Наконец мы достигли моста. Он словно вырастал из нагромождения камней, и в нем чувствовалась та же застывшая динамика, какой отличались все прочие каменные образования: он будто окаменел всего мгновение назад. На фоне светящейся реки колонны моста походили на колоннаду собора. На память пришли безумные фантазии каталонского гения Гауди и нашего Людвига Баварского; правда, эти были куда более изысканными и утонченными. Высокие шпили и башни, возникшие по неведомому и непостижимому капризу природы… Мост был ровным и гладким, словно его выровняли нарочно, чтобы людям удобнее было переходить. Ряды серебристых колонн пересекали ущелье, по дну которого текла река, низвергаясь в бездну, "коей человеку не измерить, к темным морям преисподней". Неужели вдохновленные опиумом поэты английского Возрождения видели то же самое, что сейчас видят мои глаза? А что если этот мир создан их воображением? Я отогнал эту раздражающую мысль, но она тут же вернулась. Мой разум не в силах был воспринять то, что видели глаза, и потому я, как всякий лунатик, старался придумать некую логику, которая объяснила бы происходящее и удержала бы меня от того, чтобы просто подойти к краю моста и прыгнуть вниз.
Впрочем, по натуре я не самоубийца. Во мне еще теплилась надежда на медицинскую помощь и на проводника, который выведет меня наверх, в привычный мир, где все знакомо. Рев водопада по-прежнему не позволял о чем-либо спрашивать Оуну, поэтому я стиснул зубы и велел себе успокоиться. Мы передохнули и ступили на мост; Оуна брела, опираясь на свой лук, я же ковылял с мечом в руке, используя его как посох.
Брызги воды окутывали мост серебристым туманом. Мы прошли совсем немного, когда из этого тумана проступила фигура приблизительно моего роста, вся какая-то деформированная. Оуна прибавила шагу - должно быть, она ожидала, что нас встретят.
Я последовал за ней. Фигура встречающего проявлялась все отчетливее, и внезапно я осознал, что вижу перед собой гигантскую рыжую лисицу, которая стоит на задних лапах и опирается на длинную, украшенную резьбой щегольскую трость. Мало того, на лисице был наряд по моде семнадцатого века. Ни дать ни взять французский дворянин, сплошные кружева и вышивка. Неуклюже сняв шляпу с широкими полями, лисица произнесла несколько слов, которых я не разобрал, и уважительно поклонилась.
С несказанным облегчением, будто убегая из кошмара, я провалился в забытье и рухнул на вибрирующий камень.
Глава 7
Обитатели бездны
Мой мозг, будучи не в силах переварить и усвоить всю лавину обрушившихся на меня новых впечатлений, сделал единственное, что ему оставалось, чтобы избежать саморазрушения. Сознание упорхнуло в страну сновидений, причем сны были не менее фантастическими, нежели реальность, но ими я все-таки мог управлять, хотя бы отчасти. Я снова ощутил небывалый восторг, осознав, что мне подчиняется не один огромный крылатый дракон, а целая стая этих величественных рептилий. Мы взмыли в студеные зимние небеса. Вместе со мной в седле, крепко прижимаясь к моей груди, сидел кто-то, кого я любил всем сердцем.
В следующее мгновение из ниоткуда возник мой двойник и устремился ко мне. Женщина исчезла, исчез и дракон. Мой двойник приблизился, и я увидел, что его лицо перекошено от боли. Из красных глаз текли кровавые слезы. Я вдруг понял, что не должен его бояться. Он вовсе не страшен и нуждается в сострадании. Он вовсе не грозил мне в прежних снах. Быть может, пытался предостеречь?
Видение растаяло, а на меня внезапно нахлынуло чарующее ощущение абсолютного здоровья и благополучия. Как если бы я родился вновь, целый и невредимый. И мое рациональное сознание, насладившись мигом блаженства, медленно вернулось к действительности.
