– Еще хуже. Они отказались умирать. Представляете, все вплоть до древних стариков забастовали и перестали умирать с одной лишь коварной целью - разорить людей, которые озабочены тем, чтобы обеспечить людям достойную встречу с вечностью.
– И не умирают? - захихикал кузнечик.
– Уже полгода.
– И даже штрейкбрехеров нет?
– Было два, - сказал мухомор. - Из числа наших родственников.
– Вы бы снизили цены, - посоветовал Удалов. - Ведь людям тоже трудно - полгода без единой смерти.
– Нет, дело в принципах, - сказал мухомор. - Мы эмигрировали. Я, в частности, прилетел сюда.
– И здесь не умирают?
– Умирают, но здесь свои могильщики, которые не пустили меня в свой профсоюз. Поэтому я забрался в ваш корабль, чтобы отыскать планету, где живет население, достойное услуг моей древней фирмы.
– Да, история, - сказал Удалов. И понял, что никак не может вызвать в себе сочувствие к горю могильщика. Кузнечик продолжал хихикать, повторяя: "Никто не умирает! Вот молодцы!" Мухомор подобрал ноги, надел шляпу и спросил:
– Завтрак будут подавать?
Удалов вынул бутерброды, угостил спутников, пожевал сам. "Вот, лечу я с одной планеты на другую, - рассуждал он, - в отдаленном пункте космоса жую спокойно бутерброд даже не с маслом, а с неизвестным жиром и с колбасой, которая сделана из чего-то, о чем лучше и не думать. Лечу как будто в командировку, ничему не удивляюсь, гляжу в иллюминатор на неизвестные мне созвездия, а в бесконечной дали пространства затерялась моя родная Земля, и на ней незначительной точкой разметился город Великий Гусляр, мало кому известный даже в пределах нашей необъятной родины. А на другом конце Галактики, может быть, тоскует обо мне незнакомая, но любящая девушка Тулия, у которой такая милая и добрая мама родом из Атлантиды. Вот так сближаешься с людьми, перестаешь удивляться, как переставал в свое время удивляться путешественник Марко Поло, обойдя Землю, а ведь нельзя не удивляться, иначе и нет смысла пускаться в дальние странствия. Не удивляться можно и дома, у экрана телевизора..." За иллюминатором, двигаясь параллельным курсом, мигала какая-то точка.
– Погляди, Тори, - сказал Удалов, - кто-то за нами летит.
– Ничего интересного, - сказал кузнечик. - Блуждающая звезда.
– Не похоже на блуждающую звезду, - сказал могильщик. - Я много по космосу летал, спецпогребения обслуживал, а таких блуждающих звезд не видел. По-моему, и в самом деле за нами кто-то гонится.
– Не обращайте внимания, - поспешил возразить кузнечик. - Мало ли дряни в космосе летает. Лучше доедайте и готовьтесь к посадке.
Могильщик смерил кузнечика недоверчивым профессиональным взглядом, но промолчал, а Удалов снова пустился размышлять о странностях своей судьбы.
– Надо ездить, - сказал он, наконец, вслух. - Надо больше ездить и смотреть.
– Нет, - возразил могильщик. - Лучше не ездить и умирать дома.
Глава одиннадцатая, в которой с Удаловым происходят неприятные события на планете Сапур, и его постигает разочарование
Кузнечик сверился с картой и посадил корабль в поле, неподалеку от растительного города.
– Ты, Удалов, - сказал он, - вперед не лезь. Торговаться буду я. А то тебя надуют. Подсунут негодные семена.
– Хорошо, - сказал Удалов. - Ты опытней, ты и действуй. Только я буду за тобой, прости, наблюдать, потому что тебе не доверяю.
Кузнечик снисходительно отмахнулся и быстро пошел по тропинке в лес. Он был озабочен, все поглядывал на часы, и Удалов предположил, что синхронный переводчик боится опоздать к дневному заседанию СОС.
Мухомор шагал сзади, оглядывался, принюхивался и своим обликом придавал экспедиции прискорбный оттенок. А уж как он раздражал кузнечика, даже трудно представить.
