Вулф, почти такой же высокий, как мой папа, но вдвое более широкий в плечах, втрое более загорелый и вчетверо более накачанный, под украшенной черепом банданой прятал шикарную лысину, от виска до виска через затылок обрамлённую редеющими и седеющими волосами. Его постоянно прищуренные глаза всё время улыбались и были такими добрыми, что слабо верилось в драчливость Вулфа, слухи о которой обычно летели впереди него со скоростью в двести двадцать километров.
-- А папа твой где же? -- спросил Анчоус, сероглазый, невысокий и тщательно бреющий голову, чтобы скрыть намечающуюся лысину, и, конечно же, как обычно жующий сушённую хамсу.
-- А папа... -- я оглянулась и замерла в растерянности.
Папы на пороге уже не было.
-- Он в доме, -- сказала я. -- Позвать?
-- Ну да, -- кивнул Вулф.
Я не побежала бегом, но достаточно быстро и грациозно прошла в дом. Позвала папу. Он не откликнулся. И вообще, судя по запахам, прошёл насквозь, из одних дверей в другие. Выбежав в сад, я растерялась. Здесь "фоновый" запах папы был силён, как нигде больше, ведь он постоянно ухаживал за растениями, поэтому предположить, в какой стороне его искать, я не могла.
-- Пап! Паааап!
Тишина в ответ меня порядком испугала. В голове галопом поскакали мысли о полчищах голодных косичкобородцев, проносящихся по Фролищам и похищающих Лебедевых, чтобы ритуально расчленить, поджарить на кострах и съесть.
Задушив нелепые мысли, я вернулась в дом, снова заглянула на кухню и только теперь заметила записку на холодильнике.
"Буду вечером".
Ага, значит, ушёл на работу. Странно, конечно, обычно он не через сад в свою библиотеку ходит, ну да ладно. Я вернулась к байкерам.
А у калитки тем временем остался только флегматичный Мэйсон, длиной и чистотой волос смахивающий на профессора Снегга из фильмов про Гарри Поттера.
Вулф, Борода и Анчоус, держась большими пальцами рук за ремни рядом со сверкающими пряжками, врастали в землю напротив показывающих мужской стриптиз родителей и водителей группы "Эмобойз".
Сами эмобойзы делали вид, что вся вот эта ситуация их не касается, однако перекочевали с широкой площадки, где разворачивался автобус и полукругом стояли теперь машины, под защиту авто, поближе к лесу. По выражениям лиц, на которых застыла смесь любопытства и испуга, можно было сделать вывод, что они готовы ускакать в лес в любой момент. И будут потом уцелевшие в бойне папы и дяди собирать их по всему лесу, подманивая звуками аплодисментов...
В том, что бойни не избежать, убеждали лица мужчин, сопровождающих юные дарования. Их можно было показывать быкам, готовящимся к корриде: вот так надо пыхтеть. Вот так рыть копытом. И глаза должны быть налиты кровью именно так.
Сопровождающие один за другим снимали наглаженные костюмы (не иначе как ручной работы, от Гуччи или там Элеганс), отдавали бледному коренастому пареньку, который ловко надевал их на невесть откуда появившуюся вешалку.
Байкеры оскалили зубы и демонстративно сплюнули на дорогу.
Сопровождающие запыхтели, выражая готовность к бою.
Байкеры обидно расхохотались.
Сопровождающие освободились от швейцарских часов.
Байкеры снова хором заржали.
Сопровождающие сдали пареньку на хранение солнцезащитные очки.
Байкеры переглянулись и пригнулись, наконец-то сочтя противников готовыми к потасовке.
-- Стойте! -- закричала я. -- Остановитесь! Что вы делаете! Прекратите сейчас же!!!
Я рванулась, было, к двум шеренгам, одна против другой выстроившимся на дороге, но меня поймал за локоть Мэйсон:
-- Не мешай, Надя. Это -- дело чести. Мы всегда били, бьём и будем бить попсятину во всех её проявлениях.
-- Но... но они же совсем ещё дети!
-- Кто дети? Эти бугаи?
-- Нет! Певцы!
-- Они - певцы?
