Драконий день - Янтарина Танжеринова 15 стр.


О чувствах бедной Сэнфии никто не думал. Юная женщина, которую "доброжелатели", тайно злорадствуя, просветили насчёт похождений мужа, молча проливала слёзы в одиночестве, оплакивая свой неудавшийся брак. Она-то любила по-настоящему, в отличие от легкомысленного мальчишки, только игравшего в любовь. Впрочем, Сэнфия надеялась, что после рождения ребёнка муж оттает и простит её мнимые прегрешения, особенно если она родит сына. Откуда же бедняжке было знать, что виконт готов был молить Лунных богинь о том, чтобы родилась дочь. Ибо в таком случае он, проживая отдельно от супруги, через пять лет мог тихо и благопристойно развестись, мотивируя это тем, что ему необходим наследник. Закон в таких случаях был на стороне мужчины. Девчонку он бы охотно отдал матери, по крайней мере, до тех пор, пока ей не исполнится шестнадцать. А после можно было бы подумать о замужестве дочери и заключить с кем-нибудь выгодный союз. Проклятье, ну зачем, зачем ему вообще пришло в голову перед свадьбой избавиться от противозачаточного заклинания?.. Надо же было так поглупеть от любви!..

Прошло несколько месяцев, и в конце весны герцог сообщил своему непутёвому кузену, что ему разрешено вернуться ко двору, ибо король наконец смягчился. При условии, что "виконтесса-простолюдинка" никогда не появится во дворце. Это как нельзя более устраивало Нэрбиса, и он умчался в Юнгир, оставив беременную супругу в родовом имении. Он весело отпраздновал Начало Лета и провёл следующие три месяца в гостях сначала в Файханас-Маноре, потом у нескольких друзей. Отметив, по традиции, Праздник Начала Осени в сельской местности, к началу нового светского сезона виконт вернулся в столицу, как и большинство дворян. Там его и застало известие о том, что в седьмой день осени виконтесса Ниарас родила сына.

Робко надеясь на примирение с мужем, Сэнфия написала ему ласковое письмо. Гордая тем, что родила мужу наследника, она предлагала назвать сына Фирниором, выкопав это имя в одной из древних хроник прервавшегося рода графов Мэй-Ниарас, от которого и пошли нынешние виконты.

Разочарование, обрушившееся на виконта, было слишком велико. Он-то уже успел убедить себя в том, что для него всё обойдётся благополучно, а теперь развод был возможен разве что в том случае, если виконтесса запятнает себя супружеской изменой. Ага, как же, дождёшься от неё такого подарка… Махнув рукой на свою загубленную судьбинушку, виконт с головой окунулся в развлечения, тем более что на его-то измены общество охотно закрывало глаза.

Ответил он на письмо супруги весьма нелюбезно, впрочем, послав ей какую-то дорогую побрякушку в подарок, ибо того требовали традиции. Имя сына его не слишком волновало, пусть будет, как предлагает Сэнфия, а появился виконт в Мэй-Ниарасе лишь следующим летом. К тому времени юная виконтесса уже поняла, что любовь мужа ей не вернуть. Да и как вернуть то, что и вовсе никогда не существовало? Внешне она смирилась со своим положением, опасаясь сделать хуже сыну, которого отец и так недолюбливал. Однажды просветил супругу, за что именно: ведь это Фирниору, с его нечистой кровью, предстояло стать наследником титула. Виконт к тому времени уже успел стать изрядным снобом, переняв взгляды его величества.

Фирио никогда не помнил свою мать весёлой или просто искренне улыбающейся. Бледные, бескровные губы с печально опущенными уголками, потухшие серые глаза, строгое тёмное платье - почти вдовий наряд, своеобразная месть охладевшему к ней супругу. Увы, того наряды опостылевшей жены не заботили вовсе: вдвоём они никуда не выезжали, званых ужинов не устраивали, так что пусть носит хоть мешковину, ему-то какое дело. Деньги у неё имелись: исправно выплачиваемое содержание и собственное приданое, до которого виконт и пальцем не дотронулся.

