На глазах у нее стояли слезы, из-за чего он почувствовал себя распоследним подонком - но кое-что другое в этом лице пресекло на корню его протесты и заверения в собственной невиновности. Он вылез, и дверца захлопнулась, оцарапав ему лодыжку. Секунду спустя лимузин снова влился в поток машин, уступавших ему дорогу, словно он вез груз динамита.
- У тебя прямо талант выбирать себе девушек, - заметила Кочерыжка.
- Заткнись. - Ему совсем не хотелось ссориться еще и с Кочерыжкой, но переполнявшие его отрицательные эмоции просто не позволяли ему молчать - хотя и достойного продолжения придумать тоже не получалось.
За летуницей он шел, как в тумане, пытаясь разобраться в своих чувствах, безразличный к окружающим его диковинам и самым невероятным формам жизни. Хорошо еще, что ночь ясная и ему не приходится в довершение всех бед брести под дождем по лужам.
Он страдал в основном потому, что терпеть не мог, когда его неправильно понимали, - но не только из-за этого. Поппи Дурман ему действительно нравилась. Отрадно было среди всех этих бурных событий пофлиртовать (вполне невинно) с милой красивой девушкой, относившейся к нему с такой же симпатией. И было в ней еще что-то, черт знает что - кажется, это называется очарованием.
- Что я такого сделал-то?
Кочерыжка, разыскивавшая нужную автобусную остановку, отозвалась не сразу.
- О чем ты?
- Я ведь не врал ей. Ничего ей не обещал.
- Некогда сейчас это обсуждать, Вильмос. И то, что я скажу, тебе все равно не понравится.
- Но я правда не понимаю. Я же ничего...
Она села ему на плечо, ухватилась за ухо и заглянула в лицо.
- Дерева зеленые, парень, ты вообще-то с девушками встречался когда-нибудь?
- Что за вопрос? Конечно. Сто раз.
- Тогда непонятно, почему ты до сих пор ничего в женщинах не смыслишь. Может, как раз потому у тебя их было так много? Легче бросить, чем объясниться толком, так, что ли?
- Жизнь и так не удалась, - простонал он, - а теперь еще фея размером с собачью жевательную игрушку занимается со мной секспросветом.
Долгое время она молчала и даже не шевелилась, а когда заговорила, он с трудом расслышал ее за уличным шумом.
- Я дам тебе шанс извиниться.
- Чего?
- Ты слышал.
- Да что я такого сказал-то? Ну, хорошо! Извини! - Он остановился посреди тротуара, стараясь заглянуть ей в глаза. Прохожие из иллюстрированной книги сказок обтекали его с двух сторон. - Ты только не бросай меня, Кочерыжка. Извини, если я сказал глупость, но я даже не знаю, в чем она заключается, вот ей-богу.
- Да ты, почитай, одни только глупости и говоришь, - помолчав, ответила она.
- Возможно, - легко согласился он, обрадовавшись, что ее голос стал снова почти нормальным. - Вот и пользуйся случаем лягнуть меня за это - другого раза ты дождешься только минут через десять. Но я так до сих пор и не усек, что такого брякнул.
- По-твоему, если я маленькая, то и глупая?
- Да нет же!
- По-твоему, я не женщина?
- Женщина! - Он вовремя проглотил "вроде бы", смекнув, что это только обострит ситуацию.
- А проблема, насчет которой ты ноешь, связана с женщиной или нет?
- Да, но...
- Так почему же я не могу поделиться с тобой своим опытом, если принадлежу к этому самому полу?
- Слушай, я ничего такого не хотел, я просто... Забудем, а? Я был не прав. Что еще у нас новенького?
- Кончай бухтеть и двигай ногами, дубина. И слушай, что тебе говорят.
- Весь внимание.
- Ты, кажется, спрашивал, что сделал не так. И говорил, что ничего, мол, ей не обещал. Будто ты в суде или контракт подписываешь - стоит только забрать бумажку и сказать, что ты ничего такого не говорил. Чувства законам не подчиняются, особенно женские, сам знаешь.
- Ничего я не знаю. В том-то вся и беда.
