Что да, то да, подумал Эннеари. Это родством гномы считаются кланами - а живут, где придется. Даже в самом малом поселении на полторы сотни душ беспременно найдется хоть кто-нибудь из твоего же клана. Чтобы гном среди гномов да родню не сыскал - не бывает такого.
- А если ты того же клана гном, значит, родственник, - заключил Лоайре. - Разве можно допустить, чтобы родственник вдруг в общежитие подался, как неродной? Ну, если у тебя там особо близкие друзья из людей или эльфов - тогда конечно... хотя тут уж скорее родня, чем тебя в общежитие отпускать, этих твоих друзей к себе перетащит. Друзья родственника тоже ведь не чужие, верно?
Лицо его приняло умиротворенное, мечтательное выражение - как и всякий раз, когда Лоайре принимался говорить об Арамейле. Скорее бы уж университет о наборе зодчих объявил, что ли, подумал с мысленным вздохом Эннеари. Конечно, двадцать лет ожидания - не срок... но если Лоайре придется ждать еще столько же, он и вовсе истоскуется.
Быть может, намечтавшись вдоволь, Лоайре продолжил бы свой рассказ о нравах гномов вообще и университетских гномов в особенности, однако на сей раз эти, вне всякого сомнения, увлекательные сведения так и остались невысказанными. Лоайре не то, что о гномах поведать - даже и помечтать толком не успел: папаша Госс приглашающе махнул рукой - дескать, нам сюда - и свернул в одну из боковых улиц.
- А зачем нам сворачивать? - поинтересовался Эннеари, поравнявшись со своим добровольным сопровожатым. - Улица Восьми Королей идет прямо к дворцу - или я что-то путаю?
- Не путаешь, - с обычной своей спокойной обстоятельностью пустился в объяснения мельник. - А только на дворец вы еще наглядеться успеете. Дворец Найлисский, конечно, тоже чудо из чудес, никто не спорит, и не полюбоваться им вовсе даже негоже. Но сейчас мы не к дворцу направляемся...
... Ну, кто не ко дворцу, подумал Эннеари, а кому как раз именно туда и путь лежит...
- ... а едем мы к Рассветной Башне. Если к ней потом со стороны дворца выезжать, она тоже смотрится хоть куда - а все-таки не так. Лучше всего выехать на площадь здесь, по Малой Ратушной улице. Тут тебе и красота, если кто понимает. Ты меня слушай, лучник, я тебе плохо не посоветую.
- И то, - согласился Эннеари, невольно перенимая выговор собеседника, вплоть до придыхания перед гласными. - Если мой... э-ээ... приятель не прилгнул, на Рассветную Башню и впрямь стоит поглядеть.
- Еще как стоит! - убежденно заверил его папаша Госс. - Ты... ты такого никогда в жизни не видывал. Даже у вас такого нет. Вот погоди, сейчас поворот будет, а сразу за поворотом Башня и откроется.
Он еще и договорить не успел, когда улица резко повернула, и взорам потрясенных путников открылась Рассветная Башня. Из уст эльфов единодушно исторгся слитный стон восторга, искренний и мучительный, словно первая любовь - папаша Госс аж крякнул от удовольствия при виде их ошеломления.
- Тот, кто это сделал - сумасшедший, - благоговейно изрек хриплым от восхищения голосом Лоайре. - Честное слово.
Он прав, промелькнуло в голове у Эннеари. Это безумие - чистейшее, благороднейшее безумие в самом высоком смысле этого прекрасного слова. Мрамор и гранит, яркие, как цветы, изразцы и умелая роспись - этих изысков Арьен за минувший год навидался, поездив по людским городам. Но Малая Ратуша, но Рассветная Башня Найлисса... покойный отец Лерметта, король Риенн, догадался облицевать ее золотисто-рыжим авантюрином. Солнечные лучи высекали облака сверкающих искр, дробились и рассыпались невесомым золотом, полыхали и таяли на поверхности камня. Башня стройно высилась, окруженная золотым мерцающим ореолом. Понятно, почему ее назвали Рассветной. Какое, должно быть, наслаждение - ждать рассвета, не сводя глаз с рыжих стен, ждать, когда же, наконец, первые рассветные лучи изольются на Башню, и она мало-помалу замерцает, заискрится на солнце, сначала приглушенно, а потом в полную силу, пока не вспыхнет ежедневным волшебством! И ничего лишнего, никаких украшательств и завитушек - сама стройность, отпечатленная на клубящемся золоте, четкий силуэт посреди парящего облака.
