Здесь же находилось несколько человек довольно представительного вида, возглавляющих, как я предположил, другие, находящиеся по соседству ренсоводческие общины. Подобный остров вмещает, как правило, не больше пятидесяти - шестидесяти жителей. Я решил, что выслеживание и поимка меня осуществлялась совместными действиями нескольких общин. Обычно, как я уже упоминал, подобные сообщества держатся довольно изолированно друг от друга, но вовсе не сейчас, - в преддверии осеннего равноденствия и начала месяца се'кара, первое число которого отмечается ренсоводами как праздник. К этому времени большая часть ежегодных работ по выращиванию и переработке ренса закончена, бумага скатана в рулоны, закрытые ренсовыми чехлами и перетянутые веревками, и готова на продажу.
В период между се'кара и зимним солнцестоянием - в первый день месяца се'вар - бумага будет продана или обменяна, для чего ее или доставляют к морю, или дожидаются прибытия оптовых покупателей, входящих в дельту на узких баржах, с рабами на веслах, чтобы иметь возможность купить товар подешевле.
Первое се'вара также является праздником, но отмечаемым уже каждым островом отдельно от остальных. После продажи урожая ренса и изделий из него общины больше не стремятся держаться поближе друг к другу, поскольку теперь они представляют собой слишком заманчивую цель для "сборщиков податей" из Порт-Кара. Хотя, как мне кажется, собираясь вместе в се'кара, они также подвергаются серьезному риску: хранящиеся в это время на островах непроданные запасы ренсовой бумаги уже сами по себе являются настоящим, хотя и несколько громоздким сокровищем.
Однако нечто странное было в том, что на острове Хо-Хака одновременно присутствовали главы пяти или шести соседних общин: подобное количество собирающихся вместе ренсовых островов является большой редкостью во время празднования начала се'кара. Обычно в нем участвуют не более двух-трех общин, члены которых пьют ренсовое пиво, получаемое из перемолотой, вымоченной, перекипяченной и перебродившей мякоти ренсового стебля, поют, затевают различные игры и ухаживают друг за другом, поскольку молодежи, обитающей на ренсовых островах, редко предоставляется возможность встретить ровесников даже из соседней общины. И все же почему так много ренсовых островов собралось здесь, в непосредственной близости друг с другом, пусть даже в преддверии празднования? Ужт конечно, поимка одинокого путешественника не могла привлечь к себе такого внимания, тем более что они собрались вместе прежде, чем я попал на их территорию.
- Это шпион, - сказал один из стоящих рядом с Хо-Хаком, высокий крепкого телосложения мужчина с острогой в руке, на лбу которого была узкая повязка с украшавшими ее перламутровыми пластинками воскского сорпа.
Интересно, кому надо было шпионить на ренсовых островах?
Хо-Хак продолжал молчать и лишь переводил задумчивый взгляд с меня на лежащее перед ним оружие.
Я пошевелился, разминая затекшие члены.
- Не двигайся, раб! - крикнула мне стоявшая рядом девушка.
Накинутые мне на шею петли болотной лианы немедленно затянулись.
Руки ее вцепились мне в волосы и безжалостно рванули мою голову назад.
- Он из Порт-Кара, - повторила она, не отпуская моих волос, - или собирался туда попасть!
Она посмотрела на Хо-Хака, ожидая его решения.
Хо-Хак, однако, не только не ответил, но, казалось, вообще не замечал ее присутствия.
Она раздраженно отпустила от себя мою голову.
Хо-Хак был всецело поглощен разглядыванием моего обернутого в кожу лука из дерева ка-ла-на.
Женщины ренсоводов, находясь дома, не прячут своих лиц под покрывалом, как это принято среди горианок, особенно горожанок. Мало того, они вполне способны выполнять любую мужскую работу: рубить ренс и обрабатывать его, охотиться на мелкую дичь - и вообще самостоятельно поддерживать свое существование. В среде ренсоводов не так много обязанностей, с которыми они не могли бы справиться. Их знания и умения уважаются в повседневной жизни маленькой общины. В связи с этим они редко проявляют сдержанность в праве голоса и выражении собственного мнения.
