Я наблюдал, как девушки Вьерны, принадлежащие уже не ей, а своим новым хозяевам, занимали места в баркасе.
Вьерна не просто предоставила своим разбойницам возможность выбора; она заставила их сделать выбор. Интересно, ждет ли она еще возвращения в лес хотя бы одной из них? Она сама нарядила их в шелка, вдела серьги им в уши. Вероятно, она уже потеряла надежду их дождаться.
Ее разбойницы - теперь обычные рабыни - терпеливо дожидались момента, когда баркас отчалит от берега и доставит их на "Рьоду" и "Терсефору". Они сделали свой выбор, предпочли покориться мужчинам, послушались голоса своей женской сути.
Вьерне придется в одиночестве охотиться в лесах. Она хотела свободы, и она ее получила. Она будет гордой и независимой в окружающих ее бескрайних лесных просторах, но останется в одиночестве. Интересно, сколько ночей проведет она без сна, сжимая в руке подаренный ей Марленусом перстень и глотая катящиеся по щекам слезы? Гордость непреодолимой стеной встала между нею и ее женским началом. Она останется в одиночестве, и никто не заметит в ее ушах небольшие изящные серьги, которые она так и не сняла. Эти серьги вдели ей в уши по приказу Марленуса, когда он еще был ее хозяином. Оставаясь свободной, она не сможет забыть - даже если очень захочет, - что некогда она находилась в полном его подчинении. Возможно, время от времени Вьерна будет тосковать по ошейнику убара так же сильно, как и по его прикосновению. Она сделала свой выбор, предпочла независимость, не променяла ее даже на трон убары Ара.
Ее девушки тоже сделали свой выбор. Вьерна осталась свободной. Они превратились в покорных рабынь. Я бы не взял на себя смелость судить, кто из них сейчас счастливее. Вон они сидят в баркасе с покорным видом. Руки их связаны за спиной кожаными ремнями. Новообращенные рабыни еще держатся скованно и стыдятся друг друга, но лица их не кажутся несчастными. Интересно, пожалела ли хотя бы одна из них о принятом решении? Хотя, если и пожалела, сейчас уже все равно слишком поздно. Руки их связаны за спиной. Но девушки не выглядят несчастными. Они откликнулись на голос своей женственности. Они отдали себя кандалам и - любви. И возможность сделать этот выбор предоставила им Вьерна, сама отказавшаяся от него.
Где-то в лесах сейчас, одинокая и свободная, бродит женщина-пантера. Имя ее - Вьерна. Пусть охота ее будет удачной.
Интересно, отправится ли она когда-нибудь в Ар, повидать своего убара, или, может, он сам снова решит поохотиться в северных лесах и предоставит ей еще один шанс изменить свою жизнь? Нет, едва ли.
"Женщина, что с нее возьмешь?" - сказал о ней Марленус и тем не менее подарил ей перстень с печатью Ара. Интересно, понимает ли Вьерна, что из женщин носить этот перстень имеет право только убара Ара?
- Мы сложили колья в форме башни, - прервал мои размышления Турнок. - Маяк получится отличным.
Я оглянулся. На громадном валуне высилась сложенная из кольев четырехугольная пирамида.
- Облейте ее маслом.
- Да, капитан, - ответил Турнок.
Я сидел в капитанском кресле, далеко от воды, закутанный в теплые покрывала, но мне все равно было холодно.
Костер разожгли. Языки пламени быстро взбежали на самую верхушку пирамиды. Да, маяк будет виден пасангов за пятьдесят отсюда, не меньше.
Я отвернулся. Вокруг меня стояли мои матросы.
- Приведите сюда рабыню Руиссу, - распорядился я, - ту, что была в банде Хуры.
Я услышал, как плеть Илены дважды опустилась на плечи бывшей разбойницы. Стиснув зубы, Руисса вышла вперед и опустилась на колени перед моим креслом. На ней был ошейник, от которого протянулись тонкие цепи, соединяющиеся с наручниками и ножными кандалами. Еще дважды плеть Илены прошлась по плечам девушки, и я заметил, как в этих местах у нее протянулись кроваво-красные полосы.
- Отойди отсюда, - приказал я Илене, стоящей с плетью наготове над низко склонившей голову разбойницей.
С видом человека, выполняющего чрезвычайно важную задачу, Илена отступила в сторону. На девушке была белая шерстяная туника грубой вязки, а горло ей стягивал надетый мной ошейник.
- Эта женщина, - показал я Турноку на Руиссу, - осталась в лагере Саруса охранять своих подруг по банде, опоенных наркотиками.
Турнок понимающе кивнул.
- У нее был лук и стрелы, - продолжал я. - Она могла меня убить.
Турнок усмехнулся.
- Какой участи заслуживает она, как ты считаешь? - спросил я у своего верного помощника.
