- Какое-нибудь лекарство?
- Не думаю.
- Выходит, он вечен?
- Нет.
- Откуда вы знаете?
- Оттуда, что он подбирает преемников. Ты один из них.
- Я?
- И я тоже.
Джуди спросила:
- И Никки тоже придется жить вечно?
- Это вряд ли.
Фринтон ухмыльнулся и сказал:
- Послушайте, я все равно сейчас ничего предпринять не могу. Мне нужно подумать. Давайте, я сделаю всем по чашке какао, а потом расскажу вам все, что сумею. А то мы разговариваем загадками.
Пока он возился с порошком, Джуди спросила:
- Но это правда? Доктор Мак-Турк много чего наговорил нам про государственные секреты и все наврал. Вы нас не обманываете?
- Боюсь, Джуди, что это чистейшая правда, - чище некуда, как сказал бы все тот же Трясун, если б ему приспичило изображать австралийца.
- А его действительно звали Мак-Турком?
- Нет. Он был корабельным врачом по фамилии Джонс. По-моему, родом из Уэльса. Мне он казался мелким мошенником.
- Он умер?
Летчик отвел глаза.
- Как?
- Просто умер.
- Это вибратор?
Он поколебался - отвечать или нет - не хотелось ему рассказывать детям о том, чем кончил Трясун, но все же кивнул.
- Но почему?
- Вы могли бы сказать, что он затеял двойную игру.
- Хотел стать Хозяином?
- Думаю, да.
- Это называется coup d'utat, - сообщила Джуди, демонстрируя, как за нею водилось, неожиданную осведомленность.
Мысли Никки, словно столкнувшись со сказанным ею, отклонились в сторону.
- Как по-вашему, - спросил он, - не могли бы мы получить назад наши штаны?
- Завтра я попытаюсь до них добраться. А вот и какао.
Они сидели, обжигая кончики языков горячей жидкостью, так что основание языка, которым, собственно, и следует смаковать шоколад, никаких вкусовых ощущений не получало. Кружки жглись и приходилось все время переносить их из одной ладони в другую.
- Не могли бы вы начать с самого начала и кое-что нам объяснить?
- Что вам уже известно?
- Практически все, - мы только не знаем, что именно он делает.
- И, разумеется, что делают все остальные, - добавил правдивый Никки.
Именно к этому времени они, наконец, вполне уразумели возраст Хозяина.
- Ну не может же ему быть сто пятьдесят семь лет! - воскликнула Джуди. - Это невозможно!
- Для него возможно.
- Господи Боже!
- Да, это впечатляет.
- Он был пьяный? - спросил видевший Хозяина Никки.
- Нет.
- Никки считает, что он не может разговаривать без виски.
- Никки совершенно прав.
- Но почему?
- Он перестал разговаривать по-английски - или писать, что одно и то же, - в тысяча девятисотом. После этого дневники лет десять велись на китайском, а потом он перешел на какое-то подобие стенографии с картинками. Когда он хочет сказать что-нибудь поанглийски, ему приходится парализовывать свои высшие нервные центры - или как их там доктора называют. У обыкновенных людей спьяну, как вы знаете, начинает заплетаться язык. А он начинает разговаривать. По-английски, на латыни - или еще как-нибудь. Во всяком случае, для того, чтобы говорить, ему требуется виски.
- Он сказал мне "Non Omnis"и еще что-то такое.
- "Moriar". Когда-то он и мне это сказал. Это означает: "Нет, весь я не умру".
- А это что означает?
- Что ты его преемник, - прошипела Джуди, тем самым выбив примерно десять очков из десяти, для возможного по ночному времени коэффициента умственного развития.
- Да. Он выбрал тебя, чтобы ты продолжил его работу. Для того тебя и пичкают знаниями. Как меня когда-то. Как всех остальных. А кроме того, ему, разумеется, нужны помощники, - что-то вроде штабной команды.
- Но я всего лишь читаю книги о животных!
