Он дождался, пока тюремщик зайдет в пивную, пока выпьет кружку пива и выйдет на площадь, удивленно глядя по сторонам, пожмет плечами, и направится домой. Дождался, пока соглядатай замерзнет, стоя у забора напротив, обошел двор с другой стороны и залез к тюремщику в дом через чердак.
Конечно, тот напугался. Его дети уже спали, и жена укачивала младшего в люльке - Полоз услышал ее чуть слышный скрип и тихую колыбельную песню. Интересно, хотелось бы ему жить так же, как этот тюремщик? В маленьком доме было уютно, темно и приятно пахло хлебом. Тюремщик сидел за столом, освещенным единственной свечой, и хлебал борщ из глубокой миски.
- Извини. За тобой следили, а я очень хотел с тобой увидеться, - улыбнулся Полоз и сел напротив, - ты ешь, ешь. Я подожду.
- А я-то думал - напрасно с катом говорил. В пивной ждал, и на площади искал.
Полоз удовлетворенно кивнул - Огнезару доложат, что никто на встречу не пришел.
- Есть новости? - спросил он и стиснул зубы. Он не сможет. Ему не хватит на это сил. Конечно, они правы. Конечно, так будет лучше, и Жмуренку меньше мучений. Но не сегодня. Он сегодня только спросит. Завтра утром.
- Есть. Благородный Огнезар собирается отца его вызвать.
- Зачем?
- Он хочет, чтоб батька пожалел, уговорил. Когда жалеют их, они расклеиваются сразу. Так часто делают, нарочно свидание устраивают. Вот сейчас ты все расскажешь, и отец тебя домой отведет. Очень действует. Это у них на послезавтра задумано. Огнезар любит вслух рассуждать, а кат все запоминает, он такой… А завтра, сказал, опять на дыбу повесят - языки для кнута велел готовить. Обычно дней десять ждут, пока оправится, а тут - торопятся.
- Денег кату можешь передать? - спросил Полоз и сам ужаснулся этого вопроса. Для ката лучшей возможности не представится. Ему ничего не стоит - никто бы и не понял, даже благородный Огнезар. Умер бы он не под кнутом, а в камере, через несколько часов, от какого-нибудь разрыва селезенки - никто бы не догадался.
- Чтоб убил? - спросил стражник. Спросил так равнодушно и понимающе, что у Полоза по спине пробежали мурашки.
- Нет, - выплюнул Полоз стражнику в лицо, - чтоб не калечил. На дыбе.
- Попробую. Но благородный Огнезар сам следит, кат может и не взять. Они боятся, что он умрет, кату пообещали, что он сам на дыбе окажется, если убьет мальчишку. Ну, а если он его жалеть начнет, заметят.
- Сколько надо, чтоб кат не устоял?
- Обычно золотой дают, но тут случай особый.
- Дам три, больше с собой нет. Попробуй. Не убить прошу - просто пожалеть немножко. Каты ж хитрые, они знают способы…
- Да знают, знают, - усмехнулся стражник, - да, еды не передавай больше. Не возьмет. Его вчера Огнезар обмануть хотел…
Полоз вернулся в лавку Жидяты, когда все разошлись. Тот встретил его молча, только старался заглянуть в глаза.
- Жидята, я не смог, - успокоил его Полоз, - денег дал, чтоб кат его пожалел. Не знаю, возьмет или нет.
Жидята кивнул и сел за стол.
- У меня тут мысли кое-какие есть, - начал он, - я думаю, все не просто так. Убирать ущербных из стражи начали на следующий день после его ареста. Он что-то сказал Огнезару, и тот испугался. Вот только что?
- Он мог сказать что угодно, - вздохнул Полоз, - он мог похвастаться тем, что мы знаем, как открыть медальон. Он мог сказать, что мы нашли Харалуга. Просто соврать, чтобы тот испугался. Они же всегда боялись имени "Харалуг"!
И тут Полоз подумал, что Жмуренок сказал им про нож. Он мог это сделать, только чтобы проверить свою догадку. Убедиться, что он прав. Неужели… Неужели именно это напугало Огнезара?
- А знаешь… Тут такая штука… - сказал он Жидяте, и, стараясь припомнить доводы Жмуренка, изложил его версию открытия медальона.
