Детям-то что, - они молоды и легко приспосабливаются к новизне. Так или иначе, а они, несмотря на опасность их положения, обжились на острове, словно и впрямь приехали сюда на каникулы. Они плескались в дивном океане или изучали чудеса машинного зала, казавшиеся Никки нескончаемыми, пока добродушные техники болтали о футбольном тотализаторе, за которым следили по радио. Шутька же, в отличие от них, приближалась к преклонному по собачьим меркам возрасту. Ей недоставало не одной только селедки, но и многого другого, к чему привязываются пожилые люди, - собственного кресла, в котором так приятно посидеть у огня, закадычных друзей, вроде принадлежавшего Герцогине сеттера Шерри, и даже кухонной кошки. Она не испытывала удовольствия от перемены обстановки, от чужеземных островов, на которых и кролика-то не найдешь, все сплошь какие-то птицы, которые к тому же жутко больно кусаются. Нос вот ободрали. Ее томило неопределенное подозрение, что в любую минуту кто-то может выскочить неизвестно откуда и спихнуть ее в море. Подобная перспектива приводила ее, приверженную принципу личного выживания, в негодование. И селедки днем с огнем не сыщешь. Нет даже травы, - нечего пожевать, когда хочешь, чтобы тебя стошнило. Шаткость бытия и отсутствие домашних удобств начинали окрашивать в мрачные тона ее представления о человеческой надежности, каковые и прежде-то не были особенно розовыми во всем, что не касалось близнецов.
Шутька прошлась вдоль койки Джуди и тронула лапой глаз девочки, чтобы та проснулась. Шутька твердо знала, что когда человек не спит, глаза у него открыты, и этот прием, простой, как нажатие на рычаг игорного автомата, уже не раз доказал свою действенность.
- Шутька!
Было около четырех утра, когда они, спотыкаясь и протирая слипающиеся глаза, выбрались на воздух, решив, что Шутьке необходимо сделать свои дела, - в чем она совсем не нуждалась.
Уже вставало солнце. Или еще не вставало? В этих широтах краткая летняя ночь завершалась столь протяжной зарей, что уловить точный миг восхода было трудно.
Дети стояли посреди безветренного утреннего покоя, еще немного дрогнущие в ночных рубашках после теплых постелей, а опаловое, млечное, молчаливое море, - день ожидался жаркий, и на большой земле сейчас, наверное, висел росный туман, - море перетекало в бесцветное небо, не отделенное от него какой-либо чертой. Постепенно, покамест Шутька бездельно топталась вокруг, а морские птицы, уже занятые делом, хотя, быть может, и несколько сонные, слетали к морю, чтобы выловить рыбу, едва уловимые тона кармина и желтого кадмия, нежные и мягкие, как оперение на голубиной шее, проступили в призрачном храме рассвета. Солнце, которому еще предстояло набраться свирепости, мирно всплывало над дымкой зари. Океанские птицы, совершенно как обитательницы английских лесов, заголосили, кто во что горазд. В Гонтс-Годстоуне пение птиц на заре порой пульсировало звучащими волнами, словно кто-то остервенело терзал концертину, зажимая пальцем кнопку, не дающую нотам звучать. Здесь, в море, шум стоял, словно на празднике в сумасшедшем доме.
- Как приятно просыпаться.
Она намеренно не добавила "раньше других". Она имела в виду не то, что сегодня восход принадлежал только им, - просто ее охватило чувство, что живым быть лучше, чем мертвым.
- Шутька мошенничает. Пойдем, посмотрим, не найдется ли чего на завтрак.
В большой белой кухне было пусто и прибрано. Без людей она жила своей тайной жизнью, - как и каждую ночь, когда они уходили спать.
Близнецы нашли в холодильнике фруктовый сок, а на полках - жестянки с молоком, овсяными хлопьями и кофе. Шутька прямо с порога мрачно принюхалась, убеждаясь в отсутствии любимого деликатеса. Она, пожалуй, могла бы, подобно людям восемнадцатого века, взволнованным переменами в календаре, маршировать с плакатом: "Верните нам наши одиннадцать дней (селедку)". Прогресс не вызывал у нее одобрения.