С Фирио мать была ласкова, проводила с ним много времени, рассказывала сказки об океанских чудовищах, злобных воинственных серпентесах и отважных морских капитанах. Когда мальчик немного подрос, вместо сказок появились истории из жизни. Мать, будто чувствуя, что ей недолго осталось, подробно и не единожды рассказывала о знакомстве с виконтом и своём скоропалительном замужестве, хоть эти рассказы были не слишком-то понятны мальчику. Это потом он, вспоминая, понял гораздо больше того, что Сэнфия Ниарас хотела сказать. Мать была откровенно несчастна; она, кажется, устала от жизни и тихо угасала, хотя тогда он, разумеется, был слишком мал, чтобы это понять. Она умерла, когда Фирио было девять. Простудилась во время очередной своей долгой прогулки в слякоть и дождь и запустила простуду; с пренебрежением отнеслась к непрекращающемуся кашлю, отказавшись вызвать целителя. Когда спохватились, было уже поздно, воспаление лёгких быстро свело её в могилу. Она не хотела жить.

Отец никогда его не любил, это мальчик понимал с самого раннего детства, но упрямо тянулся к нему, надеясь хоть чем-то привлечь его внимание, вызвать одобрение - да просто улыбку, в конце-то концов! Увы, Фирио доставалось лишь безразличие, чаще всего смешанное с брезгливостью. Сын напоминал виконту о совершённой в юности ошибке, и ни робкие улыбки мальчика, ни его успехи в учёбе или фехтовании, не могли смягчить Нэрбиса. Его ужасало, что следующим виконтом Ниарас станет этот… правнук простолюдина, сын нежеланной женщины, заманившей его в ловушку неравного брака. Да-да, со временем виконт охотно снял с себя большую часть вины, переложив её, как нетрудно догадаться, на супругу, завлёкшую его в свои сети ласковыми телячьими взорами и дурацкой добродетелью. Что ей стоило уступить и отдаться ему, они бы мило провели время вместе и разошлись бы, как только всё наскучило. Подумаешь, за девственность она свою держалась, как будто эта самая девственность хоть что-нибудь стоит. Да, поначалу его эта старомодная, провинциальная скромность нравов умиляла, но надо же меру знать!..

В память Фирио врезался один случай. Был день похорон матери - бесконечный, холодный, серый и словно тоже заплаканный: с неба сыпался подмокший снег и таял на щеках, помогая прятать слёзы. Мальчик уже тогда ненавидел плакать на людях, и только порой, забившись куда-нибудь в уголок, позволял себе проявлять слабость. Вечером Фирио бродил как потерянный по опустевшему дому, и его как магнитом тянуло в столовую, где расположился отец. Мальчик понимал, что ему вряд ли обрадуются, но где-то в глубине души смутно надеялся найти у отца участие и поддержку.

Фирио хотел проскользнуть в столовую незамеченным, но у него не вышло. Отец в одиночестве сидел за столом, перед ним стоял кубок и кувшин с вином. В столовой был полумрак, и тени дрожали на стенах: комната освещалась единственным подсвечником с несколькими свечами, магические светильники не горели. Виконт поднял голову и сказал невыразительно:

- А, это ты. Возьми себе кубок и иди сюда, раз явился.

Ослушаться Фирниор не посмел. Подойдя к столику в углу, взял серебряный кубок, как у отца, потому что его маленького кубка, в который ему наливали несколько глотков лёгкого вина за ужином, не было. Виконт наполнил кубок до краёв и велел:

- Сядь и выпей. За твою мать!

Фирниор молча глотнул терпкого тёмно-красного вина и во все глаза уставился на отца. Тот не был пьян, умея во хмелю сохранять ясную голову, но вино развязало ему язык.

- Покойная виконтесса Сэнфия Ниарас… как звучит, а! - медленно протянул виконт, будто смакуя каждое слово. - Своей смертью твоя матушка оказала мне большую услугу.

Его глаза блестели в полумраке; нос с благородной горбинкой как никогда напоминал клюв хищной птицы.

- Верная супруга, преданная мать… мир её праху! - Прозвучало это как издёвка.

Фирио смущённо молчал, только изредка смачивал губы вином.

