Ужасные, просто омерзительные картины одна за другой вставали перед мысленным взором Ловкача. То он представлял себя, восседающего на колу с печальной улыбкою на устах, то чудилась ему окровавленная секира и голова с той же печальной улыбкой, катящаяся по пыльной земле, а то… Но нет, он еще не был готов к переходу в мир иной, а потому прогонял от себя жуткие видения и мыслями возвращался к своей уютной каморке, откуда его уворовали люди Куршана несколько дней тому назад. Вот шкаф, вот стол, вот топчан, а вот… Вот Конан, который принес вина и половину жареного барашка. Значит, будет пир. Конан запоет своим густым хриплым голосом песнь о далекой Киммерии, а он, Ловкач, станет тихо ему подпевать…
Увы. И это ему только чудилось.
- Пш-ш-ш…
Совсем рядом вдруг послышалось шипение, более похожее на змеиное, нежели на петушиное. Ши Шелам поднял голову.
Перед клетью холмом возвышался уродливый толстый старик в алом парчовом халате. Глазки его злобно посверкивали, а короткие толстые пальцы, унизанные золотыми перстнями, яростно крутили концы кушака. То был сам Куршан.
- Встань, раб…- процедил он сквозь зубы.- С тобой говорит повелитель Шадизара!
- Чего? - удивился Ловкач.
По правде говоря, прежде он никогда не слыхал о причудах разбойника, так что подобное заявление могло вызвать у него один только хохот, и ничего больше. Он и расхохотался, ненадолго забыв о том, что это может быть очень опасно.
- О, червь! - воскликнул Куршан, белея от злости.- Я раздавлю тебя немедленно! Я…
К великому изумлению Ловкача, уже успевшего перепугаться и сжаться в комок, толстяк закрыл рот пухлой ладонью и замолк. Он так и стоял перед клетью, вращая глазами и то багровея, то снова бледнея. Жидкие, черные с проседью волосенки его вздыбились, однако весь вид был отнюдь не грозен, а, напротив, довольно жалок.
Ши Шелам несмело поднялся и подошел к сетке, предусмотрительно оставив меж собой и Куршаном несколько шагов. Чуть подумав, кланяться он не стал.
- Не захворал ли ты, любезнейший? - учтиво спросил он, в глубине души опасаясь, что этот странный человек сейчас плюнет в него, а то и попытается просунуть пальцы в сетку, чтоб оцарапать.
- Умх…- помотал головой Куршан.
- Не явился ли во сне тебе сам Нергал?
- Умх…
- Так в чем же твоя беда? Может, я смогу чем-либо помочь?
Разбойник отнял ладонь от губ, дабы скорбным шепотом поведать:
- Мухруза украли…
- О-о-о…
Ловкач слегка растерялся, потому как вовсе не понимал столь горячей привязанности Куршана к мерзкому псу. По его мнению, он должен был только радоваться тому, что это чудовище наконец-то убралось из его дома.
- С утра я стенаю и плачу,- сообщил Куршан Ши Шеламу.- Горькие слезы таким бурным потоком извергались из глаз моих, что совершенно замочили мой любимый желтый халат, и мне пришлось надеть вот этот. А еще…
Тут он уселся прямо на землю, желая подробнее поведать гостю о своем горе.
- …А еще туфля слетела с моей ноги и утонула в наузе.
- Как же она могла слететь? - недоверчиво поинтересовался Ши.
- Очень просто. Я ударил ногой одного охранника и собирался ударить второго, тут она и слетела.
- Теперь понятно.
- А хочешь, я расскажу тебе, как я узнал об исчезновении моего песика?
- Конечно, хочу,- отозвался Ловкач, подавляя тяжелый вздох.
- Я спал - так сладко, как спят обычно праведники, дети и я сам. Мне снился чудесный сон, один из тех, какие боги посылают лишь особам королевских кровей и мне. Представь, на рассвете пришел в мой дом Бел (ну, ты знаешь, покровитель воров) и сказал: "О, прекраснейший из прекрасных! Красота твоя затмила солнце, и боги недовольны. Они велят тебе хоть изредка прикрывать лицо шелковым платом, ибо невозможно им посмотреть на мир без того, чтоб не зажмурить глаза от яркого сияния твоего. А за то, что ты исполнишь их пожелание, они подарят тебе…"
Ши Шеламу так и не довелось узнать, что боги подарят Куршану, если он закроет свою физиономию платком. С тихой грустью поведал толстяк гостю, что как раз в этот момент его сна дико завопил охранник у дверей опочивальни и ему пришлось пробудиться.
