Но Савич уже достал из машины ящик и прижал его к груди.
– Нас рассудит пуля, - сказал он.
– Положи на место! - крикнул Грубин.
В этот момент из дома вышел Алмаз. За ним Елена. Неожиданное бегство Савича их встревожило. Никита увидел Алмаза и быстро пошел к нему, держа ящик с пистолетами на вытянутых руках.
– Один из нас должен погибнуть, - сообщил он Алмазу.
– Стреляться, что ли, вздумал? - спросил Алмаз.
– Вот именно, - сказал Савич.
– Не сходи с ума, Никита, - сказала Елена учительским голосом.
– Ой, как интересно! - как назло, во двор выбежала Милица с Шурочкой. - Настоящая дуэль. Господа, я буду вашим секундантом.
Она подбежала к Савичу, вынула один из пистолетов и протянула его Алмазу.
– Они же убьют друг друга! - испугалась Шурочка.
– Не бойся, - засмеялась Милица, - пистолетам по сто лет. Они не заряжены.
– Ну что, трепещешь? - спросил Савич.
– Чего трепетать. - Алмаз взял пистолет. - Если хочешь в игрушки играть, я не возражаю. Давненько я на дуэли не дрался.
– Вы дрались на дуэли? - спросила Елена.
– Из-за женщины - в первый раз.
Милица развела дуэлянтов в концы двора и вынула белый платочек.
– Когда я махну, стреляйте, - сказала она.
– Это глупо, - сказала Елена Алмазу. - Это мальчишество.
– Он не отвяжется, - ответил Алмаз тихо.
Савич сжимал округлую, хищную рукоять пистолета. Все было кончено. Черная речка, снег, секунданты в черных плащах...
– Ну господа, господа, не отвлекайтесь, - сказала Милица и махнула платком.
Алмаз поднял руку и нажал курок, держа пистолет дулом к небу - не хотел рисковать. Курок сухо щелкнул.
– Ну вот, что я говорила! - воскликнула Милица. - Никто не пострадал.
– Мой выстрел, - напряженно произнес Савич. Он целился, и рука его мелко дрожала. Нажать на курок было трудно, курок не поддавался.
Наконец Савич справился с упрямым курком. Тот поддался под пальцем, и раздался оглушительный выстрел. Пистолет дернулся в руке так, словно хотел вырваться. И серый дым на мгновение закрыл от Савича его врага.
И Савичу стало плохо. Весь мир закружился перед его глазами.
Поехал в сторону дом, трава медленно двинулась навстречу... Савич упал во весь рост. Пистолет отлетел на несколько шагов в сторону.
Алмаз стоял, как прежде, не скрывая удивления.
– Надо же так, - сказал он. - Сто лет пуля пролежала...
Елена кинулась к нему.
– Антон Павлович Чехов говорил мне, - сказала Милица, вытирая лоб белым платочком, - что если в первом действии на стене висит ружье...
Но договорить она не успела, потому что во двор вбежала Ванда и увидев, что Савич лежит на земле, быстрее всех успела к нему, подняла его голову, положила себе на колени и принялась баюкать мужа, как маленького, повторяя:
– Что же они с тобой сделали? Мы их накажем, мы на них управу найдем...
Савич открыл глаза. Ему было стыдно. Он сказал:
– Я не хотел, Вандочка.
– Я знаю, лежи...
И тут появилась еще одна пара.
Ксения тяжело вошла в ворота, неся на руках Корнелия Удалова.
– Что же это получается? - спросила она. - Где это видано?
Удалов тихо хныкал.
– Помирились? - спросил Грубин.
– По детям стреляют. Куда это годится? - сказала Ксения. - Глядите. Отсюда пуля прилетела. Штаны разорваны. На теле ранение.
Все сбежались к Удалову. Штаны в самом деле были разорваны, и на теле был небольшой синяк.
Ксения поставила Удалова на траву и принялась всем показывать круглую пулю, которая ударилась в Удалова на излете.