- Да-а, сегодня у меня праздник. Удивляешься? - искоса глянул на мальчика Нэрбис. - Так говорить не принято? Ничего, кто меня здесь услышит? Ты не в счёт, кому ты нужен… А я десять лет ждал свободы. Что твоей матери стоило завести себе любовника, а? Я бы с чистой совестью развёлся и вернул её родителям, вместе с приданым. Так нет же, эта ходячая добродетель предпочла возвышенно страдать…

Фирио молча уткнулся взглядом в кубок с вином; в эту минуту он ненавидел отца за злые, несправедливые слова.

- Ну-ка, посмотри на меня! - приказал виконт, и мальчик нехотя подчинился. - Что волчонком смотришь? Не нравится правду слышать? Ты слушай, тебе полезно. Я хочу, чтобы ты не питал никаких иллюзий. Твоя мать имела слишком низкое происхождение, чтобы быть достойной супругой одного из рода Файханасов, а ты - её сын. И мой, к моему величайшему несчастью. И почему только ты не родился девчонкой?..

Пальцы Фирио до дрожи стискивали кубок; губы тоже тряслись и, чтобы скрыть это, он сделал несколько поспешных глотков и раскашлялся, размазывая по лицу выступившие на ресницах слёзы. Виконт хмыкнул и, осушив свой кубок, заново наполнил его.

- Твоё происхождение позорит наш славный род. Моя юношеская глупость грозит обернуться бедой. Разве сможет такой, как ты, с честью носить столь славное имя? Ты ведь на Файханасов и не похож почти, весь в свою матушку уродился. Я с ужасом жду, что ты вот-вот откроешь в себе склонность к торговле, - едко заметил отец. - А дворяне не должны торговать, они должны служить королю и проливать свою кровь за королевство, если это потребуется. Но ты вряд ли на это способен… И вряд ли ты сделаешь мне такой же подарок, как твоя мать, и благопристойно скончаешься от какой-нибудь хвори.

Фирниор чувствовал, что ещё минута, и он позорно разревётся. В носу невыносимо щипало, злые слёзы жгли глаза, но пока он удерживал их, не давая пролиться. В отчаянии он опять припал к кубку и осушил до дна. В голове уже шумело, лицо отца то отдалялось, то приближалось, а тени на стенах устроили какую-то дикую пляску. Пришлось зажмуриться, а потом он, кажется, даже ненадолго провалился в сон - мутный и тяжёлый. Мальчик не мог открыть глаза - они тут же закрывались обратно, но услышал, как виконт позвал своего камердинера и приказал невозмутимо:

- Отнеси щенка в его комнату. Дай ему молока и проследи, чтобы выпил.

Фирио помнил, что его чуть не вытошнило, а потом он через силу глотал молоко и его не оставляли в покое, пока чашка не опустела. Комната кружилась, а постель под ним медленно покачивалась. Потом он уснул, а наутро у него даже голова не болела. Зато ныло где-то глубоко внутри, как только на память приходили жестокие и холодные слова отца. С тех пор он понял, что, пожалуй, может считать себя круглым сиротой.

А месяц спустя после смерти Сэнфии Ниарас пришло письмо от герцога, в котором он настоятельно приглашал кузена пожить в Файханас-Маноре. Потеряв супругу, герцог постепенно собирал в родовом гнезде всех членов семейства - очевидно, чтобы заполнить гулкую пустоту в замке и в собственной душе. Избавившись от неудобной жены, виконт Ниарас теперь тоже мог с полным правом вернуться в лоно семьи.

Фирниор не хотел ехать в Файханас-Манор и боялся этого, хотя из гордости старательно скрывал свой страх. Он был уверен, что ничего хорошего его там не ждёт. Если уж собственный отец хотел бы, чтобы он умер, то чего было ждать от грозного герцога?

Однако же его светлость встретил мальчика если не слишком радушно, то вполне спокойно и уж точно без попрёков в низком происхождении. Об этом ни герцог, ни кузен Орминд впоследствии вообще ни разу не упомянули. А тогда, при первой встрече, герцог задал несколько вопросов, Фирио что-то отвечал, от волнения даже не запомнив, о чём его спрашивали. Потом мальчика отпустили, и он вышел, побоявшись слишком громко хлопнуть дверью. Из-за этого она осталась неплотно прикрытой, и до Фирио неожиданно донеслись голоса из кабинета герцога. Из любопытства он решился послушать, о чём говорят его светлость и виконт, раз уж подвернулась счастливая случайность.

