- Это вообще детский День Рождения! - возмутилась я.
Томас обернулся и снова назвал таксисту адрес нашего дома, потом сказал мне:
- Обещай, что никуда сегодня больше не выйдешь. Не надо рисковать.
- Обещаю, - сказала я, и мы поехали.
Когда машина разворачивалась, Томас уже скрылся в подъезде.
- Отель Ритц - Карлтон, Бэттери Парк, - приказала я шоферу.
Он криво усмехнулся.
Понимаете, если человек заставляет вас что‑то пообещать против вашей воли, то вы имеете право не выполнять обещание.
К тому же - нечего ему было меня бросать. В смысле. Он сыщик? Сыщик. Я ему сообщила, что амброзия пропала и что то же самое собирается сделать папаша Гермес. И что он? Разве не должен он первым делом бросится мне на помощь, организовать масштабные поиски (да, посматриваю я полицейские сериалы, вы угадали) и вообще не оставлять меня одну в такую трудную минуту? Вместо проявления подобной заботы, в смысле, профессионализма, он просто отделывается от меня, отправляя домой спать!
Но я сильная девушка и сама все найду и разузнаю. Меня охватила небывалая отвага. Да я может, вообще в сыщики пойду, в нашу Корпорацию, и обскачу этого Томаса Дабкина по всем показателям раскрытых преступлений! Я буду носить кожаный пиджак и черные очки. А к ним… что лучше - узкие - преузкие джинсы или мини - юбку? Или юбку в готическом стиле - в пол и такую, ну с как бы рваными краями? Я бежала бы за межгалактическим преступником, и ветер трепыхал эти псевдо - оборванные треугольники, и меня бы прозвали Летучая Мышь Алисия…
- Приехали, мисс! - сказал таксист, вырвав меня из таких приятных мечтаний.
Петер спал. Я расплатилась и вышла.
Надо мной ярко сияли окна "Ритца". В спину дул холодный ветер с Гудзона. Я решительно шагнула к крутящейся стеклянной двери. Швейцар, вносивший чей‑то багаж, покосился на меня недовольно.
Пожалуй, я бедновато одета для этого места. Рядом важно прошествовала седая завитая дама в парчовой мехом подбитой накидке и с белой собачкой подмышкой. Собачка, похоже, тоже была завита и тем же парикмахером.
Человек за стойкой при виде меня сморщился. Ну, знаете, а может, я эксцентричная миллионерша! И вообще, у меня в сумке в данный момент лежит семнадцать с половиной тысяч долларов. Спорим, ни у кого из присутствующих в этом холле нет в сумке или кармане столько же? Так что я расправила плечи и высокомерно сказала служащему за стойкой:
- Я бы хотела пройти к мистеру Гермесу Олимпусу из пентхауса.
Служащий стукнул два раза по клавиатуре компьютера и изрек:
- Мистер Олимпус просил его не беспокоить.
Ура! Значит, он еще не уехал! Он здесь! Тщетно пытаясь сдержать улыбку, которая растягивалась по лицу, я сказала:
- Передайте, что это Алисия Меллон, няня, и мне надо э - э… спросить кое‑что о его сыне, Петере, - я чуть приподняла малыша, для убедительности.
Не стану же я говорить, что привезла Петера, чтобы вернуть, и что я знаю, что Гермес собирается линять. Главное, встретиться с ним, а там уж я разберусь!
- Пепере, - неправильно повторил свое имя Петер и потянулся к медному куполу звонка на стойке.
- Не надо трогать, Петер, - сказала я ему и вдруг напугалась, что звонок возьмет да переместится прямо по воздуху в руки Петера. Я добавила спешно: - Это чужая вещь.
- Чузая, - сказал Петер.
- Да. Этого дяди, - я показала на служащего.
А служащий ответил тем же бесстрастным тоном, что и ранее (а еще говорят, что в дорогих отелях все очень вежливые и все время улыбаются - вранье. Заявляю вам с полной ответственностью. То есть этот служащий вроде и улыбался, но было больше похоже, что кто‑то просто взял его щеки и прицепил прищепками к ушам. И служащий этим очень не доволен.) Так вот, он сказал:
- Если бы мистер Олимпус пожелал сделать какое‑либо исключение, то он бы сообщил.