– Ну и невезучий ты у нас, - сказал Грубин.
Удалов отошел в сторону, а Ксения, отбросив пулю, вспомнила, зачем пришла.
– Кто у вас главный? - спросила она.
– Можно меня считать главным, - сказал Алмаз.
– Так вот, гражданин, - сказала Ксения. - Берите нас в Москву. Чтобы от молодости вылечили. Была я замужней женщиной, а вы меня сделали матерью-одиночкой с двумя детьми. С этим надо кончать.
35
Шурочка и Стендаль проводили машину до ворот. Они бы поехали дальше, но машина была так перегружена, что Грубин боялся, она не доедет до станции. И без того помимо помолодевших в ней поместились два новичка - Ксения и Степан Степанович, люди крупные, грузные.
Грубин вел автомобиль осторожно, медленно, так что мальчишки, которые бежали рядом, смогли сопровождать его до самой окраины. Люди на улицах смотрели на машину с улыбками, считали, что снимается кино, и даже узнавали в своих бывших горожанах известных киноартистов. Машину увидел из своего окна и редактор Малюжкин. Он узнал среди пассажиров Милицу н Степанова, открыл окно и крикнул Степанову, чтобы тот возвращался на работу.
– Считайте меня в командировке, - ответил Степанов.
Малюжкин обиделся на сотрудника и захлопнул окно. Его никто не понимал.
Уже начало темнеть, когда машина въехала в лес. Разговаривали мало, все устали и не выспались. Удалов задремал на коленях у жены.
Легкий туман поднялся с земли и светлыми полосами переползал дорогу. Фары в машине оказались слабыми, они не могли пронзить туман и лишь высвечивали на нем золотистые пятна. Уютно пыхтел паровой котел и дым из трубы тянулся за машиной, смешиваясь с туманом.
Лес был тих и загадочен. Даже птицы молчали.
И вдруг сверху, из-за вершин елей, на землю опустился зеленый луч. Он был ярок и тревожен. В том месте, где он ушел в туман, возникло зеленое сияние.
– Стой, - сказал Алмаз.
Грубин затормозил.
– Чего встали? - спросила Ванда. - Уже сломалась?
Но тут и она увидела зеленое сияние и осеклась.
В центре сияния материализовалось нечто темное, продолговатое, словно веретено. Веретено крутилось, замедляя вращение, пока не превратилось в существо, схожее с человеком, хрупкое, тонкое, одетое в неземную одежду.
Существо подняло руку, как бы призывая к молчанию, и начало говорить, причем не видно было, чтобы у существа двигались губы. Тем не менее каждое его слово явственно доносилось до всех пассажиров автомобиля.
– Алмаз, ты узнаешь меня? - спросило существо.
– Здравствуй, пришелец, - сказал Алмаз. - Вот мы и встретились.
– Я бы не хотел с тобой встречаться, - сказал пришелец.
Ксения привстала на сиденье и, не выпуская из рук Удалова, обратилась к пришельцу:
– Мужчина, - сказала она, - отойдите с дороги. Мы спешим, нам вот в Москву надо, от молодости лечиться.
– Знаю, - сказал пришелец. - Молчи, женщина.
И в голосе его была такая власть, что даже Ксения, которая мало кому подчинялась, замолчала.
– Ты нарушил соглашение, - сказал пришелец, обращаясь к Алмазу. - Ты помнишь условие?
– Помню, - сказал Алмаз. - Я хотел жить. И пожалел этих людей. Они были немолоды, и им грозила смерть.
– Когда ты поделился средством с Милицей, - сказал пришелец, - я не стал принимать мер. Но сегодня ты открыл тайну многим. И вынудил меня отнять у тебя дар.
– Я понимаю, - сказал Алмаз. - Но прошу тебя о милости. Погляди на Милицу, она молода и прекрасна. И если ты лишишь ее молодости, она завтра умрет. Погляди на Елену, - мы с ней хотели счастья. Погляди на Грубина, он же может стать ученым...
