Вместо ответа иконоборец уселся и скинул на плечи капюшон.
Годимир едва сдержал удивленное восклицание. Это ж надо! Или мерещится? Да нет, ошибиться невозможно. Насмешливый взгляд. Под правым глазом зеленоватый след от синяка, а немного ниже его теряется в окладистой бороде тонкий белесый шрам.
Не может быть!
- Вижу, узнал меня, пан рыцарь? - Человек коротко рассмеялся, показывая из-под усов обломанный зуб - через такую дырку плеваться очень даже удобно.
- Ярош? Ярош Бирюк?
- Точно! А еще? - проговорил разбойник вдруг сильно охрипшим голосом.
- Нищий из корчмы Андруха Рябого?
- И тут не оплошал! Молодец, пан рыцарь!
Годимир нахмурился. Во-первых, слово "пан" Ярош произносил как-то… Ну, без всякой почтительности, скажем так. Скорее с изрядной долей насмешки. Во-вторых, что может быть общего у благородного рыцаря, борца с несправедливостью, и разбойника с большой дороги? Прознают прочие рыцари - стыда не оберешься. В-третьих, он не мог не согласиться, что Ярош - а ведь это был он - помог ему в драке возле конюшни. Дрался-то лесной молодец на его стороне.
- Ну? Что тебе надобно? - буркнул словинец безо всякой приязни.
- Вот те раз! - воскликнул Бирюк. - Разве так гостей встречают?
- Ты мне не гость! - отрезал рыцарь. - Зазорно мне с такими как ты разговоры разговаривать!
- А зачем тогда из колодки меня освобождал? - прищурился разбойник.
- А захотелось просто! - в тон ему ответил Годимир. - Ну, освободил и освободил. Теперь за мной следом таскаться надо? Ты что, Серый Волк из сказки? "Отпусти меня, добрый молодец, я тебе пригожусь…" Шел бы ты!
Рыцарь взялся за рукоять меча.
На Яроша это движение не произвело ни малейшего впечатления. Или был уверен в своем умении записного драчуна (что ни говори, а колом он управлялся мастерски, значит, наверняка и другим оружием владеет отменно), или не считал, что рыцарь его всерьез рубить станет.
- Я кому говорю? - возвысил голос словинец.
- Ты на меня не кричи. - Лесной молодец вновь показал щербатый оскал.
- Это еще почему?
- Да потому, что я не тебе помогать пришел.
- А кому?
- Шпильману.
- Ну… - Годимир задумался. Подмывало послать подальше разбойничка, но внезапно пробудившаяся слабая надежда - а вдруг получится? - не позволяла. - Точно?
- Точнее не бывает. Какого лешего я брехать должен? С какой такой радости?
- Ну…
- Да ты не "нукай", пан рыцарь, не запряг поди. И в Ошмяны я не за вами пришел.
- А за кем?
- А за Сыдором из Гражды. Поди, слыхал про такого?
- Так ты же сам говорил про него в корчме…
- Говорил, - Ярош кивнул. - Только не все. - Он соскочил с сундука, потянулся. Скривился. - Удавлю, когда поймаю.
- Если поймаешь.
- Поймаю, уж не сомневайся…
Годимир прошел в комнату, осторожно поставил цистру в угол. Уселся на сундук.
- За Сыдором, значит, гоняешься…
- За ним. - Бирюк не заставил себя уговаривать - вспрыгнул на сундук Олешека. Поддернул черный балахон так, что показались пропыленные сапоги и заправленные в них порты.
- Вона оно как… - Рыцарь расправил усы и вдруг спросил, будто только что вспомнив: - А какой он из себя?
- Сыдор-то?
- Ну, Сыдор. Кто ж еще?
- Молодой. Года двадцать два ему… Хотя я не считал - очень надо. Русый. Бородку стрижет на благородный манер. Он, понимаешь ли, пан рыцарь, на каждом углу свистит, что, дескать, из бастардов. Прямо не говорит, но намеки всяческие стоит, что де возможно и королевской крови…
- Ну, так в Заречье это не трудно.
- Верно говоришь. Королей у нас - как грязи. Лучше бы грязи больше было.
