– Нет, – сказал Безвременно. – Туда не ходит никто, кроме меня. Разве что звери, и то иногда. Я тут единственный ребенок.
– Я понял, – сказал Коротышка.
– Может, пойдем туда и поиграем? – предложил Безвременно.
– Пойдем.
Стояла волшебная октябрьская ночь: тепло, почти как летом, и полная луна в ясном небе.
– Какая из них твоя? – спросил Коротышка.
Безвременно гордо выпрямился, взял Коротышку за руку и подвел к самой заросшей части луга. Мальчики раздвинули густую траву. Камень лежал на земле, и на нем были выбиты даты столетней давности. Буквы почти стерлись, но под датами можно было разобрать слова:
БЕЗВРЕМЕННО УШЕДШЕМУ
НИКОГДА НЕ ЗА
– Я думаю, "не забудем", – сказал Безвременно.
– Да, я тоже так думаю, – сказал Коротышка.
Они вышли из ворот и спустились по склону оврага в то место, где когдато был город. Деревья росли прямо из домов, здания разрушались сами по себе, но тут не было страшно. Они играли в прятки. Они забирались в дома. Безвременно показал Коротышке классные места, в том числе домик из одной комнаты, который, по его словам, был самой старой постройкой в этой части города. И дом хорошо сохранился, если учесть, сколько ему было лет.
– Странно, я хорошо вижу при лунном свете, – сказал Коротышка. – Даже внутри. Всевсе вижу. Я и не думал, что это так просто.
– Да, – ответил Безвременно. – А потом начинаешь все видеть и вообще без света.
Коротышке стало завидно.
– Мне нужно в туалет, – сказал он. – Есть тут чтонибудь такое?
Безвременно на секунду задумался.
– Не знаю, – признался он. – Мне-то это уже не нужно. Несколько туалетов еще осталось, но там может быть небезопасно. Лучше пойти в лес.
– Буду, как медведь, – сказал Коротышка.
Он пошел в лес, который начинался за стеной ближайшего коттеджа, и присел за дерево. Он никогда не ходил по-большому на улице. Он чувствовал себя диким зверем. Закончив, он подтерся опавшими листьями. Потом вернулся к дому. Безвременно сидел в пятне лунного света и ждал его.
– От чего ты умер? – спросил Коротышка.
– Я сильно болел, – ответил Безвременно. – Мама плакала и говорила какието злые слова.
А потом я умер.
– Если бы я захотел тут остаться, с тобой, – сказал Коротышка, – мне бы тоже пришлось умереть?
– Может быть, – ответил Безвременно. – Да, наверное, да.
– И как это? Быть мертвым?
– Да, в общем, ничего, – сказал Безвременно. – Только скучно и не с кем играть.
– Но там же много людей, – сказал Коротышка. – Они что, с тобой не играют?
– Нет, – вздохнул Безвременно. – Они почти все время спят. А если и выходят наружу, то не хотят никуда ходить, не хотят ни на что смотреть, не хотят ничего делать. И мной заниматься тоже не хотят. Видишь то дерево?
Это был бук, его гладкий серый ствол потрескался от времени. Он стоял там, где раньше, девяносто лет назад, располагалась главная площадь города.
– Да, – сказал Коротышка.
– Хочешь на него залезть?
– Ну, оно такое высокое…
– Очень высокое. Но залезть на него проще простого. Я тебе покажу.
И это действительно оказалось просто. Трещины на стволе образовали удобные уступы, и мальчики вскарабкались наверх, как две обезьянки, или как два пирата, или как два воина. С вершины дерева им был виден весь мир. Небо на востоке уже начинало светлеть, но пока – еле заметно.
Все как будто застыло в ожидании. Ночь подходила к концу. Мир затаил дыхание, готовясь начаться вновь.
– Это был лучший день в моей жизни, – сказал Коротышка.
– И в моей тоже, – сказал Безвременно. – Что собираешься делать дальше?