– Отстань, - говорил кузнечик. - Чего за нами плетешься? Топай в другую сторону, там, я слышал, кладбище есть.
– Извините, но кладбище меня не интересует, - отвечал могильщик. - Меня интересует не результат, а процесс, я в некотором смысле олимпиец.
Удалов поглядывал на высокие деревья, мимо которых пролегал их путь, но деревья были самые обыкновенные, стволы без дверей.
– Потерпи, - сказал кузнечик, заметив интерес Удалова к природе. - Еще пять минут.
Лес был привычный взгляду, лиственный, с птицами и насекомыми, дорожка тоже была обычной, и Удалов от такого мирного окружения даже стал напевать песню... И вдруг кузнечик, обогнавший его, замер, и его спинка задрожала от волнения.
– Ничего не понимаю, - сказал он. - Только на той неделе я сюда прилетал... Где же город?
Они вышли к краю громадного изрытого ямами поля. Меж ям тянулись тропинки, у тропинок стояли столбы и на них указатели с названиями улиц.
– Могу поклясться... - сказал кузнечик, а Удалов, почувствовав неладное, спросил его прямо:
– Опять, Тори?
– Погоди! - Тори увидел лежащую на траве человеческую фигуру.
Они подбежали к человеку. Тот был в беспамятстве и тихо стонал. Могильщик наклонился над ним, достал из саквояжа флакон и дал человеку понюхать. Тот со стоном открыл глаза.
– Что случилось? - спросил нервно кузнечик. - Где весь город?
– Это ужасно, я скоро умру, - ответил человек и смежил веки.
– Он еще не сейчас умрет, - сказал могильщик. - Поверьте моему опыту. Он еще немного протянет.
– Говори же, что случилось с вашим городом! - настаивал кузнечик.
– Несчастье. И мы сами виноваты, - простонал человек. - Мы поселились в домах-растениях, полагая, что комфорт нам обеспечен навсегда. Так прошло двадцать лет. Наши квартиры послушно росли, мы не знали жилищного кризиса и всегда дышали свежим воздухом. Новые семьи отпочковывались вместе с деревьями. Но мы не учли...
Человек закатил глаза, и могильщику пришлось снова поднести к его носу флакон.
– На чем я остановился? - спросил умирающий. - Ах, да! Мы забыли спросить у путешественников, которые привезли нам семена, как эти деревья размножаются.
– И как же? - спросил Удалов.
– Мы узнали об этом сегодня ночью. С вечера наши квартиры зацвели громадными пахучими цветами, а ночью деревья вытащили корни из земли и побрели искать своих подруг. Оказалось, что у нас в городе обитают лишь деревья мужского пола, а для того, чтобы продолжить род, они должны опылить женские цветы.
– Но где же женские деревья?
– Их забыли импортировать, - прошептал человек. - Теперь наши квартиры вместе во всем населением бредут неизвестно куда и неизвестно когда остановятся... а я нечаянно выпал из своей квартиры и разбился...
На этих словах несчастный житель ушедшего города окончательно потерял сознание.
– Пошли догонять, - сказал Удалов. - Там же жители волнуются, дети...
– А как мы их найдем? - спросил кузнечик.
– По следам. Они же следы оставляют. Как стадо слонов.
– Нет, - сказал кузнечик, - подождем здесь. Может, нагуляются, возвратятся.
– Идем-идем, - настойчиво повторил Удалов и потянул переводчика за рукав.
– Я останусь, - крикнул им вслед могильщик. - Возможно этот страдалец помрет. Я уж похороню его бесплатно, для практики. Соскучился без дела.
Не успели Удалов с кузнечиком пробежать и ста метров, как нечто круглое и огромное закрыло свет солнца. Удалов поднял голову и понял, что прямо на них опускается космический корабль.
Приятели бросились в сторону, но, не долетев до земли, корабль завис, и из открывшихся люков принялись прыгать на траву тяжело вооруженные десантники.
Еще через минуту Удалов сдался в плен. Неизвестно кому.
Удалова подвели к офицеру, который командовал десантом. Справа от Удалова стоял, понурившись, кузнечик, слева - могильщик, которого оттащили от потенциального мертвеца.