Годимир хмыкнул. Наглец, каких поискать. Но смельчак. И лицо честное, хоть и разбойник. Вот и думай после этого, пан странствующий рыцарь, с кем тебе больше дружбу водить хочется? С равными тебе, но спесивыми без меры, вроде пана Стойгнева или того же королевича Иржи, или с лесными молодцами, от которых, по крайней мере, знаешь, чего ждать? Все равно для острастки словинец буркнул:
- Ты болтай, да меру знай. Что еще про Сыдора расскажешь?
- Да что про него рассказать? На морду, так у нас таких из десяти - десяток. Но сволочь, каких поискать.
- Эк ты его не любишь! - Годимир скинул левый сапог. Почесал пятку.
- А не за что мне его любить. Как думаешь, пан рыцарь, кто меня Желеславу сдал?
- Да неужто?
- Вот именно. Как есть сдал. С потрохами. Тепленького взяли, с перепою.
- Как же так? Я-то думал…
- Что думал? Что лесные молодцы друг дружке братья?
- Ну, не то, чтобы братья…
- Глупости! У нас грызня такая идет… Почище чем у комтуров, когда великий магистр копыта отбрасывает. Сыдор мне сразу не по нутру пришелся. И откуда только заявился на мою голову! Тут ведь раньше моя хэвра ходила… Не великая, но полдюжины молодцев всегда имелось под рукой… Может, я сам виноват, только своим парням сильно уж разгуляться не давал. Зачем купца резать, ежели с него плату за проезд по моей земле взять можно? А Сыдор удержу не знает. И обобрать ему все равно кого. И еще. Любит убивать. Просто так. Для развлечения, чтобы удаль молодецкую показать. - Ярош едва не виновато развел руками. - Вот мои ребята к нему и переметнулись. Он и меня звал. Сперва добром, честь по чести приглашал. По его чести, само собой. Ну, я ему и растолковал - где я его приглашение видал и куда он его засунуть может. Предложил в драке решить, кто водить хэвру будет.
- Поединок - это правильно. Это по-рыцар… - ляпнул Годимир и прикусил язык. Еще не хватало! Сравнивать лесных молодцев с рыцарями! Позор и оскорбление всему рыцарскому сословию.
Его заминка, конечно, не укрылась от Бирюка, но разбойник даже виду не подал. Продолжал, как ни в чем не бывало:
- Только он честной драки забоялся. А вскорости и повязали меня… Эх, говорила мать-старушка - не пей сынок, пропадешь. Вот. Едва не пропал. Кабы не ты, пан рыцарь, со шпильманом… - Ярош опять показал выбитый зуб. - Вот такая вот сладкая бузина выходит.
- Что? - дернулся Годимир.
- Что "что"? - не понял разбойник.
- Ты сказал - сладкая бузина.
- Так и что с того? Сказал и сказал. Присловье у Сыдора есть такое.
- И Пархим говорил…
- Какой такой Пархим? Я ж вам ясно сказал еще в корчме - убили Пархима-горшечника.
- Ну, не Пархим, значит. А тот, кто себя за него выдавал. На чьей телеге мы к Щаре подъехали.
- А ну, а ну… - Ярош подался вперед, как боевой конь, заслышавший сигнал к атаке. - Какой он из себя будет?
- Да какой? Молодой. В кучме да в киптаре, как простой кметь. Борода русая, подстриженная… Вот те раз! - Годимир хлопнул себя по лбу. - Так это же…
- Точно, пан рыцарь! - подтвердил его предположение Бирюк. - Сыдор и есть. Вот сука! Еще кучмищу напялил. Он, гнида, любит переодеваться.
- Он у переправы нас бросил с телегой. А сам ушел. На коне, пожалуй. Коня не оставил.
- Сыдор - он хитрющий, как сто лисов в кучу сведенных. Радуйся, что не прирезал сонного.
- Ну, так что меня резать? Гол как сокол. Всего-то добра - баклажка с водой. Желеслав постарался…
- Да знаю, знаю. Слыхал твою историю. Нынче в обед все стражники болтали почем зря…
- А Олешек видел Пархима… Тьфу ты! Сыдора он видел.
- Где?
- Ну, откуда же я знаю? Где-то тут, в замке…
Ярош сжал кулаки. В его глазах появился опасный блеск.
- Все, пан рыцарь. Решено. Как стемнеет, идем музыканта выручать.
