– У тебя есть верная охрана, чтобы тебя не захватили прежде, чем я избавлюсь от этих придурков?
– Есть, само собой. Я из дворца пока и не выйду, с охраной даже в сортир хожу. Мои парни не из гвардии, я сам их воспитал, поднял из грязи, с улицы, так что с моей смертью потеряют все. И будут беречь мое тело… – Шур слегка улыбнулся и сделал шаг назад, к двери. – Я могу идти… ваше величество?
– Иди, Шур… и не разочаруй меня, хорошо? Очень не люблю разочаровываться в людях. За обман можно потерять голову, и не только голову.
– Верю, – серьезно кивнул мужчина. – Видел. – Он подошел к двери, отпер ее и только собрался толкнуть створку, как обернулся к Шанти. – Может, и вам приставить охрану? Мою, а не этих гвардейцев?
– Обойдусь, – рассеянно кивнула Шанти и прикрыла глаза. – Ступай, мне подумать надо.
Шур вышел из комнаты, и тяжелая дверь закрылась, оставив Шанти в одиночестве и размышлениях.
– Все пошли отсюда! Все! – Шанти решительно взмахнула рукой, выпроваживая бесконечных одевальщиков, подавальщиков, стаей набросившихся на императора, чтобы натянуть на него камзол, вдеть его ноги в башмаки и всякое такое прочее, раздражавшее драконицу просто до невозможности. Она не терпела массового скопления людей. Раньше как-то этого за собой особо не замечала, но после того, как повоевала вместе с Андреем, стала очень даже ценить уединение и покой.
Когда-то она просидела в пещере сто лет, со сломанными крыльями, в одиночестве, общаясь только с матерью, в постоянной полудреме – во сне легче бегут годы. Когда покинула пещеру (благодаря Андрею), хотелось новизны, впечатлений, новых лиц. А теперь – куда бы спрятаться от этих самых новых лиц. Не видеть бы эти рожи!
Прошлый день, вечер, сегодняшнее утро и день Шанти просто валялась в постели, думала, вспоминала, прикидывала, как жить дальше, спала. В основном спала – будто в запас, будто знала, что скоро поспать не удастся. Ее никто не беспокоил, особенно после того, как драконица объявила, что прибьет тех, кто осмелится нарушить ее покой, что ей нужно отлежаться после пережитого волнения. Вернее, ему. Императору.
Не беспокоили. Когда организм требовал еды, дергала за шнурок в изголовье, приходил один из слуг, и Шанти получала желаемое.
Наконец настало время встречи с исчадиями. За полчаса до назначенного срока драконица была готова – одета, обута, сидела в кресле, мрачно глядя в сад за окном. Хуже нет, чем ждать и догонять, – это известно всем, и драконам в том числе. Все вроде бы готово, но… нет ли какой-то дырки в плане? Нет ли прорехи, которая разрушит все то, что она так победоносно начала? Но теперь уже поздно раздумывать. Она там, где должна быть.
– Ваше величество, к вам начальник тайной стражи! Позволите ему войти? – Слуга был осторожен и сгибался в пояс, кланяясь грозному императору.
– Позволяю! – рявкнула Шанти и тут же скривилась – оказалось, она очень напряжена, не нужно так волноваться. В случае чего всегда успеет уйти на свободу, не смогут они ее взять.
– Ваше величество! – Шур согнулся в низком поклоне, как и полагается перед императорской особой. – Разрешите вам доложить?
– Разрешаю! – кивнула Шанти и добавила сварливым голосом: – Все, кроме Шура, вон отсюда!
Слуга быстро выскочил из комнаты, Шур закрыл дверь на защелку и, пройдя несколько шагов, отдуваясь, уселся в кресло. Не спрашивая разрешения, налил в хрустальный бокал сока пополам с водой – прозрачный синий кувшин стоял перед ним на столе, – торопливо выпил, роняя розовые капли на грудь, и, легонько стукнув бокалом о полированную крышку стола, устало сказал:
– Простите, ваше величество. В горле пересохло, столько за эти сутки бегал по нашим делам – ноги отказывают. Дело сделано, ваше величество.
– Что сделано? – нетерпеливо спросила Шанти, наклонившись в кресле и внимательно глядя на помощника. От того исходила волна удовлетворения, но в нем плескались и нотки страха, опасения.