– Хватит, - сказал пришелец. - Ты зря стараешься вызвать во мне жалость. Я справедлив. Я дал тебе дар, чтобы ты пользовался им один. Земле еще рано знать о бессмертии. Земля еще не готова к этому. Люди сами должны дойти до такого открытия.
– Не о себе прошу... - начал было Алмаз, вылезая из машины и делая шаг к пришельцу.
Но тот не слушал. Он развел в стороны руки, в которых заблестели какие-то шарики, и от них во все стороны побежали молниевые дорожки. В воздухе запахло грозой, и зеленый туман, заклубившись, поднявшись до вершин деревьев, окутал машину и Алмаза, замеревшего перед ней.
Грубин, уже догадавшись, что произошло, успел лишь поднять глаза к Милице, что стояла за его спиной, и встретить ее ясный взгляд, полный смертельной тоски. И протянул к ней руку. А Алмаз, который хотел в этот последний момент быть рядом с Еленой, сделать этого не успел, потому что странная слабость овладела им и заставила опуститься на землю.
Было очень тихо.
Зеленый туман смешался с белым и уполз в лес.
Постепенно в сумерках голубым саркофагом вновь образовался автомобиль, и в нем, склонившись друг к другу, сидели и лежали бесчувственные люди.
– Как грустно быть справедливым, - произнес пришелец на своем языке, подходя к машине.
Он увидел толстую пожилую женщину, Ксению Удалову, которая держала на коленях курносого полного мужчину ее лет. Он вгляделся во властное и резкое лицо другой немолодой женщины, Ванды Казимировны, которая даже в беспамятстве крепко обнимала лысого рыхлого Савича... Степан Степаныч, разумеется, не изменился. Он сидел на заднем сиденье, закрыв глаза и прижимая к груди бесценный альбом с автографом Пушкина.
И вдруг пришелец ахнул.
Он протер глаза. Он им не поверил.
За рулем машины сидел, положив на него голову, курчавый юноша Саша Грубин. И протянув к нему тонкую руку, легко дышала прекрасная персидская княжна.
Взгляд пришельца метнулся дальше.
Елена Сергеевна была так же молода, как десять минут назад.
– Этого не может быть, - произнес пришелец. - Это невозможно.
– Возможно, - светил Алмаз, который первым пришел в себя и подошел сзади. Он тоже был молод и уже весел. - Есть, видно, вещи, которые не поддаются твоей инопланетной науке.
– Но почему? Как?
– Могу предположить, - сказал Алмаз. - Бывают люди, которым молодость не нужна. Ни к чему она им, они уже с юных лет внутри состарились. И нечего им со второй молодостью делать. А другие... другие всегда молоды, сколько бы лет ни прожили.
Люди в машине приходили в себя, открывали глаза.
Первым опомнился Удалов. Он сразу увидел, что его детский костюмчик разорвался на животе в момент возвращения в прежний облик. Он провел рукой по толстым щекам, лысине и затем громко поцеловал в щеку свою жену.
– Вставай, Ксюша! - воскликнул он. - Обошлось!
Эти слова разбудили Савичей.
Ванда принялась радостно гладить Никиту, а тот глядел на жену и думал: "Как дурной сон, буквально дурной сон".
– Ничего, Саша, - сказал Удалов, протягивая руку, чтобы утешить Грубина. - Обойдемся и без этих инопланетных штучек.
Очнувшийся Грубин, смертельно подавленный разочарованием, обернулся к Удалову, и тот, увидев перед собой юное лицо старого друга, вдруг закричал:
– Ты что, Грубин, с ума сошел?
Но Грубин на него не смотрел, он искал глазами Милицу, боясь ее найти. И нашел...
А Милица, встретив восторженный взгляд Грубина, поглядела на свои руки и когда поняла, что они молоды и нежны, закрыла ими лицо и зарыдала от счастья.
– Вылезай, Елена, - сказал Алмаз, помогая Елене выйти из машины. - Хочу тебя познакомить со старым другом. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы из тюрьмы бежали?