- С чего ж он завопил? - с интересом осведомился Ши.
- Видишь ли, о сырная корка, он привык слышать не один храп, мой, а два - мой и Мухруза. Лишь к рассвету он разобрал, что из опочивальни доносится только мой голос, приоткрыл дверь и увидел, что Мухруза на месте нет. Тогда он снова закрыл дверь и заорал.
Ловкач, обиженный тем, что его назвали сырной коркой, молчал. Однако Куршан ничуть этим не обеспокоился. Прерывисто вздохнув, он достал из кармана халата зеркало, придирчиво осмотрел свои щеки и нос, выдавил маленький прыщик под глазом, потом убрал зеркало и продолжил рассказ:
- Все утро в панике бегал я по дому и по саду, рыдал, кричал, звал моего бесценного песика. Увы. Напрасны были надежды. Он не выскочил из-за куста, не бросился в мои объятия, не залаял так нежно, как умеет лишь он один… В довершение ко всем несчастьям мой слуга Раху принес… О, язык не повернется вымолвить это слово…
- Какое слово? - полюбопытствовал Ши Шелам, уже забывший о сырной корке.
- Хвост… Его хвост!
- Чей хвост? Мухруза?
- Да-а-а-а…- снова заплакал Куршан, осторожно пытаясь выдрать клочок волос из своего затылка.
- Какое горе…- пробормотал Ловкач, в душе ликуя. Он терпеть не мог это черное косматое чудище с человеческим именем и готов был благословить того, кто оборвал ему хвост.
- Еще б не горе,- буркнул разбойник, успокаиваясь.- Каково ходить без хвоста? Все равно что без головы.
- Без головы хуже,- не согласился Ши.
- Потому что у тебя нет хвоста.
- У тебя тоже.
- Фу! Ты запутал меня, племянник крысы из мусорной ямы. Конечно, у меня нет хвоста, да только мне он и не нужен. А Мухрузу - просто необходим.
Ши Шелам опять обиделся. Этот разбойник ловко придумывает прозвища - остается лишь порадоваться, что его не слышит Конан, а то бы на всю жизнь быть Ловкачу сырной коркой или племянником крысы, которая живет в мусорной яме. Но потом Куршан сказал то, от чего обида испарилась бесследно…
- Так что теперь придется мне выпустить тебя на волю,- так неожиданно закончил толстяк свой рассказ.
- На волю? - выпучился Ши Шелам.
- Ну да, на волю. Твой приятель заодно с гадким воришкой Длинным Анто украл моего драгоценного красавчика и требует, чтоб я отпустил тебя до нынешнего вечера. Вот, вечер уже наступает, иди себе, раб…
- Я не раб! - гордо вскинул подбородок воспрявший духом Ловкач.
- А-а,- махнул пухлой рукой Куршан.- Мне-то что за дело…
Он встал, вынул из кармана ключ и пошебуршил им в замке. Дверь клети со скрипом отворилась.
- Так ты меня отпускаешь?
- А зачем ты мне сдался? - грубо ответил Куршан.- Иди, мои парни проводят тебя до постоялого двора Артекса - там этот глупый варвар ждет тебя…
Ши Шелам, все еще не веря своему счастью, выскочил из клети и прытко поскакал по тропе. Сердце его стучало так громко, что казалось, на шум сейчас выбегут стражники и вернут его к петухам… Ну уж нет!
Но возле ворот его и в самом деле поджидали стражники. Они не стали хватать его за руки и бить - они просто отправились следом за ним, не приближаясь, но и не отдаляясь. Так, впятером, они и достигли постоялого двора малопочтенного Артекса.
* * *
Пока друзья праздновали освобождение Ши Шелама, заливая в глотки лучшее вино и закусывая лучшими кушаньями, в доме Куршана происходило вот что.
Водрузив в хрустальную вазу хвост бедного Мухруза, предварительно расцелованный в каждую шерстинку, разбойник уселся в глубокое мягкое кресло и приготовился ждать возвращения друга в родную обитель. Но проходило время, а стражники, посланные с Ловкачом на постоялый двор, как сквозь землю провалились.
