Она потерла коленки и выпрямилась. Он никак не мог привыкнуть к ее росточку. Все равно что смотреть на хорошенькую девушку за квартал от себя, только эта от него в полутора ярдах, и видно ее во всех подробностях.
- Ну, если это сон, то я тоже сплю и в следующий раз собираюсь заказать сон получше. Может, перестанешь глаза-то таращить и предложишь мне наперсток чаю хотя бы? Я вся разбита с дороги.
- Вы... вы фея.
- Умница. А ты смертный, вот и разобрались, стало быть. Так вот, я устала, и настроение у меня поганее некуда - как насчет чайку-то?
"Если это сон, то к чему он? Фантазировать о женщинах - одно дело, но женщины полуфутового роста? Что это говорит нам о вашей самооценке, Вильмос?"
- Слушай, - сказала она, и он увидел, что эта крошка в самом деле измучена, воображаемая она или нет. - Я не гордая, сама бы могла приготовить, только у меня сил нет поворачивать ручки на этой твоей плите.
- Извините. - Он подошел, зажег конфорку, поставил на огонь чайник. Малютка упорно не исчезала и даже протянула ручонки к горелке, чтобы погреть их. - Так вы... в самом деле фея. Не плод моего воображения.
- В самом деле. Не плод.
- Но почему вы говорите... как ирландка?
Она закатила глаза и подула на заслонившую их прядку волос.
- Ох, и туп же ты! Это не мы говорим, как ирландцы, - это ирландцы говорят, как мы, более или менее. Дошло?
Ситуация понемногу переставала быть вопиюще нереальной, но оставалась столь же необъяснимой. Чайник закипел, и фея снова поднялась на полфута в воздух, уворачиваясь от струи пара. Тео, двигаясь как заведенный, достал из буфета два чайных пакетика и две чашки.
- Дерева зеленые, парниша, я столько не выпью. Налей мне немножко из своей.
- А, да. - Он убрал лишнюю чашку и бросил пакетик в другую. Наперстка у него не было, поэтому он достал с полки пробку от "Хайнекена". - Это подойдет?
Она подлетела к нему, трепеща крылышками, как колибри, и понюхала пробку.
- Подойдет, только вымой ее. Я против пива ничего не имею, только не вместе с чаем, спасибо.
Тео сел со своей кружкой. Его наполняла гудящая тишина полного остолбенения. Фея, став на коленки, дула на свой чай.
- Я, похоже, не очень-то гостеприимный хозяин...
- Ничего, - сказала она между двумя глотками. - Ваши часто ведут себя таким образом, особенно в потемках.
- А вы, значит... Как вас зовут?
- А тебя?
- Вы не знаете?
- Конечно, знаю, обормотина. Назови сперва свое имя, тогда и я смогу назваться.
- А-а. Тео Вильмос.
- Ну вот и славненько. А я Кочерыжка.
- Как-как?
- Не начинай.
- Но я просто...
- Не начинай, сказано, а то ведь я весь чай на тебя вылью.
Тео подобрался, но ему тут же стало смешно. И зря, наверное: вдруг эта крохотуля способна превратить его в жабу или в горошину под тюфяком? Или возьмет и заставит молоко скиснуть.
Хотя молоко в холодильнике и так, видимо, давно скисло.
- Я не хотел вас обидеть, - сказал он. - Я просто... не знаю никого с таким именем.
Она посмотрела на него сурово, но затем сменила гнев на милость.
- Я не виновата. Просто я самая младшая.
- А это здесь при чем?
- Нас, Яблок, много. У меня двадцать семь братьев и сестер. Кожица, Мякоть, Черенок, Пирожок, Струдель, даже Сок у нас есть - словом, все хорошие имена уже разобрали, а тут я родилась. Мама с папой прозвали меня "Ошибочкой", но это они любя. Только вот имени мне не хватило.
- А-а. - Не слишком оригинально, но хоть какая-то реакция. - Но что привело вас сюда? Не то чтобы я был против, - спохватился он, - но у нас тут фею нечасто встретишь.
- Неудивительно, с такими-то ценами. - Она устало улыбнулась - впервые с момента своего появления. - Это шутка такая, старая. - Она смотрела на него пристально, склонив голову набок. - Ты правда не знаешь?