– Через полчаса все адепты и все апостолы во главе с патриархом будут в Большом зале Совета, – коротко сказал Шур, прикрывая глаза и вытягивая ноги вперед. Он действительно очень устал – это чувствовалось.
– Как сумел? Что им сказал?! – заинтересовалась Шанти, которую переполняла энергия. Драконица чуть не подпрыгивала на месте от нетерпения.
– Я сказал, что вы хотите обсудить со всей верхушкой храма исчадий, чтобы, когда начать войну с Балроном, и что для этого нужны все адепты и апостолы.
– Это же бред! Какая, к демонам, война? – ошеломленно сказала Шанти. – И зачем им тогда приходить ко мне на совещание – всем? С какой стати?
– Поймите… Вы были бы удивлены, если бы заговорил вот этот стол? – улыбнулся Шур. – Примерно то же самое произошло, когда я написал патриарху и всем адептам с апостолами, что вы призываете их в зал Совета, чтобы обсудить войну. Вы, ваше величество, всегда отличались тем, что интересовались только женщинами, вином, пирами и другими развлечениями. Как и полагается императору Славии. И что сейчас случилось? Вас как подменили! Нужно на вас посмотреть, узнать, что это за змея укусила вас в зад! Простите за такую вольность, ваше величество… В общем, приехали все, даже больные. И каждый привез с собой охранников. Дворец буквально окружен охранниками исчадий, их личной охраной.
– Сколько их?
– Тысяча, не меньше. Они могут попытаться взять дворец приступом. И вам придется раскрыть свой настоящий облик. А тогда – все вскроется, и ваш замысел будет неудачен.
– Так. Понятно. – Шанти задумалась. – Что-то вроде этого я и ожидала. Моя гвардия сможет им сопротивляться? Если отдать приказ?
Шур задумался, исподлобья посмотрел на Шанти:
– За дверью стоит командир императорской гвардии, генерал Шелес Адрон. По моей версии – его вызвали вы, так как собрались устроить что-то вроде государственного переворота, свергнуть власть исчадий, взять власть в свои руки. И что вы хотите сделать ему предложение, которое перевернет всю его жизнь. Мне пригласить Шелеса, ваше величество?
– Сколько гвардии в столице? Как быстро ее можно привести в боевую готовность? И насколько она боеспособна?
– Три тысячи бойцов. Полторы тысячи – непосредственно в казармах дворца, еще полторы – казармы у северных ворот. Насколько боеспособны? Это может проверить только бой. Но Адрон скажет по этому поводу лучше. Точнее.
– Что ему предложить?
– Как обычно – деньги, власть. Так-то он не бедный человек, сами понимаете, должность приносит кое-какие плоды, но всегда хочется больше. Тем более, честно говоря, у гвардии к исчадиям отношение очень плохое. Впрочем, как и у всех. Исчадий никто не любит и никогда не любили. Боялись – да. Но вот теперь настал момент, когда можно выскользнуть из-под их тяжелой руки, так почему бы и нет?
– Ты хорошо его знаешь?
– Мы выросли вместе, – усмехнулся Шур, – потому я к нему и обратился так свободно. Мы учились в одной школе и дружили. Потом, став взрослыми, иногда общались, не так, как в детстве, конечно, но… уровень доверия все равно выше, чем у обычных сослуживцев.
– Хорошо! Давай его сюда.
Шур кивнул, с готовностью встал с кресла, щелкнув суставами, поморщился, покосившись на Шанти, и потер поясницу. И в самом деле – поясница ныла, но и показать свое рвение лишний раз не помешает. Отперев дверь, исчез в коридоре.
Через пару минут дверь распахнулась и вместе с Шуром вошел мужчина одного с ним возраста, довольно стройный, с выдвинутой вперед тяжелой челюстью и плечами, закованными в золоченую броню, украшенную насечками. Он прошел почти парадным шагом, впечатывая ноги в паркет, встал перед "императором" и отсалютовал, ударив кулаком по тому месту, где находится сердце. Панцирь загудел, и Шанти невольно хихикнула про себя, внешне не подав виду, – смешные все-таки у людей манеры!