-- Нет, эти -- родители певцов, а певцы вон они, за машинами...
-- Надя, Надя... они не певцы. Они -- позор нации. А вы все их ещё защищаете, вместо того, чтобы умыть, постричь, побрить, переодеть и отправить в спортивный лагерь.
Слова о спортивном лагере меня лично порадовали, но эмобои тоже их расслышали и особой радости не испытали.
Ещё бы. Им уже, верно, примерещились подъём в шесть утра, водно-оздоровительные процедуры в виде обливания ледяной водой, разминка -- пробежка на десять километров... Так, глядишь, и на пение сил не останется.
-- В общем так, -- громко сказала я, стараясь вложить в голос как можно больше царственной повелительности. -- Вы не-мед-лен-но прекращаете этот балаган! "Эмобойз" и сопровождающие возвращаются к своим машинам, Вольные Волки -- к своим байкам.
На этот раз смеялись все.
-- Нет, вы не поняли! -- я вырвала свой локоть у Мэйсона и решительно прошагала в эпицентр событий. Одарила каждого Волка и каждого их противника одинаково тяжёлыми взглядами, с удовольствием наблюдая, как они "сдуваются". Некоторые папы и водители даже отступили на шаг или два, кому насколько позволила гордость. -- Вот теперь, похоже, поняли.
Когда Вольные Волки с презрительными усмешками вернулись к своим мотоциклам, а осмелевшие эмобои вылезли из своих ненадёжных укрытий, я вздохнула с облегчением.
Похоже, драки не будет.
Можно было бы и успокоиться, но электрические искры напряжения пулемётными очередями прошивали воздух вокруг меня, когда сопровождающие "Эмобойз" и Волки обменивались взглядами.
Ну по меньшей мере, драки не будет прямо сейчас.
Глава тринадцатая. Отпирания.
Эмобойзы и их сопровождающие вежливо отклонили моё приглашение на чай, сказав, что у них всё своё, а вечером они уедут, и им нужно только прикинуть, где будет сцена, откуда можно протянуть провода для подключения аппаратуры. Я объяснила им, чего хотелось бы нам, устроителям праздника, и между сопровождающими завязался оживлённый разговор о том, что надо где-нибудь добыть генератор, потому что это будет проще, чем тянуть провода от посёлка. Потом субтильные мальчики-эмо капризно изъявили желание искупаться, а я, проводив до пляжа, так же капризно отказалась составить им компанию. У реки и так уже в разнообразных красивых позах лежали все фролищенские девчонки "захарченского" состава плюс Валя, Катя, Оля и Света, а мне не доставляло удовольствия созерцание тощих бледных тел певцов и косящих под крутых секьюрити водителей и родителей, разрывающихся между взаимоисключающими желаниями: доиграть роль охраны до конца и -- броситься в чистые воды Луха.
Волки всё-таки прошли в дом. Рыжая борода черноволосого Бороды, заплетённая в две толстые косы, светила на кухне, как солнышко. Я с благоговейным трепетом внимала тому, как заливаются по-детски искренним хохотом четверо здоровенных мужчин (называть Волков "мужиками" как-то язык не поворачивался), вспоминая события утра.
-- А он каааак зыркнет!..
-- Ха-ха-ха!!!
-- А лысый! Тьфу!
-- Ха-ха-ха!!!
-- А в наколке ему в бок с перепугу!..
-- Ха-ха-ха!!!
Я, вообще-то, не понимала, о чём они. Так, догадывалась.
У меня была забота поважнее: ничего не перепутать, разогревая вчерашнюю картошку и отваривая пельмени. Пусть я уже кое-как освоилась с разогревом, самостоятельное приготовление пельменного супа ставило меня в тупик.
Мэйсон, заметив мои тяжкие раздумья над килограммовым пакетиком пельменей и десятилитровой кастрюлей, пришёл мне на помощь. Кастрюлю он спрятал, нашёл тару поменьше, набрал воды.
Точно! Вот что я забыла -- воду.
Потом он отобрал у меня пельмени, объяснив больше знаками, чем словами, что их надо засыпать в кипящую воду. Солёную кипящую воду.