Хо-Хак наклонился и развернул гибкий желтый лук, рассыпав по матерчатой ренсовой подстилке легкие, с заостренным концом стрелы.
У двух-трех присутствующих мужчин вырвалось невольное изумленное восклицание. Я догадался, что им доводилось видеть короткие прямые луки, но с длинным луком встречаться не приходилось.
Хо-Хак встал. Лук по высоте превосходил многих из собравшихся вокруг нас мужчин.
Он протянул лук светловолосой девушке.
- Натяни его, - распорядился он.
Та раздраженно сбросила с плеча подбитых гантов и взяла лук.
Схватив его левой рукой у самой середины и уперев его нижний конец у ступни левой ноги, правой рукой она тщетно пыталась натянуть его тугую, из переплетенных с пенькой шелковых волокон тетиву. Она старалась изо всех сил.
Наконец она в ярости вернула лук Хо-Хаку.
Тот обернулся ко мне, сопровождая взгляд характерным легким движением ушей.
- Это крестьянский лук, не так ли? - спросил он. - Его, кажется, называют большим или длинным луком?
- Да, - ответил я.
- Много лет назад, - сказал он, - в одном селении на Тентисе, сидя у огня, я слышал рассказы об этом луке.
Я промолчал.
Он протянул лук парню с повязкой, украшенной перламутровыми сорпскими пластинами.
- Натяни его, - приказал ен.
Тот передал свою острогу стоящему рядом человеку и уверенно взял лук. Через секунду его самоуверенности поубавилось, затем его лицо покраснело от напряжения, налилось кровью, на шее вздулись вены, и он с криком отчаяния отбросил лук Хо-Хаку.
Хо-Хак поймал его и еще раз внимательно оглядел. Затем он взялся за лук и, уперев его нижний конец в стопу левой ноги, натянул тетиву.
У присутствовавших вырвался восторженный, смешанный с благоговением крик.
Я откровенно восхищался им. В этом человеке была сила, и не просто сила, позволившая ему легко, без видимого напряжения натянуть тетиву, накопленная, должно быть, за долгие годы пребывания на галерах, но сила, заслуживавшая настоящего уважения.
- Отлично! - не удержался я.
Хо-Хак отыскал среди рассыпанных на подстилке стрел кожаный нарукавник и застегнул его на левом предплечье так, чтобы рука его не была оцарапана тугой тетивой, затем поднял такой же кожаный наладонник и продел в него большой и указательный пальцы руки, предохраняя их от того, чтобы мясо на них не было содрано отпущенной тетивой, потом взял стрелу, правильно приладил ее и натянул тетиву так, что наконечник стрелы почти дошел до лука.
Он направил стрелу в небо, примерно под углом в пятьдесят градусов.
Последовал отрывистый, чистый, мелодичный звук отпускаемой тетивы, и стрела ушла вверх.
Со всех сторон послышались восторженные крики.
Стрела исчезла в небе, казалось, просто растворилась в сияющей голубизне.
Хо-Хак опустил лук.
- Значит, это именно с ним крестьяне защищают свои владения, - задумчиво произнес он.
Мы посмотрели в лицо друг другу. Затем он бережно положил лук на кожу, в которую тот был завернут, расстеленную сейчас на матерчатой репсовой подстилке.
Хо-Хак снова окинул меня изучающим взглядом.
- Ты умеешь обращаться с этим луком? - спросил он.
- Да, - ответил я.
- Смотрите, чтобы он не убежал, - сказал Хо-Хак.
Я почувствовал прикосновение к спине двух острог.
- Он не убежит, - ответила девушка, похлопывая рукой по стягивающим мою шею путам. Я почувствовал прикосновение к горлу ее пальцев. Она дернула за лиану. Ее ненависть ко мне была очевидна, и вела она себя так, будто сама захватила меня в плен.
- Ты крестьянин? - обратился ко мне Хо-Хак.
- Нет, я воин.
- Но этот лук явно крестьянский, - заметил один из удерживающих конец стягивающей мне шею лианы.
- Я не крестьянин, - повторил я. Хо-Хак посмотрел на парня с повязкой из перламутровых украшений.