– Приветствую, мой император! Прибыл по вашему вызову!
– Присядьте, генерал. – Шанти кивнула на кресло и, нахмурясь, посмотрела в окно. Над дворцом поплыл колокольный звон – пробило шесть часов.
– Ничего, подождут! – усмехнулся Шур. – Императора должны ждать! Пусть немного поварятся в своем соку, дойдут до степени готовности! Ваше величество, мой друг хочет заверить вас в своей преданности и желает услышать, как она будет вознаграждена. Что мы можем ему предложить?
– Что он хочет? – без обиняков спросила Шанти.
– Командующий объединенными вооруженными силами, – глухо сказал генерал, – это возможно?
– Сейчас нет такой должности, – задумчиво протянул Шур.
– Кто мешает ее создать? – резонно заметил генерал.
– И пограничные войска, и стража, и регулярная армия, и стража императора? Ты хочешь объединить всех в одну структуру?
– Да, – отрезал генерал. – И чтобы они подчинялись мне. Конечно, после вас, ваше величество, вы главнокомандующий!
– Хорошо. Будет сделано, – кивнула Шанти, рассудив про себя, что всегда можно прихлопнуть наглого гаденыша, если придется. Аппетиты у него, конечно, велики. Как бы и на престол не замахнулся… с объединенными-то силами.
– Ну вот и славно! – просиял довольный Шур. – Тогда приступай к работе, командующий объединенной армией. Твоя задача – не допустить, чтобы вся эта свора, собравшаяся вокруг, взяла штурмом дворец и добралась до императора. Уничтожай их безжалостно, если, конечно, они сюда полезут. Впрочем, когда заваруха начнется, все равно придется их уничтожать. Готовься. Ты привел второй полк?
– Да. Первый тоже у дворца. Все наготове. Замечу, что мои гвардейцы ничуть не хуже охранников исчадий, а нас почти в три раза больше. Мы задавим тварей!
– Идите, генерал… идите, – задумчиво кивнула Шанти. – Ваша задача – не пустить чужих во дворец. Исполняйте!
Генерал снова с глухим звоном ударил себя в грудь, четко повернулся на каблуках и вышел в коридор, прикрыв дверь. Шанти посмотрела на Шура и вздохнула.
– Ну что, пошли? Пора поговорить с исчадиями. – И туманно добавила: – Как долго я этого ждала! И еще кое-кто ждал… жаль, что его нет сейчас со мной.
Пояснять свои слова она не стала и решительно вышла в коридор, заполненный гвардейцами в блестящих кирасах. Они салютовали императору, и Шанти быстро пошла следом за Шуром, забежавшим вперед, чтобы показать дорогу к Большому залу Совета.
– Это что такое? – Андрус с удивлением смотрел на то, что делали парни, по очереди выходя парами на рыхлый песок. – Вы же сказали, что это борьба?
– Хм… а что же это такое? – удивился Урхард. – Борьба, конечно. Можно свалить противника на землю и удержать его на лопатках десять ударов сердца. А можно сделать так, что он не сможет продолжать бой это же время, – оглушить его ударом, а то еще можно выкинуть с площадки – тогда он точно проиграл. Но это считается не очень приличным для бойца. Самая чистая победа – когда противник не может продолжать бой. Погоди, посмотришь, как дальше будет два на одного, а в конце – все против всех, пока на ногах не останется один. В честь праздника бойцы без защитного снаряжения, обычно парни тренируются в подстеганных рукавицах и щитках.
– Забавно, – кивнул Андрус и пробормотал себе под нос: – Панкратион…
– Что? Что такое панкратион? – услышал Урхард, и Андрус в который раз удивился тонкому слуху купца. Иногда тот слышал слово, сказанное тихо и на таком расстоянии, на котором ни один нормальный человек услышать его не мог.
– Не знаю, – пожал плечами Андрус. – Увидел, и вдруг всплыло в памяти: "панкратион". А что это слово означает, не знаю. Видимо, название борьбы?
– Точно ты не из нашей местности, – удовлетворенно кивнул купец. – Я о таком названии борьбы не слышал. Борьба и борьба, чего ей какое-то еще название придумывать? Но вообще название забавное, надо запомнить. Как говоришь? Панкратион? Панкратион, панкратион… все, теперь не забуду.