- Отлично знаешь. Был у меня как-то дружок вроде тебя. Милый и славный по большей части - вот только брать он брал, а взамен отдавать не больно-то порывался.
- Ну и что же он должен был отдавать взамен? Или нам, мужикам, полагается ваши мысли угадывать?
- Ох, Дерева. Надо же быть таким несмышленышем. Хорошо, не говорил ты ей, что любишь ее и проживешь с ней всю жизнь в домике у моря. А за ручку ее держал? Слушал разговоры о том, как она счастлива? Заливал ей, какая она прелесть и до чего ты рад, что с ней встретился?
- Я думал, что ты спишь, а ты слушала!
- Все честно - речь ведь идет и о моей жизни. Любопытно же, что ты там плетешь дочке одного из тех, кто нас убить хочет.
Он снова шагал, почти не обращая внимания на красивые и гротескные лица, глядящие на него из ресторанов и баров, на возгласы и непривычно звучащие автомобильные сигналы, даже на обрывки экзотических мелодий.
- Ну, допустим - а что я должен был говорить?
- В точности, как тот мой бывший дружок. И что вы только, парни, о себе думаете? Из вас каждое слово клещами надо вытаскивать. Получили, что хотели, и поминай вас как звали. А если и остаетесь, то становитесь страшно загадочными. Читаешь в вас, как в книге на чужом языке, а только ошибешься, вы сразу: "Не говорил я этого! Не докажешь!" Так вот: если ты держишь девушку за руку, и жмешься к ней, и говоришь, какая она красивая, только что руку и сердце ей не предлагаешь, - не удивляйся потом, что она злится, когда ты сматываешься при первой возможности.
- Да ведь она тебе не понравилась! Ты хотела, чтобы я держался от нее подальше!
- Мне понравилось, что она не стала слушать твои извинения. А вообще-то правильно, лучше с ней не связываться. Поэтому я, как ты мог заметить, не обжималась с ней и ногой об ногу не терлась, когда думала, что ты меня не видишь. Поворачивай.
- Что?
- Поворачивай. Вон туда, направо. От той остановки идет автобус в Утро.
Остановка, резная скамейка под резным же навесом, помещалась перед заколоченной витриной. Вывеску с магазина сняли, но при серебристом свете фонарей Тео разобрал отпечатавшиеся на стене буквы "Сиреневые разности". Тарабарское эльфийское письмо он по-прежнему читал свободно. На скамейке, держась очень прямо, ждал единственный пассажир - гоблин. Он даже не взглянул на присевшего рядом Тео, но явно его заметил, потому что смотрел теперь на улицу немного не так, как раньше.
- Твоя взяла, - сказал Тео. - Ты у нас дзен-мастер по отношениям полов, а я чурбан неотесанный. Учи меня.
- Еще одна профессия в списке моих невозможных работ, - кисло усмехнулась она. - Старайся сам шевелить мозгами, парниша. Я верю, что они у тебя есть.
- Это комплимент?
- Вроде того. Если это тот автобус, который нам нужен, заедем ко мне, а потом уж... - Она бросила взгляд на гоблина, который все так же пристально следил за уличным движением, вытянув длинный нос, как палец. - Потом двинем в другое место.
Тео не помнил даже, куда они собираются - к Наперстянке, что ли? Нет, туда Кочерыжка не велит.
- Прямо ночью двинем?
- Не знаю. Поздно уже. С другой стороны, тебе больше и остановиться-то негде.
- Негде? А у тебя? Я не привередлив, могу и на полу спать.
Она с озадаченным видом наклонила голову набок, но тут из-за угла показался автобус, гудя, как рой сонных ос. Заскрипели тормоза. Машина с гармошкой посередине смахивала на гусеницу, но то, что это именно автобус, угадывалось легко.
"Я уже начинаю привыкать к здешней обстановке", - подумал Тео, поднимаясь в салон, - и остановился. Причиной заминки, однако, послужил не водитель - коренастая женщина с ослиными ушами, ростом Тео до пояса, сидящая на специальном высоком стуле и оперирующая удлиненными педалями.
- Черт! У меня денег нет на проезд.
- Он бесплатный, - сказала Кочерыжка, - но спохватился ты вовремя. Надо будет поскорее разжиться желтяками, а то мой счет почти пуст.