- Биология, антропология, доисторический период, история, психология, экономика. В таком порядке. Взгляни вон туда.
На полке, висевшей над простой железной койкой рядком стояли книги - от Шпенглера до Успенского.
Джуди спросила:
- А как он разговаривает на самом деле?
- Тут что-то вроде передачи мыслей. Так он общается с Китайцем. Я этого не умею. Я, знаете, этого как следует и объяснить не смогу. Он способен читать мысли большинства людей так, будто они произносят их вслух, - да к тому же еще заставлять их делать, что ему требуется. Но люди-то все разные. С Джуди ему было легко, - как видите, мне рассказали про вас обоих, - а Никки оказался тверд, как каменная стена. Когда-то и я был таким же. И Китаец, и Трясун, и в особенности бедный старик Пинки. Пинки ему и теперь загипнотизировать не удается.
- А вас?
- Не знаю. Но сказать, о чем я думаю, он может.
- А как с Китайцем?
- Тут со всеми по-разному. Эти двое способны, когда им требуется, читать мысли друг друга, но может ли он воздействовать на волю Китайца, я не знаю. Трясун был слабее всех. Под конец он уже мог использовать Трясуна, как любого другого, а этот несчастный болван все пытался его облапошить. Поначалу-то каждый из нас был вроде Никки, - подобие каменной стены. Именно такие люди ему и нужны.
- Я думала, что нельзя загипнотизировать человека, если он этого не желает.
- Это не гипноз, Джуди, и не чтение мыслей. Это настоящее открытие вроде… ну, я думаю, вроде теории относительности. Знаете, - Эйнштейн обнаружил, что Пространство искривлено. Так вот, и Время тоже - или Мышление, - наподобие этого. Обычному человеку этого не понять. А для него это просто привычный факт. Он установил его в девятьсот десятом. Это как-то связано с тем, что Пространство и Время являются лишь частями одного и того же.
- Но мы-то ему зачем?
- Чтобы помочь ему овладеть миром.
Глава семнадцатая
Свобода выбора
Пока они беседовали, мистер Фринтон приобретал вид все более утомленный и нетерпеливый. Напряженные усилия, которые ему пришлось потратить, чтобы принудить себя сделать то, что он намеревался сделать, опасность, которой он подвергался, - и как оказалось, впустую, - а теперь еще старания столь многое объяснить детям, все это вымотало мистера Фринтона, сколь бы он ни был любезен. В карих глазах его все чаще стало мелькать скрытное, сердитое, враждебное выражение, - не потому, что он злился на детей, злился-то он как раз на себя самого. Он не хотел обходиться с ними резко, но боялся, что, пожалуй, придется. Мысль о том, что от близнецов может быть какая-то польза, не приходила ему в голову, - напротив, они представлялись ему катастрофической помехой, - и слишком быстрый переход от роли убийцы к роли няньки оказался добавочной соломинкой, прогибавшей спину верблюда. В очертаниях синеватых челюстей его появилось что-то отталкивающее, лысеющая голова желтовато, словно налитая желчью, поблескивала в электрическом свете.
Слишком многое приходилось объяснять, а это отнимало силы.
Человеком он был добрым и совестливым. Мало кто стал бы в такое время возиться с Никки и Джуди, да еще помогать им в решении их загадок. Он собирался убить Хозяина, у него имелись на то свои причины. Операция была опасна хотя бы вследствие вовлеченных в нее могучих сил, и теперь он вдруг понял, что пока на острове находятся дети, дразнить эти силы ни в коем случае нельзя. Собственной жизнью он готов был рискнуть, но не жизнью детей. Они оказались камнем преткновения в делах, куда более важных, чем их детские делишки, и это наполняло его негодованием. Он добросовестно напоминал себе, что негодовать надлежит на сложившуюся ситуацию, а вовсе не на детей.
Все равно ничего я сегодня ночью уже не сделаю, говорил он себе. Несчастные ребятишки, наверное, помирают от страха.