Куршан поплакал, повыл, покатался в истерике по мягкому туранскому ковру, однако вскоре все эти занятия ему порядком наскучили. Тогда он осушил кубок крепкого красного вина и с холодной яростью в душе начал раздумывать о том, как ему поймать варвара и какой смерти предать. О, он не забыл и о Длинном Анто с мошенником Ши Шеламом! Для них он тоже найдет нечто особенное - они умрут не сразу, нет, не сразу…
Киммериец ошибся: Мухруз был не просто другом Куршана. Друга он не стал бы выручать из плена - к Нергалу всех друзей! Но за Мухруза он готов был отдать не только вшивую мелочь вроде Ловкача, но и всех своих слуг в придачу к дому, саду и богатству.
Несколько лет назад он, мучаясь мыслью о краткости земного бытия, пришел к колдуну Аникосу и испросил у него истинного бессмертия. Старик посмеялся над ним, сказав, что и сам смертен, а посему ничем помочь не может. Однако за пять десятков золотых дал хороший совет: ищи зверя, злобного и беспредельно тупого. Потом ищи человека - все равно какого. Сердце этого человека совмести с телом зверя и тогда лишь, сотворив особое колдовство и окропив голову пса своей кровью, получишь часть себя - часть, которая необходима для того, чтоб жить вдвое более положенного тебе срока. Куршан нашел зверя - черного пса, злобного и беспредельно тупого. Он привел его в каморку колдуна, привязал к кольцу у порога, потом молча положил на стол кошель с тысячью золотых монет. Старик понял его без слов.
- Поди,- сказал он с усмешкой,- на дорогу и жди прохожего либо всадника. Убьешь его и тело принесешь сюда.
Он так и сделал. Первый, кто проезжал по узкой лесной дороге этой ночью, был молодой зингарский рыцарь, беспечный и доверчивый, как девица. Куршан без труда вогнал ему кинжал под кадык, стащил с коня и приволок в каморку.
А там… Колдун ловко и быстро взрезал ему грудь, достал трепещущее еще сердце… Затем, не теряя времени, ударил колотушкой по лбу черного пса и тем же клинком рассек грудь и ему. Через несколько мгновений все было кончено. Сердце зингарского рыцаря забилось под густой шерстью зверя - с этого момента пес обрел имя и друга…
…Воспоминания разбойника прервал шум в саду. Он вскочил и бросился туда. Из четырех охранников, кои отправились вместе с Ши Шеламом на постоялый двор, он увидел только двоих, но взволновало его совсем не это. Оба парня, бледные и дрожащие, держали за концы огромный мешок, в котором что-то яростно барахталось.
- Мухруз! - крикнул Куршан, вне себя от счастья.
Он подскочил к мешку и, оттолкнув охранников, трясущимися руками принялся развязывать веревку. Вот оно - его бессмертие! Вот оно! Оно рычит и извивается, зато теперь они вместе навсегда!…
- Не выпускай его, господин! - вдруг отчаянно завопил один из парней.- Он безумный! Он загрыз Астида и Матха!
Но Куршан не слушал его.
- Мухру-уз,- ласково шептал он, раздирая узлы на веревке, - ты вернулся ко мне, мой песик…
Так и не сумев развязать мешок, Куршан выхватил из-за пояса кинжал и одним махом распорол холст. Черная косматая голова с оскаленной пастью высунулась в дыру, вращая злобными красными, как угли, глазами. Слюни, смешанные с кровью, ручьями стекали с губ, желтые зубы громко клацали. Разбойник быстро поцеловал пса в нос и обеими руками стал тащить его из мешка. Наконец Мухруз оказался на воле.
Заорав, охранники кинулись бежать в дом, за ними поспешили и слуги, наблюдавшие за освобождением хозяйского друга издалека.
С умилением и слезами на глазах смотрел Куршан на вновь обретенное бессмертие, мысленно воздавая хвалу колдуну Аникосу.
А пес постоял с мгновение, озираясь и рыча, потом медленно повернулся к хозяину.
- Мухру-у-уз…- прошептал тот, делая шаг навстречу другу и раскрывая объятия.
И Мухруз прыгнул. Только в последний момент, когда острые зубы пса уже смыкались на его горле, Куршан понял, что колдун его обманул. Бессмертия не существует.
