* * *
Потом, вспоминая, как ноги сами вознесли ее по крутому откосу и как съехал погнавшийся было за ней Алид, Джейран поняла, что благодарить нужно не только Аллаха, но и древние, прошитые толстыми нитками сандалии на подошве толщиной в два пальца.
Ее кожаные туфли слетели бы с ног при таком подъеме, а босиком на каменистом склоне она не сделала бы ни шага. Или же ее ноги выскользнули бы из этих почти лишенных задника туфель, что привело бы к тому же результату. А сандалии плотно крепились на ступне при помощи грубых и надежных ремешков. Тот, кто их смастерил, как раз и имел в виду путешествия по горным тропам.
Она бежала вверх и наискосок, забирая все круче, еще не зная, как доберется до нависающих камней и как спрячется за ними, но понимая, что Аллах не оставил ей иного пути.
Если бы она осталась, окаменев от ужаса, то дело могло кончиться и пыткой. Яростные лица мужчин не сулили ничего хорошего.
И вот она затаилась за камнем, а внизу шумели айары, и кое-кто уже накладывал на тетиву стрелу, а юный Алид, опозорившись таким образом, вскочил на коня, собираясь брать гору приступом в седле.
Джейран уперлась плечом в камень. Он плохо держался на своем природном месте. Но, если бы Джейран спихнула его, ей немедленно пришлось бы искать иного укрытия.
Аллах и тут не оставил иного пути – когда Алид, вооружившись длинным копьем, погнал коня вверх, а за ним полезло несколько айаров с луками и стрелами, Джейран поднатужилась, качнула камень, и испытанным способом, прижавшись спиной к скале, толкнула его ногой.
Камень полетел под ноги коню, который шарахнулся в сторону, едва не уронив всадника, и разогнал лучников.
Воспользовавшись этой суматохой, Джейран перебралась повыше и подумала, что если будет так карабкаться и дальше, то вернется в конце концов обратно в райскую долину.
И в тоже время она понимала, хотя и противилась этой мысли, что вооруженным мужчинам несложно будет поймать ее, ведь она не сможет забраться достаточно высоко, чтобы стрелы не достали ее, и тот же Алид, ловкий, как обезьяна, вскарабкается наконец по склону с другой стороны, и окажется выше, чем Джейран, и высмотрит ее среди камней, и пустит стрелу.
Вдруг Джейран услышала свист. Прилетел он откуда-то сверху, и повторился, и раздался в третий раз. Удивленная, она подняла голову.
Прямо из скалы ей махнула смуглая рука.
Никто из айаров не успел бы забраться туда так, чтобы Джейран этого не заметила. Очевидно, здесь, в горах, жили люди, и, насколько Джейран могла судить, пещер для этого у них было предостаточно.
Конечно, ей мог подавать знаки кто-то из невольников фальшивой Фатимы. Но выбирать не приходилось. Джейран махнула рукой, показывая, что знак она увидела и приглашение приняла.
Тогда незнакомая смуглая рука появилась вновь, совершив такое движение, будто бросала что-то в Джейран. Девушка невольно зажмурилась, когда мимо ее лица пролетел камень с привязанной к нему веревкой.
Она ухватилась за веревку, полагая, что сейчас придется карабкаться по крутому склону, подставляя спину стрелам айаров. Но там, за скалой, очевидно, готовилось ей помочь не меньше трех человек. Веревка устремилась вверх с такой силой и быстротой, что Джейран, едва не упав, чудом успевала перебирать ногами. А потом ее ухватили за руку и втащили в узкую щель.
Оказалось, что пришла ей на помощь женщина, и женщина эта была одна, и силы ее рук хватило на дело, которое было бы по плечу троим мужчинам. Впрочем, и сама она была похожа на мужчину своими широкими плечами, ушедшей в плечи головой и крупными чертами лица.
Голову ее покрывал неровный кусок черной ткани, удерживаемый черным же веревочным кольцом, и мелкие складки нависали на лоб до самых глаз. А прочую одежду составлял другой кусок такой же грубой ткани с дыркой для шеи и головы, подпоясанный веревкой. К немалому удивлению Джейран, она разгуливала по горам босиком.