Голос герцога сказал:

- Признаться, я опасался худшего. Но это неплохой материал, из которого можно вылепить что-то вполне достойное. Ещё не поздно взяться.

- Оптимист, - проворчал отец.

- А ты недальновиден, Нэрбис. Зачем своими руками делать врага из собственного сына? Оттолкнуть его от себя легко, а ты попробуй сначала приручи, чтобы пользу роду приносил.

- Тебе легко говорить, Рольнир, это же не твой наследник, - ядовито заметил виконт. - Тебе он нужен, вот ты его и приручай.

Ответа герцога Фирио так и не услышал: позади него раздалось весьма неодобрительное покашливание и, испуганно повернувшись, мальчик обнаружил герцогского камердинера, строго и укоризненно смотревшего на него. Залившись краской до корней волос, Фирио последовал за камердинером в комнату, где ему отныне предстояло жить.

С кузеном Фирио познакомился в тот же день. Когда в его комнату без стука ворвался тоненький, высокий русоволосый мальчик и улыбнулся шальной, чуточку капризной улыбкой, сказав: "Ну здравствуй, я твой кузен Орминд", - Фирио понял, что обрёл своего кумира. Орминду было уже целых тринадцать лет, он был сильный, ловкий, смелый и дерзкий. К маленькому, обожающему его Фирио кузен относился с редкостной снисходительностью, позволяя собой восхищаться. Правда, порой кузен довольно зло высмеивал мальчика или безжалостно наставлял ему синяков деревянным мечом в учебном поединке, но Фирио никогда не обижался на него всерьёз. Даже если Орминд подбивал наивного мальчишку на рискованные шалости, сам ловко оставаясь в стороне. К тому же герцог был достаточно проницателен, чтобы понять, кто является тайным инициатором совершённых безобразий. Так что если Фирио ссылали на конюшни на пару дней, Орминду назначали четырёхдневное воспитание трудом. И ещё его светлость при этом непременно устраивал сыну разнос.

- Никогда нельзя делать врагов из своих собственных людей просто из глупого мальчишеского каприза, - втолковывал герцог насупленному наследнику, стоявшему перед ним навытяжку. - Своих людей нужно беречь и ценить, тогда они пойдут за тобой в огонь и в воду. А Фирниор - твоя родня, он из твоего рода, хочешь ты этого или нет. Вам всю жизнь предстоит прожить бок о бок, он должен быть твоим союзником, а не врагом. Плодить врагов в собственном окружении глупо и недальновидно, Орминд! Срывай своё дурное настроение на фехтовальных манекенах и не веди себя как сопливый мальчишка, пора уже вырасти! Ты - будущий герцог, ты должен уметь смотреть на много лет вперёд и просчитывать свои действия на несколько ходов, а не потакать собственным детским капризам!

Помогли отцовские внушения либо же Орминд действительно повзрослел, но зло задирать слабого младшего кузена он почти перестал. А на язвительные замечания Фирио быстро научился не обращать внимания, он же знал, что Орминд это не со зла, просто у него характер такой.

Прочие обитатели замка приняли нового члена семьи с царственной невозмутимостью. Если его светлость решил, так тому и быть. Особенной любви к мальчику никто не питал, но брезгливости и презрения, как от отца, Фирниор по отношению к себе не видел, и ему этого хватало.

Не прошло и полугода, как его отец снова женился, и на сей раз жена имела подобающее происхождение. Графская дочь Эльдия Кальфарас охотно согласилась стать супругой виконта, несмотря на более низкий, чем у её отца, титул: положение герцогского кузена с лихвой всё искупало, в том числе и наличие сына от первого брака. Мэора Эльдия вскоре подарила супругу двоих сыновей, которым сейчас было семь и пять лет. Фирио чувствовал себя рядом с ними лишним и старался пореже попадаться на глаза отцу и мачехе, тем более что поселили его в другом крыле замка.