Глаза Жидяты вспыхнули, как только он услышал, что булат в Урде называют харалугом.
- Полоз, и ты ему не поверил? Ты потащил его в лес? - тихо и беспомощно спросил он.
- Жидята, мудрецы помудрей Жмуренка думали…
- Что мудрецы? Своей головы нет, что ли? Имя! Мудрецы сказали - имя! А я ведь слышал, что есть харалужные клинки. Только их делали из проволоки, вроде сварного булата. Похоже получалось, тоже черные лезвия. Но не те.
- Они послезавтра Жмура хотят к нему позвать, - зачем-то сказал Полоз.
- Жмура? Зачем?
- Чтоб пожалел. Домой уговорил пойти…
- Полоз, если с булатом он угадал, они его не выпустят. Они его убьют, даже если он им все расскажет, - Жидята поднялся и начал собираться, - надо Жмуру об этом сказать.
- Погоди. Не завтра, послезавтра. Завтра вместе сходим.
Жидята сел и молчал несколько минут. А потом сказал:
- Он должен рассказать Жмуру. Он расскажет Жмуру, а тот - нам. Жмура они не заподозрят, он же ущербный.
- Жидята, ты с ума сошел. Вот именно, что Жмур ущербный! Он им выложит все сразу же, тут же! Он не может лгать благородным!
- Он не может лгать Мудрослову. И не хочет лгать остальным. Ты плохо думаешь об ущербных. Это его сын, он не выдаст сына.
- Это ты думаешь о них слишком хорошо!
- Полоз, это шанс.
- Это шанс отдать им медальон!
- Полоз, это шанс спасти мальчика. И получить медальон, и открыть его. Этот шанс нельзя упустить. Ты убедишь Жмура. Ты сможешь, ты умеешь.
- Ты не понимаешь. Благородные… они могут им внушать. Как я - тебе.
- Ты тоже можешь внушать. Вот и внуши Жмуру, что он не должен говорить Огнезару про медальон.
- Это совсем другое. Я не могу внушить того, чего человек не хочет сам. А Огнезар - наоборот, Жмур хочет ему подчиняться и не хочет ему лгать, понимаешь?
- Нет, - уверенно ответил Жидята.
Полоз вздохнул. Тогда, если все получится, действительно надо стягивать лагеря к городу. И как можно скорей. Глаза его загорелись.
- Жидята, мы попробуем. Заруба не поверит, но мы это сделаем. Надо готовить восстание. Надо чтобы вольные люди были рядом, в не в сотне верст отсюда. Жидята, ты умный, придумай, как обмануть сход.
- Придумаю, - усмехнулся Жидята, - через пять дней все вольные люди будут стоять у городской стены. Как думаешь, пять дней Жмуренок продержится?
- Если будет знать, что осталось немного - продержится. Он… он должен продержаться.
Всю ночь Полозу снился Жмуренок. Янтарные глаза приближались к лицу, и обиженный голос спрашивал:
- Полоз, ты чего, хотел меня убить, что ли?
- Нет, Балуй, это неправда. Я не хотел, - шептал Полоз в ответ.
- Да ты врешь!
Он просыпался, и гнал от себя тревогу. Они смогут. Жидята всю жизнь общается с ущербными, он знает, на что они способны, а на что - нет. И потом… Мудрец говорил: любовь может вырастить на пепелище прекрасный цветок. Кто знает, не прорастает ли этот цветок на обрубке души Жмура? Ведь речь пойдет о жизни его сына. Если Жмур выдаст Огнезару медальон, мальчика убьют. Его не станут делать ущербным, его именно убьют.
Неужели Жмуренок был прав, и медальон можно открыть ножом? Жидята поверил в это сразу. И тогда… Благородные не устоят. Если к тысяче ущербных, что живут в городе и в один миг прозреют, добавить пять сотен хорошо вооруженных вольных людей, которые поведут их за собой, благородные не устоят. Им хватит ума не оказывать сопротивления и не проливать кровь напрасно. Надо только чтоб вольные люди успели подтянуться к городу. Но, получив медальон, можно выбрать самую подходящую минуту, когда к этому все будут готовы. Один удар. Все можно решить одним ударом.