И только я собиралась сказать, да как вы смеете не пускать ребенка к его родителю, как служащий добавил, подняв бровь:
- И смею заметить, мистер Олимпус вообще не упоминал ни о каких детях. Насколько я в курсе, он убежденный и бездетный холостяк.
Насколько он в курсе! Вы послушайте только! "Да ты вообще не в курсе! Ты даже не знаешь, кто этот мистер Олимпус на самом деле!" - хотела крикнуть я, но, конечно, не крикнула. Я надулась и отошла в сторону.
Я осматривалась, а служащий зыркал в мою сторону из‑за стойки. Сто процентов, готов вот - вот вызвать охрану.
Далеко напротив были лифты. Вот двери одного из них раздвинулись, оттуда вышла компания из четырех человек - два парня и две девушки, они громко болтали, похоже, на испанском.
- Ты посмотри, Петер, - зашептала я малышу. - Какая красивая комнатка.
Лифт, и правда, был загляденье: зеркала, сияющие металлические поручни, золотые узоры на панелях.
- Класивая, - задумчиво пролепетал Петер.
- Вот бы нам с тобой туда попасть!
Хоть бы, хоть бы! Хоть бы он захотел, чтобы мы очутились в лифте. И хоть бы это было из ряда желаний то, которое исполнится. Ведь предыдущее, похоже, было - присвоить звонок со стойки, а раз оно не исполнилось, то…
Ну, скорей бы. Я стала пятится за колонну, чтобы как можно меньше народу шокировалось моим исчезновением - не знаю уж, с каким спецэффектом это произойдет - может, мы просто помелькаем и исчезнем, как это показывают в фантастических фильмах 80–х, а может, хлопнется облачко белого дыма - тогда еще, чего доброго, все подумают, что произошел какой‑нибудь теракт, а я террористка - смертница! Ужас, ужас.
Похоже, служащий за стойкой давно начал думать обо мне что‑то нехорошее: рука его тянулась к телефону, а глаза так и сверлили меня, пока я не скрылась от него за холодным мрамором. Ну все. Сейчас сбежится охрана и начнет по мне прицельную стрельбу. Мамочки! Кажется, Петер ничего желать не собирался, а потому лучше бежать из этого дикого места подобру - поздорову.
- Алисия! Как дела? - прогремел чей‑то голос прямо мне в лицо. Я подпрыгнула на полметра.
На меня пялилась круглыми водяными глазами огромная дамочка. Я ее не знала. Кто это?? Но потом она улыбнулась. Когда я увидела три ряда ее зубов и едва просвечивающую сквозь кожу знакомую виньетку на лбу, то с облегчением улыбнулась в ответ. Грыыхоруу!
Понимаете, на их планете мужчины выглядят как наши женщины, а женщины - как наши мужчины. Ну во всем, даже э - э… в деталях. Вот только у себя они к тому же целиком состоят из фиолетового желе. А у нас принимают земной облик (тот, который им ближе по их представлению о полах, и к тому же чуть не каждый день новый. Ойой Грыыхоруу предстает то губастой блондинкой, которую увидит на рекламном щите, то старушкой в пластмассовых бигудях - в земном возрасте они совсем не разбираются. Как и в красоте, по - моему), а для того, чтобы фильтровать наш, по их мнению, мерзкий воздух, они все время жуют какую‑то особенную штуку. Вот и сейчас Грыыхоруу что‑то жевал.
Я успела только произнести:
- Мистер Грыыхоруу! - как в мой локоть вцепился охранник в синей форме и сказал:
- Миссис, думаю, вам лучше покинуть гостиницу.
Ах, все вокруг только и указывают, что мне лучше сделать!
Я сказала совершенно спокойно:
- Отпустите меня. Я пришла к своим друзьям, и вы не имеете права меня выгонять! - нет, все же от телевизора есть польза, хотя бы когда он показывает детективы и сериалы про адвокатов.
- Да, - сказал Грыыхоруу, - она пришла ко мне.
Охранник не нашел, что ответить. Потому что видели бы вы, как выглядел Грыыхоруу! Он был дама под два метра ростом, и не меньше метра в окружности талии. И все это облачено в немыслимо роскошной расцветки шелка и, должно быть, чудовищно тяжелые золотые цепочки, серьги, перстни, браслеты.