– Да возблагодарит тебя Аллах, о женщина! – обратилась к ней Джейран. – Ты спасла меня от смерти!
Очевидно, так оно и было, судя по доносившимся снизу крикам.
– Пойдешь со мной! – гортанным голосом, с совершенно непривычным выговором, произнесла женщина и ухватила Джейран за руку, да так, что девушка вскрикнула от боли.
Щель оказалась узкой и крайне извилистой, Джейран ободрала себе все бока, протискиваясь за своей свирепой спасительницей, которая ходила здесь не впервые и знала, как удобнее миновать самые непроходимые места. Наконец они выбрались на более или менее обширную площадку и оказались как бы на дне широкого и глубокого колодца.
В углу площадки была яма, и в яму эту спускалась сверху толстая веревка. Джейран задрала голову, чтобы понять, откуда спустили веревку, и обнаружила отверстие в скале.
– Пойдем туда, – приказала женщина, проследив взгляд Джейран и мотнув головой в сторону отверстия. – Не бойся. Я помогу.
Площадка была похожа на неровный и несколько вытянутый круг. Вверх по спирали поднимались вырубленные в скале ступеньки, и каждая отстояла от другой на расстояние большее, чем человеческий шаг, так что поневоле Джейран задумалась – что за великаны изготовили для себя эту лестницу.
Очевидно, спасшая ее женщина принадлежала к роду тех великанов – она была выше Джейран на целую голову и передвигалась по ступенькам с привычной легкостью. Ее грубая накидка при этом задиралась, показывая то, что было бы позором для городской женщины, – волосатые ноги. И даже не просто волосатыми они были, а поросшими редкой волнистой шерсткой.
Джейран полезла следом, цепляясь за каждую неровность в скале и удивляясь, почему странная женщина не делает этого. А та ловко добралась до отверстия, причем оказалось, что эта дыра выше человеческого роста, протянула Джейран руку и втащила ее в высокую и просторную пещеру.
Они прошли эту пещеру наискосок, выбрались из нее на каменную террасу, и тут Джейран поняла, что перед ней – развалины некогда грозной горной крепости, очевидно, той самой, для осады которой была построена дорога.
Крепость стояла на скалистом утесе, и с высоты террасы Джейран видела бездонную пропасть. Заметила она также, что с запада к утесу тянется дорога, петляющая, ныряющая, и даже порой поворачивающая назад, чтобы на ином уровне подняться вверх и все же на сотню шагов продвинуться вперед.
Если у утеса и была остроконечная вершина, то Джейран с террасы ее не видела. Ее взгляду был доступен лишь кусок белокаменной стены, как бы выраставшей из утеса, с двумя высокими и узкими башнями, из которых у одной был пролом сбоку, а у другой всего лишь снесена часть зубцов.
По террасе женщина подвела Джейран к пролому в стене и первая вошла во двор крепости.
К внутренней стороне стены были пристроены небольшие дома, теперь – пустые. Места за стеной оказалось неожиданно много, и что более всего поразило Джейран – так это буйная зелень, которой она не ожидала увидеть так высоко в горах, да еще в заброшенной крепости. Очевидно, землю принесли снизу, чтобы в случае осады возделывать ее и получать свежие овощи. Сообразив это, Джейран поняла, что поблизости должны быть и колодцы с водохранилищами, способные обеспечить столько земли водой, да еще в жаркое лето. Тот достойный дикарей колодец, по стенке которого женщина вывела ее сюда, конечно же, не содержит нужное количество воды. А что до воды – Джейран уже не умом, а внутренним чутьем определяла достаточное или недостаточное для различных нужд количество, поскольку работа в хаммаме требовала еще и умения не тратить лишней воды.
Но крепость пребывала в полнейшем запустении. Никто даже не пытался чинить стены и проломленные потолки, не слышалось и голосов занятых делом людей. И не стояла вооруженная стража у дворца, занимавшего середину крепости, когда-то нарядного, с колоннадой и сверкающей кровлей, а теперь прискорбно тихого, лишившегося трех башен из положенных по замыслу четырех, по одной на каждом углу.