- Свет и Тьма... - прошептал непослушными губами Эннеари.
Я никогда этого не забуду, подумал он - не словами, а чем-то другим, чему не мог бы подобрать названия. Никогда. Этого нельзя, невозможно забыть. Я буду видеть это во сне - золотое облако, несущее искристый камень.
Неизвестно, сколько времени эльфы простояли, словно завороженные, пока восторженную тишину площади, которую звук шагов нечастых в это время суток прохожих не нарушал, а только подчеркивал, не разорвал стук копыт - да и то Эннеари не враз удалось стряхнуть очарование и оторвать взгляд от Рассветной Башни. А когда удалось, он снова обомлел - до того подобало Малой Ратуше новое видение.
По прямой, как копье, улице, наискосок выходящей на площадь, летел всадник в золотистых одеждах - словно лепесток светлого пламени, оседлавший пламя рыжее. Эннеари затаил дыхание. Белогривый за минувший год нимало не растерял ни красоты, ни резвости. Он несся немыслимым для обычной лошади аллюром, вытянувшись в струну и едва касаясь копытами мостовой, словно спеша слиться с мерцающим ореолом Рассветной башни.
Лерметт осадил коня в самой гуще золотого облака. Все-таки для человека он был необыкновенно быстрым - Эннеари едва только успел соскочить наземь, а Лерметт уже шел ему навстречу своей обычной стремительной походкой.
- Арьен! - выдохнул Лерметт. Глаза его сияли радостью почти нестерпимой. Как же хорошо, что мы послушались мельника и свернули на Ратушную площадь, ошарашенно подумал Эннеари: где-нибудь во дворце такая радость вызвала бы смущение своей неуместно обнаженной откровенностью - но здесь, окутанная клубящимся сверканием, она могла быть только такой.
А больше ничего он подумать не успел, бросившись в крепкие объятия друга, с которым был разлучен целый год. Надо же, когда-то он, как и все эльфы, думал, что год - это очень короткий срок... враки, иной год подлиннее вечности будет!
- Арьен! - улыбаясь, повторил Лерметт. - Как же ты вовремя!
- Ты не меняешься, - со счастливой ухмылкой сообщил Эннеари - вроде бы и невпопад, а на самом деле так очень даже впопад. Как же ему была знакома эта манера! В этом весь Лерметт: глаза так и кричат, как он стосковался по друзьям за этот год - но вслух о своих чувствах ни полсловечка, сразу о деле. Он и в бытность свою принцем этой привычке не изменял, а уж заделавшись королем, и подавно. В свое время Арьен страшно обманулся, приняв его сдержанность за надменную холодность, но уж теперь-то он знает Лерметта, как облупленного... странно даже, что год разлуки ничего не отнял от его знания - скорей даже прибавил. Иные вещи доступны пониманию как раз издалека. И понимание это подсказывало Арьену, что Лерметт, несмотря на прежние ухватки, на самом-то деле изменился, и сильно - вот только Арьен, ошеломленный новой, неведомой ему прежде красотой Найлисса, оглушенный радостью встречи, был покуда не в силах ухватить суть этих изменений.
- Если бы ты ко мне не собрался, я бы сам к тебе поехал, - продолжал меж тем Лерметт. - Но как ты узнал?
- О чем? - мигом встрял неугомонный Лэккеан.
- О том, что я затеваю, - уклончиво ответил король.
- Да не знал я ничего, - признался Арьен.
Откуда мне было знать о твоей затее, когда я только о своей и думал! Хотелось бы еще выяснить, как твоя затея будет сочетаться с моей. Остается надеяться, что одно другому не помеха - потому что я от своего замысла не отступлюсь, учти. Да и ты от своего не отступишься. Легче голыми руками гору срыть, чем заставить тебя отступиться. Я таких упрямцев, как ты, отродясь не видывал... разве что в зеркале.