На самом деле они были страшно увлечены.
- А зачем ему это?
- Послушай, Никки, я не могу рассказать вам сразу обо всем. Я устал. И вообще это…
Он с трудом выдавил их себя извиняющуюся улыбку и закончил:
- Ну, это вопрос веры и морали.
Джуди никак не могла примириться с главной особенностью старика.
- Я все-таки не понимаю, как может человек дожить до ста пятидесяти семи лет.
- Ну, не знаю, - сказал Никки. - Он всего лишь на пятьдесят лет старше той французской шансонетки.
- Какой?
- Про которую папа рассказывал.
- А.
Пауза.
- Ты полагаешь, что и она могла бы разговаривать с ним без слов?
- А пожалуй, жуткое было бы зрелище, верно? - без тени улыбки сказал Никки.
Мистер Фринтон расхохотался и сказал:
- Да, и все, наверное, жаловалась бы на Ла Гулю, как та сперла одну из ее песен, чтобы спеть ее перед Эдуардом Седьмым, когда он был еще принцем Уэльским. Не иначе, как "Марсельезу".
Он посерьезнел и добавил:
- Вы сознаете, что при его рождении "Марсельеза" еще оставалась новинкой?
- Так вы уверены, что это правда?
- По-моему, достаточно посмотреть на него.
- Вообще-то, в Библии рассказывается об очень старых людях.
- Не только в Библии. Старый Парр, как полагали, прожил сто пятьдесят два года, только это нельзя было проверить, поскольку в то время не существовало свидетельств о рождении. О другом малом по имени Генри Дженкинс говорили, будто ему стукнуло сто шестьдесят девять. И была еще графиня Десмондская, про которую рассказывали, что она умерла, свалившись с яблони, когда ей было сто сорок лет, а даты рождения графинь люди, как правило, помнят. Муж ее совершенно определенно умер за семьдесят лет до нее.
- Интересно, что чувствует такой человек?
- Сомневаюсь, чтобы он вообще что-то чувствовал.
- Онемение?
- Только не умственное.
- А почему он так много пьет по субботам?
- Никто не знает. Я думаю, это как-то связано со здоровьем его рассудка, своего рода прием лекарства.
- Вроде английской соли?
- Почему бы и нет?
- Кстати, кто он такой?
- Просто старик, родившийся за десять лет до Дарвина. Был когдато сельским джентльменом, как ваш отец. Только он все жил и жил и все думал, думал. Надо полагать, жизнь у него была одинокая.
- А зачем его надо убивать?
- Надо.
- Но зачем?
- Затем, что хватит с людей диктаторов.
- А чем они нехороши?
- Тем, что человек должен обладать свободой выбора между правильным и неправильным.
- Даже если он выбирает неправильное?
- Да, я это так понимаю.
Джуди, все время напряженно размышлявшая, спросила:
- Для чего он хочет завладеть миром?
- Чтобы им управлять.
- Но для чего?
- А ты посмотри, на что этот мир похож.
- Ты и не ведаешь, сын мой, - вдруг сообщил Никки, - сколь малая мудрость потребна для управления миром.
- Вот именно.
- А если он станет им управлять, лучше будет?
- Он говорит, что лучше.
- Но будет или не будет?
- Никки, сейчас нами управляют люди вроде президента Эйзенхауэра, сэра Антони Идена и мистера Хрущева, или кто у них там теперь? - и все они вооружены атомными бомбами. Большая часть политиков едва-едва способна написать собственное имя или прочесть подпись под карикатурой. У них слишком много времени уходит на то, чтобы побеждать на выборах, когда им еще учиться? Вместо того, чтобы читать или развиваться, им приходилось пустословить на митингах, и тем не менее оружие находится именно в их руках. Неужели ты не выбрал бы руководство мудрого полуторастолетнего старца, да притом всего одного, - взамен соревнования тех, кого мы имеем?
- Конечно, выбрал бы.