Я пожала плечами и уселась рядом с плитой, сторожить, когда закипит. Мэйсон нырнул в холодильник, напевая незамысловатый мотив, отдалённо напоминающий "We will rock you".
-- Ну а папа-то твой где? -- я даже не заметила, что за столом остались только Анчоус и Борода, они успевали шуметь за четверых, а Вулф подошёл ко мне.
-- На работе, -- ответила я.
-- А где он работает?
-- В библиотеке.
Смех за столом утих. Там тоже услышали, где работает мой папа.
-- О... -- выдохнул Вулф, стаскивая с головы бандану и пытаясь стереть ею с лица выражение шока. -- О!..
Я удивлённо воззрилась на мужчину. Похоже было, что мои слова лишили его дара речи.
-- Где-где?! -- недоверчиво переспросил Мейсон.
-- В библиотеке!.. -- прошептал Вулф. -- Лебедев -- библиотекарь!
И тут комнату затопила осязаемая тишина. Было бы желание, можно было б разливать по бутылкам.
А потом Анчоус поперхнулся недожёванной рыбкой, и тишина расплескалась дружным хохотом.
Я по-прежнему не понимала, что происходит, а спрашивать опасалась. Хоть папа и отнёсся к Волкам лояльно, хоть они и были мамиными друзьями, и пусть даже вели себя вполне дружелюбно... казались странными. Ну, во-первых, не ругались матом. Да-да, именно эта странность первой бросалась в глаза. То есть, в уши. Потом, они в своих косухах и банданах выглядели как выпускники института благородных де... то есть, юношей на маскараде. Этакие доктора наук на отдыхе... и я не могла вспомнить, всегда ли они были такими, или что-то всё-таки изменилось за то время, которое мы не виделись.
Вольные Волки ждали, пока сварятся пельмени, а меня распирало изнутри желание выскочить из дома и помчаться... нет, не к папе.
К Эдику.
Я так давно не видела его! Целых четыре часа! Или даже больше...
На какой-то безумно растянувшийся миг мне примерещилось, что в комнате вдруг оказалось очень-очень много народа. Не только Вольные Волки, но и эмобойзы со всеми их родителями-водителями, и Вера, и Фил, и завсегдатаи пляжа -- обе сменные группы и "великолепная четвёрка", и все что-то говорили мне, потому что все чего-то хотели от меня, и голоса сливались в неясный гул...
Я потом удивлялась, как хватило сил выбежать через дверь, а не вымахнуть в окошко, подальше от глюка. Отбежав от дома, остановилась и задумалась. Собственно, чего это я?
Ну, подумаешь, заглючило слегка. Надо выпить пару глотков крови, и всё пройдёт. Вот только я же пила кровь совсем недавно и в таком количестве, что могло бы хватить и на месяц спокойной жизни!
Я старательно затолкала поглубже беспокойные мысли о том, что со мной творится что-то странное, если не сказать страшное, и отправилась в сторону дома Эдика, уверенная, что до дома не дойду, Клюев встретит меня на полпути.
Ноги сами повели меня мимо библиотеки, поэтому я воспользовалась оказией, заглянула... вернее, попробовала: на двери висел амбарный замок. Свет, естественно, не горел. Жизнью пахло, но всё больше мышино-кошачьей.
Наверное, папа ушёл куда-нибудь по делам, подумала я намеренно медленно и спокойно. Однако острый коготок беспокойства скрёб изнутри всё сильнее, и первым, что заметил Эдик, когда мы с ним встретились, как я и предполагала, на середине дороги до его дома, была моя тревога.
-- Что-то случилось? -- спросил он, когда мы наконец прекратили целоваться и оторвались друг от друга. Ну, всё-таки совсем первыми привлекли его внимание мои губы, и, когда отвечала, я всё ещё ощущала тепло и мягкость его поцелуя и боролась с желанием выпить своего возлюбленного досуха:
-- Н-ничего... просто никак не могу найти папу...
Коротко рассказав Эдику, что приехали байкеры и поп-группа "Эмобойз" и что папа после их приезда начал себя странно вести, я удивилась его вопросу:
-- Он не сильно тебя ругал?
-- Что ты! Он меня не ругал вообще!