Фирио никогда не позволял себе всерьёз задумываться, было ли человечное отношение к нему двоюродного дядюшки следствием плана по "приручению" или же нет. Юноша просто знал, что, если потребуется, для герцога и кузена Орминда он готов пойти на любые жертвы.

Далеко не сразу Фирниор осознал, что рассказал Айнуре гораздо больше того, что намеревался. Поняв, почувствовал острую досаду и скомкано окончил рассказ. Он давно уже сидел, обхватив руками колени, и упорно не поднимал глаз: на траву смотреть безопаснее, она тебя ответным взором не одарит и жалости не выкажет. Больше всего Фирио сейчас опасался, пожалуй, именно жалости, будто он нарочно плакался тут как сопливый мальчишка, чтобы его сочувственно погладили по головке и дали конфетку.

Магесса сидела рядом в такой же позе, как он, и молчала. Через какое-то время поднялась, подозвала своего чудного коня и порылась в седельной сумке - Фирио наблюдал за ней краем глаза. Вернувшись, плюхнулась опять на траву и сделала несколько глотков из фляги.

- Сидру холодного хотите? - спросила буднично.

Фирио кивнул и рискнул поднять глаза, принимая флягу. От желудка куда-то вниз ухнул холодный комок, щекотнув тревогой и растворяясь в мгновенно нахлынувшей радости: в ореховых глазах магессы было понимание. Не жалость и не равнодушие.

- Выходит, вам почти восемнадцать, Фирниор? - спокойно спросила Айнура. - Я думала, больше.

- Говорят, я выгляжу немного старше своих лет, - пожал он плечами. - Моё совершеннолетие - в седьмой день осени. Его светлость обещал устроить праздник, а потом мы вернёмся в столицу.

Охлаждённый заклинанием сидр приятно пощипывал язык и нёбо. Вернув флягу владелице, юноша сидел рядом и молчал, а магесса улеглась, откинувшись на траву, и тоже, кажется, не испытывала потребности в болтовне.

Где-то на том берегу, скрытые зеленью деревьев, назойливо верещали птенцы-подростки - не то требуя еды от замотанных родителей, не то просто затеяв ссору. Ветерок изредка легонько теребил ветви ив, заставляя их издавать тихие вздохи. Было жарко, спокойно и безлюдно, пока на дороге не показался всадник, чей конь передвигался ленивой рысцой. Всадник заметил их лошадей и направился прямиком к кустам, где укрылись от зноя Фирио и магесса. Та приподнялась на локте, всматриваясь в силуэт всадника.

- А, это Тианор, - зевнула она и томно, грациозно потянулась.

А Фирио почему-то ощутил сожаление, что сюда явился кто-то ещё, хотя, в общем-то, ничего не имел против полуэльфа, с которым был едва знаком.

- Айнура, а я тебя искал! - весело заявил менестрель, спешиваясь и наматывая поводья своего гнедого на ивовый стволик. Отвесил лёгкий поклон сыну виконта: - Моё почтение, мэор Фирниор.

Юноша ответил на приветствие, а Айриэ заметила:

- Теперь нашёл. И?

- А я-то питал робкую надежду, что ты мне обрадуешься, - проворковал менестрель ей на ушко, присев рядом и обняв её за плечи. - Я вот по тебе скучал, любовь моя… Кстати, тебе очень идёт новая причёска, ты стала ещё очаровательнее!

- Да мне вроде некогда было скучать, - невинно хлопая ресницами, ответила магесса. - Я чудесно провела время в Файханас-Маноре.

Скосив глаза, заметила, что Фирниор чуть прикусил губу и отвернулся, чтобы не мешать им ворковать. Почему-то юноша выглядел очень сердитым.

- О да, я вижу, Айнура, ты времени зря не теряла, - беззлобно рассмеялся менестрель, кивая на валявшийся в траве букет роз. - Обзавелась тайным поклонником? Миленькие цветочки. Но, надеюсь, ты помнишь, что я был в этом деле первопроходцем? Интересно, и почему именно этот сорт пользуется такой популярностью у кавалеров?

Назад Дальше