- Ты так же не поверила Ирине, когда она сообщила тебе про Нарсеса. Но тем не менее ты приехала сюда, чтобы убедиться самой.
Две старые подруги уставились друг на друга. Императрица отвернулась первая.
- Нет, не поверила. И да, приехала.
Она откинулась на плюшевые подушки. Антонина с трудом различала лицо Феодоры в темном закрытом паланкине, но не могла не заметить гримасу.
- Ненавижу путешествия, - проворчала императрица.
Вздох.
- Да, Антонина. Я приеду. Я приеду в Дарас и посмотрю сама. Этим летом.
Еще один вздох.
- Ненавижу Сирию летом.
Очень тяжелый, королевский вздох.
- А теперь, подумав, я ненавижу Сирию в любое время года.
После того, как ворота закрылись за паланкином, Антонина и Ирина какое-то время оставались во дворе, наслаждаясь ясным ночным небом.
- Мне любопытно кое-что узнать, Антонина, - заговорила Ирина.
- Да?
- На самом деле я не совсем понимаю. Ну, давай просто скажем, что меня удивило то, как тяжело Феодора восприняла предательство Нарсеса. Я знала, что он - один из ее ближайших советников, но…
- Он был гораздо больше, чем советник, Ирина, - ответила. Антонина и грустно покачала головой. - Гораздо, гораздо больше.
Маленькая египтянка посмотрела вверх на подругу-гречанку.
- Я уверена, ты слышала все рассказы о прошлом Феодоры, не так ли?
Ирина пожала плечами.
- Конечно. Не могу сказать, что обращала на них особое внимание. Люди всегда быстро…
Антонина покачала головой.
- Дело в том, что они по большей части правдивы. По крайней мере в том, что, как говорят, она делала.
Антонина отвернулась и сжала челюсти перед тем, как добавить.
- А врут они о сути. В молодости Феодора была великой шлюхой, более великой ты не найдешь. Но она никогда не была распутной. - Она усмехнулась. - На самом деле это звучит иронично. Когда люди с широкими взглядами, уважаемые, правильные, сравнивают ее и меня, они готовы сомневаться насчет меня. Да, до встречи с Велисарием я продавала свои услуги за деньги. Но только тщательно выбранным мужчинам и немногим. В то время как Феодора…
Затем Антонина заговорила резко:
- Если все-таки сравнивать, то все как раз наоборот. Я делала то, что делала, по собственному выбору. Обрати внимание: особого выбора у меня не было - я родилась в бедной семье, фактически на улице в Александрии. Мать моя была шлюхой, отец - возничим на колеснице. Но… я не могу, если быть полностью откровенной, заявлять, что меня кто-то насильно отправил заниматься тем, чем я занималась.
Она сделала глубокий вдох, затем посмотрела подруге прямо в глаза. Ирина поморщилась.
- Пожалуй, я не хочу услышать, что за этим последует, - призналась Ирина.
- Ты сама спросила. Феодоре никогда не нравилось быть шлюхой и ей никогда не предоставлялось выбора. Ее отец - свинья! - изнасиловал ее, когда ей только исполнилось девять лет, и продолжал насиловать, пока в двенадцать лет не продал ее сутенеру. А сутенер оказался еще хуже. Этот вонючий…
Антонина резко замолчала и рубанула рукой воздух.
- Неважно. Это одна блевотина. - Она сделала еще один глубокий вдох, потом выдохнула воздух. - Дело в том, Ирина, что Нарсес ближе всего подошел к образу отца, которого у этой женщины по-настоящему-то и не было. Когда они впервые встретились, Феодора была просто бедной амбициозной молодой женщиной, помогающей своему бедному амбициозному молодому любовнику пробираться наверх. Нарсес взял ее под крылышко и помогал ей в пути. Иногда деньгами, в другие разы - тайными сведениями, потом знакомил с нужными людьми. Но по большей части он помогал ей, как отец помогает дочери. Как хороший отец помогает дочери. Он просто… учил ее.
Антонина замолчала на мгновение.
- Я уверена, что он… - заговорила Ирина.