Кто-то прокричал сверху непонятное короткое слово. Женщина, подняв голову, ответила. Раздался крик, больше похожий на звериный, чем на человеческий, с другой стороны, опять же – сверху. Тут женщина разразилась целой речью, показывая пальцем на Джейран. И вдруг, наклонившись и подобрав небольшой округлый камень, изготовилась метнуть его в одно из высоких окошек.
Джейран невольно посмотрела туда – и увидела темное лицо, настолько заросшее бородой, что виднелись лишь глаза под низкими бровями. Судя по этому лицу, здешние мужчины разгуливали с непокрытыми головами. Нечто похожее рассказывали про франков – про открытые лица их женщин и свободно падающие на плечи волосы их мужчин. Но Джейран была уверена, что обитатели крепости – вовсе не франки.
Женщина, ухватив ее за руку, ввела в проем меж двух колонн, протащила за собой по обширному залу, причем пол его был выложен поразительной красоты мозаикой, пострадавшей от времени и нуждавшейся в воде и щетках, и втолкнула в помещение, где явно кто-то жил.
Но этот обитатель имел весьма смутное понятие об уюте.
Джейран не увидела ни ковров, ни ложа на ножках, ни сундуков, ни шкафов, не говоря уж о низких столиках, и на стенах не было красивых надписей из речений пророка, и даже ни единой занавески. А были там каменные скамьи вдоль стен, ничем не покрытые, на которых стояли миски, по всей видимости с едой, устроенный в углу полог из козьих шкур, несколько больших кувшинов с полуотбитыми горлышками и груда пестрого тряпья, с виду – обычной одежды.
Женщина произнесла длинное слово, а может, и несколько слов на языке, который Джейран слышала впервые в жизни. Из-под полога ей ответил мужской голос, и, когда шкуры зашевелились, женщина оказалась за спиной у Джейран и взяла ее за плечи так, что при желании могла бы запросто повалить наземь.
Обитатель комнаты с ворчанием выбрался из-под полога и выпрямился.
– Ради Аллаха, кто это? – воскликнула Джейран, даже не пытаясь вырваться, настолько ее изумил и испугал его вид.
– Не бойся. Мы не едим людей. Арабы оклеветали горных гулей. Мы вас не едим, – сказала женщина у нее за спиной.
И Джейран поняла, что перед ней – горный гуль.
С виду это был высокий темнолицый мужчина, очень плечистый и очень сутулый, с непокрытой головой, и сперва Джейран показалось, что он завернут в мохнатый плащ, а потом она вдруг поняла, что просто широкие плечи, и крепкая шея, и грудь поросли длинной волнистой шерстью. Свободны от нее были только середина лица и уши. Бугристые мышцы и без этой шерсти выглядели бы огромными, а шерсть придавала им устрашающий вид, так что сразу стало ясно, почему горные гули так пугают людей.
Ниже пояса ей и взглянуть было страшно – она не заметила ни шаровар, ни набедренной повязки, а нагота чудовища испугала бы ее больше, чем если б оно обнажило клыки.
Слова женщины не внушили особого доверия, однако пока никто не спешил сюда, вытирая голодную слюну, с мисками, вертелами и прочими принадлежностями трапезы.
Горный гуль молча стоял перед Джейран со сдвинутыми бровями, его ниспадающие на плечи львиной гривой жесткие волосы были кое-как расчесаны на прямой пробор, и сквозь приглаженные пряди, раздвигая их, справа и слева виднелись два больших нароста, два округлых бугра с широкими основаниями, которые несколько походили на маленькие рога, хотя цветом и блеском они больше всего напоминали обыкновенную стариковскую плешь.
Эти округленные рога возвышались на два, если не на три пальца, и выглядели настолько страшно, что Джейран, не в силах оторвать от них взгляда, задрожала. Она вспомнила, что во всех историях о безобразиях гулей арабы называли их не иначе, как людьми с расщепленными головами.