- Это как-то связано с книгой моего деда?
- Не слыхала. Тот, кто меня сюда наладил, особо не распространялся. Он, видно, не один заинтересован. Кое-кто, одним словом, положил на тебя глаз.
- Кое-кто? И кто же это?
- Почем я знаю! Мой старичок забеспокоился, вот и послал меня за тобой. Его и спрашивай.
- Старичок?
Она поставила свою импровизированную чашку и снова наклонила голову, как будто прислушиваясь к чему-то.
- Вы сказали "старичок". Какой старичок?
- Пижма. Он вроде как доктор, хотя и знатного рода.
- Но кто он? И где находится?
Кочерыжка досадливо мотнула головой, и Тео вдруг сообразил, что привлекло ее внимание: скверный запах, словно от тухлятины.
- Господи, это еще откуда? Скунс, что ли?
- Это снаружи идет.
Тео смотрел на нее, не понимая, но его нервная система среагировала быстрее, и сердце забилось с утроенной скоростью.
- Снаружи? - Вонь стала такой сильной, что у него заслезились глаза.
Кочерыжка взлетела и повисла в воздухе. Ее крылья жужжали, как пропеллер игрушечного самолетика. Тоненько прокричав что-то на незнакомом Тео языке, она повернулась к нему, явно испуганная, несмотря на старания сохранить на крошечном личике твердость и непроницаемость.
Мне понадобится немного времени, чтобы снова открыть проход. Кто же знал, что нам придется уходить так скоро?
Уходить? - Вопрос повис в воздухе вместе с Кочерыжкой.
Что-то стукнуло в дверь хижины - раз, другой, третий. Тео до того обалдел, что потянулся к дверной ручке.
- О Дерева мои! - Фея пулей метнулась к нему, сжав кулаки. - Ты что, совсем тупой? Не открывай!
- Но там кто-то есть... - На дверь налегли так, что она затрещала, и вонь стала еще сильнее. Тео включил снаружи свет и приложил глаз к замочной скважине.
Ему полегчало, когда он разглядел зеленую камуфляжную форму. В дверь, по всей видимости, ломился человек. Тео видел спутанные курчавые волосы, темную лысину, блестящий лоб. Черный какой-то, бродяга...
- Все в порядке, - сказал Тео. - Это просто...
Неизвестный запрокинул голову. Сломанная челюсть болталась у него на груди. Слепые глаза выпирали из орбит, как вареные яйца. Тео отшатнулся от двери. Сердце колотилось где-то во рту, не давая дышать.
Кочерыжка подлетела, выглянула в скважину и опять взмыла вверх.
- Плохо, - пронзительно крикнула она. - Очень плохо!
- Ч-что п-плохо?
- Тебе не надо знать. Где эта проклятущая дверь?
Тео не понял, о чем речь. Дверь - вот она, и за ней таится нечто страшное. Но это скорее всего очередной кошмар, каким бы реальным он ни казался. Это единственное объяснение. Он застрял в страшном сне. Может быть, даже впал в кому и умирает, лежа на полу хижины, а мозг крутит ему ужастики, как проектор, работающий в пустом кинозале. Не может такое существовать в реальном мире.
Но если Кочерыжка была частью его сна, то признавать этого не желала. Она металась по комнате быстрой тенью, как муха в бутылке.
- Оно выберет самый легкий способ, чтобы войти. Если ему придется выламывать дверь, мы можем выиграть время. Есть тут другой вход или нет?
Опять она за свое. Тео опустился на корточки, сжимая руками готовую треснуть голову. Вонь душила, как будто тот уже ввалился в комнату.
- Ванная, - сказал он, тяжело поднимаясь. - О Господи... там, кажется, окно открыто. Только жалюзи.
Тео, дотащившись до ванной, распахнул дверь, и серно-аммиачная струя обожгла ему ноздри.
Тот, в камуфляжной форме, выламывал жалюзи - вернее, уже вламывался внутрь на глазах застывшего, оцепеневшего Тео. Его полусгнившая рука продавливалась сквозь планки, как гамбургер сквозь решетку. Проникновению мешала кость. Разлохмаченные отростки пальцев протянулись чуть дальше, и жалюзи сорвалось с рамы.
