Есеня давно доел кашу и слушал их с открытым ртом. Ничего себе! Восстание! Это будет интересно. Избор между тем продолжил:
- Тысяча разбойников и убийц окажется на улицах города, и каждый из них захочет отомстить за несправедливость. С их точки зрения несправедливость.
- А ты считаешь применение медальона справедливым? - Полоз наклонил голову и посмотрел на Избора, не мигая.
Разбойники и убийцы. И среди них - отец Есени. Нормальный, не ущербный. Такой, как про него рассказывал Рубец. Добрый и веселый. Есене захотелось немедленно еще раз попробовать открыть медальон.
- Да! - воскликнул Избор, - это гораздо гуманней, чем смертная казнь или каторга. Ты не видел каторгу для преступников Кобруча? Люди умирают от непосильной работы через год-два после того, как туда попадают!
Тем временем накрахмаленная женщина убрала со стола поднос с кашей, и принесла широкие стеклянные миски на ножках, заполненные чем-то белым и воздушным.
- Господа, своими разговорами вы не дадите мальчику возможности насладиться десертом, - натянуто улыбнулась Ладислава, - а я уверена - он никогда не пробовал суфле.
- Мы не будем мешать, - тут же кивнул доктор, подхватил свою стеклянную миску и переставил ее на низкий столик перед камином, на котором стояла принесенная Полозом бутылка вина и пять высоких прозрачных бокалов.
- Я видел каторгу Кобруча, - кивнул Полоз и поднялся, - и что такое смертная казнь, я тоже знаю. И я не могу не признать, что множество детей, Жмуренок в том числе, не появились бы на свет, не будь медальона. Но я видел и другое: я видел шевелящийся обрубок души ущербного. И я могу сказать - это даже не жестокость. Это преступление против самой природы, это настолько бесчеловечно, что не укладывается в голове. Как одни люди смеют брать на себя право сотворить такое с другими? По какому праву? Только на основании того, что сами сочиняют законы?
- Да, мы имеем такое право, - с достоинством сказал Избор, который тоже успел встать возле низкого столика, - право решать. Потому что те, кто стоит неизмеримо выше толпы, несет ответственность за эту толпу. Именно осознание ответственности отличает нас от вольных людей, как в Олехове, так и в Кобруче. Мы не стяжаем богатства, мы направляем полученное на всеобщее благо. И, посмотрев на жизнь простолюдина в Кобруче, это становится очевидным.
- Про богатство я бы говорить не стал, - улыбнулся Полоз, приподнимая бокал, - да и стяжательство вам не чуждо.
- Да, я украл медальон именно потому, что стяжательство стало для моих собратьев самоцелью. Они забыли о своем предназначении. Но это вовсе не означает, что существование медальона тому виной. Нам нужна свежая кровь, нам нужен тот, кто не утратил понятия о справедливости. И тогда все встанет на свои места.
- Так просто? И кто же это будет? Я? Ты? Доктор Добронрав? Или Жмуренок? Кто возьмет на себя право судить?
- Судить должен закон, - возразил Избор.
- Но кто напишет этот закон? И кто станет его переписывать, когда пройдет сотня лет и мир изменится? И в чью пользу этот закон будет переписан? Неужели не понятно, чем страшен медальон? Он совершает с человеком нечто гораздо худшее, чем смерть, но со стороны кажется, что ничего страшного не произошло. И чем больше ущербных населяет город, тем лучше для города. И не в стяжательстве дело! Стяжательство - лишь рычаг, рычаг в умелых руках Градислава. В отличие от тебя, он понимает, что преумножение богатства - города, или его самого - напрямую зависит от количества ущербных. Люди, которым не нужны развлечения, которые не требуют для себя никаких прав, которые не хотят размышлять - только молча выполняют порученную им работу и заботятся лишь о благополучии своей семьи. И в этом благородный Градислав ничем не отличается от "вольных людей" Кобруча. Только те в качестве рычага используют бедность. И какая разница, тысячи ущербных бедняков или тысячи ущербных богачей станет населять город? Цель любого правителя от этого не меняется: превратить свой народ в толпу, которой легко управлять. А каким способом это сделано - неважно.