Годимир задумался. За свою не слишком-то долгую жизнь он почти не встречал людей, которые совершали бы благие поступки бескорыстно. Даже странствующие рыцари охотились на чудовищ, уничтожали разбойничьи хэвры, провозглашали справедливость не за просто так, а за почет, уважение, определенные привилегии, недоступные прочей рыцарской братии, за восторг и поклонение прекрасных панн. Святоши, навроде иконоборцев, умерщвляли плоть постом, холодом, молитвами и бесполезной, зато тяжелой работой тоже за уважение и благоговение мирян, да, в конце концов, за свободный вход в Королевство Господе в недалеком будущем. И это можно понять. Так уж человек устроен - всегда ищет выгоду, хоть и норовит прикрываться веточкой смирения и бескорыстия. Зачем Ярошу вызволять Олешека? Неужели просто долг отдать хочет за перерубленную цепь на колодке? А больше ничего не потребует? Чего-нибудь эдакого, несовместимого с рыцарской честью? А пусть попробует! В конце концов он, Годимир, не Сыдор. От честной драки бегать не будет. Ничего сказать нельзя, с колом Бирюк здорово управляется, ну, так и он с двенадцати лет мечом махать учился. Еще поглядим кто кого…
- Зачем это тебе? - спросил рыцарь напрямую.
- Что?
- Зачем помогаешь нам?
Ярош пожал плечами:
- А не знаю! Могу я что-то делать просто так, потому что хочется?
- Ну…
- Я - человек вольный. Не кметь, не стражник, не монах. Что хочу, то ворочу. Да и задолжал я вам. Тебе и шпильману. Подумай, что было бы, если бы Сыдор раньше вас проехал? А я - в колодке…
Годимир не ответил. Он думал уже о другом:
- Слушай, Ярош, но ведь если Олешек согласится убежать, значит признает тем самым, что лазутчик загорский? Ведь если не виновен…
- Эх, пан рыцарь, пан рыцарь… Сразу видно благородного паныча. Свобода есть свобода. И правоту свою лучше доказывать не в застенке сидя, а на вольной волюшке. Когда-нибудь ты это поймешь.
- Да чего там доказывать? Если сбежал, значит виновен. Был бы я судьей…
- Вот и хорошо, что ты не судья. Давай так, пан рыцарь Годимир, дверь ему откроем, а там пускай сам решает - бежать или в подземелье оставаться, справедливости королевской дожидаючись. Согласен?
- Ладно! - словинец махнул рукой. - Будь что будет! Согласен!
Ярош обрадованно оскалился, мелькнула чернота щербины:
- Тогда и отдохнуть не помешает. Я, пан рыцарь, как волк: когда травят, бегаю, а когда отстанут, отсыпаюсь. - Он одним движением улегся на бок, трогательно подсунув кулак под бородатую щеку. - Сыграл бы чего-нибудь, пан рыцарь, если спать не хочешь.
Годимир яростно замотал головой:
- Не-а! Не умею. Не моя цистра. Его.
- Шпильмана, что ли?
- Ну да.
- А! Я-то думал, благородные панычи всю музыку превзошли. И цистры, и басотли… А выходит, нет.
Он зевнул и закрыл глаза.
Заснул или притворяется - не поймешь. Да и есть ли нужда понимать?
Годимир скинул второй сапог. Ведь и правда, лучше отдохнуть сейчас - не ровен час полночи бегать придется. Он с трудом представлял, как именно Ярош собирается освобождать Олешека. Стражу рубить? Если так, то он в подобном бесчинстве точно не помощник. А если…
За этими рассуждениями его и сморил сон.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
КУТЕРЬМА
- Просыпайся, пан рыцарь…
Годимир открыл глаза. Ярош легонько тряс его за плечо.
- Силен ты дрыхнуть!
Словинец потянулся, с наслаждением хрустнув суставами:
- Что, пора?
- Да вроде угомонились уже. Пошли.
Разбойник накинул на голову капюшон, спрятал кулаки в рукава - пусть кто-то скажет, дескать, не иконоборец.
- Ты где хоть рясу взял? - потянувшись за мечом, подозрительно спросил рыцарь. Не хватало еще замараться сообщничеством с убийцей святого человека.