– Не знаю, – сказал Коротышка.
Он представил себе, как будет путешествовать по миру, до самого моря. Он представил себе, как вырастет и повзрослеет, как добьется всего сам. Когда-нибудь он станет невероятно богатым. И тогда он вернется в свой дом, где будут жить близнецы, и подъедет к двери на своей шикарной машине или, может, пойдет на футбол (в его воображении близнецы не выросли и не повзрослели) и посмотрит на них, по-доброму. Он купит им все, что они захотят – близнецам и родителям, – и сводит их в самый лучший ресторан, и они скажут, как плохо, что они его не понимали и так дурно с ним обращались. Они извинятся и заплачут, а он будет молчать. Он позволит их извинениям захлестнуть его с головой. А потом он подарит каждому по подарку и снова уйдет из их жизни, в этот раз – навсегда.
Это была хорошая мечта.
Но он знал, что в реальности все будет иначе: завтра или послезавтра его найдут и вернут домой, там на него наорут, и все будет попрежнему, как всегда, и день за днем, час за часом он будет все тем же Коротышкой, только на него будут злиться еще и за то, что он сбежал из дома.
– Уже скоро мне нужно ложиться спать, – сказал Безвременно и полез вниз.
Коротышка понял, что вниз спускаться сложнее. Не было видно, куда ставить ноги, и приходилось искать опору на ощупь. Несколько раз он соскальзывал, но Безвременно слезал перед ним и говорил ему, например: "Теперь чуть вправо", – так что они оба спустились нормально.
Небо продолжало светлеть, луна исчезала, и все было видно не так хорошо, как ночью. Они перебрались обратно через овраг. Иногда Коротышка не понимал, есть ли рядом Безвременно – и был ли вообще, – но потом он добрался до верха и увидел, что мальчик ждет его там.
Обратно по лугу, уставленному камнями, они шли молча. Когда начали подниматься на холм, Коротышка положил руку на плечо Безвременно.
– Ну, – сказал Безвременно, – спасибо, что зашел.
– Я замечательно провел время, – сказал Коротышка.
– Да, – кивнул Безвременно. – Я тоже.
Где-то в лесу запела птица.
– А если бы я захотел остаться… – начал было Коротышка, но замолчал, не закончив фразы. "У меня не будет другой возможности все изменить", – подумал Коротышка. Он никогда не попадет на море. Они его не отпустят.
Безвременно долго молчал. Мир стал серым. Птицы пели все громче.
– Я не могу это сделать, – наконец сказал Безвременно. – Может быть, они…
– Кто "они"?
– Те, кто там. – Белокурый мальчик показал на разрушенный фермерский дом, с разбитыми окнами, отражающими рассвет. В сером утреннем сумраке дом казался не менее страшным, чем ночью.
Коротышка вздрогнул.
– Там есть люди? Но ты говорил, что там пусто.
– Там не пусто, – сказал Безвременно. – Там никто не живет. Это разные вещи.
Он посмотрел на небо.
– Мне надо идти. – Он сжал руку Коротышки. А потом просто исчез.
Коротышка остался один. Он стоял посреди маленького кладбища и слушал пение птиц. Потом он поднялся на холм. Одному было сложнее.
Он забрал свой рюкзак с того места, где оставил его вчера. Съел последний "Милки Вэй" и посмотрел на разрушенное здание. Слепые окна фермерского дома как будто наблюдали за ним.
И там внутри было темнее. Темнее, чем где бы то ни было.
Он прошел через двор, поросший сорняками. Дверь почти полностью рассыпалась. Он шагнул внутрь, замешкался, подумал, правильно ли поступает. Он чувствовал запах гнили, сырой земли и чего-то еще. Ему показалось, он слышит, как в глубине дома ктото ходит. Может быть, в подвале. Или на чердаке. Может быть, шаркает ногами. Или скачет вприпрыжку. Сложно сказать.
В конце концов он вошел внутрь.