- Тогда я после расскажу, - пообещал Лерметт. - Когда обустроитесь. Ведь не посреди же площади о делах болтать. Вот доедем до дворца...
- Что ж ты нас тогда во дворце не ждал? - осведомился Эннеари, потихоньку приходя в себя.
- Да я как узнал, что вы приехали, так и сорвался навстречу, - смущенно усмехнулся Лерметт.
Папаша Госс, озиравший все перипетии встречи, окончательно смекнул, что к чему, да так и застыл, потрясенный. Выражение его лица было неописуемо. Оно представляло собой весьма достойное зрелище - пожалуй, не менее достойное, чем Рассветная Башня, хотя и совершенно в другом роде. Эннеари готов был поклясться, что не только Малая ратуша будет посещать отныне его сны. Ошарашенная физиономия мельника из Луговины, а наипаче его лысина, величественно отливающая отраженным золотом Рассветной Башни... да, не всякий эльф сможет похвалиться подобными снами!
- Папаша Госс! - король обратил улыбающееся лицо к несчастному мельнику. И снова Эннеари с уважением подумал о жителях Луговины и их похвальных свойствах души. Другой бы на месте папаши Госса обезъязычел окончательно, а то и грохнулся без чувств от оказанного ему королем благоволения. Мельник же, напротив, подобрался, приосанился, расправил плечи; растерянный его взгляд сразу же осмыслился, заблестел умом и - кто бы мог поверить! - несомненным юмором.
- Вот видишь, - почти тожественно заявил он - но не королю, а слегка ошалевшему от подобного экивока Арьену, - моя правда выходит! Говорил я тебе, что спутник твой прошлогодний никакой не свистоплюй, а как есть обстоятельный и надежный?
При слове "свистоплюй" брови Лерметта поднялись не домиком даже, а прямо-таки целым дворцом, но держался он как нельзя более мужественно.
- И слову своему полный хозяин, - напомнил Эннеари в тон.
- Вот-вот, - со степенной важностью кивнул мельник. - Ты его держись, он тебя плохому не научит. Ты ведь молодой еще, сам не догадаешься - так и слушай старших, дурного не присоветуют.
Если учесть, что Эннеари на самом-то деле был старше папаши Госса вдвое с лихвой, немудрено, что на сей раз хохота сдержать не удалось никому. Папаша Госс потупился с должной скромностью - как и всякий мастер, когда ему удается поразить народ делом рук своих.
- Вот это, я понимаю, совет, - с трудом вымолвил Лэккеан. - Вроде овсяной похлебки - без чаши вина внутри и не утвердится.
Ах ты, нахал! И ведь поздно уже тебя одергивать... поздно - да и не нужно.
В глазах Лерметта так и заплясали развеселые чертенята.
- Это верно, - произнес он как нельзя более серьезным тоном. - Я полагаю, если один король, один мельник и целая компания эльфов зайдет в трактир пропустить по чаше вина, это будет как нельзя более правильно.
Это и впрямь оказалось правильным и уместным. Конечно, трактирщик при виде короля в церемониальном наряде, да вдобавок в сопровождении столь странной компании, глаза выпучил - однако в обморок падать или судорожно заикаться все-таки не стал. Очевидно, визит короля к одному из своих подданных этим самым подданным был не в диковинку. Навряд ли его величество во время таких визитов облачался с подобной пышностью, однако судя по тому, как легко оправился от первого замешательства трактирщик, Лерметту случалось захаживать не только во дворец. А что до королевского платья... будет чем похвалиться тощему трактирщику: мол, ко мне король не просто так зашел, а в лучшем своем наряде - то-то пересудов пойдет по поводу столь неслыханного благоволения! Эннеари не сомневался, что в ближайшие дни трактир сменит вывеску - и прозываться отныне будет "Королевская мантия" либо "Наряд Его Величества". Чтоб все знали, ценили по достоинству и заходили в то наипримечательнейшее заведение, для посещения которого король так расфрантился. Пусть заходят - сперва поглазеть, потом обсудить подробности королевского визита с трактирщиком, словно бы прибавившим в росте от нестерпимой гордости, а заодно и винца тяпнуть... а потом спросить закуски, потом еще вина, потом... в общем, и без лишних слов ясно, что будет потом. Стоит только глянуть, с какой быстротой мелькают руки трактирщика, как непринужденно летают над чашами бутыли, словно странные птицы из белой, зеленой и рыжей глины, сверкая глянцевыми боками... да, потом будет то самое, о чем подумал, веселясь в душе, Эннеари.