Полоз неожиданно подумал, что будет, когда этот удар достигнет цели? Он не сомневался, что во главе города встанет малый сход. Что ж, он не зря изучал право…
Сколько дел впереди! Сколько споров, неоднозначных решений, сколько сомнений. Они не сделают Олехов похожим на Кобруч. Они знают, что такое справедливость. И справедливость станет главным их принципом.
Он засыпал снова, и во сне опять видел Жмуренка. Хохочущего на берегу ручья в лагере, и с брызгами падающего в воду.
Рано утром Полоза разбудил Жидята.
- Проснись. Я не знаю, важно это или нет, но тебе привезли письмо.
Полоз с трудом разлепил веки - ему было нехорошо, словно вчера он весь вечер пил вино без меры.
- Мне? Что, так и написано? И никто его не перехватил?
- Нет, написано, что оно для меня.
Полоз взял в руки запечатанный сургучом конверт. Действительно, письмо адресовалось Жидяте, только под его именем была нарисована змея, оплетающая ветку дерева. На конверте не значилось, от кого пришло письмо, но Полоз немедленно узнал почерк.
- Жидята, ты похож на урдийских мудрецов, и понимаешь их с полуслова! Это письмо от моего учителя. Вот уж не думал, что он захочет мне написать! Да еще так скоро!
Полоз сломал сургуч и развернул лист бумаги.
"Дорогой мой ученик!
Пишу тебе на второй день после твоего отъезда домой. У меня побывал мудрец, в доме которого ты прожил всю зиму, и от него я узнал, что мальчик, вместе с которым ты путешествовал, умеет варить "алмазный" булат, из которого выходят черные клинки. Этот булат носит имя того, кого вы ищите - так называют эти клинки на востоке.
Дело в том, что я не знал о способностях мальчика, а знакомый тебе мудрец - об имени клинков, но как только мы сложили наши знания воедино, то немедленно пришли к выводу: такой клинок должен открыть Вещь.
По нашему мнению, Вещь сделала мальчика ключом к самой себе, ведь она таит необычайную силу. И теперь цепочка событий не кажется нам случайной: Вещь искала выхода из заточения, нашла его, оказалась у мальчика в руках, и дала ему в руки ключ.
Мне жаль, что о булате мы узнали так поздно, иначе не пришлось бы тратить столько времени и денег на поиски в архивах.
Надеюсь, вы доведете начатое до конца, искренне желаю вам удачи, и передаю такое же пожелание от знакомого тебе мудреца.
Напиши мне, чем закончится ваше предприятие, хотя, я думаю, мне доведется об этом услышать из множества уст.
До встречи, мой дорогой ученик, и пусть тебе повезет".
- Жидята. Прочитай. Как ты думаешь, это станет доводом для схода?
Жидята прочитал письмо несколько раз, а потом посмотрел на Полоза с укоризной.
- Ну почему ты всегда ищешь авторитетное мнение, вместо того, чтобы думать головой? - легко улыбнулся он, - когда тебе то же самое говорил Жмуренок, ты не стал его даже слушать.
- Так что насчет схода? - повторил вопрос Полоз - он и без этого раскаивался в том, что не поверил Жмуренку.
- Я подумаю. Но прочитать им надо. У нас есть еще одна проблема. Ты говорил, Огнезар уже пробовал Жмуренка обмануть. А поверит ли он после этого отцу? Тебе надо найти тюремщика, который принес ему записку, и расспросить подробно: что он говорил, почему Жмуренок ему не поверил. Все детали. Два золотых у тебя есть, но у меня в кубышке тоже кое-что заначено. Иди сейчас, пока они не ушли на работу.
Жмур. В тюрьме
Когда на следующее утро после прихода Есени к Жмуру заглянула Чаруша, он сидел в углу кухни, у печки - там, где его оставила стража. В выбитые окна дул холодный ветер, распахнутая настежь дверь скрипела на сквозняке. В сени набился снег, по всему полу расплескались щи из упавшего горшка. Опрокинутый стол со сломанной ножкой придавил скамейку, и сверху лежала расколотая пополам миска, из которой Есеня ел щи. Вывороченные доски пола где-то поставили на место, а где-то они валялись просто так.
- Дяденька Жмур, - Чаруша осторожно подошла и присела перед ним на корточки, - что случилось? На вас разбойники напали? Там забор сломан.