Да, я только что соврала своему любимому, но незачем ему знать таких подробностей о моём папе и наших с ним отношениях.
-- Странно... мне показалось, он был настроен решительно и после нашего ухода тебя должна была ждать ой какая головомойка.
-- Не-не-не...
Я уже знала, что хочу видеть Эдика своим мужем, и твёрдо решила не рассказывать ему ни-че-го негативного о будущих тесте и тёще.
Он мягко улыбнулся, и мне показалось, что ещё одна такая улыбка, и я задохнусь от любви к нему. Мы возвращались ко мне домой, чтобы посмотреть, как это назвал Эдик, на живых эмо и живых байкеров.
Живые эмо встретили нас на подходах к дому. Они вернулись с пляжа, вернее, их оттуда пригнали родители, в окружении девчонок. Что поделать, подавляющее большинство фролищенских жительниц возрастом от восьми до восемнадцати лет страстно мечтали сменить место жительства. Даже если для этого приходилось влюбляться в мяукающих депрессивные, но такие модные песенки мальчиков-эмо. Вился рядом с ними и Гар. Ему тоже обрыдли родные Фролищи. Подходить с вопросами к Волкам он, видимо, побоялся, а вот крепкая мужская дружба с московскими эмо показались ему лучшим вариантом.
Эмобойзы пожирали Эдика взглядами, и, если бы я не знала, что все они вполне себе традиционной ориентации, подумала бы, что мой Клюев очень нравится и мужчинам тоже. Но нет, оказывается, зависть во взглядах певцов вызвала густая и несколько неряшливая шевелюра и чёрные тени под глазами.
-- А чем ты укладываешь волосы?.. А какими тенями ты пользуешься?.. А ты накладываешь пальцами или кисточкой?.. А ты после мытья их расчёсываешь?.. -- обступили эмчики Эдика.
Он только успевал поворачиваться и отрицать. Не был, не видел, непричастен!
Мне снова пришлось переключиться с Эдика и мыслей о папе на решение репетиционных проблем "Эмобойз". Слава богу, они все быстро закончились благодаря энтузиазму Игоря и родителей. Пока мы все носились по Фролищам, собирая удлинители и настраивая технику, певцы принимали разнообразные позы и примеряли томные выражения лиц, вытыкиваясь перед девчонками.
Я понимала, что их родители смотрят сквозь пальцы на обилие вертлявых девочек ровно до тех пор, пока они не попросятся в Москву. Но стоит хоть одной из них хотя бы заикнуться на эту тему, и свободный флирт моментально закончится.
Эдик незаметно вытащил меня из гущи событий, когда девочки грамотно отрепетировали фанатский визг, а "Эмобойз" зачирикали свой первый хит. Я успела посочувствовать Гару, которого ржавой пилой по ушам резали звуки эмобойзовых голосов - лицо его искажали такие муки, которые даже с большого-большого расстояния нельзя было принять за восторг. Интересно, что он потом скажет своим новообретённым друзьям...
Мы тихонечко, огородами, вдоль заборов, дружественно обходя встречных коз, пробрались к моему дому.
Со стороны улицы было пусто-пусто и тихо-тихо, а через настежь открытые двери доносились мужские голоса из двора. Мы с Эдиком прошли дом насквозь, я попутно шёпотом объясняла -- это кухня, это лестница наверх, там моя комната, а это двери в сад... как-то совсем по-другому мне представлялся первый визит любимого.
По ту сторону дома мой папа стоял на пересечении диагоналей квадрата, углами которого были Вольные Волки. Они больше ничего не говорили, обменивались взглядами.
В глазах потемнело. Мне показалось, Волки готовы наброситься на папу со всех четырёх сторон сразу, и он, пусть выше их всех, пусть умнее -- я не уверена, но верю в это! -- не сумеет отбиться. Ведь он же не Брюс Ли и не Джеки Чан, а других людей, способных отмахаться от четверых одновременно, так сразу и не вспомнилось.
-- Эдик!.. -- выдохнула я шёпотом. -- Эдик!..
Он кивнул, шагнул со ступенек. Я следом за ним. Волки нас пока не замечали, и я хотела в тот момент только одного: чтобы они не замечали нас как можно дольше.