Антонина покачала головой.
- Нет. Нет. Ну, это уж слишком. Да, человек, подобный Нарсесу, всегда ждет свой шанс. Хочет получить крупный выигрыш. Но тут дело было по-другому, Ирина. Поверь мне, Нарсес очень умен, но он не всемогущий Бог. И только сам Господь в те дни мог знать, что Феодора когда-нибудь станет императрицей Римской империи. Ни она, ни Юстиниан тогда не знали этого. Даже не думали об этом.
Антонина взяла Ирину под руку и медленно повела ее со двора.
- Нет, я думаю… что в своем роде Нарсес смотрел на Феодору как на ребенка, которого у него никогда не было. Не могло быть. Поэтому все детское доверие, которое осталось в девочке, которая не верила ни одному мужчине, она отдала пожилому евнуху. А отцовская забота человека, который не мог иметь детей, направлялась на молодую шлюху.
Антонина замолчала, пытаясь не расплакаться. Тупо уставилась в небо.
- Боже, я так надеялась, что Нарсеса не будет на этом совещании, - прошептала она. - Я так надеялась, что ты, Ирина, ошиблась, хотя и знала, что не ошиблась. - Теперь слезы полились градом - Феодора от этого никогда не оправится.
- Ты не права, - возразила Ирина. - У нее все еще есть Юстиниан.
Антонина покачала головой.
- Нет, Ирина. Это не одно и то же. Феодора любит Юстиниана, но она никогда ему не доверяла. Не так, как она доверяла Нарсесу.
Антонина вытерла глаза, снова взяла Ирину под руку и вывела со двора. Теперь она шла быстрым шагом. В десяти футах от двери заговорила вновь:
- Феодора крепче стали и гордится тем, что не повторяет ошибок. Она никогда не поверит ни одному другому мужчине. Неважно, кто он. Никогда.
- Боже, бедная женщина, - грустно сказала Ирина в пяти футах от двери.
У самой двери Антонина остановилась. Повернулась к подруге и прямо посмотрела на нее. Теперь в ее красивых зеленых глазах не осталось и следа печали. Просто пустота.
- Бедная женщина? - переспросила она. - Никогда так не думай, Ирина. Если можешь, полюби Феодору. Но даже не думай когда-либо ее жалеть. - Теперь ее взгляд напоминал взгляд гадюки. - Если рассказ об ее отце и сутенере вызывал у тебя тошноту, то когда-нибудь я расскажу тебе, что с ними сталось. После того как Феодора взошла на трон.
Ирина почувствовала, как у нее перехватило дыхание.
- Что бы ты ни делала в этом мире, Ирина, никогда не пересекай дорогу этой бедной женщине. Лучше спустись в ад и плюнь в лицо Сатане.
Антонина уставилась в дверной проем.
- Бедная женщина! - бросила она через плечо, словно эти слова прошипела змея.
Два часа спустя, после нескольких бутылок вина Антонина опустила голову на подлокотник и заговорила:
- Мне тоже любопытно кое-что узнать, Ирина.
Говорила она медленно, осторожно и четко произносила каждое слово, что означало: настало время - но ненадолго, совсем ненадолго - поговорить о серьезных вещах. Прервать ради них другое серьезное занятие - пьянку до потери пульса.
- Спрашивай что хочешь! - приказала начальница шпионской сети со своего ложа, величественно взмахнув рукой. Полупустая бутылка в совершающей жест руке несколько ослабила его величественность. Как и отрыжка, которая последовала за ним.
Антонина улыбнулась, затем попыталась сконцентрироваться на мысли.
- Все, что ты сказала… - ее собственный величественный жест потерял величественность в воздухе. - Там, сегодня вечером, раньше… имело смысл.
Антонине удалось сдержать собственную отрыжку, она победно улыбнулась подруге и продолжила.
- О том, чтобы продолжать получать жалованье у Ситтаса. Но разве тебя не заинтересовало предложение? Я имею в виду, что Феодора жутко богата. На ее фоне Ситтас кажется бедняком. Она в самом деле платила бы тебе гораздо больше. Гораздо.
