Но и тогда в Щели и кроме Линикка случались натуры озабоченные. В частности, меня удивил мрачно-растерянный Сергей Максимович Прокопьев (его уже заманивали в какие-то возрожденные НИИ, связанные с оборонкой, но пока его увлекали затеи в мастерской на Сретенском бульваре). Выяснилось, что озабоченность была вызвана не отношениями с Дашей Коломиец, там все шло нормально, а причудами его приятеля Шухова. Несколько месяцев назад Шухову в их мастерскую стала названивать женщина, объявившая себя Василисой, со странным предложением. То есть в предложении этом не было ничего особенно странного. Женщина просила умельца изготовить устройство интимных свойств. Подобного рода игрушку можно было приобрести в любом секс-шопе. Но женщина Василиса желала иметь чуть ли не художественное изделие, способное исполнять множество приемов, и при том таких размеров, чтобы в складном виде оно могло поместиться в деловой сумочке среди зажигалок, помады, зеркальца и прочего, и не вызывать никаких недоумений. Шухов вел по телефону разговоры с Василисой, был заворожен ее голосом, чуть ли не влюбился в нее и однажды даже имел с ней встречу. По поводу заказа он тогда советовался с Прокопьевым, но Прокопьев пытался отговорить Шухова от сомнительного занятия. А потом заказчица пропала. И вот теперь она возобновила звонки Шухову с прежними просьбами. А позавчера Шухов увидел эту женщину на экране телевизора в ток-шоу, и там ее называли не Василисой, а Татьяной Игоревной Баскаковой, хозяйкой каких-то меховых предприятий. Шухов все еще сострадал Василисе и принялся уговаривать Прокопьева помочь ему в техническом решении проекта (деньги были обещаны завидные), но Прокопьева соблазнить не смог. И теперь в Щели Прокопьев сидел расстроенный из-за того, что обидел приятеля. Потом Прокопьев стал говорить про некую музыкальную табакерку. Он хотел дочинить ее, открыл крышку ("и трезвый ведь был"!) и углядел две крошечные фигурки - мелкий Ардальон Полосухин дрыгал ногами в пигашах, а девица в красной каскетке сидела Аленушкой и страдала. Табакерку пришлось выкинуть. "А ваша Комиссия?" - осторожно спросил я. "Что Комиссия? - словно бы очнулся Прокопьев. - Комиссия работает".
А так в Москве все происходило, как и должно было происходить в нашем прекрасном и безалаберном городе. Вылуплялись в гнездах птенцы, в их числе и совята, похожие на плюшевые комки, волчица в Зоопарке выкармливала котят пумы и барсучонка, зеленели и цвели деревья и кусты, стреляли, мошенник Мавроди превращался в писателя, ломали дома в Южном Бутове, не допускалось на прилавки мясо варшавских буйволов, маэстро Мельников вернулся из Кембриджа в почетных облачениях и разоблачал толкователей Нострадамуса. Дума опять страдала за народ из-за пива и табака, съезжались, слетались в Москву искатели приключений и рублевских вершин, и даже Пловец, по словам Васька Фонарева, не терял надежды, а пытался приплыть куда-то в десятиметровой высоте над тротуаром и мостовой Камергерского переулка. С тем и закончим эту историю.