Горный гуль подошел к ней, взял ее за плечи и повернул к себе спиной. Жесткие руки, сильно надавливая, прошлись по всему ее телу, скользнули подмышками и немного помяли грудь.
Джейран от страха стояла, словно каменная.
Гуль произнес нечто непонятное.
– Ты из другой породы, – перевела женщина. – Это мой муж. Он возьмет тебя себе, чтобы ты родила ему детей. Здешние женщины не могли родить ему детей. Они не годятся. Они умерли.
Эта женщина, бедствие из бедствий, подобная пятнистой змее, не сказала самого главного: оттого ли умерли женщины, что не смогли забеременеть, или же оттого, что дитя во чреве погубило их.
Гуль проворчал что-то, показав рукой на Джейран, и в его ворчании было некое презрение. Женщина принялась ему что-то втолковывать. Он отвечал коротко, улыбнулся, причем клыки действительно блеснули на его нижней губе, погладил ее по голове и вышел, не обращая на Джейран никакого внимания.
– Не бойся, – сказала тогда женщина. – Горные гули не едят вас. Горных гулей оклеветали арабы. Я дам тебе есть. Избавься от этого. Возьми теплое.
Она дернула ее за рукав шелкового платья и показала на кучу одежды.
– Ты всегда будешь сыта. Роди ребенка. Нам нужен ребенок. Будем хорошо кормить.
Женщина-гуль достаточно владела языком арабов, чтобы сказать простые вещи, но эта простота еще больше испугала Джейран.
Может быть, если бы женщина смогла поговорить с ней, и успокоить ее, и пообещать ей что-то хорошее, Джейран смирилась бы со своей участью, как смирилась она, когда ее сделали банщицей в хаммаме, как смирилась, попав в райскую долину, как смирилась, когда Хабрур и Джеван-курд велели ей лечь с аль-Кассаром, хотя тут ее выручило благородство мужчины, не пожелавшего, чтобы она нарушила обет. Она по натуре не была непокорной упрямицей – и даже горный гуль может добиться привязанности женщины, если будет с ней щедр и ласков.
Но где те сокровища, которые это чудовище может подарить женщине? И свидетельствует ли его вид о доброте и ласке?
– Дай мне поесть, – сказала Джейран. Она поняла, что чем проще будет ее речь, тем легче ей будет говорить с обитателями крепости.
– Есть козий сыр, есть жидкий мед, – услышала она. – Есть лепешки. Есть мясо.
– Не надо мяса! – воскликнула девушка.
– Это мясо козленка. Арабы оклеветали гулей, – был ответ. – Ты умная. Ты не такая, как женщины арабов. Наш муж будет доволен.
Джейран вздохнула. Она мечтала стать хотя бы наложницей хозяина хаммама, дала обет девственности, хотя и какой-то неправильный обет, вдруг сделалась невестой предводителя айаров – и в завершение всех бедствий ей предстояло стать супругой горного гуля!
Тут было от чего лишиться рассудка.
– Клянусь Аллахом, нет во мне доли горным гулям… – пробормотала она, ибо нельзя же было бесконечно нарушать клятвы и обеты! Она обещала Аллаху, что, если спасется от смерти, не будет носить богатых нарядов – а они лежали сейчас у ее ног. Поклялась она также, что ей не нужен никто, кроме аль-Кассара, причем поклялась именем Аллаха!
Джейран подозревала, что даже у Милостивого и Милосердного терпение имеет пределы.
– Вода в кувшинах, – сказала женщина. – Я – Хамдуна. Наш муж – Хаусаль. – Вдруг она высокомерно вскинула голову и прибавила: – Мы, горные гули, – не из детей шайтана! Мы – из тех, кто населял землю еще до сынов Адама!
Но мало радости было для Джейран в таком известии.
Тем не менее она склонила голову, как бы соглашаясь с этими высокомерными словами и моля Аллаха, чтобы Хамдуна ушла не за овечьим сыром, а, как люди из племени Бану Анза, на поиски мимозы, ибо, как всем известно, эти люди никогда не вернулись к своим шатрам.