- Вот и я держался таких же взглядов. Прежде всего, в этом случае мир стал бы единым.
- Тогда почему же вы собираетесь его убить?
Мистер Фринтон, казавшийся еще более утомленным, помассировал пальцами глаза и ответил:
- Он выдалбливал этот остров в течение сорока лет.
- Что вы хотите этим сказать?
- Еще никаких атомных бомб не было.
- Если он намеревался стать диктатором еще до бомбы, - пояснила Джуди, - значит, ему просто хочется быть диктатором и все.
- Правда, он мог их предвидеть, - честно признал мистер Фринтон. - Мы с вами вроде собак, обсуждающих человека.
- Никки тоже так говорил.
- Я верил в его правоту еще несколько дней назад.
- И что же заставило вас изменить ваши мысли?
- Да ничего. Просто они понемногу менялись все это время.
И стиснув кулаки, позабыв о слушателях, он продолжал, обращаясь уже к самому себе:
- Теперь же я верю, - я обязан либо верить в это, либо погибнуть, - что мы должны обладать свободой выбора. Без нее остановится эволюция. Если бы обезьяны не могли выбирать, становиться им людьми или нет, если бы у естественного отбора не имелось мутаций на выбор, мы бы застряли на месте. Муравьи сотни тысяч лет назад увязли в диктатуре, и с тех пор ни на йоту не изменились. Лишите себя свободного предпринимательства и свободы неверного выбора, и вы лишитесь прогресса.
Глава восемнадцатая
Локаторы наоборот
- Если вам хочется спать, - мягко сказала Джуди, - мы уйдем.
- Нет. Давайте уж покончим с этим. Мне завтра предстоит лететь на большую землю.
- Зачем?
- Чтобы привезти кое-что. И чтобы не маячить у него перед глазами.
- Он и вас подозревает, как доктора Мак-Турка?
- Все может быть.
- Тогда, пожалуйста, не возвращайтесь.
- Я могу быть на что-то полезен лишь здесь. А кроме того, как насчет вас?
- Да вы не беспокойтесь, - прибавил он, - я стараюсь, сколько могу, держаться от него подальше, хотя бы из страха перед промыванием мозгов. А это дело нехитрое.
Он сознавал, какому подвергается риску. Именно поэтому в речи его мелькнул оборот давних рисковых времен.
- А как он собирается овладеть миром?
- С помощью этих его вибраторов.
- Вы не могли бы нам о них рассказать?
- Если бы мог, рассказал бы. Для того, чтобы в них разобраться, - хотя бы самую малость, - нужно быть специалистом по радиолокации.
- И кроме того, - устало прибавил он, - я подозреваю, что для полного их понимания нужно прожить лет сто пятьдесят.
- Как они работают?
- Это что-то связанное с частотами. Как мне объясняли, всякой вещи свойственны свои колебания, а вибраторы способны вносить в них помеху. Вы знаете про те здоровенные чаши, которые строят на Аляске, чтобы принимать радиоволны? Ну вот, а у его локаторов действие в точности обратное. Они излучают волны.
- И что при этом случается?
- При точной настройке в веществе прекращаются колебания.
- А что происходит, когда в тебе прекращаются колебания?
- Ты и сам тоже - прекращаешься.
Он мрачно уставился в свою кружку, покачивая ею так, чтобы остывший осадок оставался на стенке.
- Этот остров, - сказал он, - стоит как раз на полпути между Америкой и Россией. Он выбрал его не за одну только уединенность. Если он расставит вибраторы кольцом, направив их наружу, он может создать вокруг что-то вроде оболочки из античастот, которую можно будет растягивать на весь мир или стягивать.
Вот представьте себе плавающий в вашей ванне мыльный пузырь. Если бы у вас была воздушная трубка, соединяющая центр пузыря с Роколлом, вы могли бы раздувать его и раздувать, и в конце концов, он заполнил бы собой всю ванну. А если бы ванна была округлая, как земной шар, пузырь обогнул бы ее и встретился сам с собой на другой ее стороне, в тысяче миль под нами - на островах Мидуэй или где-то еще.