- С таким луком, - сказал он ему, - мы могли бы жить здесь спокойно, в безопасности от молодчиков из Порт-Кара.
- Это крестьянское оружие, - пренебрежительно ответил парень с повязкой на голове.
- Ну и что? - спросил Хо-Хак.
- А я, - гордо ответил тот, - ренсовод.
- И я тоже! - воскликнула девушка. Остальные поддержали их одобрительными криками.
- А кроме того, - заметил один из присутствующих, - у нас нет ни металла для наконечников, ни дерева для изготовления самого лука. Ка-ла-на не растет в дельте. Да и веревок нет настолько прочных, чтобы выдержать натяжение такого лука.
- Кожи тоже нет, - добавил стоящий рядом с ним.
- Мы можем набить достаточное количество тарларионов, - сказал Хо-Хак, - и использовать их кожу. А зубы акулы - как острия стрел.
- Но здесь нет материала для самого лука - ни ка-ла-на, ни пеньковой веревки, - возразил еще один.
- Все это мы можем закупить, - ответил Хо-Хак.
Парень с повязкой на голове, тот, что не смог натянуть тетиву, рассмеялся.
- Нет, Хо-Хак, - сказал он, - ты не родился для ренсоводства.
- Да, - ответил тот, - это верно.
- А мы все здесь - потомственные ренсоводы, - сказал парень.
За моей спиной зазвучали одобрительные голоса.
- Мы не крестьяне, - гордо заключил парень с повязкой, - мы - выращиватели ренса!
Последовал новый мощный всплеск одобрения.
Хо-Хак снова расположился на изящной формы раковине гигантского воскского сорпа, служившей ему троном в этом маленьком плавучем ренсовом королевстве, затерявшемся среди болот дельты Воска.
- Что вы собираетесь делать со мной? - спросил я.
- Подвергнем его пыткам в дни празднества, - предложил парень с перламутровой повязкой на лбу.
Уши Хо-Хака оттопырились до предела и стояли перпендикулярно голове.
- Мы не из Порт-Кара, - с укоризной ответил ему Хо-Хак.
Парень с повязкой пожал плечами и огляделся. Очевидно, его предложение не вызвало особого энтузиазма. Нельзя сказать, что это было мне неприятно. Он снова пожал плечами и опустил взгляд на пол.
- Так какова же будет моя судьба? - спросил я.
- Мы не звали тебя сюда, - ответил Хо-Хак, - не приглашали пересечь линию кровавой отметки.
- Верните мне мои вещи, - предложил я, - и дайте возможность продолжить путь, тогда все ваши проблемы исчезнут сами собой.
Хо-Хак усмехнулся.
Стоящая рядом со мной девушка расхохоталась, ей громогласно вторил парень с повязкой на лбу, тот, что так и не сумел натянуть тетиву моего лука. Остальные также заливались хохотом.
- Обычно, - сказал Хо-Хак, - тем, кого мы поймали, людям из Порт-Кара, мы предоставляем сделать выбор.
- Какой выбор? - поинтересовался я.
- Мы, конечно, бросим тебя тарлариону, - ответил Хо-Хак.
У меня мороз пробежал по телу.
- И выбор твой прост, - продолжал Хо-Хак. - Или мы бросим тебя живого, или же ты пожелаешь, чтобы мы тебя сначала убили.
Я отчаянно попытался освободиться от стягивающих меня пут. Стоявшие вокруг ренсоводы равнодушно наблюдали за мной лишенным всяких эмоций взглядом. Я боролся, наверное, несколько минут, однако все мои усилия были напрасны. Лиана была слишком прочна. Я прекратил бессмысленную борьбу. Они надежно меня обезопасили. Я был всецело в их руках. Стоящая рядом девушка не переставала хохотать, с лиц остальных тоже не сходили улыбки.
- От тебя не останется никаких следов, - заметил Хо-Хак.
Я посмотрел ему в лицо.
- Никаких, - повторил он. Я снова попытался освободиться, и снова - безрезультатно.
- Такая смерть будет для него слишком быстрой, - недовольно произнесла девушка. - Он из Порт-Кара.