Я могу признать существование подземного мира, столь громадного, что он кажется беспредельным. Могу объяснить, почему и каким образом диковинные камни вокруг разбередили мою фантазию. Но лисица из сказки - это уже чересчур. Может, я измыслил ее, пытаясь воспринять и сложить в целостную картину обрывки подземных впечатлений? Или же успел настолько привыкнуть к этой фантасмагории, что принял актера, загримированного для "Вольпоне", за настоящую лису?
Когда я открыл глаза, лисицы, разумеется, нигде не было видно. Надо мной склонился великан, голова которого напоминала голову скульптуры с острова Пасхи. Он глядел на меня сочувственно - и насмешливо. Его мундир… Я было забеспокоился, но потом сообразил, что это не немецкий мундир. А чей? Я присмотрелся повнимательнее. Признаться, меня почему-то не удивило, когда я узнал офицерский мундир французского Иностранного легиона. Наверное, это военный врач. Неужели нас занесло во Францию? Или в Марокко? Мой рассудок перескакивал от вопроса к вопросу, словно кот, гоняющийся за птицей. Легионер помог мне приподняться.
- Вам лучше?
Я ответил ему, с запинкой, на том же самом языке, прежде чем догадался, что мы общаемся на классическом греческом.
- А по-французски вы не говорите? - спросил я.
- Конечно, говорю, друг мой. Но здесь принят именно греческий, а говорить на любом другом языке считается нетактичным, хотя наши хозяева знают большинство языков поверхности.
- И кто они, эти хозяева? Гигантские лисицы в кружевных нарядах?
Легионер расхохотался - будто треснула скала.
- А, так вы повстречали мэтра Ренара! Он очень хотел встретить вас первым. Думал, вы его признаете. Кажется, он дружил с одним из ваших предков. Позвольте сообщить, что он и ваша спутница, мадемуазель Оуна, ушли в Мо-Оурию; сказали, что им надо спешить и что они должны посоветоваться с тамошним народом. Кстати, друг мой, правильно ли я понимаю, что имею честь обращаться к графу Ульрику фон Беку? Жан-Луи Фроменталь, лейтенант французского Иностранного легиона, ваш покорный слуга.
- Как вы сюда попали, лейтенант?
- По чистой случайности, уверяю вас. Как и вы, мсье, - Фроменталь помог мне сесть на длинной кровати, столь узкой, что ее боковины стискивали даже мое исхудавшее тело. - Я убегал от врагов, которые напали на наш отряд, отправившийся на поиски древнего Тональ-Орна. Мой товарищ погиб. Я сам был на краю гибели, но наткнулся на какой-то храм. Спрятался в склепе. Как выяснилось, забрался глубже, чем предполагал. Провалился сюда.
Обстановка комнаты, в которой я находился, была весьма скудной. Почему-то возникало ощущение, что я очутился в древнеегипетской гробнице, вроде тех, которые видел в юности во время школьной поездки к пирамидам и в Святую Землю. Я огляделся, в глубине души ожидая увидеть на стенах карту ши, но их не оказалось. Тогда я посмотрел на себя: на мне была длинная, тесноватая хламида, наподобие ночной рубашки, в Египте такие называют джеллабами. Комната длинная и узкая, как и кровать, освещалась она изящными сосудами со светящейся водой. Нее предметы обстановки тоже были длинными и узкими, будто вытекли из плотной горловины. Я словно вернулся в зеркальный зал из числа тех, которые были безумно популярны в Вене несколько лет назад. Даже огромный француз выглядел на фоне обстановки невысоким, приземистым, что ли. Странное место…
Вдруг я понял, что чувствую себя просто превосходно. Уже давненько я не ощущал такого прилива сил - верно, с моих тренировок под надзором старого фон Аша.
Тишина, царившая в этом месте, тоже прибавляла настроения. Шум водопада звучал вдалеке и казался умиротворяющим. Говорить не хотелось, но любопытство взяло верх.
- Если это не Мо-Оурия, то где же мы?
- Строго говоря, это вообще не город. Это университет, хотя, в отличие от большинства других университетов, он занимается самой разнообразной деятельностью. Его возвели по обеим берегам светового потока. Так что ученые имеют возможность изучать воду и ее язык.
- Язык?