Мы не сговаривались, но действовали так, словно уже пару-тройку раз репетировали. Выбрали стоящих рядом Бороду и Анчоуса. Мне достался Борода. Разом набросились на них. Папе теперь предстояло отбиваться всего от двоих, неужели не справится с Мейсоном и Вулфом? Не видела, что делает Эдик с Анчоусом, но на Бороду я запрыгнула, как на гимнастического коня! Вцепилась в его косы! Рванула в стороны! Резко! Он взвыл, наконец, матерно, и покатился по земле, пытаясь подмять меня под себя. Земля и небо беспрестанно менялись местами, а сосны крутились перед глазами, как спицы велосипеда.
-- Надя!!! -- услышала я вопль отца. -- Наденька!!! Ты что?! Ты что?! Прекрати немедля!!!
Я выпустила бороду Бороды из рук, и меня тут же взяли за плечи и поставили... папа и поставил. Он обеспокоено заглядывал мне в лицо:
-- Наденька, что случилось? Что с тобой?
А у меня в глазах всё ещё порывались провернуться сосны. В паре метров от меня шипел и пританцовывал, загнувшись неведомым кренделем, Эдик. Запястье его левой... или правой? Непонятно что-то, которой именно, руки держал двумя пальчиками Мейсон. Тоже в паре метров, но с другой стороны Анчоус сидел на земле, запрокинув голову, кровь из носа бодро лилась на модную кожаную жилетку, а вокруг суетились Вулф и Борода с платками.
-- Э... папа... мы...
-- Успокойся, Надя, всё хорошо!
-- Э... -- ну, раз всё хорошо, то попрошу, была не была:
-- Отпустите Эдика! Пожалуйста!
-- Вов... -- робко позвал папа, и Мэйсон скривился:
-- Пусть сначала слово даст, что больше не будет кидаться!
Эдик что-то просипел.
А я, кажется, начинала понимать.
Папа назвал Мэйсона -- Вовой. Предположить, что они раззнакомились за последние несколько часов, было бы, наверное, несколько нелогично. Выходит, были знакомы и раньше? Дальше понимание не продвигалось, но и этого на первое время мне оказалось достаточно.
Мэйсон разжал пальцы, и Эдик рухнул на землю. Я тут же метнулась к нему, выворачиваясь из-под папиных рук.
-- Эдик, ты цел? Эдик, с тобой всё в порядке? Эдик?..
Он кивал, стонал и медленно возвращал телу человеческую форму. Левую руку ему всё-таки вывихнули, и одобрительное волчье кряканье сопровождало мои манипуляции, после которых Эдик резко вскрикнул и получил назад руку в нормальном положении со вставшими на место суставами.
Всё это время в моей голове испуганными воробьями мельтешили мысли, путались, перекрикивая одна другую. Эдика -- жалко. Что происходит -- не понятно. Почему папа... почему Волки... почему, что, как?!
Уже не первый раз все мысли скопом отразились на моём лице, и Эдик крепко, хоть и одной рукой, обнял меня, шёпотом призывая успокоиться и не волноваться, потому что всё хорошо.
Блин, и этот туда же.
Папа переглянулся с Вольными Волками, которые выстроились за его спиной в шеренгу.
-- Дочь... я хотел рассказать тебе сразу...
Вулф кашлянул, и папа недовольно тряхнул головой:
-- Да, я не хотел тебе этого вообще рассказывать! Но так получилось, о чём я сожалею...
Мэйсон тоже покашлял. Папа хмыкнул:
-- Да, представьте себе, сожалею! Очень жаль, что всё так получилось...
Закашлял Анчоус, который просто подавился очередной рыбкой, но папа подпрыгнул на месте:
-- Да рассказывайте же сами, если я всё не так говорю! Ну! Смелее! Вы, Вольные Волки, я, глава всей вашей шайки, Скорпион, предатель, выбравший семейную жизнь взамен свободы, я, не вернувшийся к вам, даже когда ушёл из семьи... что ещё?!
Я во все глаза смотрела на папу.
Эдик тоже.
Мы переглянулись.
-- Невероятно! -- выдохнул Клюев.