Есеня, видя, что все мужчины стоят, и сам поспешил вылезти из-за стола с суфле в одной руке и с ложечкой в другой, и встал поближе к Полозу. Как бы интересен ни был разговор, а попробовать это загадочное блюдо стоило.
- Ну, если это неважно, может, лучше оставить медальон? Все же ущербным богачом быть неизмеримо лучше, чем ущербным бедняком? - улыбнулся доктор.
- Нет. Почему вы предлагаете выбор только из двух зол? А что если позволить человеку остаться личностью? По мне, лучше я буду неущербным бедняком. Лучше я буду нищим, который смотрит на звезды, который думает о бытии, и хочет постичь суть этого бытия. Почему меня лишили этого права? Лишили по рождению, между прочим. И я взял его сам, когда ушел в лес. Да, у меня нет другого способа добывать пропитание, кроме как с оружием в руках. И Жмуренок, вместо того чтобы варить булат, тоже стал бы разбойником. И, между прочим, так решил не он сам, так решил его отец. Законопослушный Жмур испугался, что его сына превратят в ущербного. Испугался!
- А я говорила тебе, Избор, - вступила в разговор Ладислава, - я говорила, что ты своим легкомысленным поступком перечеркнул мальчику жизнь!
- Не надо винить в этом Избора, - Полоз галантно поклонился Ладиславе, - если бы Жмуренок не умел варить булат, Жмур заставил бы его вернуть страже медальон, только и всего.
- Вот видишь! - сказал Избор, - дело в том, что благородные злоупотребляют властью, и если это злоупотребление прекратить, все встанет на свои места. Если медальон использовать только в тех случаях, когда преступник заслуживает смертной казни, все изменится!
- Да? И снова мы возвращаемся к вопросу, а кто заслуживает смертной казни? Вспомни, кто стал первой жертвой медальона? Харалуг! И вина его состояла в том, что он пытался добиться больших прав для вольных людей, а когда ему в этом отказали, попробовал взять эти права силой.
- Харалуг хотел власти, Харалуг начал войну. Пролилась кровь, и за пролитую кровь он поплатился.
- Эй, - сунулся Есеня, - ты ж мне рассказывал совсем другую сказку! Врал, что ли?
- Врал, врал, - успокоил его Полоз, - они отлично знают историю Олехова. Лучше чем мы, наверное. У благородных много тайн от нас, они не доверяют их даже своим детям.
- Совершенно верно, - нисколько не смутился Избор, - мы умеем хранить свои тайны, потому что в руках дикарей эти тайны могут наделать много бед.
- Дикари - это мы, Полоз? - Есеня улыбнулся.
- Извините, - Избор изобразил нечто между кивком и поклоном.
Как-то незаметно доктор и его жена отодвинули стол в сторону, и вместо него на ковер поставили глубокие мягкие кресла с блестящей обивкой, такой же как на диванах около кабинета доктора.
- Давайте разожжем камин и перестанем оскорблять друг друга, - предложила Ладислава, - я ничего не имею против споров, как известно, именно в споре рождается истина, но спор и ссора - разные вещи.
За окном собирались сумерки, и когда в камине вспыхнул огонь, это сразу стало заметно.
- Давайте лучше поговорим о чем-нибудь не имеющим отношения к политике, - попросила Ладислава, усаживаясь в кресло поближе к огню. Есеня давно сел и уплетал сладкую, воздушную массу со смешным названием "суфле". На самом деле, оказалось очень вкусно. Мужчины, правда, предпочли пить вино, и Есеня не знал, стоит ему тоже выпить или сначала доесть эту вкуснятину?
- Нет, мне бы сначала хотелось понять, отдают ли вольные люди отчет в том, что случится, когда медальон откроется, - обернулся к сестре Избор.
- Отдают, - ответил Полоз, - более того, они к этому готовятся.
- Взять в руки власть? - спросил Избор.
- Ну, можно сказать и так. С открытием медальона благородные легко и быстро сами откажутся от этой власти. Или вы не понимаете, что с вами произойдет? Вам придется вернуть то, что вы отобрали. И что тогда останется?