Никто не произнес ни слова. Октябрь наполнил свою деревянную кружку сидром, одним глотком осушил ее и налил еще.
– Вот это история, – сказал Декабрь. – Вот это я понимаю. – Он потер кулаком свои голубые глаза. Костер почти догорел.
– А что было дальше? – взволнованно спросила Июнь. – Когда он вошел в дом?
Май, сидевшая рядом, положила руку ей на плечо.
– Лучше об этом не думать, – сказала она.
– Кто-нибудь еще будет рассказывать? – спросил Август. Все промолчали. – Тогда, думается, мы закончили.
– Надо проголосовать, – напомнил Февраль.
– Кто "за"? – спросил Октябрь. Раздалось дружное "я". – Кто "против"? – Тишина. – Тогда объявляю собрание законченным.
Они поднялись на ноги, потягиваясь и зевая, и пошли в лес, поодиночке, по парам или по трое, и на поляне остались только Октябрь и его сосед.
– В следующий раз председательствовать будешь ты, – сказал Октябрь.
– Я знаю, – отозвался Ноябрь. У него была бледная кожа и тонкие губы. Он помог Октябрю выбраться из деревянного кресла. – Мне нравятся твои истории. Мои всегда слишком мрачные.
– Они вовсе не мрачные, – сказал Октябрь. – Просто у тебя ночи длиннее. И ты не такой теплый.
– Ну, если так, – усмехнулся Ноябрь, – тогда, может быть, все не так плохо. В конце концов, мы такие, какие есть, и тут уже ничего не поделаешь.
– В этом и суть, – ответил его брат. Они взялись за руки и ушли от оранжевых углей костра, унося свои истории назад в темноту.
Посвящается Рэю Брэдбери
Рыцарство
Миссис Уитекер нашла Святой Грааль: он лежал под шубой.
Каждый четверг после полудня, пусть даже ноги у нее уже были не те, миссис Уитекер ходила на почту за пенсией, а на обратном пути заглядывала в магазинчик "Оксфэм" и покупала там себе какую-нибудь мелочь.
В "Оксфэме" продавали старую одежду, безделушки, разрозненные предметы, всякие мелочи и букинистические покеты в огромных количествах, сплошь пожертвования, зачастую имущество покойных. Вся выручка шла на благотворительность.
Работали в магазинчике добровольцы. Добровольцем на посту в тот четверг была семнадцатилетняя Мэри, неулыбчивая барышня, которой не мешало бы сбросить несколько фунтов, одетая в мешковатый розовато-лиловый свитер. Выглядел он так, словно она купила его здесь же.
Сидевшая за кассой Мэри с головой ушла в журнал "Современная женщина", где заполняла анкету "Раскрой свою скрытую сущность". Время от времени она перелистывала на последнюю страницу и проверяла, сколько очков дается соответственно за ответ А), В) и С), и лишь потом решала, как сама ответит на вопрос.
Миссис Уитекер бродила по магазинчику.
Чучело кобры, оказывается, еще не продали. Оно стояло тут уже полгода, собирало пыль, злобно глядело стеклянными глазами на стойки с одеждой и на сервант с побитыми фаянсовыми и изжеванными пластмассовыми игрушками. Проходя мимо, миссис Уитекер похлопала его по голове.
Она сняла с полки пару романов Миллса и Буна – "Ее громовая душа" и "Ее грозовое сердце", по пять пенсов за каждый – и серьезно задумалась над лампой из бутылки от розового вина "Матеус Розэ" с декоративным абажуром, прежде чем решила, что ей в самом деле некуда ее поставить.
Миссис Уитекер отодвинула в сторону довольно поношенную шубу, от которой неприятно пахло нафталином. Под ней оказались трость и залитый водой "Рыцарский роман и легенда о рыцарственности" А.Р. Хоупа Монкриффа, на ценнике стояло "5 пенсов". Рядом с книгой лежал на боку Святой Грааль. К основанию был приклеен ярлычок с выведенной перьевой ручкой ценой: 30 п.