– Папка всегда побеждал, когда участвовал! – с гордостью сказала Беата. – Знаешь, какой он ловкий и сильный! Это кажется, что папка тяжелый, на самом деле быстрый, как молния, и сильный, как медведь! Когда он перестал тренироваться и выступать, тогда стали побеждать Хетель и Эгиль, а до них – их отец, Бирнир. Но он спился, отяжелел и с папкой никак не может сладить! И не сладит – никогда! Только если со спины нападет с ножиком!
– Тьфу! Беата, следи за языком! – вздрогнула Адана. – Слово сказанное может сбыться! Нельзя такие слова говорить, приманивать беду!
– Прости, мам, – удрученно кивнула Беата, – я забылась, увлеклась. Но скажи же, наш папка самый сильный, самый быстрый на свете!
– Самый, самый, самый… – улыбнулась женщина. – Лучше его нет на всем свете!
– Нету! – вздохнула Беата и, покосившись на Андруса, прислушивающегося к разговору, грозно заметила: – А с тобой я вообще-то не разговариваю! И не пялься на меня!
– Беа, может, хватит? – нахмурилась Адана. – Сегодня праздник. А ты ведешь себя как избалованная девочка, у которой отняли любимую игрушку! Помирись с Андрусом, что ты сидишь, как кол проглотила! Даже неприятно с тобой рядом находиться!
– Неприятно? – скривилась Беата. – Тогда я не буду с тобой рядом сидеть! Пойду прогуляюсь – к бойцам подойду, поддержу! Они сильные, смелые, красивые – не то что некоторые. И умеют ценить красивых девушек!
Беата вскочила с места и зашагала туда, где собралась молодежь. Парни, по пояс голые, могучие, блестели на солнце белой кожей, вокруг них вились девушки – хихикали, задирали парней, те отшучивались и как бы невзначай надували мышцы, поигрывая ими на разминке. Андрус посмотрел ей вслед и вздохнул. Адана тихонько заметила:
– Набаловали мы ее. Получала все, что хотела, и вот – чуть не по ней, сразу фырчит, сразу скакать, как коза. Она хорошая девочка, добрая, умная, трудолюбивая – никогда не отказывается помочь и грязи не боится. И тебя выхаживала, как больного щенка…
– И теперь считает, что я принадлежу ей, раз она меня выходила, – горько усмехнулся Андрус. – Заигралась.
– Может, и заигралась, – серьезно кивнула Адана. – А ты что молчишь, отец? Дочь ведет себя ненормально, а ты все молчишь?
– Вы чего сюда пришли? – буркнул Урхард, глядя на то, как под крики толпы очередной боец ловким ударом локтя свалил на землю противника, залившегося кровью. – Праздник! Смотрите, любуйтесь – сильные у нас парни, настоящие бойцы! Наших ребят в клане всегда охотно берут на службу, они обычно служат телохранителями у вождя. Сильные, умелые!
– Мозгов бы им еще побольше! – хихикнула Адана, и Урхард ухмыльнулся:
– Что есть, то есть – с мозгами у нас тут не очень богато. Зато женщины умные.
– Это да. Даже слишком умные. Кстати, ты видал, как они на Андруса смотрят? – улыбнулась Адана. – Особенно дочка старосты. Андрус, ты видал, как на тебя Фрейла смотрит?
– Какая еще Фрейла? – удивился он. – Не знаю никакой Фрейлы!
– Как не знаешь? А ты помнишь, в лавку приходила такая девица – грудь кофту рвет? Красотка? Ну перед сыновьями Бирнира? Ну почему вы, мужчины, такие тупоумные?! Да вон она стоит, на тебя косится! Вспомнил?
– Вспомнил, – пожал плечами Андрус, – и что? Ну разглядывает меня. Не она первая, не она последняя. Мало ли желающих полюбоваться тощим черноволосым уродцем, пожеванным жизнью. Небось все знают, что вы подобрали непонятного бродягу и выходили его. С чего вы взяли, что она испытывает ко мне какой-то интерес, кроме как к забавному зверьку?
– Э-э-э… глупый ты, Андрус, – усмехнулась Адана. – Вы, мужики, не знаете мужской красоты, не понимаете ничего!