- Это право моего капитана - определить ее судьбу, - ответил Турнок.
- А тебе не кажется, что это смелый поступок? - поинтересовался я.
- Это действительно поступок смелого человека, капитан, - ответил Турнок.
- Освободи ее, - приказал я.
С легкой усмешкой на лице Турнок быстро отомкнул ключом запоры на ошейнике и кандалах, украшавших руки и ноги пленницы.
Руисса подняла на меня недоумевающий взгляд. Она, казалось, не понимала, что происходит.
- Ты свободна, - сказал я ей. - Можешь идти.
- Спасибо, капитан, - едва слышно произнесла девушка.
- Уходи, - велел я.
Руисса обернулась и взглянула на Илену. Бывшая жительница Земли невольно отшатнулась.
- Позвольте мне остаться еще ненадолго, капитан, - попросила Руисса и в ответ на мой вопрошающий взгляд пояснила: - Я хочу провести обряд поединка на ножах.
- Хорошо, - сказал я.
Пытавшуюся убежать Илену схватили за руки. Она страшно испугалась. Принесли два кинжала. Один из них вручили Руиссе, второй вложили в негнущиеся пальцы Илены. После этого обеих девушек поставили в освобожденном для них круге перед моим креслом.
- Я… я ничего не понимаю, - пробормотала Илена.
- Что тут понимать? Тебе предстоит поединок на ножах. Будете драться насмерть, - пояснил я.
- Нет! - закричала Илена; из глаз ее хлынули слезы. Она отшвырнула кинжал. - Я не стану!
- На колени! - приказала ей Руисса.
Илена проворно опустилась перед ней на колени.
- Пожалуйста, не причиняй мне никакого вреда, - взмолилась Илена.
- Обращайся ко мне как к своей госпоже, - сказала ей Руисса.
- Пожалуйста, госпожа, не делайте мне больно, прошу вас, - глядя в глаза своей новой повелительнице, пробормотала Илена.
Ее испуганный вид рассмешил Руиссу.
- Без плети ты уже не кажешься такой гордой, рабыня, - усмехнулась она.
- Так и есть, госпожа, - едва слышно ответила Илена.
Двумя ударами ножа Руисса распорола по бокам шелковую накидку Илены. Легкая материя соскользнула к ногам девушки. Руисса подняла с земли кандалы, которые еще недавно сковывали ее тело, и защелкнула верхнее пристяжное кольцо цепи за ошейник Илены. После этого она надела наручники на запястья стоящей перед ней на коленях девушки, а ножные кандалы заперла у нее на щиколотках.
- С вашего позволения, капитан, - обратилась ко мне Руисса.
Я утвердительно кивнул.
Она подняла лежавшую на земле плеть, которая благодаря Илене так часто прогуливалась у нее по плечам, и, широко размахнувшись, стегнула Илену. Ее бывшая надсмотрщица истошно закричала.
- Не бейте! - взмолилась она, захлебываясь слезами. - Пожалуйста, не бейте меня, госпожа!
- Мне нет дела до просьб какой-то ничтожной рабыни, - в присущей для Илены высокомерной манере ответила ей Руисса.
Девушка избивала свою рыдающую бывшую надсмотрщицу до тех пор, пока у той не иссякли последние силы и она не уронила голову на песок.
Тогда Руисса отшвырнула плеть и, не говоря ни слова, исчезла в лесу.
Илена лежала на земле, тихонько всхлипывая и размазывая слезы по щекам. Все ее тело было испещрено длинными кроваво-красными полосами.
- На колени, - приказал я.
Илена торопливо поднялась на колени и испуганно посмотрела на меня.
- Когда доставите на "Терсефору", заприте ее в трюме вместе с остальными рабынями, - распорядился я.
- Прошу вас, не нужно, хозяин, - простонала Илена.
- И проследите, чтобы она была продана на невольничьем рынке Порт-Кара.
Илена разрыдалась с новой силой. Ее подхватили под руки и оттащили в сторону. Я выполню свое обещание: она будет выставлена на невольничьем рынке одного из самых крупных работорговых городов Гора. Возможно, ее купит кто-нибудь с южных островов, с Шенди или Бази, а может, купец с севера - с Торвальдсленда, Сканьяра или Ханджера. Или, может, она попадет на другой конец Тассы - на Таборг или Асферикс, или, наоборот, будет увезена в глубь материка, в Ко-ро-ба, Тентис или даже в сам Ар. Кто знает, как сложится ее судьба? Бросят ли девушку вместе с десятком других рабынь в повозку, идущую в затерявшуюся среди бескрайних пустынь Турию или та же повозка доставит ее к одному из племен народа фургонов: к тачакам, кассарам, катайям или паравачам? А может, ее приобретут для себя ренсоводы с заболоченной дельты долины Воска или какой-нибудь крестьянин из небольшого, отрезанного от всего остального мира хутора? Кто знает, как сложится ее судьба? Едва ли кто-нибудь возьмет на себя смелость предугадать.