Ирина вытянула руку, схватилась на подлокотник и медленно встала. Попыталась сфокусировать взгляд, но у нее это не очень получалось. Поэтому удовлетворилась яркой победной улыбкой.
- Ты на самом деле меня не понимаешь, дорогая подруга. По крайней мере в… этом деле. Вы с Феодорой обе росли в бедности. Деньги для вас кое-что значат. Я же росла в богатой семье…
Она величественно взмахнула рукой. Очень величественно, даже слишком. Потеряла равновесие и грохнулась на колени. Затем рассмеялась и, смеясь, забралась назад на ложе. Затем гордо подняла голову и продемонстрировала сомневающейся Вселенной, что не потеряла мысль.
- …и поэтому воспринимаю деньги, как должное. На самом деле… - она попыталась не рыгнуть, лицо приняло мрачное выражение. Ирина жестоко боролась, чтобы не показать, насколько пьяна. - Дело в том, что я не трачу даже половину жалованья, которое мне платит Ситтас. - Она снова подавила желание рыгнуть - устроила короткую борьбу с собственным организмом, правда безнадежную. - Лично, я имею в виду. На себя. Мне эти деньги не нужны.
Ирина победно завершила мысль, затем рухнула на ложе и туманным взором уставилась на великолепные гобелены на противоположной стене. Она была не в состоянии рассмотреть детали рисунка, но знала: это - великолепная работа. Невероятная.
Как часто случается в такие моменты, радость от победы перешла в пьяные слезы.
- Для меня имеет значение то, что сама римская императрица хочет видеть меня начальницей своей шпионской сети. - Ирина икнула. - Это тешит мое тщеславие. Очень сильно тешит. Но это также означает, что теперь у меня есть доступ к императорской казне. Казне!
Она сделала круговое движение пальцем, как бы охватывая всю усадьбу.
- Ты только посмотри на это! Это, черт побери, - просто наблюдательный пост, ради всего святого!
Ирина радостно улыбнулась подруге, радостно посмотрела на гобелен, прыгнула на ноги и развела руки в стороны. Всем своим видом демонстрировала чистую радость.
- О, Боже! Как я повеселюсь! Сколько удовольствий! Антонина попыталась поймать подругу, когда та падала, но только свалилась сама. Лежа на животе, прижимаясь щекой к паркету, ей удалось сфокусировать взгляд на Ирине, чтобы удостовериться: подруга не пострадала. Только наконец напилась до потери сознания.
- Женщина не умеет пить, - пробормотала она, хотя для трезвого наблюдателя последнее слово подозрительно напомнило бы храп.
- Пошли, Гермоген, надо отнести их в кровать.
Маврикий наклонился, крепкими руками поднял маленькую Антонину и вынес за дверь. Он без усилий шел по коридору. Гермоген последовал за ним, также не напрягаясь. Ирина была гораздо выше Антонины ростом, но худой в отличие от египтянки с пышными формами, поэтому весила столько же.
Первой на пути находилась комната Антонины. Маврикий повернулся спиной к двери, толкнул ее, вошел и уложил Антонину на кровать. Как и вся остальная мебель в доме, кровать была шикарная. Очень хорошо сделана, роскошная и… очень большая.
Маврикий повернулся и посмотрел на Гермогена. Молодой полководец стоял в дверном проеме, держа Ирину на руках. Маврикий жестом пригласил его внутрь.
- Нести ее сюда, Гермоген. Пусть спят вместе.
Гермоген колебался какое-то мгновение, глядя на безвольно свешенную голову Ирины. Слегка опущенные уголки губ выдали его сожаление.
- Заходи, - усмехнулся Маврикий. - Сегодня ночью ты не будешь наслаждаться ее обществом. Если ты положишь ее в свою кровать, то сам сегодня не заснешь. В результате тебе придется спать на полу. Она будет храпеть, как свинья, и ты это знаешь не хуже меня.
Гермоген уныло улыбнулся и занес Ирину в комнату Антонины. Осторожно опустил ее на кровать рядом с подругой. На этой огромной кровати женщины напоминали детей.
