– Это от платья женщины, – пробормотала одна. – И женщина испытала немалый страх.
– Но она победила свой страх и спасла свою жизнь, о сестрица, – водя рукой над клочком, добавила вторая. – Пожалуй, я смогу уловить те лучи, что испускает эта ткань. Я непременно узнаю их, клянусь Аллахом!
– Если только та женщина не солгала дядюшке и действительно пометила полоской ткани кувшин, в котором упрятан наш родственник, о сестрицы, – рассудительно заметил юноша-джинн. – Но, ради Аллаха, поспешим, ибо ночь коротка!
Легчайшие одежды взмыли ввысь – и, словно на крыльях, поднялись в черное небо обе джиннии и их прелестный брат.
– Ау-у-у! – раздался их общий крик, и Джейран поняла, что криком они помогают полету.
Она вздохнула – кудри красавца-джинна были, наверно, как те, которых она в полной темноте касалась нерешительными пальцами. Нет, конечно же, бесноватый звездозаконник солгал – аль-Кассар был не менее жив, чем она, Джейран. Тот, кто надел на лицо золотую маску, мог взять и чужое имя. Пусть так… видимо, так оно и было… Она согласна звать этого человека аль-Кассаром… да хоть Иблисом!.. Лишь бы назвать его по имени еще раз…
Но не было у нее пути к аль-Кассару. Между ними встало предательство, в котором ее обвинил аль-Мунзир. И Джейран не могла предстать перед человеком в золотой маске, не очистив себя от гнусного подозрения!
Она стала думать – как неплохо было бы, если бы род Раджмуса отблагодарил ее за спасение кувшина деньгами! Она добралась бы до ближайшего города, купила бы статных невольников, обученных биться на мечах, ездить на конях и погружаться в море ночного боя… и купила бы им резвых коней, самых лучших аваджийских коней, и быстроногих белых верблюдов, самых дорогих махрийских беговых верблюдов, и дала бы им рудейнийские копья и индийские мечи… и сама, в богатых одеждах, поехала впереди на лучшей верблюдице, поехала искать аль-Кассара, чтобы отогнать от него этих врагов Аллаха, Джевана-курда и Хабрура вместе с айарами, и рассказать ему правду…
Девушку разбудил негромкий вой джиннов и свист их летящих многослойных одежд. Она открыла глаза – небо уже светлело, наступал час, когда ангелам Аллаха позволено разить джиннов и ифритов огненными стрелами.
Три серебряных потока поочередно низверглись с небес прямо в черную дыру колодца, и шум, поднявшийся из глубины, был исполнен радости. К изумлению своему, Джейран обнаружила, что женщины джиннов испускают тот же гортанный вопль восторга, что и дочери бедуинов, пронзительный и трепещущий вопль, пронзающий, когда празднуется свадьба или рождение ребенка, самые толстые каменные стены.
Очевидно, они отыскали кувшин, в котором сидел Маймун ибн Дамдам.
И мгновение спустя рядом с Джейран оказался джинн-старец.
– Ты не солгала, о скверная, – таким странным образом поблагодарил он ее. – Мы не останемся в долгу. Если хочешь, мы доставим тебя к твоему племени. Только остерегайся упоминать имя Аллаха!
О деньгах он и не заикнулся.
Джейран решила, что оказаться среди людей – уже немалая радость для женщины, заблудившейся в пустыне. Если же ей повезет и джинны отнесут ее на стоянку того племени, где она выросла, то это будет настоящей удачей. Женщины вспомнят ее и примут, как дочь и сестру.
– Хорошо, о шейх, пусть будет так, – сказала Джейран. – Если это не слишком далеко и твои дети успеют вернуться к колодцу до рассвета. А если далеко, я могу обождать до следующей ночи.
– Тебе незачем сидеть у нашего колодца до следующей ночи, о несчастная! – сурово отрубил джинн. – Достаточно того, что ты укрывалась нашей одеждой и ела нашу еду. Я сам отнесу тебя.
Джинн сорвал с плеч девушки аба, расстелил на песке и пальцем ткнул в середину. Джейран встала на аба, как на ковер.