Джейран так никогда и не узнала, куда ходила Хамдуна, принесла ли она сыр и каковы были его свойства. Стоило той выйти из помещения, как Джейран кинулась к пологу.
Она видела, что комната, где поселился гуль Хаусаль, была мало приспособлена для жилья. Она примыкала к большому залу, соединяясь с ним даже не дверью, а довольно большим проемом, не закрытым, как положено, занавеской. Очевидно, из нее можно было попасть еще куда-то. И единственным местом, где мог находиться выход, был полог, подвешенный к потолочным балкам и занимавший весь угол.
Видимо, по ночам в старой крепости было холодно, раз понадобилось внутри дворца создавать еще и такое меховое жилище.
Джейран, забравшись под полог, прощупала прикрытые шкурами стены. Ничего, что свидетельствовало бы о двери, она не обнаружила. Тогда она стала поднимать те лежащие слоями старые аба и джуббы, что служили постелью Хаусалю. И оказалось, что она не зря потратила немало времени – в помещение действительно вела снизу лестница, но Джейран обнаружила ее, лишь когда, копаясь в тряпье, опустилась на четвереньки.
Перила этой лестницы были обломаны, а отверстие, в которое нужно было спускаться, прикрывала большая каменная скамья. И протиснуться, не отодвинув тяжеленной скамьи, было весьма затруднительно. Возможно, ее для того и поставили, чтобы никто не лазил в подземелье.
– Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее! – сердито сказала себе Джейран, оглядывая скамью и отверстие. Она вспомнила, как извивалась в дугообразной трубе-кабуре, сперва – чтобы попасть в большую трубу, а потом – чтобы оттуда выбраться. И ведь тогда ей грозила немедленная смерть, а сейчас – всего-навсего брачный союз с горным гулем.
Она протиснулась в отверстие ногами вперед, повернулась и поползла, обдирая живот о ступеньки.
Лестница оказалась короткой, а подземелье – маленьким и тесным. Но из него Джейран перешла в другое, третье и четвертое.
Неизвестно, зачем древний строитель задумал под большим залом такое множество каменных каморок, которые соединялись между собой не как подобные каморки в большом караван-сарае, когда четыре или шесть имеют выход на одну общую площадку, а оттуда – в большой двор, но самым причудливым образом, какой только может подсказать воображение бесноватого.
Оказавшись в шестой или седьмой по счету каморке, Джейран при всем желании не смогла бы вернуться в помещение, где обитал Хаусаль.
Она остановилась и потрясла головой, чтобы прийти в себя.
И поняла, что лучше ей не задумываться о своих обстоятельствах, или она придет к решению остаться у горных гулей. Ведь путей, ведущих из крепости, она не знала, а если бы и нашла такие пути – кто поручится, что она не столкнется с отрядом айаров? И кто поручится, что она, даже найдя выложенную плитами старинную дорогу, доберется в одиночку и без воды через пустыню к ближайшему селению?
Было и другое соображение. Джейран запомнила имя Джубейра ибн Умейра, ибо айары повторили его неоднократно. Она могла, встретив случайно преследующее отряд войско, рассказать все, что знала об аль-Кассаре и его спутниках, купив этим благосклонность предводителя. Уж до мест обитаемых ее бы доставили наверняка. И такая мысль обиженной девушке действительно пришла в голову.
В тот миг, когда она оказалась в безопасности и шла вслед за Хамдуной, она уже вполне искренне желала погибели аль-Мунзиру, Джевану-курду и Алиду, потому что аль-Мунзир был на берегу ее главным врагом, а те двое – на его стороне. Желала она также аль-Кассару, чтобы маска приросла навеки к его лицу, ибо он, предводитель айаров, не сумел защитить ее от своих людей. Но, придумав такую замечательную вещь, как союз с Джубейром ибн Умейром и даже вспомнив поговорку о том, что враг твоего врага – твой друг, Джейран поняла, что даже думать о таких вещах грешно.