- Есеня… Есеня приходил… - прошептал Жмур, - они забрали моего мальчика… Он сказал, что ему нельзя долго, а я его уговорил. Я его уговорил!
Глаза Чаруши на миг вспыхнули и открылся рот:
- В тюрьму забрали? - она приложила руки к щекам.
Жмур ничего не ответил. Девочка встала на ноги и закрыла дверь.
- Я сейчас печку затоплю. Вам холодно наверно. Ой, и рамы выбиты… Я двери в кухню пока закрою, мы только тут натопим и приберем.
Жмур не шевельнулся. Когда в печке стали потрескивать дрова, и от дверцы пошло тепло, голова его немного оттаяла. Чаруша пыталась поставить на место стол, но он опрокидывался, как она ни старалась приладить к нему отломанную ножку.
- Чаруша. Погоди. Ты знаешь, где оружейная лавка? За базаром?
- Знаю.
- Сбегай туда. Позови Жидяту.
Жмур поднялся на ноги только на четвертый день. В нем что-то происходило. Нестерпимая боль от потери, страх, отчаянье не заставили бы его сидеть сложа руки. У него внутри что-то зрело. Оно давило на сердце и не давало дышать. Оно росло, как опухоль.
Чаруша ходила в тюрьму, но ей, конечно, ничего не сказали - посчитали любопытной девочкой. На четвертый день Жмур отправился туда сам. Посреди площади, напротив тюрьмы, на ветру полоскалось полотно с портретом Есени. Один угол его оторвался и хлопал на ветру, отчего казалось, будто по его лицу пробегает судорожная волна.
Жмур ходил вдоль ограды и всматривался в узкие тюремные окна - вдруг в них мелькнет лицо Есени? Хотя бы убедиться, что он жив и здоров. Но лиц в тюремных окнах не появлялось. Жмур попробовал пробиться за ограду, но у ворот его остановила стража.
- Куда прешь? - довольно грубо спросил молодой парень, сжимая рукоять сабли в кулаке.
- Я? - испугался Жмур, - я - туда. Я только спросить. Там мой сынок.
- Там все - чьи-то сынки, и никто не ломится.
- Я только спрошу. Он еще маленький, ему шестнадцать лет всего.
- Безобразить - все большие, а как в тюрьму садиться - так маленькие, - строго ответил стражник. Ему самому от роду было не больше двадцати лет.
- Я только узнать - что с ним. Жив он? Его зовут Балуй.
- Иди отсюда, батя. А то я тюремщиков позову.
Жмур потупил голову, отошел в сторону и приник лицом к ограде, надеясь все же увидеть Есеню в окно. Он стоял долго, так что у него закоченели руки.
- Слышь, бать… - не выдержал, наконец, молоденький стражник, - иди сюда. Только быстро. И сразу уходи. Жмуренок, что ли, твоего сына зовут?
Он показал головой на полотно с портретом.
- Да, - кивнул Жмур.
- Жив он. Пытают его.
- За что? - прошептал Жмур, и тут же понял - за медальон.
- Он украл что-то, и не хочет возвращать. Я больше ничего не знаю. И в окна не смотри - в холодной он, там окон нет. Если он умрет, тебя позовут, не бойся. Тело отдадут. Все, иди отсюда. Нечего тут пялиться.
Пытают? Тело? Если умрет, то позовут? Жмур едва не завыл на всю площадь. Этот проклятый медальон! Зачем, ну зачем! Отдал бы он его благородному Огнезару, и его бы отпустили домой! "Бать, это ведь я для тебя…" Он так сказал. И теперь… Жмур рванулся назад, к воротам.
- Пусти меня! Парень, пусти! Я должен ему сказать! Я должен сказать!
- Ты че, дядя? - стражник обнажил саблю и отошел на шаг, но Жмур не обратил внимания на оружие. Из сторожки высыпали несколько человек, и кинулись на выручку молодому охраннику.
- Я должен ему сказать! Это же все из-за меня! Это он из-за меня! - кричал Жмур.