Окончательно пробужденный приятным теплом и утренним ароматом кофе, Никки сказал:
- Если человек подарил тебе поющий кувшинчик, это еще не значит, что его словам можно верить.
- Он говорил правду. Все совпадает с тем, что рассказывал мистер Фринтон.
- Коли на то пошло, почему мы должны верить мистеру Фринтону? Может, они сговорились.
- Ты-то ему веришь?
- Ну, пожалуй что да.
- Вот видишь.
- Я все-таки не думаю, что люди начинают убивать один другого оттого, что они… ну, вроде как не одобряют принципов друг друга.
- Такие люди, как мистер Фринтон, на это способны.
- Почему ты так думаешь?
- Он человек серьезный.
- И наверное, уже многих убил на войне, - добавила Джуди.
- Но зачем ему обязательно убивать Хозяина? Разве нельзя запереть его или разломать вибраторы, или еще что-нибудь сделать?
- Да ведь тогда он сможет начать все сначала. А кроме того, со всем этим гипнозом, как он к нему подберется?
- Но в таком случае, как же он собирается его застрелить?
- Может быть, ему удастся выскочить из двери и начать палить, прежде чем сработает гипноз?
- По-моему, он и сам не очень в этом уверен.
- Как бы там ни было, тут дело не просто в принципах, - сказала Джуди. - Хозяин много чего натворил. Мы с тобой даже не знаем, как много. Его могли бы повесить за одного только Доктора.
- А вообще, - что такое принципы? - спросил Никки.
Но ее больше интересовал сам мистер Фринтон.
- Он ведь и сам был в каком-то смысле похищен. С помощью гипноза. Вот он и хочет вырваться на свободу. И потом, ты вспомни про Пинки с его языком.
- А все-таки, объединить мир - это хорошая мысль, разве не так? Если не будет разных стран, то и воевать друг с другом станет некому.
- Некому.
- Кто-то из здешних говорил, - да, Доктор, - что иногда приходится убивать немногих, чтобы спасти очень многих. Он сказал, что таков научный подход.
- Вот поэтому мистер Фринтон и должен убить Хозяина.
- Сплошные убийства, - с отвращением произнес Никки, - как в кино. И почему люди не могут вести себя разумно?
- Не могут и все.
- И почему мы не можем просто признать идею Хозяина правильной, и пусть он ее осуществляет?
- Потому что нельзя силой принуждать людей к добру.
- Нас-то небось принуждают, - мрачно сказал Никки. - Щеткой для волос да по башке.
- Но…
- У меня такое чувство, - продолжал Никки, - что все запуталось. Если…
- Послушай, - прервала его практичная Джуди. - Тебе приятно, когда тебя шлепают?
- Нет, не приятно.
- Вот то-то и оно.
- Что - то-то и оно?
- Раз нельзя принуждать человека к добру щеткой для волос, значит, нельзя и вибратором, ведь так?
- По-моему, это не одно и то же.
- Совершенно одно и тоже, - заверила Джуди. - И кроме того, мистер Фринтон хороший. А это самое главное.
- Если он такой хороший, - сказал Никки, проникая в самую суть проблемы, - и не одобряет щеток для волос, зачем тогда он собирается укокошить Хозяина? Ведь все к тому же и сводится. Ему самому придется прибегнуть к силе.
Джуди упрямо повторила:
- Мистер Фринтон хороший.
Собственно, больше и сказать было нечего, помимо уже сказанного самим майором авиации, - того, что осуществление плана началось задолго до изобретения атомной бомбы. И что прогрессу нужны мутации.
- Да, жизнь, похоже, трудная штука.
- Мы с тобой начали с Китайца.
- Не верю я, что его заботят какие-то принципы, и вообще я ему не верю так, как мистеру Фринтону. Помнишь, он сказал насчет насилия. Это все та же сила.
- Я думаю, малым насилием можно предотвратить очень большое.
- И все равно я ему не верю.
- Но он-то ведь нам доверился.
- Как это?