- Ну да. Эти существа не верят в разумность воды - в том смысле, в каком мы рассуждаем о разумности животных. Они верят в то, что все на свете обладает собственной природой и что если изучить и понять последнюю, можно добиться согласия с окружающим миром и жить в полной гармонии. Они недолюбливают машины и механизмы, но охотно используют все, что может им пригодиться в их исследованиях.
Мне сразу представилась некая восточная страна, что-то вроде Тибета, население которой проводит дни и годы в глубоких медитациях. Быть может, те, кого Фроменталь называет хозяевами, попали сюда в древности, укрылись в подземелье, спасаясь от какого-то врага, и за многие сотни лет оторвались от действительности - по крайней мере, по моим, достаточно пуританским меркам.
- Местные ученые вернули вам здоровье, - продолжал Фроменталь. - А меня попросили дождаться вашего пробуждения, чтобы, очнувшись, вы увидели знакомый тип лица. Вы скоро повидаетесь с нашими хозяевами, - он догадался, о чем я думаю; вероятно, я не удержался от гримасы. - Их исследования нельзя назвать сугубо теоретическими. К примеру, вы долгое время пролежали в исцеляющем пруду. Местные костоправы и массажисты трудятся именно в прудах, - перехватив мой непонимающий взгляд, он усмехнулся:
- Это пруды с речной водой, в которую добавлены различные снадобья. Не имеет значения, чем вы больны, сломана ли у вас кость или вы страдаете от рака, - пруды все равно вас исцелят, а вдобавок вам… э… пропишут процедуры соответственно заболеванию. Скажем, музыку. Или цветолечение. А поскольку время здесь как бы и не течет, мы, по правде говоря, не задумываемся о возрасте и о старении.
- Так вы не старитесь?
- Точно не знаю. Загадка на загадке. Пожалуй, надо сменить тему.
- Почему Оуна ушла без меня?
- Она утверждала, что медлить нельзя. По-моему, она хотела, чтобы вы последовали за ней. Очень скоро целый отряд выходит отсюда в направлении главного города, который лежит на берегу океана - вы видели этот океан сверху. Если желаете, присоединяйтесь.
- Вы путешествуете группами? Почему?
- Чтобы было с кем поболтать, друг мой. Здесь вы не встретите никаких кровожадных подземных чудищ. Если хотите, можете считать, что провалились в гигантскую кроличью нору, однако в Страну Чудес вы не попали. Как и на поверхности, человек тут - вершина "пищевой цепочки". Зато тут нет кровопролития. Никаких распрей, никаких конфликтов, кроме интеллектуальных. Никакого оружия: ваш меч будет местным в диковинку. Тихо, спокойно и благородно, как в могиле.
Я пристально поглядел на него. Что скрывалось за последней фразой - ирония или?.. Фроменталь безмятежно улыбался и выглядел человеком, достигшим вершин блаженства.
- Что ж, - проговорил я, - не знаю, чем меня лечили, но лечение как будто помогло, скрывать не стану.
Фроменталь налил мне в стакан бесцветную жидкость.
- Знаете, мой друг, я не раз убеждался, что все мы воспринимаем медицинскую практику немного по-разному. Французы в ужасе от английской и американской медицины, немцы - от итальянской, а итальянцы - от шведской. О китайцах же или вудуистах и упоминать не станем. Я бы сказал, что эффективность лечения зависит как от правильного диагноза, так и от того, как мы себя представляем устройство наших организмов. Более того, я прекрасно знаю, что если меня ужалит кобра, я умру через несколько минут. А если кобра ужалит моего кота, он всего лишь станет сонливее обычного. А цианид прикончит нас обоих. Вопрос: что есть яд? И что такое медицина?
Я оставил его вопросы без ответа и задал свой:
- Где мой меч? Или Оуна забрала его с собой?
- Он у здешних ученых. Не сомневаюсь, они вернут его вам, как только узнают, что вы поправились. Любопытны как дети, ей-богу: стоило им увидеть клинок, глаза у них так и загорелись.
Я справился, как университет выглядит снаружи. Не те ли это стройные колонны, которые я видел издали? Фроменталь объяснил, что народ офф-моо не строит городов в обычном смысле этого слова, что живут они в тех самых колоннах, которые используют и как дома, и как лаборатории и для всех прочих занятий, из коих коммерция, надо признать, у них не в почете.