Тео с воплем отступил обратно в комнату. Грузная фигура пролезла в высокое окошко, шмякнулась на пол и встала. Тео схватил гитару за гриф, стараясь устоять на ногах, а смердящее существо вышло на свет.
Это был не просто гниющий труп - все обстояло намного хуже.
Вся фигура была слеплена из смердящих ошметков. Из рваных штанов и куртки торчали кости, клочья мяса и даже обрывки газет. Из раздутой левой ступни сочилась кровь, правую заменяли две другие, намного меньше - на одной из них еще сохранилась женская туфелька. Рука, поврежденная борьбой с жалюзи, уже срасталась. Другая заканчивалась не кистью, а высохшим кошачьим трупом. Существо протянуло ее к Тео, и челюсти клацнули.
Тео заорал и что есть силы врезал по врагу "Гибсоном". Существо лишилось части носа и рта и пошатнулось, но не упало. В его дырявой глотке клокотал воздух. Оно пыталось закрыть челюсти, но ему это не удавалось из-за отсутствия нужных мускулов. Камуфляжная куртка лопнула, и Тео увидел на груди гноящееся отверстие, наспех залепленное мертвым человеческим лицом. Дурнота подступала к Тео, заливая глаза чернотой.
Тут в пространство между ним и чудовищем влетела маленькая фея. В комнате разгорался мерцающий свет. Тео различал даже лицо Кочерыжки, твердое, как брошь-камея.
- Уходи! - крикнула она, налетая на мертвеца, как рассерженный воробей. Тот попятился, шипя, и взмахнул рукой. Кошачьи челюсти лязгнули совсем близко от Кочерыжки. - Дверь открыта! Уходи!
Свет горел прямо перед кухонной раковиной - световой шов, напоминающий "молнию" в ткани реальности. Тео, тупо глядя на него, отшвырнул сломанную гитару.
- Скорее! - крикнула Кочерыжка, но Тео еще медлил. Куда она ведет, эта дверь? Хуже скорее всего уже не будет, но все-таки...
Внезапно его осенило. Он схватил книгу Эйемона и крикнул фее:
- Пошли!
- Да шевелись ты, она вот-вот закроется! - прокричала Кочерыжка, еле переводя дух. - Иди! Я его задержу! - Она описала круг над головой мертвеца, и Тео при свете таинственной двери разглядел у нее в руках оружие - свой собственный штопор. Она снова и снова вонзала его в полуразложившуюся образину. Мертвец отмахивался - им, вероятно, руководил укоренившийся рефлекс, поскольку спасать было особенно нечего, - но особой тревоги не проявлял.
Тео казалось, что его сердце сейчас вылетит прямо через макушку, как ракета "Полярис". Он ринулся к светящемуся шву и развел руками его края. Пальцы слегка пощекотало, но ожога он не ощутил. Напоследок он оглянулся. Мертвец, пытаясь схватить Кочерыжку, промахнулся, но зацепил ее крылышко. Она, кружась, отлетела прочь и повалилась на пол, оглушенная. Мертвец, торжествующе хлюпая, двинулся к ней. Тео бросился на колени, подхватил фею, на миг опередив кошачьи челюсти, и на четвереньках устремился к заветной двери.
Он преодолел ее без всякого изящества и провалился в ничто, в бесцветную пустоту, бушующую, как океанские волны, и сверкающую, как звезды.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПОСЛЕДНЯЯ ДВЕРЬ В СТРАНУ ЭЛЬФОВ
10
ВЛАДЕНИЯ ШПОРНИКА
Он не просто перемещался - он вытягивался, словно корни удерживали его в оставленной им реальности, а все остальное влеклось через несчетные мили шума и света. Он казался себе все более тонким и нематериальным, пока не начал ощущать себя как почти бесконечную, почти невидимую линию сознания, каждый пунктирный штришок которой соприкасался только с такими же штришками по обе стороны от него, и все они расходились все дальше и дальше. Он был как резинка в руках Бога, а Бог разводил свои могучие руки все шире... но наконец резинка щелкнула.