- Сказав нам правду. Ты подумай, как он рисковал, когда сказал, что не всегда подчиняется Хозяину.
- У него могла быть какая-то задняя мысль.
- Какая?
- Может, он пытался заманить нас в ловушку.
- Зачем?
- Откуда я знаю?
- Никки, а давай его спросим.
- Это мы можем.
- Мы его спрашивали о самых разных вещах, и он не возражал. Он почти что подтвердил, что он заодно с мистером Фринтоном.
- Он был осторожен.
- Разве тебе не ясно, что заставляет его осторожничать? Надо было нам прямо попросить его помочь мистеру Фринтону. Тогда их было бы двое. Раз Хозяин способен заглядывать им в мозги, они, конечно, не смеют довериться друг другу, но мы-то теперь знаем про них и могли бы их свести.
- Да, но до какой степени он способен в них заглядывать?
- Как я теперь понимаю, ему легче всего с такими, как я, и труднее всего с такими, как Пинки, а все остальные - в промежутке между нами. Вероятно, с Китайцем ему посложнее, чем с мистером Фринтоном.
- Джу, я не думаю, что наше вмешательство принесет какую-то пользу. Нам всего-навсего двенадцать лет.
- Ну, если ты намерен сидеть здесь и сосать пальчик…
- Не в этом дело. Я опасаюсь гипноза.
- Он же сказал, что это не гипноз. Он сказал, тут что-то настоящее, наподобие Относительности, и Китаец тоже говорил про Материю и Сознание.
- А вдруг мистер Фринтон не хочет, чтобы мы все рассказали Китайцу?
- Мы можем прощупать его, ничего не рассказывая.
- Интересно, как его зовут по-настоящему?
- Ой, ну, Мо или Фу или еще как-нибудь. Какая тебе разница?
- Если бы мистер Фринтон хотел, чтобы он знал, он бы нам так и сказал.
- Но он же мог и не догадываться, что представляет собой Китаец. Наверное, только мы об этом и знаем.
- С чего это ты так решила?
- С того, что иначе он нам сказал бы об этом.
- Пожалуй, получается, что это разумный шаг?
- Нам вовсе не обязательно прямо сейчас рассказывать Китайцу про мистера Фринтона, Никки. Мы можем поговорить с ним тактично, намеками. И тогда, если он сообразит, что к чему, на нашей стороне будет одним человеком больше.
- Если только мы себя не выдадим.
- Нет, ты представь, что будет, если они смогут действовать заодно! А вдруг они оба задумали помешать Хозяину и ничего друг о друге не знают?
- Плесни Шутьке немного молока, - с неуютным чувством сказал Никки, - согласившись тем самым подтолкнуть Китайца именно к тому, к чему собирался подтолкнуть их Китаец.
Глава двадцать первая
Золотой тигр
К полному своему изумлению они узнали, что Китайца зовут мистером Бленкинсопом.
- Мое настоящее имя, - объяснил он, - означает Золотой Тигр В Чайном Лесу, но мне, разумеется, трудно было ожидать, что мои европейские друзья станут так меня называть. Поэтому, перебравшись в Оксфорд, я, чтобы не терзаться раздражением, слыша, как перевирают мое имя, официально сменил его на Бленкинсоп. Нет-нет, я вовсе не обманываю вас, уподобляясь доктору Трясуну. Бленкинсоп имя редкое и особенно удобно тем, что его легко запомнить. Послушайте, я принес маленький подарок для мисс Джудит. О нет, пожалуйста. Умоляю вас, не стоит об этом. У меня в спальне, - в покоях Хозяина, - немало восточных безделиц, так что с этой мне расстаться легко. Вам стоило бы как-нибудь зайти, посмотреть остальные.
Это был превосходный, сделанный из папье-маше тигр величиной почти с Шутьку, в оранжевую и красную полоску. Голова и хвост его соединялись внутри пружиной, так что стоило лишь дотронуться до них и тигр начинал кивать головой и помахивать хвостом, производя впечатление отчасти страшное, а отчасти смешное. Страшными казались полоски и усища, придававшие ему сходство с полосатой зубаткой, - но едва он принимался кивать, как становилось ясно, что он только притворяется таким уж страшилищем. Джуди сразу поняла, что самое правильное - дать ему моток шерсти, чтобы он мог рычать на него, изображая свирепость, но на Никки самое сильное впечатление произвела его грозная соразмерность. У китайцев такой тигр называется Кошкой с острова Сямынь.