Я оглянулся на "Рьоду" и "Терсефору". Матросы Римма уже подготовили "Рьоду" к отплытию.
- Отнесите мое кресло в баркас, - распорядился я.
Четверо матросов подхватили мое кресло и без всяких усилий подняли его вместе со мной.
- Подождите, - остановил я их.
- Капитан! - звал меня чей-то голос. - Я поймал двух женщин!
Я увидел одного из матросов, оставленных мной наблюдать за подходами к тому месту, где мы находились. Он направлялся к нам, толкая перед собой двух женщин в шкурах лесных пантер. Руки пленниц были стянуты за спиной кожаным ремнем, на месте их удерживала толстая ветвь, которой они были привязаны к шее.
Мне они показались незнакомыми.
- Они шпионили за нами, - сообщил матрос.
- Нет, - ответила одна из девушек, - мы искали Вьерну.
- Сними с них одежду, - распорядился я. Женщину всегда проще заставить говорить, когда она раздета.
Я уже начал догадываться, кто эти девушки.
- Говори! - приказал я той из них, которая посимпатичнее.
- Мы находимся на службе у Вьерны, - ответила девушка, - но мы не из ее банды.
- Вы должны были охранять некую рабыню, - подсказал я.
Они обменялись удивленными взглядами.
- Да, - кивнула моя собеседница.
- И эта рабыня - дочь Марленуса, убара Ара, не так ли?
- Да, - изумленно пробормотала девушка.
- Где она?
- Когда Марленус отрекся от нее, - испуганно отвечала моя собеседница, - она перестала представлять собой ценность, и Вьерна через Миру распорядилась выставить ее на продажу.
- Сколько же вы за нее получили? - поинтересовался я.
- Десять золотых, - ответила девушка.
- Это высокая цена за девчонку без родственников, без кастовой принадлежности, - заметил я.
- Она очень красивая, - попыталась возразить ее подруга.
- Капитан хотел приобрести ее сам? - догадалась первая девушка.
Я рассмеялся.
- Я бы не отказался купить ее.
- Не сердитесь на нас, капитан! - воскликнула моя миловидная собеседница. - Мы этого не знали!
- Деньги все еще у вас? - поинтересовался я.
- Да, - ответила девушка. - Они в кошельке.
Я взглянул на Турнока, и он протянул мне небольшой кожаный кошель. Я развязал шнурок и высыпал на ладонь десять золотых монет, долгое время рассматривал их, затем крепко сжал в руке. Эти монеты были единственной имевшей хоть какое-то отношение к Талене вещью, которую я впервые за долгие годы смог подержать в руках.
Во мне поднялась волна гнева и разочарования. Я швырнул монеты на землю.
- Отпусти их, - сказал я Турноку. - Пусть идут.
Девушки смотрели на меня, ничего не понимая. Им развязали руки и снова надели на них шкуры лесных пантер.
- Найдите Вьерну и отдайте ей эти деньги, - сказал я.
- Вы не собираетесь сделать нас своими пленницами? - удивилась моя миловидная собеседница.
- Нет. Отыщите Вьерну. Отдайте ей эти деньги.
Они принадлежат ей.
- Мы обязательно это сделаем, капитан, - пообещала девушка.
Они собрались уходить.
- Кому вы ее продали? - поинтересовался я.
- Мы продали ее на первый проходивший мимо корабль, - ответила девушка.
- И кто был капитаном этого корабля? - спросил я.
- Самос, - сказала девушка. - Самос из Порт-Кара.
Я жестом показал, что они могут быть свободны.
- Отнесите меня на баркас, - попросил я матросов. - Я бы хотел вернуться на "Терсефору".
Тем же вечером я сидел на кормовой палубе "Терсефоры".
По окрашенному последними предзакатными лучами солнца небосводу медленно ползли легкие облака. На западном побережье Тассы, в местечке, расположенном значительно севернее Лидиуса, на пустынном каменистом берегу, поросшем бескрайними дикими лесами, горел маяк, отмечая собой место, где прежде стоял укрепленный лагерь - там совсем недавно не на жизнь, а на смерть сражались воины, в пылу битвы рождались герои и люди, чьи имена не достойны даже упоминания.
Прежде чем поднять якорь, мы вылили в прозрачные воды Тассы глоток вина и высыпали пригоршню соли.
Я сидел на кормовой палубе "Терсефоры", закутанный в теплые покрывала, и не спускал глаз с медленно удаляющегося берега и пылающего на нем костра-маяка.