– Здравствуйте, Ваше Преимущество, - сказал неожиданно кузнечик. - Ваше задание выполнено.
– Где город? - спросил офицер спокойно и даже вяло. Лицо его было неподвижно, зрачки замерли посреди белков, словно у слепого.
– Случилось непредвиденное осложнение, - сказал кузнечик виновато. - Оказывается, город ушел искать своих самок.
– Не шутить, - сказал строго офицер и тонким хлыстом ожег плечо кузнечику, отчего золотой смокинг франта с планеты Тори-Тори разорвался, обнаружив зеленое покатое плечо.
– Город был растительный, - сказал Удалов, чтобы рассеять недоразумение. - Он был весь из деревьев, и деревья ушли.
– Они издеваются над нами. Деревья категорически не ходят, - сказал вяло офицер. - По сто плетей каждому.
– Погодите! - вскричал могильщик. - Вон там лежит пострадавший местный житель. Он в таком состоянии, что лгать не будет. Допросите его и поймете, что мы вас не обманываем.
Офицер приказал солдатам стеречь пленников, а сам, помахивая хлыстом, направился к умирающему.
– Скажи мне, Тори, - обернулся Удалов к кузнечику. - Откуда тебе знаком этот офицер, и какое задание ты выполнил?
– Это тебя не касается, Удалов, - сказал Тори. - Но скрывать не стану. Его Преимущество - энтомолог. По его просьбе я наблюдал за ночными бабочками.
– Кстати, - заметил могильщик, - в космосе нас преследовал именно этот корабль.
– Совпадение, - ответил кузнечик, но никто ему не поверил.
Офицер вернулся к ним и сказал:
– Ваш местный житель так быстро умер, что мы не успели его пытать. Но он успел признаться, что выпал из уходящего дома. А где Удалов? Тори обещал его сюда доставить.
– Но не бесплатно, - нагло, но притом трусливо сказал подлый кузнечик.
– Не рекомендую упрямиться, - сказал офицер, помахивая хлыстом.
– Я Удалов, - признался Корнелий. - Что вам от меня нужно?
– Узнаешь, когда доставим. А кто второй?
– Я могильщик, - сказал мухомор. - Но в данный момент я без работы. По вашему воинственному виду я полагаю, что мне в вашем уважаемом мире найдется достойная работа. Я согласен лететь с вами.
– Берите и его, там разберемся.
– Ваше Преимущество, - настаивал кузнечик. - Мне пора возвращаться на СОС. Расплатитесь со мной, и я уеду.
– Задание ты выполнил только наполовину, - сказал офицер. - Города ты мне не обеспечил, а за одного Удалова платить не имею полномочий.
– Тогда я не буду больше на вас работать, - сказал кузнечик, - и вы лишитесь лучшего агента в сердце СОС.
– Другого найдем, - ответил офицер. - Не такого склочного. Попроще, поисполнительней.
Солдаты загоготали.
– Ах так! - сказал кузнечик. - Я буду жаловаться! Я немедленно возвращаюсь на СОС и сообщаю, что вы украли одного из самых популярных делегатов, любимца всего съезда, Корнелия Ивановича Удалова. Берегитесь, разбойники!
– Взять мерзавца, - сказал офицер своим солдатам, и те с нескрываемым удовольствием подхватили кузнечика под локти. Через несколько минут кузнечик вместе с Удаловым и могильщиком оказался в стальной утробе космического корабля. К тому же надо отметить, что в ходе этой операции и Удалов, и кузнечик лишились своих сбережений, а могильщик - саквояжа.
Дверь в утробу задвинулась, зажужжали двигатели, и космический корабль взял курс неизвестно куда.
– Предатель, - сказал Удалов без особой обиды, хоть и с отвращением. - Заманил меня на планету...
– Ты не понимаешь, - сказал кузнечик. - Я из принципиальных соображений. Я идейный предатель. Деньги только символ моей предательности. Учти, они разберутся, и наглый офицер будет жестоко наказан.
– Но прежде я накажу тебя, - сказал Удалов.
– Правильно, - обрадовался могильщик. - Не удалось мне похоронить лесного жителя, совершу погребение этого негодяя.
