Чья-то лошадь упала, колотясь в предсмертной агонии, и придавила седока. Беднягу пытались прикрыть, но не сумели, тот же крысоволк сомкнул челюсти на его горле и отпрыгнул. Сверкали клинки, с гудением рвали воздух огненные головы факелов. Чудовища ловко уворачивались и атаковали, метя в лошадей. Вот еще один всадник со стоном опустил меч, левая нога его была разорвана от бедра до колена; другого взвившийся скакун с окровавленным боком выбросил из седла.
Но и люди не оставались в долгу. Отточенная сталь крушила хребты и рассекала шеи, бойцы делали свое дело без паники, будто с малолетства сражались именно с таким противником.
Джон Рэдхэнд не оставался в стороне. Он не любил плыть по течению, возможно, потому что по разным причинам, вольно или невольно, полжизни только этим и занимался. Заброшенный в чужое время, ошеломленный, мало что понимающий, он, пожалуй, никогда еще не чувствовал себя таким потерянным, как в этой кровавой клыкасто-зубастой стальной кутерьме. Пустив в дело старинный меч, он испытал облегчение. Меч, кажется, тоже - можно вообразить, как он соскучился без работы…
Цезарь вел себя молодцом, слушался так, словно был продолжением Джона. Клинок снес голову подвернувшемуся крысоволку, и тут же конь ударом копыта раздробил лапу другому, покусившемуся на Мышонка. Джон подался вперед и вогнал меч в глотку следующей твари. Сзади раздался протяжный визг раненого чудовища - молодого графа прикрыли ловким уколом пикой.
Спасательному отряду достаточно было продержаться от силы полминуты. Вторая команда графских воинов галопом слетела по подножию холма и лихим наскоком смяла чудовищ. Крысоволки обратились было в бегство, но теперь людей стало заметно больше, и отпускать нечисть живой никто не собирался. К собственному удивлению, Джон не задумываясь принял участие и в этой части сражения. Забыв обо всем, он вместе с остальными промчался до самых вырубок, на скаку кромсая монстров, и только со второго раза услышал крик командира, призывающий вернуться назад.
Соединенный отряд поднялся к замку, пересек подъемный мост, и вот загрохотали цепи, отгораживая обиталище графа от враждебной ночи.
Замок еще далеко не был достроен, однако уже сейчас представлял собой неприступную крепость. Первым делом Томас Рэдхэнд возвел мощные стены и донжон, внутреннюю крепость. Воины и строители пока что жили в хижинах и бараках. Всюду по двору, между ямами и уже готовыми фундаментами, между кучами земли и начатыми стенами, высились кучи строительного хлама. Несмотря на поздний час, над многими крышами вился дым, где-то звенел кузнечный молот. Все население замка, вооруженное, собралось у ворот и под стенами. Теперь, видя, что опасность миновала, люди перенесли внимание на спасенных и разглядывали их со смешанными чувствами, как показалось Джону - удивления и неприязни.
Седобородый командир первого отряда подъехал к Джону и спросил:
- Кто вы такие?
- Мы… путники, - осторожно ответил тот.
- "Путники", - скривился седобородый. - Какого черта путникам делать в этих краях? Куда же вы держали путь?
Краем глаза Джон заметил, как нахмурилась Изабелла, - видимо, такое обращение с великим воином коробило ее. Навряд ли она позволит себе высказать то, что думает, но Джон, еще не успев выбрать манеру поведения, поспешил ответить:
- Мы ехали сюда. Ведь это, если я не ошибаюсь, замок сэра Томаса Рэдхэнда?
- А что, в этой дыре есть и другие замки? - фыркнул командир.
Света вокруг было достаточно, и он, отходя от горячки боя, уже внимательно разглядывал Джона. Выражение его лица при этом заставляло ожидать или диагноза, или приговора, без вариантов. "Сейчас назовет меня юродивым", - подумал молодой граф.
Однако командир вдруг смягчился.
- Вы славно держались, - сказал он. - Может быть, и правда… Ну да ладно, не моего ума это дело. Ставьте лошадей в конюшню, там о них позаботятся, и идемте со мной.