– Очень приятно, - сказал пришелец, который все еще не мог пережить своего поражения. - Я думаю, что вы собираетесь создать семью?
– Не знаю, - Елена посмотрела на Алмаза, а тот сказал уверенно:
– В ближайшие дни.
И тут они услышали возмущенный крик Савича:
– Что же получается? Все остались молодыми, а я должен стать старым. Это несправедливо! Я всю жизнь хотел стать молодым! Я имею такое же право на молодость, как и остальные.
– Пойдем, мой зайчик, пойдем, - повторяла Ванда, стараясь увести его прочь. - Это у тебя нервное, это пройдет.
– Пошли, соседи, - сказал Удалов. - А то дотемна в город не успеем вернуться.
– Елена, - рыдал Савич, - все эти годы я тебя безответно любил!
– Ты мне только попробуй при живой жене! - Ванда сильно дернула его за руку, и Савич был вынужден отойти от машины.
– Извините, - сказал пришелец. - Я полетел.
– До встречи, - сказал Алмаз.
Пришелец превратился в зеленое сияние, потом в луч. И исчез.
Елена посмотрела вслед уходящим к городу.
Савич все оглядывался, норовил вернуться. Удаловы шли спокойно, обнявшись.
– Ну что ж, - сказал Алмаз, - по местам! А то к поезду не успеем.
Жизнь за трицератопса
Глава 1
Мне хочется внести ясность в историю, которая прогремела по всему миру и отозвалась (как всегда, лживо) в средствах массовой информации, что значительно повредило безукоризненной репутации города Великий Гусляр.
Верно сказал Корнелий Иванович Удалов:
– Лучше бы этих проклятых динозавров не было!
Но раз динозавры были, о них надо говорить правду и только правду.
Во-первых, не существует дикого горного хребта, на котором водятся белые медведи, как уверяла газета "Вашингтон пост". В окрестностях Великого Гусляра нет никаких горных хребтов, если не считать небольшого вулкана, который большую часть времени спит, а если и просыпается, то его извержения не представляют опасности для горожан.
Во-вторых, заявление газеты "Монд", что крупнейший из динозавров достигал сорока метров в длину - наглая газетная утка. Известный по публикациям в "Огоньке" бронтозавр был молодой особью, вряд ли достигавшей тридцати метров.
Также являются ложью утверждения о том, что русские ученые уже выводят динозавров из генетического материала, найденного в Великом Гусляре.
Наконец, совсем уж беззастенчивой ложью пронизан репортаж английской коммунистической газеты "Морнинг стар": некий динозавр напал на школьниц, возвращавшихся домой по главной улице.
Во-первых, как известно, никогда ни один динозавр не ходил по главной, иначе Советской, улице Гусляра. Во-вторых, некому там было ходить.
Теперь, когда автору удалось дать отпор некоторым наиболее нахальным заявлениям средств массовой информации, он хотел бы перейти к правдивому и последовательному изложению событий.
* * *
Итак, на окраине города Великий Гусляр существует поросший соснами холм под названием Боярская Могила. Никакого боярина там не хоронили, но есть сведения, что у местного помещика Гулькина был любимый конь Боярин, которого возили на скачки в Вологду, там напоили портвейном, а на обратном пути он простудился и пал. Гулькин, который связывал с конем большие надежды, был в расстройстве и построил мавзолей на холме, возвышавшемся аккурат за его курятником. Мавзолей со временем провалился или обвалился - никто толком не помнит, тем более что произошла революция и с Гулькиными покончили.
В холме есть пещеры, куда иногда пробираются ребята, но вообще-то лазить туда не положено, потому что своды пещеры могут рухнуть.
На этот раз в пещеру попали совсем не ребята.
К Синицкому приехал погостить племянник и влюбился в девушку, которая продавала мороженое возле рынка. Продавала она мороженое, чтобы заработать себе на высшее образование, в котором очень нуждалась, так как еще в школе побеждала на областных биологических олимпиадах. А один раз ее даже возили в Казань - в школу юного химика.