- Никогда раньше не видел, чтобы она так напивалась, - признался Гермоген. В его голосе не было укора, просто веселое удивление. - Я даже никогда не видел ее поддатой.
Маврикий бросил быстрый взгляд на Ирину.
- Она же - начальница шпионской сети, - проворчал он. - Да еще и гречанка благородного происхождения в придачу.
Затем он долго задумчиво смотрел на Антонину. В его взоре тоже не было укора, только любовь.
- А вот ее я видел пьяной в хлам, - пробормотал он. - Дважды. Он подтолкнул Гермогена к выходу из комнаты.
- В первый раз, когда Велисарий впервые отправился в поход. Я задержался на несколько дней, организуя материально-техническое обеспечение армии. Она напилась в первый вечер после его отъезда. На следующее утро села на лошадь и поскакала за ним, чтобы присоединиться к нему в лагере. Я послал вместе с нею пять катафрактов в качестве сопровождающих. Командовал Анастасий. Позднее он сказал, что думал: ему придется привязывать ее к лошади, чтобы она не свалилась. Но Антонина сама справилась, без чьей-либо помощи.
Он остановился в дверном проеме и с любовью оглянулся.
- На меня это произвело впечатление.
Гермоген кивнул и улыбнулся.
- Да, здорово. Скакать на лошади с такого похмелья! Я знаю. Самому приходилось.
Маврикий с упреком посмотрел на него.
- Нет, не приходилось. Ты уже умел ездить на лошади. А она тогда впервые села в седло.
Гермоген отвесил челюсть. Маврикий улыбнулся.
- О, да. Очень крепкая маленькая женщина, в своем роде. Хотя и не подумаешь, если на нее посмотреть.
Он закрыл за собой дверь.
- А второй раз?.
Улыбка сошла с лица Маврикия.
- А второй раз она напилась в тот день, когда Велисарий отправился в Индию. На следующее утро она, шатаясь, отправилась в конюшню и провела там четыре часа. Просто сидела на куче соломы и смотрела на лошадь.
Гермоген выдохнул воздух.
- Боже.
Маврикий пожал плечами.
- А, черт побери! Мне хотелось бы, чтобы она делала это почаще.
Он пошел по коридору.
- Ей приходится держать внутри слишком много боли для ее маленького тела.
Когда Ирина проснулась на следующее утро, ей потребовалась целая минута, чтобы сфокусировать взгляд. Первым, что она увидела, была Антонина в халате. Она стояла у окна и смотрела на улицу внизу.
Ирина наблюдала за ней десять минут, ни разу не отведя взгляд.
Вначале потому, что просто не могла шевелить глазами. Затем потому, что стоило ей это сделать, как сразу же становилось больно. Потом она надеялась, что если привыкнет к боли, то та уйдет. Затем, после того как стало ясно, что боль останется надолго, потому что Ирине хотелось думать о чем-то другом, а не о своем похмелье. Затем, наконец, потому, что она в самом деле начала думать.
- Что черт побери ты делаешь? - прохрипела Ирина.
- Да в общем-то ничего, - последовал тихий ответ. - Просто смотрю на лошадь.
Глава 5
Ранапур
Весна 530 года н. э.
На десятый день после их прибытия к Ранапуру, когда Велисарий и сопровождавшие его катафракты выехали в направлении небольшой возвышенности, с которой обычно наблюдали за осадой, раджпуты из группы сопровождения перехватили их, пока римляне не успели проехать даже полумили. Всадники казались напряженными и раздраженными, хотя вроде бы беспокоили их не иностранцы.
Когда сам Рана Шанга подъехал к Велисарию, его лицо ничего не выражало. Как и обычно, он вел себя сдержанно и вежливо. Но его первые слова дали понять, что сегодняшний день будет необычным.
- Ты и твои люди, полководец Велисарий, сегодня не будете наблюдать за осадой с вашей обычной точки обзора.
Велисарий нахмурился.