Когда он пришел в себя, половину его поля зрения заполняло то, что он сперва принял за смазанное абстрактное полотно, составленное из зеленых линий. Трава. Он лежал на боку в высокой траве, и что-то копошилось с ним рядом.
Глаза сфокусировались на Кочерыжке, стоящей на коленях в паре дюймов от его носа. Она перегнулась вперед, и ее вырвало. Это, однако, не вызвало у Тео такого же рефлекса, как могло бы случиться при виде другого человека. Он сел, и вот тогда рефлекс сработал.
Пока он отплевывался, Кочерыжка простонала:
- О-ой. Возвращаться еще хуже, чем перебираться на твою сторону.
- Рад это слышать. - Тео вытер рот рукой. Голова бренчала, как соло на тимпане, и он, не задумываясь, отдал бы душу за флакон с полосканием. - Не хотелось бы испытать такое еще раз. - Он огляделся по сторонам. - О Боже.
Не то чтобы пейзаж особенно поразил его: все здесь выглядело, в общем, как надо, на свой романтический, прерафаэлитский лад - густой лес, травянистые, полные тени лощины, косые полуденные лучи с пляшущими в них пылинками и мошками, пронзающие листву, как линии пломбировки. Тошнота проходила, но краски вокруг все еще казались слишком яркими, а грани слишком резкими. Глаза начинали слезиться, стоило задержать взгляд на чем-то дольше необходимого. Точно принял дозу псилоцибина - от этого тоже предметы начинают светиться, как неоновые.
- Где это мы?
Кочерыжка сплюнула в последний раз, произведя чуть заметную искорку.
- Дома. То есть у меня дома. У вас это называется... не помню, как в книжках, а в Эльфландии если чего не знаешь, то и перевести нельзя. А, да, - просветлела вдруг она. - Эльфландия. Так и называется.
- Выходит, я был прав. Не я то есть, а дядя Эйемон. - Тео вытянул ноги, слушая почти подсознательно пение птиц. Головная боль и тошнота прошли почти окончательно, и он начал забывать, что только что пережил самые худшие и диковинные полчаса в своей жизни. - Тут красиво.
- Потому это место и сохранили. Не думай, что у нас везде так, парниша.
Он кивнул, хотя понятия не имел, о чем она говорит. Мыслительный процесс давался с большим трудом - здешний пейзаж слишком сильно действовал на его смертные чувства. Как странно все же...
- Что это за страшилище к нам заявилось? - В окружающем, особенно в густой тени за деревьями, вдруг забрезжила угроза. - Оно и сюда может прийти? Прямо сейчас?
- Прийти может. - Кочерыжка потянула носом. - Насчет сейчас не знаю, но сомневаюсь, что оно отыщет тебя так скоро. Стало быть, рассиживаться особо не стоит.
- Но что это было? - Тут до него дошло. - Отыщет меня?! То есть как - меня?
- Ты встань сначала, и будем трогаться. - Она порхнула вперед ярдов на двадцать, тут же вернулась и повисла перед ним с сумрачной полуулыбкой. - Ну, чего рот раззявил - у тебя без этого ноги не идут, что ли?
Тео захлопнул рот и пошел за ней следом через психоделический лес.
- Я не заедаюсь, - сказала она, когда они вышли на открытую поляну, - просто сама ничего толком не знаю. Я ведь только посланница. Скажу тебе так: Пижма послал за тобой меня, а кто-то другой мог послать это кое-как слепленное чудо. Чтобы это сообразить, много ума не надо. Ты сказал, что таких, как я, в действительности никогда не видал. А таких, как оно?
- Боже правый, нет!
- Ну вот. Оно откуда-то из промежуточных мест. Раз я сумела тебя найти, то и оно сумело.
Тео потряс головой. Приключения ему уже надоели. Лечь бы и поспать, а не переставлять ноги одну за другой, следуя за вредной маленькой летуньей через то, что из чарующей страны постепенно преображалось в кошмар - словно тебя заставили выживать в диснеевском мультике. Весь этот яркий лес с пляшущими пылинками, сверкающими медью шмелями, змеящимися корнями, многочисленными мухоморами и чересчур зеленой травой выглядел, как галлюцинация, как затянувшийся сеанс ЛСД. У Тео от него голова болела.