Джон с Изабеллой удивленно переглянулись, но послушались. Шагая по узким переходам донжона, мимо редких чадящих факелов, Джон размышлял над ситуацией. Странностей становилось все больше и больше. Перстень показывать не пришлось - хорошо это или плохо? Юродивым не назвали - приятно… Про костюмчик ничего не сказали. На Изабеллу смотрят как-то… нет, глазеют, конечно, но… вот оно - не как на красивую девушку.
И, наконец, про то, что из-за двух путников погибли четверо человек да еще несколько серьезно ранены, - ни слова. А ведь вертелось это на языке и у седобородого, и еще у некоторых поблизости.
- Куда нас ведут? - шепнула Изабелла, когда они поднимались по крутой винтовой лестнице.
- Не пойму, - пожал плечами Джон. - Но у меня такое впечатление, будто нас ждали.
И это было самое странное. Собственные слова вдруг словно подтолкнули что-то в голове, но, прежде чем Джон додумался до чего-то определенного, провожатый распахнул перед ними высокую дубовую дверь и объявил:
- Сэр Томас, двое путников здесь!
Джон и Изабелла вошли в довольно просторный зал, вдоль стен которого стояли грубо сколоченные столы и скамьи. Трепетали на легком сквозняке языки факелов. В противоположном конце зала стояло высокое кресло, в котором темнела массивная фигура хозяина. Дверь за спиной захлопнулась.
- Так вот ты какой, - негромко, но звучно сказал Томас Рэдхэнд и, поднявшись на ноги, двинулся навстречу вошедшим. Каждый шаг его отзывался гулким эхом, отчеканивая паузу между словами. - Мерзавец. Подонок. Нечистая тварь. Выродок.
И так далее. От кресла до двери умещалось около трех дюжин ругательств, но граф остановился в нескольких шагах от Джона. Лицо у него было как у статуи, столь же холодное и неприступное. Казалось, ничто, кроме тяжелого, душного гнева, не может выражаться на нем.
- Вот как выглядит жалкий негодяй, решивший продать мой замок какому-то иноземному шарлатану. Ничтожный червь, отказавшийся от своего рода. От всего, чего я добился своими руками, и, видит Бог, еще добьюсь, от всего, что я сделал и сделаю во славу благословенной Англии и своих потомков. Полоумный мешок свинячьих нечистот, и ты еще осмеливаешься смотреть мне в глаза после того, как оплевал мою память?!
А что еще оставалось делать, кроме как смотреть во все глаза? Изабелла - та старательно прятала взор, хотя, чувствовалось, наблюдала за происходящим не без интереса. Но на нее сэр Томас и не смотрел, он испепелял взглядом потомка.
- Подлый изменник, что ты можешь сказать в свое оправдание? Ничего! Даже твоя грязная совесть не выдержит такой чудовищной лжи! Подумать только, неужели этот жалкий юродивый и впрямь может принадлежать к моему роду?
Все-таки это слово прозвучало…
- Я ни за что не поверил бы мне, однако предзнаменования сходятся, - продолжал Рэдхэнд, слегка понижая голос. - К тому же я поклялся, что это ты, а уж своей клятве я верю. - Он сокрушенно покачал головой, еще раз оглядывая Джона с головы до ног. Плечи его слегка ссутулились, отчего он стал казаться очень старым. - Да, если бы я мне не поклялся, я бы мне ни за что не поверил. Однако до сих пор все свидетельствовало в пользу того, что я знаю, о чем говорю.
Брови у Джона и Изабеллы неудержимо ползли вверх. Основатель Рэдхэндхолла явно недоспал или переел. Логичнее было бы предположить кое-что иное, однако хмельного духа от него не исходило. Джону даже не так обидно стало за все поношения. Сэр Томас между тем продолжал:
- Выбора в любом случае нет. Я точно сказал, что это ты. И, как бы ни сложилась судьба, я должен положиться именно на тебя… Ладно, довольно болтовни! - Он вмиг обернулся прежним грозным Рэдхэндом, да еще глянул на своих гостей так, будто они здесь и болтали. Надо сказать, некая гипнотически убедительная сила в его взгляде была… - Что там у тебя еще? Ах да, ты должен показать перстень. Показывай!