Маленький гоблин уже занял место в самом конце салона. Поскольку впереди все было занято, Тео тоже прошел назад, неся на плече Кочерыжку. Пассажиры не уделяли ему почти никакого внимания.
Место нашлось в предпоследнем ряду, около спящей феи с кожей сиреневатого оттенка и, похоже, пьяной, судя по ее странному камфарному запаху. На щеке у нее виднелись следы от старых кровоподтеков, крылья сильно поизносились. Гоблин, сидящий в последнем ряду, по-прежнему смотрел прямо перед собой.
Проехав несколько кварталов, Тео поймал себя на непрошеных мыслях: ему представлялось лицо Поппи Дурман в тот момент, когда она выставила его из машины. Он сам не знал, почему ему так больно вспоминать об этом.
- Кстати о деньгах, - сказал он. - Почему бы нам не попросить Пи... - Тео осекся: Кочерыжке удалось-таки вдолбить ему правила конспирации. - Почему не попросить твоего босса перевести нам сколько-нибудь? Ведь ты же можешь это сделать, правда?
- Это не так просто, как ты думаешь, - нахмурилась она. - Не будем пока обсуждать почему. Мне еще надо придумать, куда поместить тебя на ночь.
- Слушай... Я, конечно, не хочу навязываться. Если это запрещено религией - ну, скажем, незамужней летунице нельзя приводить домой мужчину в сто раз больше ее... Это дом твоих родителей, да? - вдруг сообразил он. - Ты поэтому не хочешь, чтобы я там показывался? Но я думал, что они в деревне живут...
Она встала у него на плече и зажала ему рот, заставив умолкнуть.
- Нет, обормот ты этакий. Просто моя городская квартира помещается в сотах.
- В каких еще сотых? - обиделся он. - Не хочешь меня принимать, так и скажи.
- Не сотые, а соты! - тяжело вздохнула она. - Там живут такие, как я. Ведь не стану же я снимать квартиру твоих габаритов, правда? Только деньги даром переводить. Соты построены специально для летунцов и другого маленького народца.
- А-а, соты... как в улье, да?
- Ну, дошло наконец.
- И на полу я там просто не помещусь.
- Если снять крышу, ты сможешь просунуть голову в холл, но моргнуть уже не получится. А моя комната в нашей квартире самая большая - тебе, пожалуй, даже удастся растопырить в ней пальцы.
- В вашей квартире?
- Ну да. Нас около дюжины, но вместе мы никогда не собираемся - то приезжаем, то уезжаем. А всего в сотах живет несколько тысяч. - Она посмотрела в окно. - Скоро будем на месте.
Мысль о тысячах крылатых существ в одном месте вызывала неприятные ассоциации с термитником.
- Теперь понятно. Ну и как же мне быть, если денег нет? В парке ночевать, что ли? Или ваши констебли меня там зацапают?
- Скорей уж вервольфы сожрут. - Не похоже было, что она шутит. - В парк ночью лучше не соваться. Все, выходим.
Автобус остановился. Гномы, спригганы и прочие сказочные персонажи начали протискиваться к выходу, и тут сзади вдруг протянулась мохнатая рука с клочком чего-то белого. Тео, обернувшись, узнал гоблина, который сел на одной остановке с ними.
- Извините за мой чересчур острый слух. - Гоблин улыбался, показывая мелкие острые зубы. - Я не хотел вмешиваться, но все же скажу: если вы так и не найдете ночлега в этом большом и не слишком дружелюбном городе, приходите сюда, ко мне и моим друзьям. Место незавидное, зато безопасное. Безопасное, - выразительно повторил он.
- Нам пора. - Кочерыжка жужжала крыльями у Тео над ухом.
- Спасибо. - Он зажал в кулаке бумажку, которую дал ему гоблин. - Вы очень добры.
- Мы ждем на вершине холма. - Гоблин кивнул - или скорее склонил голову, как бы благословляя Тео. - Ждем, когда переменится ветер.
Так и не разгадав этих последних реплик, Тео вышел за Кочерыжкой из автобуса.
- Что это за хрень насчет холма?