Тут же подскочил служащий (поди перепрыгнул через стойку, как козлик), и торопливо и почтительно залепетал:
- Извините ради бога, - он оттеснил охранника. - Мы не знали, что это ваша гостья. Она, видите ли, сказала, - тут он бросил на меня злой взгляд, - что пришла к мистеру…
- Я просто перепутала фамилии, - выпалила я.
- Бывает, - любезно сказал служащий, а в мою сторону заметил совсем тихо: - Хотя я бы не сказал, что имена "мистер Олимпус" и "миссис Баттерфляй" можно перепутать.
И он удалился, схватив охранника за рукав и утянув его за собой.
Сколько же платит за номер Грыыхоруу и сколько дает на чай, если они проглотили такую ложь?
- Проводить тебя в лифт? - спросил Грыыхоруу, размахивая руками и гремя золотом. (Он рассказывал, что жестикулирование - особенность землян. Я понимаю. Если бы желе начало жестикулировать, то во все стороны полетели бы кисельные капли, и скоро от желе бы ничего не осталось. Вот он и старается как можно больше походить на землянина. Хотя получается похож скорее на ветряную мельницу. Но зачем мне его разочаровывать, сообщая об этом?)
И вот мы едем в лифте. В котором я намекала Петеру пожелать очутиться. И где мы очутились благодаря Грыыхоруу. Или это Петер так сделал, что обстоятельства сложились?
Петер строит сам себе рожицы в зеркало. А Грыыхоруу, явно стремясь эти зеркала разбить вдребезги неожиданно и резко взлетающими и описывающими немыслимые дуги длинными руками, говорит:
- Я шел на курсы. Актерского мастерства. Я уже два месяца туда хожу - по понедельникам и средам. И мои жесты становятся все выразительнее.
Последнюю фразу он произнес не очень уверенно, как бы ожидая одобрения.
- Да, - сказала я. - Они в самом деле очень выразительные!
Грыыхоруу улыбнулся во всю пасть и потом стал ждать, что скажу о своих намерениях я. Если, конечно, захочу. Инопланетяне крайне деликатны и никогда не задают личных вопросов. Не то что некоторые соседи - агенты - бывшие учащиеся колледжей.
- А я иду к одному… - не человеку же. Врать Грыыхоруу не могу. Говорю: - В пентхаус.
Грыыхоруу кивает раз десять, и так, что его подбородок, кажется, отпечатает на груди синяки.
- Тогда я могу оставить тебя? Не хочу опаздывать.
- Да. Спасибо за помощь, - я протянула руку для пожатия и сразу пожалела об этом: он стал трясти ее так, будто хотел оторвать.
Наконец он отпустил меня, остановил лифт на каком‑то этаже и, как резиновый, протиснулся между дверей прежде, чем они успели открыться - туфли задержались в щели, пока двери не разъехались, и Грыыхоруу сказал уже из коридора:
- Ходил бы босиком, но обожаю фирменные туфли.
- Понимаю, - сказала я.
Я их тоже обожаю. Но хожу в основном в кроссовках. Во - первых, удобно, особенно когда надо бегать и прыгать следом за детишками, а во - вторых, хм, теперь уже нет "во - вторых", потому что завтра я возьму пачку денег из холодильника и пойду в самый дорогой бутик!
В роскошном широком коридоре верхнего этажа никого не было. Я подошла к номеру с буквами "PH" и громко и решительно постучала, в стиле "Я шериф и знаю, это ты ограбил поезд прошлым утром, и я намерен получить вознаграждение за твою голову и забрать золото, которое ты украл у добрых граждан и у банка".
Хотя я, совсем наоборот, собиралась вернуть ему ох, почти двадцать тысяч долларов! Но, несмотря на мои столь прекрасные намерения, дверь никто не открыл.
Я оглянулась, и так как в коридоре никого не было, украдкой пнула в дверь ногой. Черт, так можно и краску с кроссовок сбить. Хотя я все равно завтра собиралась обновить свой обувной парк. Я пнула еще и посильнее.
Приложила ухо к двери. Тишина. Еще бы. Эти пентхаусы такие большие, как дворцы. И вряд ли от двери услышишь, как где‑нибудь на другом конце апартаментов человек тихонько дышит и не хочет мне открывать.