Джон послушно протянул руку. Сэр Томас придирчиво осмотрел вещицу, кивнул:
- Все верно, в точности, как я и говорил. А ты, дитя мое… - Только теперь он обратил внимание на девушку, неожиданно легко и ласково коснулся ее подбородка и… улыбнулся? Да нет, должно быть, померещилось. Свет факелов прыгает, и вообще, чего от усталости не увидишь? - И как тебя угораздило связаться с этим недостойным? Да, ты почти ничего не знаешь о нем, и я вполне могу понять твои чувства, но все-таки я бы на твоем месте внимательнее присмотрелся к человеку, который способен на такой низкий поступок. Что бы я там нн говорил, а у меня и свои глаза есть, и свой ум. Оно конечно, глупо с самим собой спорить, но и безоглядно соглашаться - тоже не дело. Ну да ладно, познакомились - и будет, сегодня все устали. Для вас готовы комнаты, отдохните, а завтра будем решать.
Он хлопнул в ладони, на пороге появились двое слуг.
- Проводить, - бросил сэр Томас и повернулся спиной.
Путников вывели из донжона и сопроводили к крепкому срубу поблизости. Внутри обнаружился ряд комнат за одинаковыми дверями, слуги распахнули две дальние:
- Вот ваши комнаты, располагайтесь. Вас ждут горячие ванны, свежие платья и ужин.
Да сколько же можно удивляться! Переступив порог, Джон убедился, что к их встрече действительно подготовились по высшему разряду: над огромной бадьей поднимался пар, на столе дымилось жаркое, явно только что снятое с огня. Что же получается, сэр Томас не просто ждал гостей, но и знал время, в которое они прибудут, - с точностью до минуты?!
Однако усталость взяла свое. Молодой граф, решив не доводить себя еще и до головной боли, отбросил рассуждения и воспользовался средневековым сервисом. Поужинал, сидя в бадье, немного поблаженствовал, отмылся. Свежая одежда местного производства сидела как влитая, по мерке шили, что ли?
Наполнив кубок красным вином, Джон полуприлег на кровать. Тихо потрескивал огонек светильника, через узкий выруб окна доносился рабочий шум: звенела кузня, стучали молотки, скрипели блоки.
В углу рядом с кроватью стоял прислоненный к стене меч, доверенный Джону призраком. Сейчас, глядя на оружие, молодой граф испытал необычное чувство - словно он растворяется в окружающем мире, впитывает его в себя: и недостроенный замок, и всех, вроде бы чужих и незнакомых, но вполне понятных людей в нем, и окружающие леса со всеми их тайнами, ужасами и красотой. Это продолжалось всего несколько секунд, но на душе сделалось спокойно. Какой бы загадочной ни была связь двух времен, все должно разъясниться. А если нет - что ж, по крайней мере будет что рассказать внукам на старости лет. Немногим же в двадцать первом веке доводилось драться с лесными разбойниками и настоящими чудовищами!
Отставив кубок, Джон отыскал подходящую тряпицу и стал тщательно протирать оружие, обильно вымазанное черной кровью. Простое действие воспринималось как ритуал. Раньше, при всей своей любви к старине, Джон никогда бы не отыскал в себе такого благоговения, с каким теперь держал меч. Не смог бы отнестись к нему как к живому. Впрочем, раньше меч и не спасал его от смерти…
Удивительное это было оружие. Простое, выполненное без затей и потрясающе красивое. Клинок прямой, как солнечный луч. Или, скорее, как лунный - таинственное мерцание стали имело чистый цвет серебра в неподвижном ночном воздухе. Превосходный баланс, казалось, меч летит сам, предвосхищая движения руки.
В дверь поскреблись.
- Кто там?
- Это я, Изабелла.
- А, входи, входи.
Свежевымытая разбойница скользнула внутрь и без спросу присела на кровать рядом с Джоном. Когда молодой граф вложил меч в ножны, она спросила:
- Ну что, сэр Джон, чувствуешь себя дома?