- Нет, а что все-таки значит "прекращаешься"?
- Перестаешь существовать.
Он прибавил, не уверенный, что детям стоит об этом рассказывать:
- От Трясуна ничего не осталось, - даже похоронить было нечего.
- Значит Земля исчезнет?
- По правде сказать, я не знаю. Во всяком случае, станет инертной. Что происходит с вещью, когда она лишается собственных частот?
- Но тогда всему на свете придет конец.
- Он же не сможет править миром, - пояснила Джуди, - если никакого мира не будет.
- Да, но ему вовсе не обязательно прибегать к точной настройке. Если чуть-чуть сместить частоту, в веществе начнется что-то наподобие перебоев. И кроме того, нет никакой необходимости выдувать такой пузырь, чтобы он обогнул весь земной шар. Подумайте сами, что будет, если он выдует оболочку, которая сместит все частоты от Ньюфаундленда до Москвы и от Шпицбергена до Либерии?
- Ну, и что же будет?
- Я полагаю, он скажет президенту Эйзенхауэру и мистеру Хрущеву: "Видите, в Англии, Франции, Испании и Германии люди все до единого мучаются страшной головной болью, а все их машины встали. Так вот, если вы мне не подчинитесь, я этот мой пузырек раздую пошире."
- А как он это скажет?
- По радио, я полагаю.
- И тогда им придется поднять кверху лапки.
- Или терпеть головную боль, причем все более сильную.
- Но они же могут сбросить на него атомную бомбу или послать управляемую ракету.
- Она развалится на куски, как только встретится с оболочкой.
- Ну и ну!
- И как скоро все это должно случиться? - спросил Никки.
- Собственно говоря, того и гляди.
- Но…
- Все уже готово, остались кое-какие мелочи. Это может произойти на следующей неделе. Я как раз лечу завтра, чтобы забрать ванадиевую проволоку еще для одного вибратора.
- И вы работали на этого человека!
- Работал, Джуди. Понимаешь, я верил в благотворность единого управления миром.
- Мне все-таки непонятно, как это полдюжины людей смогут им управлять? Ведь сколько всего существует, за чем необходимо присматривать.
- Вероятно, он сохранит нынешние власти. Ему лишь придется вправить им мозги, как техникам и команде траулера.
- Тогда какая ему польза от вас, от Китайца, от Никки?
Он снова провел ладонями по глазам, усталость одолевала его.
- Кто-то нужен для того, чтобы изготавливать эти штуки, - таковы, к примеру, Пинки, Трясун и Китаец. Кто-то, чтобы доставлять сюда припасы, - я, например. Кто-то, осмелюсь предположить, понадобится как телохранитель, когда настанет время. Секретари нужны. Нужны люди, не поддающиеся ничьему внушению, кроме его. И кто-то нужен, чтобы продолжить все это, когда он умрет. Он, видите ли, все-таки умрет. Он не бессмертен - не какоето там сверхъестественное существо. Самый обычный человек, вся разница лишь в возрасте и в уме. Мне приходится постоянно напоминать себе, что он - обычный человек.
И мистер Фринтон твердо добавил:
- И может быть устранен.
Джуди нервно спросила:
- Вы действительно собираетесь привезти ванадий?
- Я мог бы его задержать ненадолго. Сказать, что он еще не доставлен.
- Но если вы рано или поздно не привезете его, он ведь способен поступить с вами так же, как с Доктором?
- В общем-то, может попробовать.
Пока они обдумывали такую возможность, он пояснил:
- Дело не в этом ванадии. Он скорее всего управится и с тем, что уже имеет. Я все равно не могу остаться там и предупредить людей или отказаться доставить то, что ему нужно.
- Почему?
- Вы задаете несколько вопросов сразу.
- Простите.