- Кто же они такие? Я словно попал в страну Утопию… Древние греки, пережившие свое время? Потомки какого-нибудь Орфея? Или потерянное колено Израилево?
- Не то и не другое, - ответил Фроменталь, - хотя вполне могли добавить сами строчку-другую в толстые словари по мифологии. Они никогда не жили на поверхности, искони обитали здесь, в подземелье. И то, что лежит за пределами этого мира, местных, несмотря на все их любопытство, не слишком интересует. Нет, они, конечно, изучают наш мир, но осторожно, чтобы, неровен час, не впутаться в наши дрязги. Поживите здесь немного - и вы начнете постигать их образ мышления. Знания и воображения достаточно. То ли воздух здесь какой-то особенный, то ли что еще, но обитатели этого мира склонны к грезам и сновидениям. Смерти и катастрофы редки, поэтому окружающего пространства тут почти не боятся, а сон воспринимают как вид искусства. Офф-моо не испытывают ни малейшего желания уходить отсюда, да и гости, за редким исключением, не торопятся вернуться в верхний мир. Все, кто приходит сюда, со временем становятся мыслителями и сновидцами.
- Послушать вас, так эти существа смахивают на монахов. Их поселения - большие монастыри. А в сновидениях они видят смысл жизни.
- Так и есть, в известной степени.
- А дети у них имеются?
- Это как посмотреть. Вообще-то офф-моо партеногенны. Они часто и подолгу живут вместе, но им не нужно сочетаться браком, чтобы произвести на свет потомство. Их смерть одновременно есть рождение. По-моему, в этом отношении, мой друг, нам можно им позавидовать, - он помолчал, затем положил ладонь мне на плечо. - Будьте готовы ко множеству сюрпризов. Если вы, конечно, не собираетесь прыгнуть с обрыва в реку или уйти в дальнюю страну, которую здешние обитатели называют Урия-Не. На наш язык это можно перевести как "земля за пределами света". Или просто "темный мир". Местные не страшатся темного мира, но вас туда может завести лишь желание мучительной смерти.
- Может, они имеют в виду наш мир?
- Все возможно, друг мой. Нам здешний мир представляется черно-белым, потому что ни ваши, ни мои глаза не в силах разглядеть его многоцветье, все богатство тонов и оттенков, которые говорят офф-моо столько же, сколько нам с вами - оттенки роз или полутона заката. Скоро вы, подобно мне, увлечетесь местными обычаями и традициями и, пытаясь понять наших хозяев, перестанете даже мечтать о возвращении.
- Это случится не раньше, чем я захочу мира и покоя, - негромко произнес я. - А пока мою страну терзает безжалостный враг, я должен с ним сражаться.
- Что ж, каждому человеку раз в жизни стоит посмотреть в глаза своему лучшему другу, - загадочно ответил Фроменталь. - Не стану вас разубеждать. Вы можете идти? Тогда пойдемте, я представлю вас Ученому Фи, который весьма заинтересовался вашей судьбой.
Я и вправду мог ходить - и даже бегать. Вслед за Фроменталем я вышел из комнаты. Мы миновали череду дверей - сквозь некоторые огромный француз протискивался с трудом, - спустились по зловещего вида винтовой лестнице и наконец выбрались на улицу. Я почти бегом устремился навстречу сырому и холодному свежему воздуху. Впрочем, вскоре атмосфера этого диковинного сонного города, купавшегося в вечном лунном свете, с его изящными колоннами, которые выглядели так, словно их способен расколоть легчайший ветерок, с его базальтовыми дорожками и призрачными садами бледных грибков, чьи очертания будто повторяли формы камней, - атмосфера этого города заставила меня перейти на шаг, ступать медленно и уважительно. Когда мы вышли из нашей высокой, в готическом стиле двери, мне в ноздри ударила дюжина сладостных, изысканных ароматов; возможно, так чудесно пахла местная еда. А растения источали горьковатый запах, вроде того, какой иногда плывет над землей на поверхности. Неповторимый аромат трюфелей.