Тот пожал плечами:
- Не знаю, это трудно объяснить…
- Конечно, - кивнула Изабелла, - ты ведь никогда здесь не был, никогда не видел своего грозного родственника. А он у тебя, кстати, странный. Его нелегко понять, правда? Это… очень необычно?
Кажется, она хотела узнать, не фамильное ли это у Рэдхэндов. Джон улыбнулся:
- Я тоже странный.
- Ну ты - совсем другое дело! Знаешь, я ему совсем не поверила, когда он говорил про тебя. Ты… - Она вдруг смутилась, но договорила: - До странности хороший. По-моему, ты неспособен на зло.
- Ты преувеличиваешь, да и знаешь меня совсем немного, тут сэр Томас полностью прав. Спасибо, конечно, но дело в другом. Я странный, ты тоже странная. Ну подумай, как все смотрится со стороны: молодая девушка бросает свой дом, налаженную жизнь и отправляется с малознакомым мужчиной по лесам, кишащим чудовищами, а этот малознакомый мужчина по ее же просьбе время от времени швыряет ее через бедро и выкручивает руки!
Изабелла откинулась на спину и весело засмеялась:
- Ты забыл добавить, что эта девушка еще рвалась помочь малознакомому мужчине в избиении ее жениха!
- Ну и не странная ли ты после этого?
- Верно. Только мне это даже по душе. Уж так случилось, что женишок прочно засел у меня в печенках!
- Да, что касается Длинного Лука, он ведь тоже очень странный человек.
- Длинный Лук? Да большей заурядности и вообразить трудно.
- Не скажи. Я знал его всего несколько минут, но все это время он вел себя очень странно. Вспомни хотя бы: мы довольно ловко показали ему, что нас так просто не возьмешь, а он продолжал упорствовать в своем непродуманном намерении отправить меня в мир иной.
- Это от недостатка ума. Ему можно полдня вбивать палкой простые истины, а он все равно ничему не научится.
Она говорила это как будто со знанием дела. Джон спросил:
- А что, кто-нибудь пробовал?
- Раньше-то? - Изабелла неопределенно пожала плечами. - Дети частенько спорят, взрослые частенько их учат. Что говорить, Длинный Лук всегда был вредным ребенком.
- Тем более странно: сын Висельника - и такой олух!
- Да ну его, - скривилась Изабелла.
- Хорошо, а как быть с чудовищами?
- Зачем с ними быть? Их бить надо.
- Нет, я к тому, что мне они тоже показались очень странными. Не думаю, чтобы такая откровенная голливудщина была обычным делом… Или в вашей милой стране чудовища каждый день такими табунами ходят?
- Когда попадаешь в необычную историю, все вокруг становится странным, - изрекла Изабелла. И призадумалась.
"Правильно. А я, похоже, с самого рождения живу внутри какой-то необычной истории", - подумал Джон.
- А все-таки самый странный здесь - сэр Томас, - сказала девушка и боязливо поежилась. - Может быть, он и правда могучий маг? Хотя я всегда думала, что они другие, вроде нашей старухи.
- Ну необычным он был всегда, - вздохнул погруженный в размышления Джон.
- Так ты его все-таки знаешь?
- Как тебе сказать, - замялся Джон. - Не то чтобы я совсем его не знал, но он будет другим, когда я его буду знать… То есть что я говорю, я пока его еще не знаю, но…
До чего же запутанная штука - время. Умозрительно так хорошо себе все представляешь, а попробуй рассказать без репетиций! Молодой граф чувствовал себя глупо. Во-первых, потому что терпеть не мог косноязычия и уж тем более ощущать косноязычным себя. Во-вторых, потому что самым банальным образом проболтался. Врать Изабелле он не хотел, а рассказывать правду не решался - да и как это сделать?
Лицо девушки между тем стало жалостливым.
- Тебе плохо? - спросила она и проверила рукой, нет ли у Джона жара. - Ну ничего, теперь отдохнем в замке, тебе станет лучше…
Джон криво усмехнулся:
- Вот на это я особо не рассчитываю. Что-то подсказывает, что меня сюда призвали отнюдь не для лечения нервов.