- Останется то, что нельзя получить при помощи медальона - знания. Знания и ощущение ответственности за окружающих людей. А вы берете на себе ответственность за чужие жизни? Ведь то, что вы хотите сделать, приведет к кровопролитию.
- Если позволить процессу идти спонтанно, то да. Но если во главе разбойников и убийц, про которых ты говорил, встанет организованная сила вольных людей, кровопролития можно избежать. В этом случае, наша победа будет столь очевидной, что сопротивление с вашей стороны не будет иметь никакого смысла.
- Даже если это так, через пятьдесят лет Олехов ничем не будет отличаться от Кобруча, - стиснул зубы Избор.
- Может быть. Но и обрубков души я больше никогда в жизни не увижу, - слегка улыбнулся Полоз.
Балуй. В Урдию
До воскресенья Есеня и Полоз жили в Кобруче. Полоз рассказывал истории, учил Есеню драться, и, надо сказать, в этом он превзошел всех его прежних учителей. Всего за пять дней Есеня научился обороняться от человека с ножом, уходить из-под удара кистенем, защищаться от удара саблей, и почувствовал себя уверенным и сильным. Они еще пару раз бывали у доктора, но не на обеде, а просто в гостях - сидели вечером у камина и пили вино.
- Послушай, Полоз, - как-то раз спросил Есеня, - а ты выяснил у Избора то, что хотел?
- Нет, но я понял две очень важных вещи. Во-первых, они знают, как открыть медальон. Знают, но никогда об этом не расскажут. А это значит, что на свете есть мудрецы, владеющие этой тайной. А во-вторых, они верят в то, что мы можем его открыть. И это тоже вселяет надежду. Это значит, наши мечты не столь фантастичны, как кажется на первый взгляд.
Попрощавшись в воскресенье с Избором, доктором и его женой, в понедельник утром, еще затемно, они вышли из города через обнаруженный Есеней лаз - ворота открывали только на рассвете, а перевозчики отправлялись в путь гораздо раньше. Есене так надоел постоялый двор, что он хотел переночевать в лагере перевозчиков, у костра, но Полоз наотрез отказался - три, а то и четыре ночи им предстояло ночевать в поле, на берегу реки.
Три дня ехали в широких санях, выстланных шкурами, и укрывались своими одеялами - по реке впереди лошадей летел ветер, и Есеня быстро замерз. С ними ехали и другие сани - перевозчики старались держаться вместе, и поезд состоял примерно из двадцати человек в общей сложности, так что нападения разбойников можно было не опасаться. Полоз посмеивался на этот счет и сказал, что сможет в случае чего с ними договориться.
Есене быстро наскучило однообразие ландшафта вокруг - то высокий лес по берегам, то белые поля до самого горизонта. Маленькие деревушки из трех-четырех дворов проплывали мимо, от них пахло дымом, и часто дым стелился по земле - погода оставляла желать лучшего. На второй день, после ночевки возле одной из деревень, где они посидели в кабаке за кружками пива, Есеня совсем заскучал. Одна радость была в его жизни - в санях следом за ними ехала молодая девушка со своей матерью - почтенной матроной, и изредка Есеня пытался обратить на себя ее внимание, но почему-то чаще внимание на него обращал Полоз и кони, которые тащили ее сани.
- Жмуренок, ну уймись! - вздыхал Полоз, который предпочитал дремать, а не глазеть по сторонам, - что ты вертишься, а?
- Девка больно хороша…
- Тебе ее мать хребет переломит, если ты к ней подойдешь.
Лошади то бежали рысцой, то шли шагом, и Есеня еще накануне пытался пройтись пешком рядом с санями, но Полоз поймал его за шиворот, и вернул на место - нечего тащить снег на шкуры. Попытки уговорить перевозчика немного поуправлять лошадьми тоже ни к чему не привели - перевозчик был неразговорчивым дядькой, и только цыкал на Есеню время от времени. А Есене очень хотелось попробовать править лошадьми стоя, как это делал лихач в трех шубах. Попытки встать на ноги всегда заканчивались плохо. В первый раз лошади дернули сани вперед немного быстрей, Есеня повалился на Полоза и получил в ухо. Во второй раз вышло еще хуже - чтобы не получить в ухо, Есеня постарался упасть в другое место, и до крови рассек губу об спинку саней. Но, кстати, девушка его, наконец, приметила, и очень смеялась, когда он упал.