Вот досада! Как же его оттуда выковырять? А, вспомнила. Я еще раз постучала, теперь уже вежливо, и сказала, как говорят в кино:
- Обслуживание номеров.
Но, боюсь, он не поверит, что горничная сначала проверяет дверь на прочность ногами.
Может, надо было просто сказать ему правду?
- Мистер Олимпус, это Алисия Меллон, я привезла вашего сына.
В это время из лифта выходил мужчина средних лет, в лососевом галстуке, и он сказал:
- Напрасно стучите, мадам, мистер Олимпус ужинает на балконе в здешнем ресторане. Я только что оттуда.
- Спасибо, - сказала я обрадованно. Уж в ресторане‑то он от меня никуда не спрячется. Разве что залезет под стол. - А где это?
- Двенадцатый этаж, - ответил мужчина, подходя. - Так это его сын? Простите, я слышал, что вы говорили в дверь.
- Да, - ответила я кратко и пошла к лифту.
Нажала кнопку. Петер уже не показывал зеркалу язык, а вертел в руках золотой с большим розовым камнем зажим для галстука.
- Петер! - сказала я. Ну как бы объяснить этому несмышленышу, что все вещи кому‑то принадлежат и нельзя забирать себе все, что ни попадется на глаза! К сожалению, нельзя.
Мы вышли из лифта и оказались прямо в ресторане. Пролагая самую краткую траекторию среди стаи столиков, я направилась к распахнутым дверям, ведущим на балкон.
Едва ступив на него, я увидела мистера Олимпуса. Он сидел чуть в отдалении за столиком у самых перил и что‑то читал в ноутбуке. Одновременно он бормотал себе под нос, отчего гладкие каштановые усы его двигались вверх - вниз.
Петер тоже его увидел. Зажим исчез из его рук и вдруг из ниоткуда упал на клавиатуру компьютера мистера Олимпуса. Тот вздрогнул, поднял на нас глаза, нахмурился. Сделал какое‑то неуловимое движение над салфеткой, как будто крошки смахнул. И пока я сделала два шага в его сторону, он наклонился, достал из стоящего рядом портфеля какие‑то сандалии и переобулся в них - и все это в мгновенье.
Я, предчувствуя подвох, бросилась к пройдохе Гермесу со всех ног, но он уже встал прямо на стол, ноутбук зажал подмышкой, в другой руке болтались ботинки, схваченные за шнурки, и в следующее мгновенье легко оттолкнулся от тарелок и взлетел в воздух. На сандалиях его трепыхались белые крылышки.
Дама за ближайшим столиком пронесла на вилке кусок мимо рта, и размазала им соус по щеке. Мужчина, сидевший напротив нее, а потому спиной к воспарившему Гермесу, округлил глаза только на ее неуклюжесть и бросился вытирать ей лицо салфеткой.
Когда я, наконец, оказалась у столика, Олимпус уже летел вдаль, красиво, застыв в позе "ласточка", как какая‑нибудь гимнастка. Он удалялся и мельчал, вот уже его светлый силуэт стало едва видно в темноте. Я бросилась к ближайшему телескопу, прикрепленному к перилам (благо никто не среагировал быстрее и не занял его). Силуэт облетел Статую Свободы по кругу и, наконец, исчез в вечернем тумане, сгустившемся над гаванью.
Я обернулась: половина посетителей стояли и с открытыми ртами смотрели в этот туман. А подошедший ко мне официант сказал как ни в чем не бывало:
- Он заплатил по счету?
Я посмотрела на стол: там лежало несколько сотенных купюр. А рядом - салфетка, на которой было что‑то написано. Невозмутимый официант взял деньги, а я схватила салфетку. Ровные красивые строчки говорили: "Не ходите в темноту. Можете дождаться рассвета в моем номере". Еще на столе лежал ключ от этого номера.
Ключ я тоже взяла. Сидеть в номере я не собиралась. Но вдруг там обнаружится что‑то важное или интересное. Запасная бутыль с амброзией, например? А поэтому стоит туда заглянуть. Если меня сразу же не выпрут, конечно.