- Призвали? Но кто именно? И почему ты тогда не был уверен, что тебя примут?
Джон глубоко вздохнул:
- Ладно, давай попробуем. Сейчас я тебе все расскажу. Поверить в это будет трудно, но ты постарайся, честное слово, я не собираюсь тебя обманывать.
Изабелла тут же приготовилась слушать: подобрала ноги и, обхватив их руками, опустила подбородок на колени. Огонек светильника отражался в ее глазах. Похоже, она ожидала услышать одну из популярных в Средневековье историй про заколдованных рыцарей и принцев-изгнанников. Ну нет, этот сюжет будет не столь банален…
Джон подобрал в очажке уголек и нарисовал на стене черту:
- Вообрази себе, что эта линия - время. История человечества от Рождества Христова, которое мы пометим вот такой черточкой…
Глава 6
ДЛИННЫЙ ЛУК В ТУПИКЕ
Длинный Лук понял, что он в тупике. Он еще какое-то время буравил вожаков презрительным взглядом, потом рявкнул:
- Трусы! Я вижу перед собой не грозу Англии, а толпу трусов!
Бесполезно, они просто смотрели вниз, на неструганые доски пола. Никто не перечил. Длинный Лук уже в тысячный раз спрашивал себя: почему? Неужели они и впрямь так ничтожны, как он любил себе воображать? Если да, то они плохие вожаки. Настоящие сорвиголовы так просто не отступились бы, будь они в чем-то убеждены.
Может, они молчат, потому что два года назад, когда он собственноручно убил одного из сотоварищей отца за настойчивые поучения, была пройдена какая-то незримая черта? Может, боятся за свои шкуры? Длинный Лук представил себя на их месте - да, жутковато было бы спорить и вообще поднимать голову, если ее могут снести при малейшем неверном движении. Еще страшнее держать голову поднятой постоянно. Что ж, это и нужно было Длинному Луку, этого он и добивался, об этом мечтал. И что же, страх привил им не только почтение, но и… трусость?
Хуже, однако, была другая мысль: а что, если они молчат, потому что не принимают гнев своего повелителя всерьез? А вдруг сейчас там, в этих опущенных глазах не ужас, а насмешка?
- Ты, - обратился Длинный Лук к старому Бену по прозвищу Череп, - что ты там болтал про пиво и баб?
- Ваше величество? - Череп состроил удивленное лицо. Они давно уже называли Длинного Лука величеством, особенно когда хотели его успокоить. - Не понимаю, о чем вы. Честное слово бывшего казначея Вестминстерского аббатства, не могу понять причину вашего гнева. Должно быть, это чей-то поклеп на больного старика. Да, я уверен, что ваши уши пали жертвой недора…
- Сейчас твои уши падут к моим ногам, - тихо пообещал Длинный Лук, недобро щурясь на седовласого говоруна.
- Я имею в виду, что, по всей видимости, мы встретились с фактом несколько превратного толкования отдельных моих слов, и, если некоторые высказывания касательно пристрастия некоторых видных людей Зеленой Вольницы в действительности имели место быть и даже в какой-то мере могут быть имеющими место в смысле влияния на прочих… То есть, - поспешно поправился он, видя, что сегодня блеск учености лишь бесит повелителя, - наша армия зажралась и обабилась, я вот про что, собственно, пытался сказать.
- И кто в этом виноват? Уж не имеет ли твоя наглая морда намеки на мою… особу?
Череп замялся. Бывший при Висельнике одним из "советников", он и при Длинном Луке занимал особое положение, но уже давно отказался от мысли внушить хоть что-то вожаку Зеленой Вольницы. Устал, смирился, плюнул на все и пристрастился к пиву не меньше любого из своих молодцов. Еще и жалел, что не сделал этого раньше, глядишь, успел бы напоследок пристраститься и к женщинам.
- Люди хотят спокойной жизни, - сказал он наконец, не опуская глаз, но и не глядя прямо в лицо Длинного Лука. - Вот и все.. Привыкли так жить, полюбили.