– И поясни! – заинтересовался Урхард. – Чего это такого мы не знаем в красоте? И что там насчет Андра и Фрейлы? Я тоже что-то ничего не заметил! Как ты все подмечаешь?
– На то я и женщина, – улыбнулась Адана. – Вам отношения между мужчинами и женщинами неинтересны… почти неинтересны, если это не касается постели, а для женщины создание семьи, дети, любовь – это главное. Андрус-красавчик. А шрам не только не портит его, а даже прибавляет притягательности – с ним он загадочный, мужественный, настоящий мужчина, даром что бороды не носит. Кстати, может, это даже добавляет интереса – все с бородами, а он нет! Да если бы я была помоложе, да не было у меня самого лучшего мужа на свете, я сама бы в него влюбилась! Не улыбайся, радуйся, что я тебя люблю! Что касается Фрейлы – она всю жизнь завидует Беате, соперничает с ней. Помнишь, как они дрались в детстве? Девчонки – одногодки, красавицы, Фрейла только покрупнее Беаты и повыше. Все, что есть у Беаты, – а Фрейла подозревает, вернее, уверена, что Андрус принадлежит Беате, – привлекательно для Фрейлы, ей хочется отобрать парня у нашей девочки. Вот так вот, мужчины!
– Видал?! – хмыкнул улыбающийся Урхард. – Все разложила по полочкам, все разобрала по ниточкам! Умнющая – просто слов нет! За то и люблю!
– А не за мои длинные ноги? Не за мое красивое лицо и стройную фигуру? Молчал бы уж! Если бы я выглядела как корова, тебя бы и двадцать демонов не заставили подойти ко мне! Пусть даже я была бы из умных умная!
Адана расхохоталась, ей вторил Урхард, Андрус же вымученно улыбнулся и подумал о том, как ему выкрутиться из ситуации и никого не задеть. Похоже, что это противостояние добром не кончится: девчонки своенравные, привыкшие получать все, что хотят, а он тут – приз. Приз, который получит победительница! Отвратительно ощущать себя призом на соревнованиях бойцов.
Андрус смотрел на состязания и постепенно перестал слушать то, о чем говорили Урхард и его супруга. Для них, конечно, все эти рассуждения актуальны, жизненно важны, а ему что? Зачем ему знать особенности брачного поведения местных женщин? Гораздо важнее то, какими боевыми искусствами владеют местные бойцы!
Состязания как раз подходили к концу – состязания по борьбе, как они ее называли. На удивление, травмированных среди бойцов было не очень много. Подбитые глаза, губы, ушибы, свернутый распухший нос – это в общем-то в порядке вещей, парни взаправду были крепкими, сильными, откормленными, как хорошие жеребцы. Практически не было слабых, ущербных – все как на подбор. Не зря Урхард говорил, что парни из этой местности ценятся в городе.
Стиль боя ничем особым, интересным не отличался: захватить за руку, за шею, за пояс, швырнуть оземь, ударить кулаком, размашисто или "тычком", локтем, головой, пинок ногой – никакого стиля, никакой тактики, одна грубая сила. Впрочем, этой силы хватало с лихвой. Неподготовленному человеку – и подготовленному тоже! – такой боец мог запросто сломать пару костей и вывести из строя на долгое время. А то и убить. Сами же они довольно легко принимали удары в живот, в грудь – сильные мышцы гасили удары, как хорошая подушка. Пробить слой мышц было непросто, если не знать как. А Андрус знал. Откуда знал – другой вопрос. Он внимательно следил за тем, как передвигаются парни, как машут руками, и автоматически определял: вот тут открылся, вот тут можно было пробить ему в горло, здесь – выбить глаз, а потом переломить шейные позвонки.
Андрус встряхнулся – какая гадость лезет в голову! Неужели он был таким зверем, таким убийцей, что подобные мысли появляются сами собой?! Глубоко задумался, прислушался к своим ощущениям. Мысли о том, что кого-то надо убить, что это нормально, что стиль бойцов малоэффективен и есть гораздо лучшие способы выбить дух из человека, не вызывали у него ни малейшего сожаления или удивления. Как не вызывала неприятия человеческая кровь, довольно обильно льющаяся на рыхлый песок.