- Слушай ты, Балуй… - проворчал Полоз, - ты можешь полчаса посидеть спокойно? Хорошо зуб не выбил.
- Да ерунда, - Есеня зачерпнул снега и прижал ко рту.
- Я удивляюсь, как ты жив до сих пор.
Есеня попробовал еще раз - теперь с конкретной целью - и благополучно вывалился из саней, как и планировал. Только он не учел, что падение в снег окажется таким неудачным - под тонким его слоем лежал твердый как камень лед. Есеня отбил бок и на самом деле не смог сразу встать. Девушка заливалась звонким хохотом, а ее мать посмотрела на Есеню так, что он поверил в предсказание Полоза - сломает хребет, одним ударом кулака сломает, и не поморщится.
Кони перешли на рысь, и Есеня пару минут бежал рядом с ее санями - ноги вязли в снегу, и он порядком запыхался.
- Что ты пялишься? - мать грубо одернула девушку, ущипнув за щеку.
- Мам, ну он же смешной!
- Я не смешной, я веселый. Меня зовут Балуй, а тебя?
- А ну иди прочь отсюда, - прикрикнула ее мамаша, - Балуй!
- Тетенька, я же ничего не делаю, просто рядом бегу!
- Щас возьму кнут у перевозчика, да жахну как следует!
- Так вы кнутом всех женихов разгоните!
- Тоже мне, жених нашелся! Брысь отсюда, я сказала! - она повернулась к дочери, - а ты не смейся. Бесстыжая!
- Чем это я бесстыжая? Уж и поговорить нельзя с молодым человеком!
- Вот с разговоров-то все и начинается.
Есеня решил, что начало знакомству положено, и догнал свои сани. Теперь вечером ему будет чем заняться! Полоз встретил его сердито:
- Жмуренок, я же тебе все мозги вышибу, если за каждую твою выходку буду в ухо бить… Отряхнись!
- Да ладно, жалко тебе?
- Мне не жалко. Делай что хочешь. Только по ногам мне не ходи и снег под одеяло не сыпь.
- Научил бы лучше, как к девке подъехать…
- А чего тебя учить, к девке ты уже подъехал. А как мамашу ее умаслить - ума не приложу. И потом, на что она тебе? Если только потискать - много ли проку? А если чего поинтересней учудишь, так хлопот не оберешься. Сходим к девкам в Урдии, так и быть. Подожди немного.
- Это сколько же еще ждать-то, а? Мне к девкам прямо щас хочется… - Есеня развалился рядом с Полозом и мечтательно закатил глаза.
- Это от безделья. Отожрался в Кобруче, отдохнул… Болезный.
На вторую ночь тоже остановились в деревне с большим постоялым двором. С девушкой ничего не получилось - мать сразу увела ее наверх, и ужинать она не спустилась. Перевозчики не тратили денег на постоялые дворы, и ночевали у костров, и Есеня, от нечего делать, пошел послушать их байки, которые они травили с еще большим удовольствием, если находили постороннего слушателя. На этот раз Есене довелось услышать о Белом Всаднике - страшном кошмаре перевозчиков.
- А кто такой Белый Всадник? - спросил Есеня, едва один из рассказчиков начал говорить.
- Белый Всадник? Никто не разобрался. Но он всегда показывается перед полыньей.
- Нет, - перебил другой, - мне старый Перегуд рассказывал, что сам его видел. Он обгоняет обоз, а потом коня на дыбы поднимает. Конь копытом лед ломает, и трещины так далеко идут, что весь обоз проваливается. А самому ему - ничего. Пришпорит коня и ускачет.
- А еще в метель он может к саням незаметно подобраться, и кого-нибудь с саней стащить. И кого он стащит, того уж больше никто никогда не увидит. Так что если в метель Белого Всадника увидишь, держись крепче.
