тебя есть основания не верить нам, Ганс?
- Но тогда... вы даже не слышали про Джемизу! Ганс видел, как Йоль посмотрел мимо него, словно ожидая увидеть ее, и в этот момент он поверил им; поверил людям, которым, как он знал, нельзя доверять. Даже реплика Катамарки: "А что, ты привел ее с собой?" - была уже излишней.
- Она мертва, - бесцветно сказал Шедоуспан. - Она была убита. Обезображена. Это ужасно. Ее замучили до смерти, там, в трактире, где вы остановились. - Наблюдая за ними, он поверил, что их отвисшие челюсти и остекленелые глаза были следствием настоящего потрясения от услышанного. - Я нашел ее там и был арестован. Кто-то сообщил Красным, - он указал вверх. - Мне очень жаль, но они ищут вас. Маг, который работает вместе с городской стражей, доказал, что это сделал не я, но доложил, что обнаружил там ваши следы: ауры или что-то в этом духе. Естественно, они решили, что вы - убийцы.
Катамарка покачал головой; его лицо по-прежнему выражало ужас и недоверие.
- Естественно… - пробормотал он. - Бедная девочка! Мы даже не… Ганс? А что ты думаешь?
- Я не знаю, что думать. Она была в ваших комнатах, и я, естественно, предположил, что это сделали вы. Я ведь не так уж хорошо вас знаю, поймите. И потом, я видел вас у нее, А теперь, черт! Я не могу не верить, что вы пробыли здесь все это время. Дольше, чем пробыл я!
- Да, - кивнул Катамарка. - Дольше, чем вы, и на нас нападали всякие твари и чудища. Джемиза... она пришла, чтобы жить со мной. Я не собираюсь ни осуждать, ни хвалить несчастную девочку. По-моему, она была готова жить с любым мужчиной, у которого есть деньги. Иными словами, если бы вы предложили ей переехать к себе, ее не было бы на месте, когда я... пришел навестить ее. - Он покачал головой. - Мне жаль, Ганс. Я не нахожу слов. Не похоже на меня. - Он откашлялся, и Ганс впервые заметил, что Катамарка выглядит смущенным. - Она... мне нравилась. Она заставила меня почувствовать... она мне нравилась. Кто же мог… - Он отвернулся, продолжая качать головой.
Ганс с Йолем стояли молча. Ждали. Ганс тоже испытывал непривычное смущение, словно оно передалось ему от Ката-марки. Ганс понимал, что многие люди на публике надевают определенную маску, чтобы спрятать свою внутреннюю сущность. Теперь он понял, что такую же маску носил и Катамарка; этот человек вел себя так, как считал необходимым для своего аристократического положения, создав себе внушительный облик и выработав особую манеру говорить. Несомненно, слова о том, что ему нравилась Джемиза, дались этому человеку нелегко.
Шедоуспан также знал, что граф обладал способностью не отвечать на вопросы, как завуалированные, так и заданные в лоб.
В конце беседы Ганс показал им мешочек. Выражение лица Катамарки тут же изменилось.
- Так вы сделали это? Это и есть... тот товар? Ганс встряхнул мешочек.
- Это и есть тот товар, граф. Но я его оставлю при себе, пока мы не выберемся отсюда.
Йоль сделал оскорбленное и злое лицо. Катамарка, однако, улыбнулся.
- Я... понимаю, - сказал он.
Едва повернувшись к ним спиной, Ганс надел на палец кольцо иллюзий, которое принесло ему столько бед в этом лабиринте. На этот раз такого не должно было произойти. Глаз многое рассказал ему об этом кольце и о том, как оно действует. В прошлом колдовство действовало как против него, так и в его пользу, если только странный дар ясновидения, унаследованный Мигнариал от предков-с'данзо, можно было отнести к той же области магии. Теперь, впервые в жизни, Шедоуспан готовился использовать колдовство. Поэтому он повернулся к своим спутникам спиной и шел, не оборачиваясь, отыскивая пометки в лабиринте; он хотел дать тем двоим, идущим сзади, возможность проявить свои предательские натуры.
Разве мог такой разум, как его, поверить во что-то, кроме их намерения убить его и завладеть кольцами?