- Но почему я-то? Я ведь никто! Самая заурядная личность!
- Кто бы спорил. Прибереги свои вопросы для старикана - он тебе все растолкует лучше моего.
- Расскажи мне о нем. Ты говоришь, его зовут Пижма?
- Граф Пижма, да. Из клана Маргаритки, но не такой остолоп, как многие помещики. - Кочерыжка неодобрительно поджала губы. - Только я ничем ему не обязана и взялась за это дело потому лишь, что он мне заплатил. А что дело будто бы чрезвычайной важности, так это его забота.
- Чрезвычайной важности? - Тео снова замотал головой. - Это я-то?
- Для кого-то ты важен, это ясно, иначе кто бы стал посылать тот мешок с костями высосать твои мозги через ноздри, правильно?
- Кстати, почему этот Пижма послал тебя? Почему сам не пришел?
- Наверное, он свой лимит уже использовал.
- Какой еще лимит?
Кочерыжка зависла в воздухе, приложив палец к губам. Тео сначала подумал, что она просто хочет прервать поток его вопросов, но потом понял, что она к чему-то прислушивается. Он весь покрылся мурашками, и сердце сделалось чересчур большим и активным для его грудной клетки.
- Это... оно? - прошептал он. Кочерыжка покачала головой, но видно было, что она обеспокоена. Тео замер, стараясь сам расслышать то, что улавливали ее чуткие ушки.
- За мной, - приказала она шепотом через некоторое время. - Быстро, но как можно тише. Не вози ножищами! - Она стрельнула на край поляны, и Тео полубегом, полускоком пустился за ней по усыпанной цветами траве. - Прячься. - Она показала на укрытый в кустах овражек. Он улегся на палой листве, которая отсвечивала серебром и золотом, а пахла, как дорогие саше из сухих цветов, осторожно приподнял голову и оглядел поляну. Никого. - Вот не думала, что мои чары так быстро кончатся, - пробормотала Кочерыжка.
- Какие... - начал Тео, но она порхнула к нему и удивительно сильно пнула его в челюсть.
- Заткнись!!
Потянулись долгие секунды. Затем из леса сверкнул солнечный блик, дотянулся до середины поляны, замер и так внезапно обрел форму, что Тео чуть не ахнул.
Это был олень, огромный белый самец с рогами, как два выточенных из кости голых дерева. Его влажные темные глаза смотрели прямо на Тео и, казалось, видели его без труда, как ни сдерживал он дыхание и ни напрягал мускулы.
Какой красавец... Тео не мог думать ни о чем другом, пока олень стоял, горя фосфорическим светом на солнце. Потом олень сморгнул и перенесся в лес на той стороне поляны так скоро и плавно, что Тео не сразу это уловил.
Он шевельнул губами, пытаясь хоть как-то выразить восторг, вызванный этим мимолетным видением, но Кочерыжка, жужжа крыльями, снова ткнула его ножкой - на сей раз не так свирепо.
- Ш-ш-ш, - прошептала она ему в самое ухо - ему показалось даже, что он чувствует ее дыхание. Вслед за этим она, к его удивлению, запела - пискляво, но мелодично. Слов он не разбирал, но повторяющийся мотив действовал на него так сильно, что он не сразу расслышал другой звук - постоянно нарастающий, но даже на пределе не превышающий громкостью стук дождя по твердой земле.
На поляну выехали всадники.
Тео снова оцепенел, но не просто от восхищения, как это произошло с ним при виде оленя. Их было десятка два, всадников и всадниц, в костюмах, собранных как будто из самых разных времен и мест, и старинных, и современных; самые цвета их одежды постоянно менялись, как перламутр или солнце на проточной воде. Лица, красивые и гордые, казались странно лишенными возраста - любому из охотников могло быть от двадцати до сорока человеческих лет. Тео было так же трудно смотреть на них, как на здешний пейзаж сразу после прибытия. Его сознание отчаянно шарило в поисках мерок, категорий, способов как-то очеловечить эти создания, но ничего не могло найти; наездники отказывались подчиняться его привычным суждениям столь же бесповоротно, как олень, обративший его в изваяние одной лишь своей быстролетной прелестью.