Никто не хотел применять оружия, Жмура остановили и просто вытолкали за ворота. Он не сопротивлялся, сник и опустил руки. Он неожиданно подумал, что если медальон найдут, то домой Есеня вернется не таким, как раньше… Эта мысль напугала его: он почувствовал, что впереди тупик, глухой тупик, и никакого выхода нет. Мальчик в ловушке, и ему оттуда не выбраться. То нечто внутри набухало и грозило разорваться. За грудиной разливалась тупая, угрюмая боль.
Первое, что он сделал, вернувшись домой - спрятал нож. Он не понимал, зачем это делает, он просто не хотел, чтобы кто-нибудь отобрал у него вещь, которая стала для него олицетворением способностей сына. Он спрятал его надежно - разобрал кирпичи под горном и заделал его в стенку зольника.
Через два дня пришел Жидята, и рассказал о том, что узнал Полоз. Он говорил мягко, старался не напугать Жмура, и, наверное, не сказал и половины из того, что услышал. Но и этого было достаточно. Чаруша мыла посуду у плиты, и Жидята не обращал на нее внимания, пока она не уронила на пол миску, которая разлетелась по кухне мелкими кусочками. Девочка расплакалась так горько, что тому пришлось поить ее водой.
- Есенечка! - всхлипывала она, - Есенечка, миленький мой!
- Я думал, она так… приходит убирать, пока Надежи нет… - виновато сказал он Жмуру.
- Я его невеста! - выкрикнула Чаруша сквозь слезы.
- Невеста? - Жидята обнял девочку за плечо, - маленькая ты еще для невесты…
Потом лицо его потемнело, и он сказал:
- Никому не говори, что ты его невеста, поняла? Никогда и никому. И близко не подходи к главной площади, а лучше всего - сиди дома. И к Жмуру не ходи, он без тебя справится.
- А почему? - раскрыла рот Чаруша.
- Потому что если благородный Огнезар узнает, что у Есени есть невеста, ты тут же окажешься вместе с ним в застенке, поняла?
- Как это?
- Ты думаешь, зачем мы увезли из города его мать и сестер? Чтоб их не мучили вместе с ним. Ты бы смогла смотреть, как мучают твою мать?
Она покачала головой.
- И Есеня тоже не сможет.
Неожиданно Чаруша перестала плакать и поднялась.
- Я пойду к нему, - твердо и уверенно сказала она и начала одеваться.
- Куда? - растерялся Жидята.
- В тюрьму. Ведь если они будут мучить меня, то его будут мучить меньше, правильно?
Жидята устало вздохнул, накинул фуфайку и взял Чарушу за руку.
- Пойдем, - сказал он ей и вывел из кухни. Жидята выглядел таким решительным, что Жмур подумал, будто тот на самом деле хочет отвести девочку в тюрьму.
Но Жидята вернулся через полчаса, потрепанный, взъерошенный и, утирая пот со лба, невесело рассмеялся:
- Как она упиралась! Я тащил ее волоком полдороги. Сдал родителям, и велел беречь пуще глаза. Так она стекло выбила, отцу пришлось ставни закрыть. Если не удержат - на их совести будет, не на моей. Ну кто ж знал, что ей такое придет в голову?
Он сел напротив Жмура и посмотрел на него виновато.
- Я понимаю. Мы что-нибудь придумаем. Он не говорил тебе, где спрятал медальон?
Жмур покачал головой.
- Он для меня… Он сказал, что это для меня… Что бы я не был ущербным. Если бы я знал, что мой сын когда-нибудь… Жидята, он очень переживал, что его отец ущербный?
- Он тебя любит, Жмур. Ущербный ты или нет - он тебя любит.
- Ты помнишь? Как это было, ты помнишь? Я Рубца пожалел, не смог смотреть. А теперь мой сын… А я сижу здесь, и ничего не могу сделать. Если бы я мог стать ущербным еще раз, если бы я мог умереть!
На восьмой день к нему пришла стража, рано утром. На этот раз они не ломали дверей и забора, постучали и сказали, чтобы завтра к обеду он явился в тюрьму.
- Он… он умер? - у Жмура подкосились ноги. Его позовут. Чтоб забрать тело.
Но стражники ничего не ответили и ушли. Скорей всего, они и сами не знали, о чем шла речь, но Жмур решил, будто промолчали они, чтоб не брать на себя труд сообщить ему о самом страшном.