При этом Марина обладала отличной фигурой, ладными ножками и прочими девичьими атрибутами, включая буйную копну рыжих косичек. Пройти мимо нее равнодушно мог только слепец.
Но жила она в Гусляре без родителей, снимала угол у гражданки Свинюхиной и почти голодала.
Когда племянник Синицкого Аркадий увидел Марину, торгующую мороженым, что-то в его груди перевернулось. Он даже не посмел приблизиться к ней, а пошел, расстроенный своей нерешительностью, домой и поведал о своей душевной боли тетке. Тетка предупредила его, что Марина - "девушка не нашего круга".
Сама тетка когда-то приехала в Гусляр из Козлятина, где ее папа работал в милиции в чине сержанта.
На следующий день Аркадий снова пошел на площадь Землепроходцев и купил поочередно шестнадцать порций мороженого. Семнадцатую Марина ему не продала, а сказала:
– Вы обязательно простудитесь и будете меня проклинать.
– Никогда!
– Кроме того, вы не производите впечатления богатого человека.
Аркадий не знал, обижаться на эти слова или нет, но Марина разрешила все его сомнения, сообщив:
– Я через полчаса закончу.
– И что? - осторожно спросил Аркадий.
– Думайте, - предложила Марина и обернулась к следующему покупателю.
В тот день Аркадий проводил Марину до дома, и они обнаружили много общего во вкусах, настроениях и даже отношении к жизни.
На следующий день, не сказав тетке, что он встречается с "девушкой не нашего круга", Аркадий повел Марину в кино. Когда молодые люди сидели на набережной и говорили о жизни, оказалось, что их взгляды совпадают. Наверное, не было в истории таких похожих людей, хотя они и принадлежали к разным социальным кругам.
В среду они пошли в лес. Благо, у Марины выдался выходной, а Аркадий был готов отменить все дела и заботы ради того, чтобы поговорить о ботанике и литературе.
Далеко они не ушли, а поднялись на холм Боярская Могила, чтобы с его вершины сквозь сосновые ветви полюбоваться видом города и реки Гусь, протекающей мимо.
Потом они немного посидели под сосной, и тут им захотелось целоваться, причем обоим, в чем они друг другу не посмели признаться.
На их счастье пошел дождь.
Надо было прятаться от дождя, и Аркадий вспомнил о том, что поблизости есть пещера, куда он лазил в детстве.
Конечно, Марина очень боялась пещер, потому что в них бывает темно, но дождик был холодным, а под таким дождем целоваться совершенно невозможно.
Аркадий не сразу нашел вход в пещеру - растительность вокруг изменилась, да и сам он вырос.
Вход был похож на дыру, ведущую в берлогу, и Марина даже спросила:
– А медведя там нет?
– Наивный вопрос, - сказал Аркадий. - Медведей в наших местах давно уже нет. - И он первым полез в пещеру.
Марина нагнулась, влезла в дыру, и ее подхватили сильные и нежные руки Аркадия.
– Иди сюда, садись, - сказал он.
– А змей здесь нет? - спросила Марина.
– Уползли.
– Я все равно боюсь, - прошептала девушка.
– Я с тобой! - ответил Аркадий. - Дай мне руку.
Ее пальцы нащупали в темноте его ладонь и замерли, потому что Марину ударило током.
– Ой, - сказала девушка.
Аркадий потянул ее за руку и привлек к себе.
Раз было темно, то Марина не могла должным образом сопротивляться: она же не видела, с кем борется.
– Только не целоваться, - прошептала она, как бы подсказывая Аркадию, что надо делать.
– Конечно, - сказал он.
Его губы совершенно нечаянно наткнулись на ее губы.
И они целовались, пока шел дождь. Но так как они не видели, кончился дождик или нет, то целовались почти до вечера.
Иногда, борясь больше с собой, чем с Аркадием, Марина шептала:
– Только не это! Ты же все испортишь!