- Да бестолку крепче держаться. Он дыхнет на тебя, а дыхание у него - мороз жуткий, кровь в жилах сразу застывает. Дыхнет, и утащит.
- А если в одиночку ехать, он и лошадь может себе забрать. Сколько раз находили - стоят сани, оглобли пустые, а в санях - человек замороженный лежит. Это Белый Всадник, дыхнул, значит, и коня свел.
- Вообще, Белого Всадника встретить - нехорошая примета. Даже если сам не обидит, обязательно несчастье случится.
Днем Есеня бы в эти сказки не поверил, но ночью, когда за кругом света, сразу за спиной стояла морозная, снежная тьма, у него между лопаток пробежал холодок.
- А чего это вы Белого Всадника вспомнили? - спросил подошедший Полоз.
- Да Голован говорит, что видел его сегодня. Когда темнеть стало, вроде, появился из-за поворота, и снова пропал.
- Голован же последним ехал? - усмехнулся Полоз.
- А Белый Всадник никогда спереди и не появляется, он всегда сзади догоняет. Спереди и не страшно, вроде. А со спины - знаешь как страшно? Особенно в метель. И оглянешься, а не увидишь, пока он тебя не настигнет. Последним ехать плохо, вот Голован и оглядывался.
У Есени снова мурашки пробежали по спине.
- Вот увидите, завтра метель начнется. И дымы по земле стелятся, и Белый Всадник показался… - проворчал их с Полозом молчаливый перевозчик.
- Завтра мы последними поедем, - сказал вдруг Полоз.
- Ты чего? - вскинул голову Есеня.
- Что, испугался? - усмехнулся Полоз.
- Да нет.
- Вот будет тебе на завтра занятие - Белого Всадника высматривать. Пошли.
- Погоди. Дай еще послушать!
- Пошли, сказал, - Полоз подтолкнул Есеню в бок, - скажу кое-что.
Есене стало любопытно, и он поднялся. Полоз отвел его на несколько шагов от костра и вполголоса сказал:
- Пойдем-ка, поищем этого Белого Всадника. Или страшно?
Есеня пожал плечами. Конечно, ночью бродить по реке действительно было жутковато, но он почувствовал только азарт - вместе с Полозом Есеня ничего не боялся.
Безмолвие леса леденило кровь. Ветер стих, как будто умер, только скрип шагов по снегу нарушал тишину. Полоз велел Есене молчать, и тот оглядывался по сторонам, раскрыв рот: глаза привыкли к темноте быстро, и теперь он надеялся разглядеть за деревьями силуэт Белого Всадника.
- Под ноги лучше смотри, - шепнул Полоз, и оттого, что он сказал это шепотом, словно боясь, что их услышат, Есене стало еще более жутко, - может след коня в сторону уходит.
- А ты думаешь, Белый Всадник оставляет следы? - тоже шепотом спросил Есеня.
- Ну не по воздуху же он летает.
- Полоз, а Белый Всадник - призрак? Или мертвец?
- Не знаю, - хмыкнул Полоз.
Есеня подумал, что Полоз так хочет встретиться с Белым Всадником, потому что тот может рассказать о Харалуге. И ему самому тоже непременно захотелось Белого Всадника встретить. А захочет ли он с ними говорить? Наверное, Полоз знает, что делает. Есене вспомнилось, как перед ним качалась голова змея, и шуршала плоским раздвоенным языком. Да, наверное, Белый Всадник не откажет Полозу.
Но они прошли назад версты три, а то и больше, но ни следов, ни самого Белого Всадника не встретили. И когда повернули назад, Есеня оглядывался каждую минуту, и иногда шел спиной вперед - ему все время казалось, что сзади их кто-то догоняет, и копыта белого коня не касаются наезженного санного пути, и ледяное дыхание неслышно летит к затылку, чтобы заморозить кровь.
Наутро действительно началась метель. Но метель на реке - не метель в поле, заблудиться трудно, да и кони чувствуют дорогу, поэтому в путь отправились до рассвета.