- А ты как думаешь, пан рыцарь? - Ярош оскалился, чиркнул ногтем большого пальца поперек кадыка. И вдруг засмеялся тихонечко. - Да шучу я, шучу. Спер я балахон. И не у тех святош, что с тобой у Андруха карасиков мусолили. Давно еще спер. Вот. Пригодился.
Годимир кивнул, поверив сразу. Грубый и нагловатый Бирюк почему-то располагал к доверию. Может быть, потому, что не лукавил? Резал правду в глаза, а не выискивал обходные пути.
- Ты меч оставил бы, пан рыцарь… - без излишней настойчивости, но твердо проговорил разбойник. - Не ровен час встретишь знакомого какого или там стражника, тяжело объяснять, с каких таких делов ты к ветру вооруженным ходишь.
Поразмыслив, Годимир и тут не мог не согласиться. Видно, Ярош уже все продумал. Может, и не спал вовсе, а прикидывал, как получше устроить освобождение Олешека.
Никого не встретив, они вышли на крыльцо боковой башни. Слева нависала громада донжона - единственного каменного строения в замке Доброжира.
Смерклось окончательно. Но летняя ночь светла. Россыпь звезд, пролегающий посреди неба Путь Молочника. Цепляясь масляным брюхом за зубцы, ползла вдоль замковой стены почти полная луна.
Ярош сделал знак рукой - подожди, мол, не спеши. Прислушался.
Из караулки у ворот послышался смех. Резкий окрик. Похоже, кто-то из стражников вовремя не поддался и нехотя обыграл в кости десятника. Начальники таких просчетов не прощают. И чем меньше начальник, тем дольше зло держит.
Годимир хотел было идти дальше, но Ярош вновь придержал его.
По гребню стены шагал воин Доброжира. Шагал, следует сказать, беспечно, глядел больше под ноги, чем по сторонам, а гизарму и вовсе нес на плече, как кметь лопату. Да из кметей, скорее всего, в стражу и выбился. Охранник миновал надвратную башню, оглянулся назад - не смотрит ли кто, - и, прислонив гизарму к стене, полез под суркотту. Ночную тишину огласило веселое журчание. С высоты полутора сажен отливать - не шутка. Какой-то остряк даже зарифмовал:
Лучше нету красоты,
Чем мочиться с высоты…
Стражник облегчился, завязал гашник штанов, зевнул с подвыванием.
Проследив за ним взглядом, Годимир шепнул разбойнику на ухо:
- Где Доброжир преступников держит?
- Вон там - за углом и в подвал. Три ступеньки, - также шепотом отвечал тот.
- А охрана?
- Да какая охрана? С вечера стражник замок запер, утром отопрет, покормит.
- А как же с замком быть? - растерялся рыцарь. - Ключ-то, небось, в караулке… Или, того лучше, у мечника здешнего. Как его зовут-то?
- Забыл, с кем связался? - оскалился Ярош. - Да мне замок вскрыть - раз плюнуть. Здешние мастеровые - неумехи косорукие. А настоящих замков, из Лютова или Белян, днем с огнем не сыщешь - дорого для местных королей да рыцарей.
- Я думал, ты больше на дороге проезжих режешь, - не удержался от подначки Годимир.
- Это ты меня с Сыдором перепутал, пан рыцарь, - скрипнул зубами Бирюк. И, не дожидаясь ответа, нырнул в темноту.
Годимир поспешил за ним, стараясь не слишком шуметь и не отстать от шустрого разбойника.
По правую руку, судя по щекочущему ноздри аромату перепревающего навоза, находилась конюшня. Привязанные в стойлах скакуны гостей и хозяйские животные время от времени фыркали, били копытами об утоптанную землю, хрустели сеном.
"Где-то мой рыжий?" - подумал рыцарь. Жаль будет потерять отлично выезженного коня…
- Ворон не лови! - ткнул его локтем в бок Ярош.
- А? - дернулся Годимир.
- Борона! - насмешливо ответил разбойник и показал пальцем на едва различимую в темноте дверку.