- Как видите, мы оба с ним Золотые Тигры. Надеюсь, он придется вам по душе.
- Он великолепен. Только я не думаю, что нам следует его принимать.
- Приняв, вы окажете мне услугу.
- Если вам и вправду не жалко с ним расстаться…
Никки сказал:
- Познакомь с ним Шутьку.
Они познакомили Шутьку с тигром, но ничего из этой затеи не вышло. Если бы он пах тигром, результат еще мог бы получиться иным. А так Шутька некоторое время недоуменно наблюдала его кивки, а после разлеглась самым вульгарным образом и принялась грызть собственный хвост.
Мистера Бленкинсопа ее поведение нисколько не огорчило. С непроницаемым лицом он разглядывал собачонку, и глаза его походили на два сваренных "в мешочек" яйца с узкими надрезами на оболочке.
- Пекинесы, - задумчиво сказал он, - столь любезные моему народу, происходят, как говорят, от Льва и Бабочки. Впрочем, коекто уверяет, что от Льва и Мартышки. Они полюбили друг друга и в результате появился на свет первый пекинес. Тех, что поменьше, придворные дамы носили внутри рукавов, используя их вместо муфт или грелок.
- Шутька, лапушка, ты бы хотела стать грелкой?
- Лучшее, что из нее может получиться, это ершик для чистки бутылок, - сказал Никки.
- Как ты можешь!
- Однажды хозяйка модного салона, похвалив одну из собачек нашего императора, сказала мне: "Ах, если бы можно было содрать с нее шкурку, какой прекрасный палантин я бы сделала из нее". На что я ответил: "Драгоценная леди, если б я мог содрать шкурку с вас, я обзавелся бы парой превосходных сапог".
Дети ошеломленно уставились на него. Так он и впрямь человек! С этой минуты в них вселилась уверенность, что сомневаться в мистере Бленкинсопе, - который так любит собак, - вещь невозможная. Именно этого он и добивался.
- А она что сказала?
- Она удалилась, вереща от гнева, как белка.
- И грелка! - с дурацким восторгом завопил Никки. Он покатился с Шутькой по полу, едва не своротив тигра и выкрикивая: "Белка!", "Грелка!"и "Сопелка!".
- Можно нам будет прийти посмотреть ваши восточные безделушки?
- Как-нибудь, когда Хозяин будет занят.
- Он не хочет, чтобы мы заходили в его покои?
- Это не вполне удобно.
При упоминании о Нем настроение у детей сразу упало.
- А мы не можем прийти в субботу, когда он напьется?
- Он никогда не напивается.
- Мистер Бленкинсоп, - тактично сказала Джуди, - вам не кажется, что его следует остановить?
- Меня "посещала подобная мысль".
- Почему вы ему помогаете?
- По тем же причинам, по которым помогает ему ваш друг, майор авиации.
- Мистер Фринтон говорит…
Никки закашлялся, но Джуди решительно продолжала:
- Он говорит, что людям следует предоставить возможность самим выбирать, что правильно, а что нет.
- Весьма основательная точка зрения.
- А вы с ней согласны?
- Мистер Фринтон - "человек добрых правил".
- Я знала, что вы с ним согласитесь!
Никки вдруг опять понесло куда-то в сторону.
- Это чем-то похоже на вивисекцию, - пояснил он.
- Что именно?
- Вот это - убить нескольких, чтобы помочь всем остальным.
Джуди решила, что самое время задать еще один тактичный вопрос:
- Мистер Бленкинсоп, а вы вивисекцию одобряете?
Ему хватило сообразительности ответить:
- Нет.
- Понимаете, нельзя же так поступать с существами, которые вам доверяют. Никки говорит, что с теми, кто не доверяется тебе, допустим, с кошками, он еще мог бы это проделать, но предавать доверчивых существ невозможно. Просто невозможно. Ни обезьянок, ни собак, ни лошадей…
- В общем, никого, кто тебе верит. И свиньи на самом-то деле - очень милые, и мы вот еще как-то выращивали ягненка… Ах, мистер Бленкинсоп, если совсем по-честному, нам следовало бы стать вегетарианцами, только это ужасно трудно, вот мы и стараемся не задумываться, ведь вы согласны с нами, правда?
Никки сказал, старательно выбирая слова:
- Если ты предаешь живое существо, ты наносишь вред себе самому. Я думаю, гораздо хуже умереть от предательства, чем от рака, потому что рака ты не выбираешь.
- А вивисекцию выбираешь, - вот что он хочет сказать.
- Хуже всего, когда убиваешь собственную душу.
Руки Китайца поглаживали одна другую, словно бы утешая.
- Мастер Николас, а вы могли бы зарезать человека?
- Если он мне не доверяет, думаю, что да.
- Люди, по крайней мере, способны сами о себе позаботиться, - вставила Джуди.
- А Хозяина вы могли бы зарезать?
- Это… - начал Никки, но на сей раз сестра наступила ему на ногу. Он гневно воззрился на нее.
- Мистер Фринтон сказал…
- Мистер Бленкинсоп считает, что его надо остановить, - сказала Джуди, - и это самое главное.
- А как бы вы это сделали, мисс Джудит?
- Мистер Фринтон, - решился Никки, - собирался его застрелить.
Они ожидали реакции Китайца, охваченные страхом перед тем, что сказали.
- Весьма интересно.
- Вы обещаете никому про это не говорить?
- Ведь мы не ошиблись, открывшись вам, мистер Бленкинсоп? Вы же сами сказали…
- Будет лучше, если вы мне все объясните.
- Мы не имеем права. Не можем. Только если…
- Со мной ваша тайна будет в полной безопасности.
- Клянетесь?
Дети в тревоге уставились на него, и он поклялся с бесстрастной торжественностью, подняв вверх одну руку и не став от этого смешным. Как сказал Шекспир, мы, люди, читать по лицам мысли не умеем, - особенно по восточным. Они рассказали ему все.
- Мистер Фринтон - весьма порывистый молодой джентльмен, - сказал он, выслушав их рассказ.
Близнецы ожидали дальнейшего.
- Ситуация гораздо сложнее, чем он думает.
- Но вы поможете ему?
Уютные ручки перестали ласкать друг друга и замерли ладонями вниз, - Мистер Бленкинсоп пожал плечами.
- Я ему ничем помочь не могу.
- Но вы же сказали…
- Мисс Джудит, послушайте меня и постарайтесь понять сущность того, что вы называете гипнотизмом Хозяина. Он отнюдь не сверхъестественное существо и тем не менее он действительно наш хозяин. Он является таковым потому, что прошел сразу по двум направлениям гораздо дальше, чем большинство людей. Да, он гипнотизер, но гипнотизеров и без него существует немало. В его способности к внушению нет ничего необычайного, за исключением, быть может, степени, до которой он ее развил. Второе направление - его способность к экстрасенсорному восприятию. Люди давно уже осознали, что пространство неотделимо от времени. Мир физики - это мир пространства-времени. Оба они представляют собой просто различные стороны одной и той же сущности. Я не сумею объяснить вам на языке существительных и глаголов, - поскольку и сами такие слова, как "материя"и "сознание", суть существительные, - почему мир экстрасенсорного восприятия является миром материи-сознания, каковые опять-таки представляют собой различные стороны одной сущности. Надеюсь, вам хотя бы отчасти понятно то, что я говорю?
- Продолжайте.
- Хозяин научился пользоваться этим материально-сознательным континуумом, что превращает револьвер мистера Фринтона в чистой воды иллюзию.
- Вы хотите сказать, что он не выстрелит?
- Ну, это было бы слишком. Не выстрелит сам мистер Фринтон.
- Мы думали, что он может выскочить из двери и…