- Кто его знает? Культ какой-нибудь. Гоблины славятся по этой части.
Тео прочитал слова, написанные удивительно аккуратным почерком на клочке бумаги, и показал Кочерыжке: "Под Замковым мостом".
- Секта у них не в престижном районе, - только и сказала она.
Тео хотел уже скомкать записку и выбросить, но вспомнил, что в этом городе он чужак, без денег и без крыши над головой, так что разбрасываться нечего. Может, еще пригодится, когда бумага понадобится. Для предсмертной записки самоубийцы, к примеру.
Он положил листок с адресом в карман рубашки.
- Пришли, - сказала летуница, повернув за угол. - Соты "Фруктовый сад".
Тео вопреки ожиданиям увидел перед собой не термитник, а нечто вроде вертикального луга, усеянного светляками. Огоньки мелькали в воздухе - зеленоватые, розовые, желтые, бледно-голубые, - словно радиоактивная метель. Некоторые из них горели на крошечных балконах, но большинство влетало и вылетало из сотен дверей.
- Что это за огоньки такие?
- Летунцы. Здесь есть еще пиксы, хинки-пинки и хобы-фонарики, но летают только наши. А ты что думал?
- Но ты-то в темноте не светишься.
- Это чтобы не приставали. Пошли. - Она дернула его за ухо и улетела вперед.
Светящиеся фигурки проносились мимо на каждом шагу. Это действительно были крылатые человечки, такие же, как Кочерыжка, но Тео казалось, что он идет через трассирующий огонь: на каждого освещенного эльфа приходилось с полдюжины неосвещенных. Они свистали во тьме, как пули, обдавая его ветром, задевали крылышками его волосы и порой кричали что-то неразборчивое тоненькими голосками. Шум проезжих магистралей сюда не доходил, и Тео слышал эту писклявую болтовню повсюду. На балконах, где жильцы развешивали белье или просто наслаждались приятным вечером, смеялись, кричали и сплетничали. Сравнение со светлячками утратило свою актуальность: улочка, где хлопали крылья и звучали почти недоступные для слуха голоса, теперь больше напоминала пещеру с говорящими летучими мышами.
Жилой комплекс занимал всю глухую заднюю стену, принадлежавшую, как Тео понял позднее, другому, полномасштабному зданию. Соты, что-то среднее между многоэтажным домом и голубятней, начинались на уровне его колен и заканчивались в нескольких ярдах над головой. Похоже было, что всю стену залепили деревянными почтовыми ящиками и прорезали в них дырочки, как в скворечниках. Большинство жилищ имело балконы, но кое-где под порогами виднелись только цветочные корзинки.
Первое впечатление чего-то безличного наподобие улья или птичника продержалось недолго: здешние жители явно старались придать своим домам побольше индивидуальности. В корзинках разводили цветы, украшали их мишурой или драпировками, в окошках висели занавески и светились абажуры, подобранные в тон разноцветным бликам летучих хозяев. Большие семьи снимали, видимо, сразу по нескольку ящичков, от двух до шести, соединяя их лесенками, шестами и даже горками, к восторгу живущего в Тео мальчишки.
Не все лесенки вели от одного жилища к другому - в основном длинные гармошки спускались к земле, и в чрезвычайных обстоятельствах их, как видно, можно было поднять.
- Для чего нужны эти большие лестницы? - спросил Тео.
- Для пиксов - они летать не умеют. Ты вот что, подожди меня здесь. Я на минутку. - И Кочерыжка шмыгнула в освещенную дверцу где-то над его головой. Со смежных балконов смотрели на Тео, но без особого интереса.
Кочерыжка задерживалась, и Тео, поджидая ее, впервые задумался, что значит быть такой, как она - каково ему было бы жить в мире гигантов ростом с мамонтово дерево. Воображение отказывалось ему помогать. "Сюда бы понимающего человека, университетского профессора, скажем. А лучше целую команду исследователей. Тут можно жить годами и все равно ни до чего не додуматься".
- Здоровущий какой, - послышалось сверху. Из-за псевдоирландского диалекта он заподозрил, что это Кочерыжка прикалывается, но голос, кажется, был не ее.