- Правильно, - поддержал ее парень с повязкой. - Давайте подвергнем его пыткам.
- Нет, - ответила девушка и посмотрела на меня с каким-то бешенством. - Давайте лучше оставим его у нас в качестве ничтожного раба.
Хо-Хак окинул ее задумчивым взглядом.
- Разве это не самая прекрасная месть порт-карцам? - процедила она сквозь зубы. - Это ничтожество будет служить нам, как бессловесная скотина, как тягловое животное.
- Тогда уж лучше бросить его тарлариону, - возразил парень с украшенной перламутром повязкой. - Мы от него просто избавимся, и все.
- Я говорю, - настаивала светловолосая, - давайте осрамим его, а заодно и весь Порт-Кар. Пусть днем работает и подвергается наказаниям, а на ночь будем его привязывать. После каждого часа работы будем избивать его розгами и плетьми, пусть это покажет ему всю нашу ненависть к Порт-Кару и тем, кто в нем живет!
- А почему вы так ненавидите жителей Порт-Кара? - спросил я у нее.
- Замолчи, раб! - завопила она и обеими руками вцепилась в петли лианы у меня на шее, затягивая их еще сильнее. Я почувствовал, что задыхаюсь. Лица вокруг меня начали бледнеть и расплываться. Я стал терять сознание.
Тут ее хватка ослабла. Она убрала руку.
Я жадно принялся ловить губами воздух и, закашлявшись, упал на плетеную подстилку. За моей спиной послышались недовольные крики. В бок уперлась чья-то острога.
- Я предлагаю бросить его тарлариону, - сказал парень с повязкой на лбу.
- Нет, - глухо ответил я. - Нет!
Хо-Хак посмотрел на меня. Он казался удивленным.
Я и сам был поражен. Произнесенные слова словно принадлежали не мне, кому-то другому.
- Нет, нет, - бормотал я, роняя слова, будто сами выходящие у меня из груди.
Сердце мое сжалось от страха, на лице выступил холодный пот.
Хо-Хак уже не скрывал своего удивления. Его большие уши наклонились в мою сторону с очевидным любопытством.
Я не хотел умирать.
Справившись с хриплым, судорожным дыханием, я встряхнул головой.
- Но ведь ты - воин, - заметил Хо-Хак.
- Да, - ответил я, - да, я знаю.
В эту минуту я с безнадежным отчаянием хотел сохранить уважение этого спокойного, сильного человека, именно его, бывшего раба, восседавшего теперь передо мной на троне, на этой раковине гигантского воскского сорпа.
- Зубы тарлариона действуют быстро, воин, - попытался подбодрить меня Хо-Хак.
- Я знаю, - ответил я.
- Если хочешь, - сказал он, - мы можем тебя сначала убить.
- Я… я не хочу умирать.
Я низко наклонил голову, сгорая от стыда. В этот момент мне казалось, что я окончательно потерял собственное лицо, что двигавшие мной моральные законы преданы, что Ко-ро-ба, мой родной город, обесчещен и даже меч, который я так верно хранил, запятнан позором. Я не смел посмотреть Хо-Хаку в лицо. Б его глазах, в глазах их всех - и в своих собственных! - я теперь мог быть только ничтожеством, только рабом.
- Я был о тебе лучшего мнения, - заметил Хо-Хак. - Я думал, ты настоящий воин. Я не мог ему ответить.
- Теперь я вижу, - продолжал Хо-Хак, - что ты действительно из Порт-Кара.
Я не мог поднять голову от стыда. Мне казалось, что теперь я никогда не смогу ее поднять.
- Ты просишь оставить тебя рабом? - спросил Хо-Хак. Вопрос был жестоким и прямым.
Я попытался взглянуть на Хо-Хака, но глаза мои застилали слезы. Я смог различить только презрение на его широком, спокойном лице. Я опустил голову еще ниже.
- Да, - едва слышно произнес я, - я прошу оставить меня рабом.
Вокруг меня поднялся невообразимый смех; смеялись все - и особенно радостно тот, в повязке с перламутром на лбу, но больнее всего для меня было слышать презрительный смех девушки, стоящей рядом со мной, едва не касающейся бедром моей щеки.