Да, такую преграду можно и не охранять. Доски пригнаны плотно, на совесть. Толщина тоже - дай Господи. Замок висит на мощных скобах. Без шума не выломать. Да и сам замок с полпуда весит. Поди подступись…
- Ерунда. Раз плюнуть… - Бирюк, похоже, придерживался иного мнения о крепости запоров. В его пальцах мелькнула продолговатая железка - не то гребенка, не то игрушечный мечелом. - Зареченские кузнецы думают испугать всех своими замками. Увидят, мол, и обделаются - вот это силища, - насмешливо проговорил разбойник легкими движениями тыкая своим хитрым инструментом в замочную скважину. - А на деле вскрывать их легче легкого. Ни тебе секрета, ни тебе ловушки какой… Крепкие конечно, не спорю… - Он напрягся, надавил посильнее. - Вот пожалуйте, не обляпайтесь… Я же говорил!
Ярош показал Годимиру раскрытый замок. Сколько же времени он отнял у взломщика? Десяток ударов сердца, не более. Если бы еще трепался меньше, справился бы вдвое быстрее.
Хорошо смазанные петли провернулись без скрипа.
- Кто там? - раздался слегка дрожащий голос Олешека изнутри. - Кого среди ночи несет?
- Подымайся, музыкант. На свободу отправляешься. С чистой совестью, как говорится… - проговорил Ярош.
- Что-то я не понял… Ты кто, добрая душа, а? - подозрительно откликнулся шпильман.
- Все хорошо, Олешек, - вмешался Годимир. А то еще, чего доброго, подумает, что наемные убийцы среди ночи по его душу заявились. - Это я.
- Ох, ты, мать честная! Годимир! - нескрываемая радость зазвенела в голосе музыканта. - Вот спасибо! Порадовал! А с тобой кто?
- Да есть тут один! - пробурчал Ярош. - Эх, достал бы кистенек из-под полы, да накинуты на руки кандалы… Не припоминаешь?
- Неужто колодочник? - чего-чего, а соображал Олешек быстро. Этого не отнять у мариенбержца. - Погоди-ка, дай вспомню сам… Ярош? Ярош Бирюк!
- Молодец, догадался!
- Я смышленый, - проговорил шпильман.
- Оно и видно! - напустился на него рыцарь. - От большого умища в буцегарню залетел, видать?
- Поклеп! Гнусный поклеп! - Олешек, отряхивая со штанов и зипуна прилипшие соломинки, выбрался наконец-то на волю.
- Так можешь остаться и подождать королевского суда, - невозмутимо произнес Ярош. - Про Доброжира говорят, мол, справедливый. В меру. Глядишь, и оправдает…
- Э-э, нет! - затряс Олешек головой. С такой силой затряс, что Годимир подумал: еще чуть-чуть, и отвалится. - Пускай он хоть трижды справедливый и честный, этот суд королевский, а свобода мне дороже!
Он огляделся по сторонам. Почесал затылок.
- Коня угнать, конечно, не получится… Вы со мной, а?
- Не "акай"… Мы подождем, - ответил Годимир. - Если помнишь, мне еще Господний суд предстоит с Желеславом. Или с мечником его.
- Мне тоже кой-кого еще найти надобно, - в свою очередь отказался Бирюк. - Ты, музыкант, говорят, Сыдора видел тут?
- Кого?
- Нам он Пархимом назвался, - пояснил рыцарь. - А на самом деле - это Сыдор из Гражды.
- Вот оно что! - протянул Олешек. - Вижу, у вас, разбойнички, старая дружба.
- Ага, - кивнул Ярош. - Друзья до гроба.
Шпильман рассмеялся:
- Хорошо сказал! Можно, я в какой-нибудь песне использую?
- Да какой разговор? За кружкой пива я тебе еще не таких пословиц навыдаю… Так где ты Сыдора видел?
- Боюсь, мне нечем тебе помочь, - развел руками музыкант. - Вчера это было. Так, лицо знакомое в толпе мелькнуло… Я за ним. Он - от меня. Не догнал, само собой. Он верткий, как угорь. Окликать не стал. Думал - выслежу да выясню, кто ж он такой… Теперь ясно, чего он бежал.
- Не ясно только, что он в королевском замке делает, - рассудительно заметил Годимир.
- Что делает, что делает… - ворчливо проговорил Ярош. - Замыслил чего-то. Между прочим, в корчме Андруха ваших коней его люди свести намеревались.
- Да ну?
- Вот тебе и "ну"!
- Знал бы ты, пан рыцарь, с какой радостью я Вакулу колом по башке приложил… - Бирюк даже глаза закатил, вспоминая.