Выходя из ресторана, я столкнулась с тем мужчиной в розовой рубашке. Он обращался ко всем с вопросом, не видели ли они где‑нибудь зажим для галстука с бриллиантом.
Я бы на его месте не кричала про бриллиант. А зажим‑то, похоже, забрал Гермес.
Я снова прибыла на 39–й этаж. Чувства мои были расстроены. Потому что намерения Гермеса стали абсолютно ясны - скрываться от сына, не видеть его и уж точно не забирать у этой так удачно подвернувшейся наивной няньки. А что гласит контракт в этом случае? Ребенок навсегда остается у меня? Или помещается в какой‑нибудь общий дом для особенных детишек? Вот не помню.
От двери номера Гермеса ко мне порхнул солидный дядька в костюме, он улыбался похоже искренне, но я насторожилась - вот сейчас и выпрут меня. Дядька сказал:
- Добрый вечер, мисс Меллон. Мистер Олимпус позвонил и сообщил, что вынужден срочно уехать, но номер оплачен до завтра и он попросил предоставить его вам. Белье уже меняют.
В этот момент из номера выкатилась тележка, ее толкала горничная.
- Спасибо, - проговорила я.
Вот это скорость. Нет, не у Гермеса - с ним‑то все понятно: божественные силы. А вот у обслуги в этом отеле. Ну и ну. (Вероятно, Гермес позвонил управляющему в тот момент, когда кружил вокруг Статуи Свободы).
И я наконец вошла в апартаменты лучшего номера гостиницы. Здесь было три больших комнаты. Везде горел яркий свет. Красиво. Чисто. Абсолютно никаких следов чьего‑либо предыдущего присутствия. Я усадила Петера на ковер, а сама пробежалась по номеру.
Чудесный вид на освещенный огнями пароходов и набережной залив, широченная кровать, плоский телевизор размером с Техас, пальмы в кадушках у окон, глянцевая ванная словно с картинки. И ни одной вещи Гермеса Олимпуса.
Что ж. Вернусь домой. Дождусь двух часов дня. Позвоню в агентство и сообщу, что отец не явился забрать ребенка и послушаю, что они скажут. Могу почитать контракт на досуге, все равно мне сегодня не уснуть.
Куда я, кстати, контракт задевала? Не в него ли я завернула яблочный пирог, который испекла - сама! - по бабушкиному рецепту и понесла на День Рождения Кэтрин. Ой - ой - ой!.. Да нет, слава богу, Кэт никогда ничего не читает, даже этикеток в магазине. Она любит все определять на вид, ну, или на вкус.
"Этикетки пишут для того, чтобы заморочить нам голову, - говорит она. - Типа "здоровый и полезный завтрак: хлопья кукурузные с натуральным медом"! А у меня, может быть, от этих хлопьев желудок колет".
Не думаю, что Кэт знает, где именно находится желудок. Но организм этикеткой не обманешь, это верно.
В дверь постучали.
- Войдите, - крикнула я и пошла к двери.
Не вошел, а робко заглянул официант из кафе:
- Извините за беспокойство. Мистер Олимпус оставил на столе журнал, который читал. Я подумал, вдруг он ему нужен. Вы не могли бы передать его?
И он протягивает мне "Элль". Мило. Гермес читает мой любимый журнал.
- Спасибо, - сказала я. - Обязательно передам, как только его увижу, - и для убедительности засовываю журнал в свою сумку.
Он поколебался секунду, потом сказал:
- Эти… ускорители, на которых улетел мистер Олимпус…
Я замерла. Надо было покинуть гостиницу сразу, а не оставаться и ждать, пока с меня потребуют объяснений из ряда вон выходящему поведению Гермеса.
- Они - японские, видимо? - продолжал в это время официант.
Я сдвинула брови и нашла только одну фразу, которой можно ответить на подобную чушь.
- Без комментариев.
Хотела захлопнуть дверь, но побоялась отрубить ею голову робкому официанту, который так и стоял, нелепо вытянув шею из коридора в комнату. И опять говорил:
- Я объясню, объясню, - он перешел на заговорщицкий шепот: - Сразу несколько моих клиентов выказали желание приобрести такие же. Вы знаете, где мистер Олимпус их приобрел? Естественно, вам за посредничество…
Да он просто шпион!