Колонны - или башни, как угодно - были из базальта, с вкраплениями других пород, из-за чего их стены казались прозрачными, и те, кто находился внутри, выглядели как узники, заточенные в стеклянных камерах громадной тюрьмы. Природная архитектура, которую народ офф-моо сумел приспособить под себя, радовала глаз красотой пропорций; порой, когда легкое сотрясение реки колебало почву, эти "строения" принимались раскачиваться и негромко перешептываться, будто живые. А вдалеке ослепительно сверкала огненная река, за которой, если хорошенько приглядеться, можно было различить и океан. Мне вдруг подумалось, что эта река для офф-моо - все равно что для нас Нил: колыбель, матерь цивилизации. Может, поэтому я поначалу принял здешних обитателей за строителей египетских пирамид?
По дороге я спросил Фроменталя, знаком ли он с Бастэйблом. Выяснилось, что француз встречался с ним однажды, как раз в университете. По его мнению, Бастэйбл регулярно посещал главный город Мо-Оурии.
- Значит, отсюда можно уходить и возвращаться?
- Ну разумеется, друг мой, - похоже, мой вопрос позабавил Фроменталя. - Если ты Освальд Бастэйбл. Этот англичанин принадлежит к элитной - именно так - группе людей, способных перемещаться по дорогам, которые принято называть лунными. Он может по желанию переходить из одного измерения в другое. Сдается мне, он считает вас очень важной персоной.
- Откуда вы это знаете?
- От мадемуазель Оуны. От кого же еще?
- По-моему, он куда больше интересуется моим мечом, нежели мной.
- Ученый Гоу знаком с ним. Я слышал, как они говорили о мече. По мне, для Бастэйбла одинаково важны и вы, и ваш клинок.
Мы миновали очередную арку и вошли в дом, который на вид был возведен из живой плоти. Однако на ощупь его стены были холодны, как и положено каменным.
Лестница привела нас на самый верх, в помещение, залитое светом канделябра, в котором пламенели десятки тех самых высоких "бутылок", которые я уже видел раньше. На стенах висели карты, диаграммы, схемы на всевозможных языках. Чаще всего встречалась вязь наподобие арабской, восхитительная в своем каллиграфическом совершенстве. По всей видимости, это были слова на языке офф-моо. Диаграммы, схемы, да и вся обстановка помещения выглядела черно-белой; по крайней мере, таковой воспринимали ее мои глаза, как будто я невесть каким образом попал в кинопроектор и очутился в некоем вестерне.
Голос Фроменталя сделался вдруг ниже и звучнее прежнего:
- Граф фон Бек, позвольте представить моего доброго друга и наставника Ученого Фи, который руководил теми, кто вернул вам здоровье.
Мой голос, когда я промямлил что-то вроде "очень приятно", прозвучал в моих собственных ушах хрипло, почти неслышно. Я с трудом удержался от того, чтобы не разинуть рот и не выпучить глаза, как простолюдин. Сперва мне показалось, что передо мной стоит мой двойник, но в следующий миг я осознал, что Ученый Фи гораздо выше и куда более худ, а вот резкими, заостренными чертами бледного лица он в изрядной степени напоминал меня самого. Еще один альбинос! Череп раза в два больше моего и вполовину шире, увенчанный коническим головным убором, который, как ни забавно, в точности повторял размеры и форму лица нашего хозяина. Свободное шелковое одеяние, опять-таки, похожее на мое собственное, с длинными и широкими, словно у китайского мандарина, рукавами; подол волочился по полу и потому ног существа было не разглядеть. Скошенные алые глаза, вытянутые уши, заломленные брови - дурная пародия на несчастного фон Бека. Может, эти существа и есть мои предки? Может, гены офф-моо сделали меня изгоем в моем мире? Может, я наконец отыскал свою родню? Чувство принадлежности к народу подземелья нахлынуло столь внезапно, что я чуть не расплакался. Но - взял себя в руки и торжественно поблагодарил Ученого Фи за гостеприимство. И за то, что он помог вернуть меня к жизни.