- Ты - раб, - указал на меня Хо-Хак.
- Да, - ответил я и добавил, - хозяин.
Слово застряло у меня в горле. Но все горианские рабы именно так обращаются к свободным мужчинам, а свободных женщин называют "госпожа", и это, конечно, правильно, поскольку должны же они кому-то принадлежать.
Последовал новый взрыв смеха.
- Ну вот, - сказал Хо-Хак, - а теперь мы, наверное, бросим тебя тарлариону.
Смех вокруг перешел в вопли.
Я почувствовал дурноту.
В эту минуту мне казалось уже безразличным, бросят они меня тарлариону или нет. Мне казалось, я потерял нечто более ценное, чем жизнь. Как я смогу смотреть в глаза кому-нибудь из них? Самому себе? Почетной смерти я предпочел позорное рабство.
Я сгорал от стыда. Теперь они действительно смогут бросить, меня тарлариону. По горианским традициям, раб - это животное, и хозяин вправе распоряжаться им по своему усмотрению, главное - чтобы это доставило ему удовольствие. Но сейчас я чувствовал себя совершенно разбитым, униженным, мне все уже было безразлично.
- Кто-нибудь хочет взять себе этого раба? - донесся до меня голос Хо-Хака.
- Отдай его мне, Хо-Хак, - услышал я. Чистый, звенящий голос принадлежал светловолосой девушке.
В поднявшейся буре смеха отчетливо слышались раскаты презрительного пыхтения парня, того, что носил на лбу повязку, украшенную перламутром воскского сорпа.
Но девушка!… Я странным образом чувствовал себя маленьким и ничтожным рядом с ней, каким-то пустым местом, ощущая в то же время каждую клеточку ее тела, гордого и свободного. Каким же жалким и презренным животным должен был выглядеть сейчас я - раб, обнаженный и связанный, стоящий на коленях у ее ног.
- Он твой, - услышал я слова Хо-Хака. Новая волна стыда охватила меня.
- Принесите ренсовой пастилы! - скомандовала она. - И развяжите ему ноги. Шею тоже освободите.
Одна из женщин отделилась от группы зрителей и пошла за пастилой, а двое мужчин принялись снимать стягивающую мои лодыжки болотную лиану. Руки у меня оставались связанными.
Через минуту женщина вернулась, неся полную пригоршню влажной ренсовой пастилы. Испеченная на разогретых камнях мякоть ренсового стебля - ренсовая пастила - представляет собой некое подобие пирога, часто посыпаемого растолченными в порошок семенами.
- Открой рот, раб, - приказала девушка.
Я повиновался, и она затолкала всю пастилу мне в рот.
- Ешь, - скомандовала она. - Глотай!
Едва сдерживая подступающую тошноту, я с болезненными усилиями принялся жевать приторную, сладковатую массу.
- Теперь ты всегда будешь есть из рук своей хозяйки, - сказала девушка.
- Я всегда буду есть из рук моей хозяйки, - повторил я.
- Как твое имя, раб? - спросила она.
- Тэрл, - ответил я.
Последовал сильный удар по лицу.
- У раба нет имени, - жестко сказала она.
- У меня нет имени, - повторил я. Она обошла вокруг меня.
- Спина у тебя широкая, - заметила она. - Ты сильный, но глупый, - она рассмеялась. - Я буду называть тебя Боском.
Боски - крупные рогатые жвачные животные, обитающие на горианских равнинах. К югу от экватора их многочисленные стада - неизменные спутники народов фургонов, но разводятся боски и на северных фермах, где крестьяне используют их в качестве тягловой силы.
- Я - Боcк, - сказал я. Вокруг рассмеялись.
- Ты мой боcк! - с хохотом повторила она.
- Я думал, ты предпочтешь мужчину в качестве раба, - заметил тот, с повязкой из перламутровых пластин, - гордого, не боящегося смерти.
Девушка запустила руки в мои волосы и, откинув мне голову назад, плюнула в лицо.
- Трусливый раб! - процедила она сквозь зубы.