- Ясное дело, - отозвался другой голосок. - Она ведь сказала, что он большой.
- Я хочу сказать, что он даже для большого здоровый. А плечи-то!
- Помолчали бы, трещотки, - взмолился третий незнакомый голос. - У меня опять голова разболелась.
Тео посмотрел наверх. На балконе, как раз над ним, стояли три девушки размера Кочерыжки. Две темненькие - одна с короткими волосами, другая с длинными и обладательница пышной золотой гривы, частью накрученной на папильотки. У всех из-под халатиков торчали крылья.
- Вы Тео? - спросила блондинка. - Какой вы огромный!
- Ты ничего умнее не придумала, Жанна? - фыркнула стриженая. - Я тебе просто удивляюсь. Не обращайте на них внимания, - посоветовала она, перегнувшись вниз. - Они только вчера из деревни.
- Ладно тебе, Косточка, - сказала другая брюнетка. - Она тут на месяц дольше, чем мы, и ужасно важничает.
- Э-э-э... - попытался вникнуть в ситуацию Тео. - Вы Кочерыжкины соседки, да?
- Да, - ответила брюнетка с длинными волосами, - хотя, судя по тому, как часто она балует нас своим обществом, то это болотный огонек какой-то, а не соседка. - Она присела в насмешливом реверансе. - Я Пушок, а эта зануда - моя сестра, Косточка.
- Пушок и Косточка... - кивнул озадаченный Тео.
- Да, мы Персики. А вот эту, с волосами как у Пег Паулер, зовут Жанна.
- Ничего подобного, - жеманно возразила блондинка. - На самом деле я Баклажанна. Я актриса, и это мой псевдоним.
- У себя в Боярышнике она была просто одной из Синеньких, - вставила Косточка.
- Какая же ты сегодня противная! - возмутилась Жанна.
- У меня голова болит.
Тео пока что не пользовался особой популярностью у женского населения Эльфландии, а сейчас их было три против одного. У него создалось чувство, что разница в размерах здесь имеет не больше значения, чем его превосходящая - по сравнению с Кочерыжкой - сила.
- Очень приятно, - осторожно произнес он. - Я Тео. Как она там, готова? Она не говорила, надолго ли задержится.
- Она, в общем, быстро собирается. - Пушок свесила с балкона волосы - чуть ли не такой же длины, как она сама. - Вы правда из Маргариток? Что-то вы не очень на них похожи.
- Много ты знаешь! - вмешалась Косточка. - Ты хоть одного Маргаритку видела?
- Видела, в парламентских новостях. Не будь такой простушкой.
- В новостях! Нашла что смотреть. Их показывают, чтобы дурить тебе голову.
- Хочешь сказать, это не твоя идея была? Врушка!
- Он подумает, что мы все просто ужасные, - пропищала Жанна.
- Понимаете теперь, о чем я? - с мрачным удовлетворением промолвила Косточка. - Деревенские, только что с ветки. Пыльцу с ушей не стряхнули.
- Сейчас же возьми обратно то, что сказала! - потребовала Пушок.
Тео уже всерьез собирался сбежать, но тут Кочерыжка наконец спорхнула с балкона, держа в руке чемоданчик. Не долетев до Тео, она вернулась поцеловать соседок.
- Куда это ты? - воскликнула Жанна. - Мы тебя и рассмотреть не успели толком!
- Сама не знаю. Я свяжусь с вами позже. Срочное дело по линии Маргариток, так что чем меньше светиться, тем лучше.
- Это имеет какое-то отношение к парням, которые про тебя спрашивали? - поинтересовалась Пушок.
- Что еще за парни? - опешила Кочерыжка.
- Так ты ей не сказала, когда она только пришла? - спросила Косточка. - Да что это с вами обеими!
- Могла бы сама сказать, чем в зеркальник пялиться.
- А ну заткнитесь! - завопила Кочерыжка с таким неожиданным пылом, что все трое примолкли. - Рассказывайте по порядку. С самого начала.
- Пришли двое незнакомых пиксов, - принялась объяснять Косточка. - Назвались твоими друзьями из Рябин, но почему-то очень нервничали.
- Гниль луковая! Никаких пиксов я там не знаю. Что вы им сказали?