- Если ты, Рана Шанга, предложишь нам встать еще дальше, то мы вообще можем наблюдать за битвой с Луны!
Шанга тоже нахмурился.
- Не нужно волноваться по этому поводу, полководец! - резко ответил он. - Дело обстоит как раз наоборот. - Раджпут резко отпустил голову и быстро поднял. - Прости меня, - тихо сказал он. - Я говорил невежливо. Я… несколько раздражен. Боюсь, я сорвался на тебя из-за отсутствия лучшей цели. Пожалуйста, прими мои извинения.
Велисарий улыбнулся.
- С радостью, Шанга. С радостью. Но… Конечно, это не мое дело, но…
Шанга покачал головой.
- Ты вскоре сам все увидишь. Главнокомандующий армией, господин Харша, издал указ, что Ранапур падет сегодня. Прибыл сам император, чтобы наблюдать за покорением восставшего города. Тебя приглашают понаблюдать за подавлением восстания из личного шатра императора. Мне приказали проводить тебя туда.
- А, - только и произнес Велисарий.
После прибытия к Ранапуру римскую делегацию игнорировали и император, и его окружение. Даже Венандакатра не прислал ни одного официального сообщения. Эта дипломатическая невежливость, не сомневался Велисарий, должна была дать римлянам понять, какое низкое место им отводится с точки зрения малва. Велисарий также не сомневался, что внезапное приглашение в императорский шатер имело целью произвести на иностранцев впечатление, показать им мощь и безжалостность империи малва.
Не было смысла протестовать против этого позорного отношения. Конечно уж не выражать протест Ране Шанге, которому отводилось место на периферии двора малва. (Кроме случаев, как подозревал Велисарий, когда при военных столкновениях требовались навыки и умения раджпутов.)
Но там, где протест не имеет смысла, по крайней мере может развлечь ирония. Велисарий нахмурился, глубоко погрузился в размышления и позволил челюсти отвиснуть от удивления.
- Какая великолепная стратегия! Завершить осаду, издав указ ее завершить! Со стыдом признаю: мне самому никогда такое не приходило в голову, несмотря на то, что мне неоднократно приходилось участвовать в осадах.
Шанга резко рассмеялся.
- И мне тоже! - воскликнул он. Горький юмор раджпута быстро исчез. Он повернул коня и тронулся в нужную сторону. - Поехали, Велисарий, - весело бросил он через плечо. - Давай посмотрим, как сработает военный гений.
Они прибыли к восточной части осажденного города. Вскоре для Велисария стало очевидно, что они на этот раз подойдут ближе к Ранапуру, чем когда-либо раньше. Полководцу с трудом удавалось поддерживать вид, словно это его не особо интересует. Однако, бросив взгляд через плечо, он с удовольствием отметил, как его катафракты очень внимательно осматривают место. Менандр что-то бормотал себе под нос. У молодого воина вошло в привычку это делать, если он хотел что-то запомнить.
Вскоре Велисарий смог различить огромный шатер на небольшой возвышенности, прямо к востоку от города. Шатер стоял сразу же за радиусом действия катапульт. Очевидно, император Шандагупта собирался наблюдать за падением Ранапура с наиболее близкого расстояния, с какого только возможно.
Велисарию ни разу не удалось понаблюдать за осадой с этой стороны. Его всегда ограничивали южной. Но он давно подозревал, судя по звукам канонады, что именно на востоке малва собрали основные силы. По мере того как они приближались к месту, стало очевидно, что предполагал он правильно. Огромная кирпичная стена, окружающая Ранапур, теперь превратилась в гору обломков. Пушки сделали ее барьером из щебня.
На равнине перед барьером из обломков собиралась огромная армия и готовилась к завершающей атаке. В основном она состояла из пехотинцев из регулярной армии малва, усиленных йетайцами. Отряды йетайцев собирались в арьергарде регулярной армии. Очевидно, их задачей было не ведение атак, а обеспечение выполнения воинского долга простыми солдатами.
Раджпуты практически отсутствовали. Велисарий уже собрался что-то сказать по этому поводу, но его перебил Шанга.