Поверив в серьезность намерений Удалова, кузнечик бросился к стальной двери и принялся стенать и ударяться о нее телом, однако никто не откликнулся на его жалобы.
Могильщик тем временем вытащил из кармана рулетку, легкими, буквально незаметными движениями обмерил кузнечика и сообщил Удалову:
– Это обойдется недорого, можно использовать детский гробик. Оркестра заказывать не будем. Венок один, из желтых лютиков.
Спокойный и деловой тон могильщика произвел на кузнечика удручающее впечатление, и его вопли достигли такого накала, что в корабле началась опасная вибрация, и стали образовываться трещины, сквозь которые со свистом уходил воздух. Сирена тревоги частично заглушила крики кузнечика, и Удалов подивился, какая сила жизни, какое стремление к благополучию заложены в этом небольшом теле.
Могильщик протянул руку в направлении к Удалову и, повернув большой палец к дребезжащему полу корабля, сделал известный на аренах древнего Рима жест, который употреблялся, когда общественность требовала добить поверженного гладиатора.
"Нет", - отрицательно покачал головой Удалов. Он вспомнил, что представляет здесь гуманистическое передовое общество.
– Может, он еще исправится! - закричал Удалов, но крик его затерялся в прочем шуме.
Так жизнь коварного кузнечика, уже висевшая на волоске, была спасена, неизвестно еще, на благо действующих лиц нашей драмы или им во вред.
Постепенно кузнечик перестал вопить и лишь тихо рыдал, сжавшись в комок у двери и бросая опасливые взгляды на спутников. Могильщик, разочарованный милосердием Удалова, рисовал карандашиком на стене проекты коммунальных катафалков, а Удалов расстраивался из-за того, что нечаянная задержка заставит его пропустить вечернее заседание съезда.
Глава двенадцатая, в которой Удалов оказывается в плену и узнает о странной судьбе населения планеты Кэ
Вскоре пленникам приказали покинуть стальную комнату и провели их к выходу из корабля, который опустился на планете Кэ.
Планета встретила Удалова легким грибным дождем, капли которого выбивали веселую дробь по листве деревьев и лепесткам роз. За пределами выжженной и умятой кораблями бетонной площадки местность была покрыта ковром разнообразных цветов, из которого поднималось массивное здание космовокзала. Несказанный аромат обволакивал тело и нежил органы чувств, а мириады бабочек оживляли общую картину, соперничая с цветами яркостью и неожиданностью расцветок.
– Неплохо, - сказал Удалов, который умел ценить заботу о красоте и экологии. - Просто замечательно - если они любят цветы, значит у них открытые сердца.
Кузнечик почему-то хихикнул, а шедший сзади солдат больно толкнул Удалова прикладом.
Здание вокзала оказалось давно не крашеным, штукатурка осыпалась, но вьющиеся растения придавали руинам живописный и романтический вид.
Над входом в здание висела потрепанная дождями и ветрами выцветшая вывеска:
"Добро пожаловать на планету Кэ, где вас ждут всегда!"
В здании космопорта было душно и влажно, как в оранжерее. Горшки с резедой и ящики с ландышами стояли на полу, и порой приходилось через них прыгать.
Навстречу офицеру вышел исхудалый толстяк с кожей, обвисшей как у голодающего слона, и в башмаках не на ту ногу. Толстяк был небрит, нестрижен, нечесан. Он жевал ландыш.
– Привезли? - бросил коротко.
– Только Удалова, - сказал офицер. - Город успел сбежать.
– Удалов сопротивлялся? - спросил толстяк, почесываясь.
– Куда он денется?
Удалов обратил внимание на странную особенность губ толстяка. Они двигались не в такт словам, будто толстяк не очень умело дублировал кого-то другого. Удалов даже оглянулся, заподозрив какой-нибудь фокус, но рядом никого, кроме солдат, не оказалось.
Кузнечик оттолкнул Удалова и сделал шаг вперед.
– Прошу немедленно провести меня к Его Необозримости, - потребовал он. - Имею секретное донесение.
Неопрятный толстяк удивился, приподнял брови и замер, словно прислушиваясь.