Подняв к свету пыльный серебряный кубок, миссис Уитекер оценивающе оглядела его через толстые очки.
– Милая вещица, – сказала она Мэри.
Мэри пожала плечами.
– Будет хорошо смотреться на каминной полке.
Мэри снова пожала плечами.
Миссис Уитекер протянула Мэри пятьдесят пенсов, и девушка дала ей десять пенсов сдачи и коричневый бумажный пакет, чтобы сложить в него книги и Святой Грааль. Из "Оксфэма" миссис Уитекер пошла в мясную лавку по соседству, где купила отличный кусок печенки, а оттуда отправилась домой.
Внутри кубок был покрыт толстым слоем рыжевато-коричневой патины. Миссис Уитекер тщательно его помыла, потом оставила на час отмокать в теплой воде с ложечкой уксуса. После пришлось долго тереть металл полиролем, пока он не заблестел. Наконец она поставила кубок на каминную полку у себя в гостиной – между маленьким фарфоровым бассетом с горестной мордой и фотографией своего покойного мужа Генри, на пляже во Фринтоне, в 1953 году.
Она была права: смотрелось и впрямь неплохо.
В тот вечер она поужинала жареной печенкой в панировке и луком. Получилось очень вкусно.
На следующее утро была пятница; в этот день недели миссис Уитекер и миссис Гринберг ходили друг к другу в гости. Сегодня была очередь миссис Гринберг навестить миссис Уитекер. Они сидели в гостиной и пили чай с миндальным печеньем. Миссис Уитекер пила с одним кусочком сахара, а вот миссис Гринберг клала в чай подсластитель, маленький пластмассовый пузырек с которым всегда носила в сумочке.
– Приятная вещица, – сказала миссис Гринберг, указывая на кубок. – Что это такое?
– Святой Грааль, – ответила миссис Уитекер. – Это чаша, из которой Христос пил на Тайной вечере. Потом, когда Христа распяли, в эту чашу собрали Его драгоценную кровь после того, как копье центуриона пронзило Ему бок.
Миссис Гринберг шмыгнула носом. Она была маленькой, держалась еврейских обычаев и антисанитарных вещей не жаловала.
– Насчет крови ничего не могу сказать, но выглядит очень мило. Наш Майрон получил как раз такой, когда выиграл соревнования по плаванию, только у того на боку написано его имя.
– Он все еще с той милой девушкой? Парикмахершей?
– Вы про Бернис? О да. Они подумывают о помолвке, – ответила миссис Гринберг.
– Как мило, – сказала миссис Уитекер. Она взяла еще печеньице.
Миссис Гринберг сама пекла миндальное печенье и приносила его с собой каждую вторую пятницу: маленькие сладкие легкие печенья с лепестками миндаля сверху.
Они поговорили про Майрона и Бернис, про племянника миссис Уитекер Рональда (детей у нее не было) и про их приятельницу миссис Перкинс, которую, бедняжку, положили в больницу с переломом бедра.
В полдень миссис Гринберг пошла домой, а миссис Уитекер приготовила себе на ленч тост с сыром. После ленча миссис Уитекер приняла свои таблетки: белую, красную и две маленьких оранжевых.
В дверь позвонили.
Миссис Уитекер открыла. На пороге стоял молодой человек с волосами до плеч, которые были такими светлыми, что казались почти белыми. Одет он был в сверкающие серебряные доспехи и белый плащ.
– Здравствуйте, – сказал он.
– Здравствуйте, – ответила миссис Уитекер.
– Я послан с миссией, – объяснил молодой человек.
– Очень мило, – уклончиво отозвалась миссис Уитекер.
– Мне можно войти? – спросил он.
Миссис Уитекер покачала головой.
– Боюсь, нет. Извините.
– Я ищу Святой Грааль, – сказал молодой человек. – Он здесь?