Потягивая легкое вино, Арьен украдкой рассматривал короля. Всего-то год миновал, а Лерметт переменился разительно. Вот уж сейчас его никто не перепутал бы с эльфом даже и издали. Как ни странно, Лерметт пальца на три прибавил в росте, изрядно раздался в плечах и приметно осунулся. Он перебрасывался шутками с папашей Госсом, смеялся и дурачился, как встарь - может, даже и больше прежнего - но предаваться веселью с прежней безоглядностью у него уже не получалось. Былая легкость исчезла бесследно, сменившись зрелой мощью. Принц стал королем - и не только по платью.
Да и платье королевское пристало ему, как мало кому другому. Эннеари не без любопытства разглядывал непривычный наряд друга. Длинный походный нарретталь - по летнему времени легкий, шелковый; узкие рукава майлета... все в золотистых тонах, династических. Нагрудное украшение в тех же тонах - тигровый глаз, янтарь... надо будет непременно спросить у Лерметта, что это за штука и зачем она нужна - ведь наверняка она не просто так привешена, а что-то означает. И, конечно же, корона... более необычной короны Эннеари не видывал сроду. Обруч ее был не округлым, а каплевидным, и острая оконечность капли нисходила почти до середины лба. Шапочки-бриолеты, общепринятые в Найлиссе, Эннеари и прежде попадались на глаза, но чтобы корона... или это как раз шапочки повторяют ее форму? Эннеари усмехнулся, сообразив что вновь принялся за старую игру в угадайку: смотрит во все глаза на непонятное ему одеяние и гадает - что бы все это могло значить?
- Я прямо с дороги, - пояснил Лерметт, перехватив его взгляд. - Даже и переодеться не успел. Мне еще в городских воротах доложили, что посольство прибыло - так я свиту отправил во дворец, а сам навстречу и бросился.
С дороги?! Эннеари едва удержался от изумленного вопроса: что же это за дорога такая, куда ездят при всех регалиях? Какой-то год тому назад, в бытность свою всего-навсего принцем, Лерметт в дорогу собирался совсем иначе. Простая рубашка небеленого полотна, охотничьи штаны из тонкой замши, запасной майлет... а вот теперь король Лерметт куда-то ездил, разряженный словно для дворцового приема. Чудные, однако, дела творятся. Притом же навряд ли у него настолько переменились вкусы и привычки. Конечно, люди меняются быстро - с точки зрения эльфов, порой до неприличия быстро - но ведь не настолько же! Так что едва ли Лерметту разъезды в подобном виде нравятся - самое большее, забавляют. А и тяжелое же это дело - быть королем! Хочешь, не хочешь, а изволь соблюдать приличия. Не распахнутая на груди рубашка, а длинный нарретталь, и чтобы непременно шелковый, и чтобы все висюлины на своем месте - и янтарь на месте, и тигровый глаз, и вот эти золотистые топазы и желтые сапфиры, и вот эта узкая золотая цепь из резных звеньев... цепь? Из резных звеньев?!
Эннеари судорожно сглотнул. И как только он мог сразу не заметить? Побрякушки всякие вон сразу разглядел, а это... это... да когда Лерметт успел?!
- Лериме, - враз севшим голосом осведомился Эннеари, - когда ты успел получить цепь доктора наук Арамейльского университета?
- Почетного доктора, - поправил его Лерметт. - Этой зимой.
Лоайре, до того негромко беседовавший с Лэккеаном, развернулся к королю всем телом, да так и замер, уставясь на резную цепь. Эннеари ухмыльнулся. Все, пропал Лерметт, со всеми потрохами пропал. Теперь уж Лоайре от него нипочем не отцепится. На королевский сан Веселому Отшельнику было, в общем-то, наплевать: подумаешь, цаца какая - король! Да мы на своем эльфийском веку этих королей видели, что яблок на ветке - и еще увидим. А вот почетный доктор, да не какого-нибудь университета, а Арамейльского... это - да! Такого человека надо уважать всемерно. Ради этого уважения можно ему и королевское его достоинство простить: он же не нарочно.