Мне снова вспомнились Арн, Римм и Турнок, Хура и Мира, Вьерна, Гренна и Шира. Вспомнились Марленус из Ара и Сарус с Тироса, вспомнились Илена и Руисса. Все они прошли перед моими глазами. Перед мысленным взором замелькали улицы Лидиуса и порт Лауриса, побежали бесконечные тропы северных лесов.
Я горько усмехнулся.
Боск из Порт-Кара, такой мудрый и дерзкий, знающий и настойчивый, пришел покорять эти леса. Минуло всего лишь несколько дней, и вот он, как изувеченный ларл, зализывающий раны, понурый и злой возвращается обратно в свое логово.
Я снова оглянулся на пылающий костер-маяк. Едва ли кто сумеет догадаться, зачем он здесь зажжен. Я сам этого не знаю.
Скоро от него останется лишь пепел и несколько головешек, да и их настойчивые дожди и ветер не замедлят стереть с лица этого не обезображенного человеческим присутствием берега. Безмятежную гладь песков снова будут покрывать лишь отпечатки лап редких северных птиц, столь похожие на крохотное воровское клеймо. Но и им не продержаться здесь долго: терпеливые волны старательно смоют все следы с изменчивого лика песчаного берега.
И не увижу я Талену в Порт-Каре, и никогда не верну ее Марленусу из Ара.
Холодно. Я совершенно не чувствую левую половину тела.
- Отличный ветер, капитан, - заметил подошедший Турнок.
- Да, ветер что надо, - ответил я. - Попутный. Я слышал, как скрипят снасти под ветром, наполняющим паруса "Терсефоры".
Шаги Турнока стихли у меня за спиной; он спустился на гребную палубу.
Интересно, неужели Па-Кур, предводитель убийц, до сих пор жив? Нет, это слишком невероятно. И почему эта мысль вообще пришла мне в голову?
До меня донесся пронзительный крик одинокой морской чайки.
В горячечном бреду я повторял имя Веллы. Почему бы это? Не понимаю. Я давно уже не испытываю к ней никаких чувств. Она пошла против моей воли. Она убежала с Сардара именно в тот момент, когда я - для ее же собственного блага - сделал все, чтобы целой и невредимой возвратить ее на Землю.
Это было очень смело с ее стороны.
Но ей не повезло: она стала рабыней. Она потерпела неудачу. Проиграла. С кем не бывает?
Я оставил ее там же, где и нашел.
"Ты не знаешь, что такое быть пага-рабыней!" - кричала она мне вслед.
А зачем мне это знать?
Я оставил ее в ошейнике Сарпедона - еще одну из сотен таких же рабынь, прислуживающих в тавернах Лидиуса.
Она умоляла меня купить ее. Купить, как покупают рабынь. Значит, она осознает себя рабыней. Значит, она и есть рабыня.
Я рассмеялся.
И почему это я выкрикивал ее имя в горячечном бреду? Не знаю. Меня, свободного человека, не может хоть сколько-нибудь интересовать судьба простой рабыни.
Руки мои непроизвольно крепче стиснули подлокотники кресла.
Где-то вдалеке постепенно темнеющее небо освещало багровое зарево костра-маяка, разожженного по моему приказу на диком безлюдном берегу, в десятках пасангов к северу от Лидиуса. Я и сам не знаю, зачем приказал разжечь костер. Может, он просто отмечает место на берегу, в целом Горе известное лишь ему, костру, так же как и нам - тем, кто его покинул?
Именно здесь, на этом месте, я на какой-нибудь ан снова вспомнил о том, что такое честь. Пусть же этот маяк хотя бы на короткий миг снова и снова напоминает мне об этом. Пусть хотя бы этот костер - если не люди - хранит память о том, что здесь произошло.
- Турнок! - позвал я. - Я совсем замерз. Позови матросов. Пусть перенесут меня в каюту.
- Да, капитан, - откликнулся Турнок.
К утру от костра останется только пепел, да и тому недолго лежать на берегу: дожди и ветры сделают свое дело. Затем песчаную кромку затопчут северные морские птицы, оставляя на влажном песке свои похожие на воровское клеймо следы. Но и эти следы со временем смоет волна.
Все преходяще, все недолговечно.
- Турнок, - снова позвал я.
Когда кресло мое подняли, я бросил последний взгляд на северный небосклон. Он все еще хранил на себе отсвет костра. Я нисколько не жалею о том, что приказал его разжечь. Не важно, что немногие смогут его увидеть. Не важно, что никто не поймет его предназначения. Я и сам не знаю, зачем приказал разжечь его, но раз уж я так поступил, значит, мне действительно это было нужно.
- Отнесите меня в каюту, - попросил я.
- Да, капитан, сейчас отнесем, - сказал Турнок.
- Ветер что надо, - заметил один из матросов, когда дверь в каюту за мной закрылась.
- Да, - негромко ответил Турнок. - Попутный…