– Нет, - сказал он после паузы. - Сначала разглядим Удалова. Здравствуйте, Удалов.
– Здравствуйте, - сказал Корнелий. - Я весь на виду.
– Где мое уменьшительное стекло? - спросил толстяк. Никто не смог ему помочь. Толстяк принялся копаться в складках своей широкой мятой одежды, наконец вытащил откуда-то стекло, приставил его к глазу, отчего глаз несказанно увеличился, и уставился на Удалова. Он рассматривал делегата с Земли минуты две, Удалову даже надоело стоять, и он переступил с ноги на ногу.
– Не производит впечатления, - сказал толстяк разочарованно. - Накормите их и приготовьте к церемонии.
Солдат отвел пленников в столовую. Столовая была недалеко, за перегородкой из ящиков и чемоданов, оплетенных диким виноградом. Стены ее были покрыты коричневой краской, пол заплеван, окна запылены, сквозь трещины в полу пробилась трава.
Кухни при столовой не было. Только стойка, на которой лежали груды мятых лепестков роз и букетики гиацинтов. Повар с помощниками рубили лепестки широкими ножами, а мальчишки-на-побегушках перемалывали гиацинты в мясорубках. Удалов подумал, что цветочные запахи ему начали понемногу надоедать. Очень захотелось селедки.
Народу в столовой было немного. Ели одно и то же - салат из рубленных лепестков, на второе - кашу из провернутых лепестков. Ели быстро, скучно, равнодушно, хотя порой из уст вырывались удовлетворенные возгласы.
Солдат подтолкнул пленников к стойке, где повар шлепнул им в тарелки по горсти салата, а мальчишки-на-побегушках положили на блюдца по ложке цветочной кашки.
Взяв свои порции, пленники отыскали свободные места за длинным столом. Могильщик принюхался к пище и сказал:
– Как у нас на кладбище!
– Вы тоже так едите? - удивился Удалов.
– Нет, только нюхаем, а венки потом выкидываем.
Удалов покачал головой, внутренне осуждая черный юмор, а потом посмотрел на соседа по столу. Им оказался небритый молодой человек с тупым взглядом, в пиджаке задом наперед. Ел он размеренно и тихонько ухал. Напротив Удалова питалась старуха в скатерти, накинутой на плечи. Удалов протер грязную ложку носовым платком, зачерпнул салата и осторожно поднес ко рту. Как он и опасался, салат из лепестков оказался горьковатым.
– Нет, - вздохнул Удалов. - Так не пойдет. Хоть бы подсахарили.
– Не нравится? - враждебно спросила старуха в скатерти. - Вы только посмотрите - ему нектар не нравится.
– А вам нравится? - удивился Удалов.
– Вздор, - рявкнула старуха. - Всем нравится.
– Я не спорю, - смутился Удалов. - Красиво, элегантно, пахнет приятно. Но ведь это чтобы нюхать, а не чтобы жевать.
– А эфирные масла? - строго спросил молодой человек в пиджаке.
– Эфирные масла для одеколона и для бабочек, - не согласился Удалов. - Хотя с чужими обычаями спорить не буду.
– Странно, - не успокоилась старуха. - Господам нравится, а ему, видите ли, не нравится? Так что же тебе, любезный, подавать прикажешь?
– Хлебушка бы, - признался Удалов.
– Он хочет хлеба! - воскликнула старуха, не двигая губами. - Мерзавец!
Но при этом глаза старой женщины увлажнились, а молодой человек так шумно и судорожно проглотил слюну, что Удалову стало ясно - от хлеба они бы не отказались.
Наступила тишина. Будто кто-то невидимый, но властный приказал всем замолчать. И тут же люди, словно забыв о еде, стали подниматься со своих мест, выстраиваться в колонну по два и пустились по залу, скандируя, сначала робко и разрозненно, а потом все громче и горячее:
– Да здравствует цветочный салат! Да славятся эфирные масла! Долой хлеб и ненавистные эскалопы!
– Долой! - катилось по залу. Звенела посуда. Повара, помощники поваров и мальчишки-на-побегушках аплодировали и кричали оскорбления в адрес белков и углеводов.