Лоайре был не одинок в своих чувствах. Папаша Госс тоже взирал на Лерметта с подобающим умилением. Подумать только - такой молоденький, а уже такой ученый! Нет, вот не будь Лерметт королем, да окажись у мельника хорошенькая дочка или внучка на выданье, Эннеари точно бы знал, о чем сейчас помышляет папаша Госс. А что тут такого? Мало ли оболтусов в зятья набиваются... а вот такой обстоятельный юноша - это же находка, если кто понимает. Слову своему полный хозяин, да вдобавок совсем даже не свистоплюй... правда, все-таки король - эка жалость! Но ничего, про запас остается основательный эльф - за него ежели с умом взяться, такой мельник со временем получится, что просто загляденье!
Выбеленный мукой Лоайре представился мысленному взору Арьена до того явственно, что впору глаза протереть. Нет, лучше Веселому Отшельнику в Луговину не ездить - вдруг у папаши Госса и впрямь незамужняя дочка имеется?
- ... когда от вас послание прибыло, я по степи носился, - повествовал между тем Лерметт. - Когда ко мне гонец заявился, я уж думал, не поспею в Найлисс к вашему приезду. Арьен, ты даже представить себе не можешь, как же ты вовремя!
И тут в голове у Эннеари обрывочные фразы наконец-то соединились в некое единое целое. Ну конечно!
- Это связано с твоим почетным докторством? - спросил он напрямик.
Лерметт одарил его одобрительным взглядом.
- Верно соображаешь, - заметил он, отламывая кусок горячей, с пылу, с жару, лепешки и дуя себе на пальцы. - С тобой вместе за дело браться - сущее удовольствие. Ни объяснять по десять раз, ни убеждать не надо. Эх, вот бы мне и с остальными так повезло... да где там!
- С какими "остальными"? - осведомился Арьен, одним глотком приканчивая темное суланское вино, плескавшееся на донышке его чаши.
- Увидишь еще, - коротко ответил Лерметт, делая страшные глаза: дескать, нашел, где и о чем спрашивать - а еще посол называется.
Эннеари послушно примолк и плеснул себе еще вина из приземистой обливной бутыли.
- Так насмотришься, что и видеть не захочется, - добавил Лерметт. - Моя бы воля... а только выхода у меня нет.
Почетное докторство, значит... и эльфы... и еще какие-то неизвестные, которых Лерметт, будь на то его воля... нет, Эннеари при всем желании не мог представить себе затею, в которой все вышеназванное сочеталось бы разом.
- А мне, пожалуй, что и пора, - объявил папаша Госс, нимало не захмелевший, даром что успел истребить на три чаши больше, чем даже Лэккеан. - Теперь тебя, лучник, и без меня есть кому сопроводить. На кого другого я бы полагаться не стал, а тут сам вижу, что в надежных руках тебя оставляю, верно?
Эннеари слегка прикусил губу.
- Верно, - со всей серьезностью ответствовал Лерметт. - Сопровожу наилучшим образом.
- Ну вот, - кивнул удовлетворенно мельник. - А я что говорил!
И правда, посиделки с королем - штука приятная, однако не за тем папаша Госс в Найлисс из Луговины тащился, чтобы по трактирам рассиживаться, пусть даже и в столь изысканном обществе. Дело - не жена паломника, дожидаться не станет. На прощание папаша Госс степенно раскланялся с королем, дружески хлопнул по спине основательного эльфа Лоайре, взял с Арьена обещание урвать хоть немного времени и наведаться в гости беспременно и получил поцелуй в щеку от Илери. Когда мельник в ответ расцеловал "эту славную девочку" в обе щеки, Эннеари мысленно поблагодарил сестру от всей души. Вслух он скажет ей спасибо позднее, хотя это и не обязательно: Илери его и так поймет. Они всегда понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда.