Несколько поджигателей были схвачены на месте и теперь, вопя, корчились на дыбах в подвалах, расположенных под залом заседаний Совета капитанов. Однако большинству поджигателей удалось ускользнуть под прикрытием целого отряда арбалетчиков и укрыться во владениях Генриса Севариуса.
Двое рабов, стоящих неподалеку от меня, неторопливо поворачивали лебедку дыбы. Слышался сухой скрип дерева, звук защелки, фиксирующей очередной зуб шестереночного колеса, и чудовищные вопли вздетого на дыбу человека.
- Количество патрульных кораблей удвоено? - спросил я у подошедшего ко мне капитана.
- Да, - ответил он, - и зона патрулирования расширена на пятьдесят пасангов. Человек на дыбе снова завопил.
- Какова военная обстановка в городе, капитан?
- Люди Генриса Севариуса укрылись в его владениях. Принадлежащие ему корабли и причалы хорошо охраняются. Часть наших людей наблюдает за ними, остальные находятся в резерве. Если сподвижники Севариуса покажутся за пределами его владений, мы встретим их мечами.
- А что слышно в городе?
- Выступлений в поддержку Севариуса не наблюдается. Люди на улицах требуют передать всю власть Совету капитанов.
- Отлично, - заметил я.
Ко мне подошел один из писцов.
- Перед Советом хочет выступить представитель дома Севариусов, - сообщил он.
- Он входит в состав членов Совета? - спросил я.
- Да, - ответил писец. - Это Лисьяк. Я усмехнулся.
- Ну что ж, пусть его проводят в зал. И обеспечьте надежную охрану, чтобы толпа не растерзала его на улице.
- Да, капитан, - улыбнулся в ответ писец. Стоящий рядом капитан задумчиво покачал головой.
- Но ведь это все-таки представитель Генриса Севариуса, узурпатора, - заметил он.
- Совет еще вынесет свое решение по этому вопросу, - ответил я.
В глазах капитана появилась легкая усмешка.
- Ну что ж, это правильно, - сказал он.
Я жестом приказал двум рабам повернуть лебедку дыбы еще на один оборот. Снова раздался скрип дерева, и защелка опустилась за очередным зубцом колеса. Вздетый на дыбе человек с растягиваемыми руками и ногами уже мог только хрипеть и выражал боль лишь одними глазами. Поворот колеса еще на один зубец - и его конечности выскочат из суставов.
- Что удалось узнать? - поинтересовался я у писца, стоявшего рядом с дыбой с вощеной дощечкой и палочкой для письма.
- Ничего нового. Говорит то же, что и другие. Утверждает, что их наняли люди Генриса Севариуса. Кто-то из них должен был убивать капитанов, а кто-то поджигать причалы и Арсенал, - писец поднял на меня глаза. - Предполагалось, что сегодня ночью Генрис Севариус станет единственным убаром Порт-Кара и каждый из его людей получит по слитку золота.
- А как насчет Тироса и Коса? Писец ответил недоуменным взглядом.
- Никто из них ни словом не обмолвился о каких-либо островах, - сказал он.
Это взбесило меня: слишком маловероятно, чтобы заговор был делом рук только одного из пяти убаров Порт-Кара. Я ожидал, что в течение этого дня или по крайней мере ночью получу сообщение о приближении флотилии Тироса и Коса. Могло ли быть так, в который раз спрашивал я себя, чтобы попытка переворота обходилась без поддержки со стороны сил этих двух островов? Мне казалось это просто невероятным.
- Что ты знаешь об участии в перевороте Тироса и Коса? - спросил я у негодяя, висевшего на дыбе. Это был один из арбалетчиков, прятавшихся у выхода из здания городского Совета и стрелявших в выбегавших из зала заседаний ничего не подозревающих капитанов.
Глаза у этого молодца выкатывались наружу, на лбу от напряжения набухли багровеющие жилы, ноги и руки стали белыми, кожа на суставах лопнула и сочилась кровью.
- Севариус, - едва слышно бормотал он. - Севариус.
- Кос и Тирос должны были напасть? - повторил я.
- Да! Да! - пробормотал он.
- А Ко-ро-ба, Ар, Тентис, Тария, Тор?
- Да, да!
- И Телетус, Табор, Сканьяр?
- Да, да, они тоже!
- Фарнациум, Халнес, Асферикс, Янда, Анан-го, Ханджер и Скинджер? - перечислял я все известные мне географические названия. - Лудиус, Хельмутспорт, Шенди, Бази?
- Да, да! - завыл человек на дыбе. - Они все, все собирались напасть!
- И Порт-Кар?
- Да, и Порт-Кар, - перешел он на нечленораздельный вопль. - Порт-Кар тоже!
Я с отвращением махнул рукой рабам, и они вытащили из лебедок удерживающие штифты.
Цепи загрохотали, колеса вернулись в исходное положение, натяжение веревок ослабло, и существо на дыбе начало что-то бессвязно бормотать, захлебываясь смехом и слезами.
Еще до того, как рабы сняли его с дыбы, человек потерял сознание.
- Вряд ли из него можно еще что-то вытянуть, - произнес кто-то у меня за спиной голосом ларла.
Я обернулся.
На меня смотрело хорошо известное в Порт-Каре, всегда хранящее бесстрастное выражение лицо.
- Тебя не было сегодня на дневном заседании Совета, - сказал я.
- Не было, - согласился он.
Сонные глаза человека разглядывали меня с какой-то животной бесцеремонностью.
Это был крупный мужчина. Левое плечо его украшали две веревочные петли - символ Порт-Кара; обычно его носят только за пределами города. Плащ его был грубошерстным с капюшоном, откинутым назад. Широкое лицо его, испещренное частыми, глубокими морщинами, как у многих жителей Порт-Кара, носило на себе многочисленные следы близкого знакомства с Тассой, - было покрыто плотным загаром, просоленным и задубевшим на ветрах. Голову его облепляли редкие седые волосы, в ушах покачивались тонкие золотые серьги.
Если бы ларл мог превратиться в человека и сохранить при этом все свои инстинкты, ловкость, хитрость и жестокость, я думаю, он был бы очень похож на Самоса, первого из работорговцев Порт-Кара.
- Я приветствую благородного Самоса, - поздоровался я.
- Мое почтение, - ответил он.
И тут мне пришло в голову, что этот человек никак не мог находиться на службе у Царствующих Жрецов. Я вдруг с дрожью в сердце осознал, что он мог служить только Другим, являться доверенным лицом только живущих в своих далеких стальных мирах тех, Других, что с беспощадной настойчивостью борются за разрушение этого мира и уничтожение Земли!
Самос неторопливо огляделся, осматривая дыбы, на многих из которых еще висели пленники.
Свет факелов отбрасывал на стены подвала мрачные, таинственные тени.
- Кос и Тирос замешаны в попытке переворота? - спросил он.
- Эти люди признают все, что мы спрашиваем, - сухо ответил я.
- Но доказательств тому нет?
- Нет.
- И все же я склонен подозревать Кос и Тирос в соучастии.
- Я тоже.
- Но эти марионетки, - Самос кивнул на распятых на дыбе пленников, - ничего об этом не знают?
- Похоже, что так.
- А ты бы открыл свои планы подобным ничтожествам?
- Нет.
Он удовлетворенно кивнул, отвернулся и вдруг, бросил мне через плечо:
- Ты тот, кто называет себя Боском, не так ли?
- Да, это я.
- Тебя можно поздравить: сегодня ты командовал всем Советом и сослужил ему хорошую службу.
Я не ответил. Он снова повернулся ко мне лицом.
- А ты знаешь, кто является старшим капитаном Совета? - спросил он.
- Не знаю, - ответил я.
- Я, Самос, - сказал он. Я промолчал.
Самос обернулся к одному из писцов, стоящему возле ближайшей дыбы.
- Снимите этих людей и держите их в кандалах, - распорядился он. - Возможно, завтра мы вернемся к их допросу.
- А что вы собираетесь сделать с ними дальше? - спросил я,
- Нашим галерам требуются гребцы, - ответил он.
Я кивнул. Значит, они станут рабами.
Тут я вспомнил о записке, полученной мной перед тем, как Хенрак ворвался в зал заседаний с сообщением о пожаре в Арсенале. Она до сих пор лежала у меня в кошельке, который я ношу на поясе.
- Позволит ли достопочтенный Самос обратиться к нему с вопросом? - спросил я его.
- Да, - ответил он.
- Не посылал ли благородный Самос записку мне с пожеланием увидеться и поговорить? Самос бросил на меня удивленный взгляд.
- Нет, - ответил он. Я коротко поклонился.
Самос, старший из членов Совета капитанов Порт-Кара, повернулся и вышел из подвала.
- Самос только этим вечером приплыл со Сканьяра, - пояснил стоявший рядом писец. - Он высадился на берег под вечер, не раньше.
- Понятно, - ответил я.
Кто же тогда отправил эту записку? Очевидно, кто-то еще в Порт-Каре хочет поговорить со мной.
Время приближалось к двадцати часам.
Капитан Лисьяк, представитель и доверенное лицо Генриса Севариуса, уже довольно долго выступал перед собравшимися членами Совета. Он стоял перед тронами убаров, перед длинным, некогда гладким столом, поверхность которого, изрубленная мечами и пробитая наконечниками стрел, являла теперь впечатляющее доказательство утренней схватки с арбалетчиками.
Этой ночью здание городского Совета надежно охранялось. Подручные капитанов патрулировали все подходы к нему и дежурили даже на крышах здания.
Лисьяк принялся расхаживать перед длинным столом. За спиной у него развевался плащ, а свой шлем с капитанским гребнем из шерсти слина он держал в руке.
- Итак, - подвел Лисьяк итог своей речи, - я принес вам известие о вашей амнистии Генрисом Севариусом, убаром Порт-Кара.
- Генрис Севариус, - заметил выступающий от имени Совета Самос, - слишком добр к нам. Лисьяк в ожидании опустил глаза.
- Ему даже может показаться, - подчеркивая каждое слово, продолжал Самос, - что Совет проявляет к нему меньшую доброту, не желая принимать его снисходительные уступки.
Лисьяк вскинул голову.
- В его руках больше власти, чем у любого из вас! - воскликнул он, вглядываясь в лица восседающих на тронах убаров. - Больше, чем у любого! - Его голос сорвался на крик.
Я окинул взглядом убаров: Чанга, приземистого, как всегда невозмутимо спокойного; худощавого, узколицего Этеокля, мастера плести интриги; высокого, смуглого, длинноволосого Нигеля, похожего на сурового военачальника откуда-нибудь с Торвальдсленда; и Сулиуса Максимуса, который, как поговаривают, пишет стихи и изучает свойства различных ядов.
- А сколько у него кораблей? - поинтересовался Самос.
- Сто два! - с гордостью ответил Лисьяк.
- У капитанов, членов Совета, - сухо заметил Самос, - больше тысячи кораблей только в личном пользовании. А кроме того, в ведении Совета находится еще около тысячи кораблей, принадлежащих городу.
Лисьяк стоял напротив Самоса, набычившись, бросая на него хмурые взгляды.
- Таким образом, - подытожил Самос, - в распоряжении членов Совета находится больше двух тысяч кораблей.
- В городе еще много других кораблей! - сердито заметил Лисьяк.
- Вы, наверное, имеете в виду корабли Чанга, Этеокля, Нигеля и Сулиуса Максимуса? - с тонкой усмешкой уточнил Самос.
В зале раздались мрачные смешки.
- Нет! - крикнул Лисьяк. - Я имею в виду две с половиной тысячи кораблей мелких капитанов, не входящих в состав Совета!
- Однако люди на улицах, я слышал, требуют передать всю власть городскому Совету, - возразил Самос.
- Я не хочу спорить, - надменно вскинул голову Лисьяк. - Признайте Генриса Севариуса единственным полноправным убаром Порт-Кара, и вам будет гарантирована жизнь и полное прощение.
- В этом и состоит ваше предложение? - уточнил Самос.
- Да, - ответил Лисьяк.
- А теперь послушайте предложение Совета, - сказал Самос. - Генрису Севариусу и его регенту Клаудиусу надлежит немедленно сложить оружие, после чего они будут лишены кораблей, слуг, ценностей, владений и всего имущества, и, закованные в цепи, как рабы, они предстанут перед Советом, чтобы заслушать вынесенный им приговор.
Бешенство охватило Лисьяка; судорожно сжимая рукоять меча, не в силах вымолвить ни слова, он оцепенело уставился на Самоса, первого работорговца Порт-Кара.
- Возможно, - словно в раздумье продолжал Самос, - жизнь им будет сохранена, и им позволят занять причитающиеся им места на принадлежащих городу галерах.
Зал наполнился криками в поддержку сказанного.
Лисьяк испуганно оглянулся.
- Я требую парламентской неприкосновенности! - крикнул он.
- Она тебе гарантируется, - ответил Самос и, повернувшись к стоящему у окна за спиной посыльному, распорядился: - Проводи капитана Лисьяка до владений Генриса Севариуса.
- Слушаюсь, благородный Самос, - ответил мальчик.
Лисьяк, окинув зал полным ярости взглядом, круто развернулся и зашагал за выходящим из комнаты мальчиком-посыльным.
Самос тяжело поднялся со своего широкого кресла.
- Итак, - официальным тоном произнес он, - является ли, по мнению Совета, Генрис Севариус убаром или хотя бы капитаном Порт-Кара?
- Нет! - раздались отовсюду единодушные голоса. - Не является!
Громче всех, я думаю, кричали сейчас остальные четверо убаров.
Когда шум стих, Самос повернулся к тронам четверки правителей города.
Они смотрели на него с нескрываемым беспокойством.
- Достопочтенные капитаны, - обратился к ним Самос.
- Убары! - тут же недовольно поправил его Сулиус Максимус.
- Убары, - согласился Самос, спрятав улыбку в легком полупоклоне.
Напрягшиеся было правители города - Чанг, Этеокль, Нигель и Сулиус Максимус - с видимым облегчением откинулись на спинки тронов.
- Да будет вам известно, убары, - снова продолжал он заседание, - что я, Самос, первый работорговец Порт-Кара, выношу на рассмотрение уважаемого Совета предложение взять ему в свои руки всю полноту власти в Порт-Каре - законодательной, исполнительной и судебной.
- Нет! - вскакивая с места, закричали убары.
- Это приведет к гражданской войне! - взвизгнул Этеокль.
- Итак, прошу выразить свое отношение к вынесенному мной предложению, - сказал Самос.
Зал буквально взорвался от единодушного крика.
- Власть - Совету капитанов! - требовали присутствующие. К ним присоединились и писцы, и разместившиеся на галерке, не имеющие права голоса на заседаниях младшие капитаны, и даже мальчишки-посыльные.
- Власть - Совету капитанов! - кричали они все, как один.
Я, с улыбкой на губах, спокойно сидел на своем широком кресле.
- Кроме того, - продолжал Самос, - предлагаю принять постановление о расторжении всех договоров между лицами, занимающими ответственные посты в городе, и их клиентами, и перезаключении их только на основе обоюдного согласия сторон и взаимовыгодного сотрудничества, предусмотрев хранение копии подобного договора в архиве городского Совета.
- Вам не удастся лишить нас власти! - потрясая кулаками, перебил Самоса Сулиус Максимус. - Не удастся!
- Далее, - продолжал Самос, - предлагаю принять постановление о санкциях для нарушителей распоряжений Совета, дела которых будут рассматриваться впредь на заседаниях Совета.
Предложение было принято с большим энтузиазмом.
Убар Чанг, закинув через плечо полу плаща, вместе со своими людьми вышел из зала заседаний.
За ним, с видом высокомерного презрения, неторопливой, размеренной походкой зал покинул Нигель.
- А теперь, - сказал Самос, - я попрошу ответственного секретаря опросить относительно моих предложений всех капитанов по списку.
- Антистен, - выкрикнул секретарь первое имя.
- Антистен принимает предложения, - ответил человек в третьем ряду, сидящий в нескольких ярдах от меня.
Не в силах больше сдерживаться, намотав конец плаща на одну руку и стиснув рукоять меча другой, бормоча под нос проклятия, к длинному столу быстро приблизился Этеокль. Он выхватил из ножен меч и пригвоздил им к столу зачитываемый секретарем список капитанов.
- Есть еще власть в Порт-Каре! - воскликнул он.
Самос не торопясь обнажил свое оружие и положил его на колени.
- В этом зале, - сказал он, - тоже есть власть.
Почти все присутствующие обнажили мечи и положили их на колени.
С мечом в руке я поднялся на ноги и с подчеркнутым вниманием посмотрел на Этеокля.
Он взглянул на меня и, разразившись новым потоком брани, рывком вытащил свой меч из поверхности стола, с силой вогнал его в ножны и с гордо поднятой головой зашагал из зала.
Я снова опустился на свое кресло.
На смену подчеркнуто спокойно, с наигранной улыбкой с трона поднялся Сулиус Максимус. Один из его людей тут же расправил на нем плащ, чтобы лучше была заметна золотая застежка у него на плече. Второй держал в руках его шлем.
Сулиус Максимус неторопливо подошел к длинному столу и остановился напротив ответственного секретаря.
- Я лучше пойду писать поэму, - сообщил он, - этакую элегию о свержении власти убаров в Порт-Каре.
Он ухмыльнулся и вышел из зала. Этот, отметил я, будет самым опасным.
Я вложил меч в ножны.
- Бежар! - выкликнул секретарь следующее имя.
- Бежар принимает предложения Самоса, - ответил смуглолицый длинноволосый капитан, сидевший во втором ряду, справа, через два кресла от меня.
- Боcк, - продолжал опрос секретарь,
- Боcк, - ответил я, - воздерживается.
Самос и некоторые из капитанов бросили на меня быстрые взгляды.
- Воздерживается, - записал в своих документах секретарь.
На этот момент у меня не было оснований поддерживать программу, предлагаемую Самосом и всем Советом. Его предложения пройдут, это не вызывало никаких сомнений. Более того, они как нельзя лучше соответствовали моим самым насущным интересам. Но официально воздерживаясь, я сохранял полезную сейчас двойственность в отношении своих намерений и политических пристрастий. Это предоставляло мне большую свободу действий. Кроме того, я считал, что пока рано с полной уверенностью говорить о том, чья возьмет.
Как я и предполагал, выдвинутая Самосом программа действий была принята подавляющим большинством голосов. Кое-кто воздержался, кто-то, очевидно, опасавшийся тайной мести убаров, голосовал против, но в целом решение об упразднении института убаров и передаче верховной власти в городе Совету капитанов было принято.
В ту ночь члены Совета заседали непривычно долго; на обсуждение их выносились все новые и новые вопросы.