– Садись, о мерзкая, а лучше – ложись и свернись, как спящая собака! – велел джинн. Джейран, недоумевая, подчинилась, и оказалось – он собрал углы аба, так что получился узел, вроде тех, в какие служительницы хаммамов собирают грязные покрывала.
Узел этот взмыл в воздух, и Джейран мысленно поблагодарила джинна – если бы она видела сейчас, на какой высоте летит, то перепугалась бы до смерти.
Полет длился недолго. Узел лег во что-то мягкое, подавшееся под его тяжестью.
– Мы в расчете, о скверная, – услышала Джейран негромкий и суровый голос. – А одежду я оставлю тебе. Хоть ты и гнусная, но должна же чем-то прикрывать лицо и тело… Ау-у-у…
– Да хранит тебя Аллах, о бесноватый джинн, – сказала Джейран вслед улетевшему и выбралась из узла.
Тут же она пожалела о добром слове.
Гнусный джинн оставил ее на островке как раз такой величины, чтобы в десять шагов преодолеть его из конца в конец. Почти весь он зарос густым тростником с бледно-желтыми метелками, которые колыхались под утренним ветром довольно высоко над головой девушки. Не было тут недостатка и в крупной осоке с острыми, как бритвы, листьями, в чем Джейран немедленно и убедилась. Под ногами у нее пружинили густые травы, которые она увидела впервые в жизни. И, в довершение всех бед, островок не стоял на месте, а медленно плыл по темной и мутной воде.
Джейран поплотнее завернулась в аба.
Джинн сказал, что доставит ее к ее племени. С чего бы он взял, что племя Джейран – дикие утки, водяные змеи и бурые лягушки?
Почва под ее ногами лишь казалась плотной, а на самом деде была чрезвычайно сырой, и даже почвой ее назвать было трудно – островок состоял из сплетенных корней и перегноя. Если постоять хоть немного на одном месте, то ноги уходят в такую почву по щиколотку, так что у Джейран был один способ остаться на поверхности островка – бродить по нему, рискуя не удержаться и соскользнуть в ледяную воду.
Не зная особенностей такой странной суши, девушка вообразила, что в самой середине островка сможет, растолкав и примяв стебли тростника, устроиться поудобнее. Уже почти рассвело – возможно, вскоре ее найдут здешние жители…
Джейран слыхала, что есть такие нищие озерные края, где люди живут на лодках и пасут плавающих буйволов. Может быть, именно их имел в виду бесноватый джинн? Но с чего бы он почтил Джейран такой удивительной родней?
Возня, которую девушка затеяла посреди крошечного островка, добром не кончилась. Он как бы разорвался на две половины, которые медленно отошли друг от друга, так что Джейран съехала-таки в воду, и корни, за которые она цеплялась, расползались в разные стороны под ее руками, беззвучно рвались, и она не могла вскарабкаться обратно, и ей стало страшно, хотя она неплохо плавала, и она призвала Аллаха, и слезы нечувствительно потекли по ее мокрому и грязному лицу…
Вдруг из тростников соседнего островка вылетела длинная острога и вонзилась пятью зубцами в распластавшийся по воде аба.
Джейран взвизгнула.
И сразу же из-за тростников появился высоко задранный и загнутый нос небольшой черной лодки.
Ее борта были почти вровень с водой, и потому казалось, что обнаженный смуглокожий мужчина, замахнувшийся на странную добычу второй острогой, всего-навсего стоит по колени в воде.
– Осторожнее, ты убьешь меня! – крикнула Джейран.
– Какие джинны принесли тебя сюда, о несчастная? – спросил охотник, так же не стесняясь своей наготы, как Джейран больше не стеснялась открытого лица.
Он перевернул вниз рукоятью свою длинную, в два человеческих роста, бамбуковую острогу и, отталкиваясь ею, словно шестом, подогнал легкую лодку к девушке.
– Полезай с кормы, о дочь греха, – неласково приказал он, перейдя ближе к носу. – Не бойся, даже если ты опрокинешь мой матаур, мы легко перевернем его обратно. Мы воды не боимся.
Джейран уцепилась за борт и довольно ловко забралась в лодочку.
– Кто ты, о сын арабов? – спросила она, стараясь не глядеть на обнаженное тело. – Что за племя живет на этих озерах? Где стоят его шатры?
– Молчи, о женщина.
Вот и все, что она получила в ответ.
Втащив в матаур и коричневый аба, Джейран резкими ударами ладоней сбила с него воду. Благодарение Аллаху, колючая ткань не так-то легко промокала. И острога не повредила аба, а лишь притопила. Так что дела обстояли не так уж плохо. Черпая воду из-за борта ладошкой, Джейран старательно вымыла лицо, шею и даже грудь, благо мужчина не смотрел на нее вовсе.
Мужчина подобрал брошенную острогу, кинул ее на дно матаура и погнал его вдоль по протоке, мимо зарослей сероватого поломанного камыша, мимо заводей и островков, между стенами высокого тростника.
Вскоре тростник кончился, острова остались позади, а за кустарником, лепившимся вдоль высоких берегов, раскинулись поля. Протока в этом месте была довольно широкой и прямой. И внезапно из кустов появились два женских лица.
Здешние женщины, подобно не скрывавшим наготы мужчинам, не прятали своих лиц!
– Что за кабана изловил ты, о Фалих? – окликнули охотника эти бесстыдницы. – Клянусь старой буйволицей, это самочка! На каком из островов водятся такие самочки, о Фалих?
Джейран привстала в лодке – и увидела, что вдоль берега выстроились ровным рядом огромные кучи серого тростника. Она не сразу поняла, что ее привезли в деревню, и перед ней – дома племени. Дети арабов, к которым она угодила, жили вовсе не в шатрах.
Перед этими диковинными домами, связанными из тростника и тростниковых циновок, стояли на привязи телята и бродили буйволицы, играли голые дети, готовили пищу хозяйки.
– Куда ты везешь самочку, о Фалих? – не унимались юные женщины. – Ты хочешь зажарить ее над угольями и угостить все племя?
– Клянусь собаками, она испортила мне всю охоту! – крикнул в ответ Фалих. – Бегите к Хашиму, пусть придет и посмотрит на мою добычу. Я поведу ее в мадьяф!
И, проплыв еще немного, ловко развернул матаур бортом к берегу.
– Вылезай, о скверная. Пусть шейх с тобой разбирается.
Сперва Джейран решила, что ее ведут к дому шейха. Из всех, стоящих вдоль берега, это здание было самым большим. И крыша его была выложена новыми желтыми циновками. Но, оценив его размеры, девушка поняла, что люди вряд ли добровольно поселятся в такой громадине. Судя по всему, помещение, названное "мадьяф", было домом мужчин, где они сходятся и принимают гостей.
У входа в это высокое и длинное сооружение стояли две толстенные колонны.
Джейран сперва подумала было, что эти колонны – наподобие тех, что довелось ей увидеть лежащими возле горных троп, оставленные давно ушедшим народом. И поразилась тому, что их доставили в озерный край, сразу же прикинув, с какими трудами это могло быть связано.
Но на самом деле это оказались две связки гигантского тростника, очищенные стебли которого были стянуты так плотно, что поверхность колонны казалась гладкой, как бы отполированной. Тростник в здешних местах рос поразительный – в три человеческих роста, а то и повыше.
Фалих поправил грязный тюрбан, накрученный поверх высокого войлочного колпака, и заглянул в мадьяф. Джейран тоже заглянула – через плечо своего спасителя.
В большом зале стоял едкий запах дыма, и там после яркого солнца было довольно мрачно.
На циновках сидел старик достойного вида, с длинной бородой, лицом – настоящий сын арабов, вот только волосы у него были отпущены и свисали до пола. За спиной у него стоял на коленях мальчик в длинной рубахе и расчесывал седые, все еще вьющиеся пряди.
– Хвала собакам, ты цел и невредим! – обратился старик к Фалиху. – Удачной ли была твоя охота, о Фалих?
– Я выследил это бедствие из бедствий, я узнал его по седой шкуре, о шейх, – мрачно отвечал Фалих, входя. – Но этот кабан оказался умнее меня! Он ушел, а взамен оставил мне женщину. Она тонула, я велел ей сесть в матаур и привел к тебе. Мне она не нужна, делай с ней, что знаешь.
Он обернулся к Джейран – и она покорно вошла в мадьяф, но, понимая, что это – дом мужчин, остановилась у самого порога.
– Тебя предупреждали, что не нужно охотиться на седого кабана, о Фалих! Эту хитрую скотину в одиночку не возьмешь. Разве мало тебе на островах поросят? Ты мог бы даже выследить толстую самку.
– Он убил моего брата, о шейх.
– Значит, такова была воля.
Джейран ожидала услышать "воля Аллаха", но старик не пожелал произнести это имя, и лишь с необычайным почтением поцеловал себе левую ладонь.
– Что мне делать с женщиной? – спросил Фалих.
– Напрасно ты ее привел, – сказал шейх. – Она – из тех, и другой не станет. Отведи к Глухой протоке, убей и брось в воду.
– Пощады, о шейх! – воскликнула перепуганная Джейран, оттолкнув Фалиха и вбежав в мадьяф. – Я же ничем не провинилась!
– Ты – из тех, и на лице у тебя – их признаки и знаки, – туманно объяснил старик. – Ты уже не станешь другой. Ты нам не нужна.
– Тогда отпусти меня! – потребовала девушка.
– Отпусти ее, о шейх, – поддержал Фалих. – Все равно она не найдет пути среди островов. А на мне не будет ее крови.
– А если найдет? – старик встал, опершись на плечо коленопреклоненного мальчика. – Ты спросил ее, как она оказалась в воде возле Кабаньих островов? Ведь не джинны же ее туда принесли!
– Как ты попала туда, о женщина? – спросил встревоженный Фалих. – Кто указал тебе дорогу к нам?
– Меня похитили, я исхитрилась сбежать, долго шла, не зная дороги… начала было Джейран.
– Кто мог тебя похитить и откуда? – вмешался шейх.
– Айары, – сказала наугад Джейран.
– Кто такие айары? – осведомился Фалих.
– Это жители городов, о неразумный! – напустился на него шейх. – Где города и где мы? Клянусь собаками, эта мерзкая нам солгала! Ты привел дочь врагов, о Фалих! Одни знаки на ее лице явственно говорят об этом!
Уже во второй раз Джейран услышала о загадочных знаках.
Щека уже обрела чувствительность – и не может же быть, что звездозаконник успел написать на ней какое-то слово!..
– Я был в городе, я знаю – если продажная женщина влюблена, она пишет на щеке имя возлюбленного синими знаками! – продолжал шейх. – Разве это не тот почерк, которым пишут враги веры?
– У меня нет никакого возлюбленного, и я не знаю, что там у меня на щеке! – воскликнула Джейран, уже окончательно поняв, чей это был прощальный подарочек. – Раз ты так хорошо знаешь городские нравы, то, ради Аллаха, сделай милость, прочти то, что написано у меня на щеке!
– Я знал, что ты будешь призывать Аллаха, о скверная! – с удовлетворением заметил старик. – И это – еще один камень из числа тех, что повиснут на твоей шее, когда ты будешь тонуть. А что касается знаков – нет нам в них нужды! Клянусь собаками, во всей деревне ты не найдешь безумца, который знал бы эти ваши мерзкие знаки или пользовался ими. Нам этого не велено!
– Кем не велено, о шейх?
– Нашей верой, о мерзкая.
Попытка Джейран понять, к какой секте принадлежат эти озерные нищие, окончилась ничем.
Они не упоминали имени Аллаха, но не называли и какого-либо иного имени. Если бы они были огнепоклонниками – то имели бы храм для возжигания священного огня. А храма-то в этом селении как раз и не имелось. Мадьяф был всего лишь самым большим, до нелепости большим домом, без алтаря или обращенной к востоку ниши, или священных изображений, или иного признака поклонения божеству.
– Послушай, о шейх! – заговорил вдруг Фалих. – Мы не знаем этих гнусных знаков, но ведь их непременно должен знать Хашим!
– Почему это святой человек Хашим должен знать такое непотребство, о Фалих? – строго осведомился шейх.
– Потому, о Хуфайз, что у него есть книга, по которой он сверяет звезды и толкует о разливах! В ней даже говорится про двадцать восемь стоянок луны!
– Ты охотник, о Фалих, и стоянки луны тебе ни к чему.
– Но про разливы-то он всегда говорит верно! А как бы Хашим разбирал, что написано в книге, если бы не знал этих знаков?
– Благодарение собакам, мое имя еще звучит в мадьяфе, – с этими словами на пороге возник совсем уж хрупкий от старости, маленький и прозрачнолицый человечек. – Дети сказали мне, что я нужен шейху Хуфайзу и тебе, о Фалих…
В ответ шейх и Фалих молча поклонились, причем Фалих – с улыбкой, а шейх – с неудовольствием.
Воистину, хотя и ласково прозвучали слова этого старичка, однако ж, была в них некая непонятная Джейран издевка. Да и сам старичок был похож на большую хитрую птицу неведомой породы – птичьими были сухие ручки, тощие грязные ноги, балахон на его плечах тоже топорщился, как взъерошенные серые перья, и голову остроносый старичок склонял набок, и жидкая бородка торчала вперед, и даже неожиданно густые пегие брови, такого качества, что у иного правоверного затмили бы усы, и выдававшиеся вперед по меньшей мере на два пальца, тоже имели в себе нечто пернатое…
– Спаси меня, о добрый человек! – бросилась к нему Джейран. – Этот ваш шейх хочет убить меня! А я ни в чем не виновата! Фалих спас меня из воды…
– Она – из тех, о Хашим, – перебил Хуфайз. – Посмотри, она даже не стерла с лица знаков! Это – городская непотребная девка, и нет нам в ней нужды!
– Уже тридцать весен, как я не видел ни одной городской непотребной девки… – пробормотал Хашим. – Нам в них действительно нет нужды…
Вдруг он привстал на цыпочки, придержавшись для верности за плечо Джейран, и заглянул ей в лицо. Сделал он это так быстро, что она не успела посмотреть ему в глаза.
– Клянусь собаками, мне известны эти знаки! Я видел их в своей книге!
– Что они означают, о Хашим? – с тревогой спросил Фалих. – Разве появление этой женщины обещает нам холодный ветер, или разлив, или иное бедствие?
– Я же сказал, что ее нужно убить и бросить в Глухую протоку! – обрадовался собственной правоте шейх.
Джейран молча прокляла бесноватого звездозаконника из крепости гулей, да такими словами, каких никогда не осмелилась бы произнести вслух.
– Нет! Не смей ее убивать, пока я не проверю эти знаки! – странноватый старичок загородил собой Джейран. – Потом – как знаешь, о Хуфайз, а сейчас не трогай ее! Мы должны знать, что она сулит нам!
– Верно, о Хашим! Мне сбегать за книгой? – вызвался Фалих.
– Беги, о сынок, да хранят тебя собаки! Беги быстрее пса!
И, к огромному изумлению Джейран, дряхлый Хашим произнес стихи:
Летит он ветром по земле,
как по нестынущей золе,
как на стреле, как на орле,
на пламенеющем крыле…
Она знала эти стихи – их произносил значительным голосом хозяин хаммама, и делал это не раз. Но только строчками, уцелевшими в памяти старика, кончалось стихотворение, а перед ними были другие, любимые у хозяина:
Мгновенью верь, не верь часам,
коль хочешь мстить – расправься сам!
Угоден мститель небесам.
Велик Аллах – и слава псам!
Почему же призывали псов и клялись псами эти нечестивцы?
Фалих шагнул на порог мадьяфа и сразу же отступил.
– О шейх, там собралась целая толпа! И моя жена с ними! Кто-то рассказал им, что я нашел на островах женщину!
– Выйдешь через маленькую дверцу! – приказал Хуфайз, и Фалих, закивав, направился к дальнему углу мадьяфа.
– Сейчас они потребуют ее смерти, – сказал шейх Хуфайз Хашиму. – Может быть, не стоит ждать, пока Фалих принесет книгу? Клянусь собаками, ничего хорошего не может быть написано на лице у этой распутницы. А люди будут довольны, если мы убьем ее.
Джейран выглянула наружу из-за колонны.