– У вас документы какие-нибудь есть? – спросила миссис Уитекер. Она знала, что пускать в свой дом незнакомых молодых людей без документов неразумно, особенно если ты в годах и живешь одна. Сумочку выпотрошат или еще что похуже.
Молодой человек вернулся по садовой дорожке к забору. Там к калитке миссис Уитекер был привязан его конь, огромный серой масти боевой конь размером с тяжеловоза, с высокой головой и умными глазами. Порывшись в седельной сумке, рыцарь вернулся со свитком.
Подписан он был Артуром, королем всех бриттов, и доводил до сведения лиц любого титула и звания, что перед ними сэр Галаад, рыцарь Круглого стола, отправившийся в Воистину Справедливый и Благородный Поход. Ниже был рисунок молодого человека. Сходство было недурное.
Миссис Уитекер кивнула. Она ожидала увидеть удостоверение с фотографией, но это производило гораздо большее впечатление.
– Думаю, вам лучше войти, – сказала она.
Они прошли в кухню. Она приготовила Галааду чашечку чая, а потом отвела в гостиную.
Увидев на каминной полке Грааль, Галаад опустился на одно колено. Чайную чашку он осторожно поставил на красно-бурый ковер. Луч света, проникший в щель между кружевными занавесками, позолотил его преисполненное благоговения лицо, а светлые волосы превратил в серебряный нимб.
– Это воистину Санграаль, – тихонько сказал он. Он трижды моргнул голубыми глазами, очень быстро, точно сдерживал слезы.
И опустил голову, будто в безмолвной молитве.
Встав, Галаад обратился к миссис Уитекер:
– Милостивая госпожа, хранительница Святыни Святынь, позволь мне теперь удалиться с Благословенной Чашей, дабы завершились мои скитания и исполнились обеты.
– Прошу прощения? – переспросила миссис Уитекер.
Подойдя к ней, Галаад взял ее старческие руки в свои.
– Мой поход завершен, – сказал он. – Наконец я зрю Санграаль.
Миссис Уитекер поджала губы.
– Вы не могли бы поднять с пола чашку и блюдце, сэр? – попросила она.
Извинившись, Галаад поднял чашку.
– Нет, не думаю, – сказала миссис Уитекер. – Мне нравится, как он там стоит. Между собачкой и фотографией моего Генри ему самое место.
– Вам надобно золото? В этом все дело? Я могу привезти вам золото, леди…
– Нет, – ответила миссис Уитекер. – Благодарю покорно, мне золото не нужно. Я не собираюсь с ним расставаться.
Она повела Галаада к двери.
– Приятно было познакомиться, – сказала она.
Протянув голову над изгородью ее сада, конь Галаада щипал гладиолусы. На тротуаре, наблюдая за ним, столпились соседские детишки.
Достав из седельной сумки несколько кусков сахара, Галаад показал самым храбрым из них, как давать его коню – с плоской ладошки. Дети смеялись. Одна девочка постарше погладила коня по носу.
Одним легким движением Галаад вскочил в седло, и рыцарь и конь удалились в сторону Готорн-кресцент. Миссис Уитекер смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду, потом вздохнула и ушла в дом.
Уик-энд прошел тихо.
В субботу миссис Уитекер поехала на автобусе в Марсфилд навестить своего племянника Рональда, его жену Юфонию и их дочерей Клариссу и Диллиан. Она отвезла им пирог со смородиной, который испекла специально ради них.
Утром в воскресенье миссис Уитекер ходила в церковь. Ее приходской церковью была Святого Иакова Малая, чуть более современная ("Не считайте это церковью, считайте это местом, где встречаются и веселятся друзья-единомышленники"), чем было бы по душе миссис Уитекер, но ей нравился приходский священник, преподобный Бартоломью, особенно когда не играл на гитаре. После службы она задумалась, не сказать ли ему, что у нее в гостиной стоит Святой Грааль, но решила, что лучше не стоит.