- Лейтенант, двое дауров из рода князца Ботога предали нас, - проговорил даур, прикрыв глаза. - Они ждали маньчжур и, улучив момент, привели нашего врага к дому старейшины Цибы, который завлёк их к себе для важного разговора.
- И что с ними случилось? - похолодел Волков. - Их пленили?!
- Они не дались, - произнёс Иван, и лейтенант понял всё без лишних вопросов.
Даур пояснил офицеру, кто именно валяется в мокрой грязи, после чего офицер отрядил Ивана и Гаврилу немедля скакать за Фролом и Агеем, которые остались наблюдать за тропой маньчжур. А начальник заставы тем временем приступил к допросу пленного с помощью другого даура, Семёна, что прибыл вместе с ним. Пленник-маньчжур не артачился и выкладывал интересующую сунгарийцев информацию без долгих раздумий, с опаской поглядывая на револьвер Волкова. С его слов, полуторатысячный конный отряд военачальника Мацана, в которых входили монголы и несколько сотен маньчжур, пришёл на эти земли, чтобы увести в Маньчжурию род князя Ботога, который был данником Цин.
- А ты откуда это знаешь? Да говоришь ли ты мне правду? - спросил маньчжура Волков.
- Да, я говорю правду! - буквально выплюнул эти слова пленник, вытирая лицо полами кафтана.
Далее он рассказал, что всадники должны заставить уйти в Маньчжурию тех туземцев, что живут на нижнем Шунгале, поблизости от варварской крепости.
- Опять варварской? - переспросил Ивана Волков. - Почему вы считаете нас варварами?
- Потому что вы - не они, - пояснил Семён. - Они горды, они чванливы. У них своя правда и иначе как силой, вы их не заставите считать вас ровней.
- Ясно, - хмуро кивнул лейтенант. - Кто командует отрядом, откуда он? - Снова перешёл к вопросам офицер.
- Имя военачальника Мацан, а откуда он прибыл - не знаю. Говорят из земель восточной Халхи. - отвечал маньчжур.
- Зачем? - нахмурился лейтенант.
- Я же говорил! - нервно пояснил пленник. - Увести наших данников!
Между тем дождь явственно утихал и вскоре лишь крупные капли воды падали с высоченных сосен, когда порыв ветра заставлял их кроны раскачиваться. Стало холодно, и Волков с нетерпением ожидал возвращения Фрола, чтобы поскорей возвращаться на заставу. А пока допрос пленного продолжался. Выяснилось, что в Гирине есть пушки, подаренные ещё Минам заморскими варварами, о которых пленник слыхал от других воинов. Сейчас несколько оных варваров находилось в войске гиринского футудуна Сабсу.
- Заморские варвары? - удивился Волков. - Что за люди?
- Не знаю, я их никогда не видел, - пояснил пленник.
- Ясно, - кивнул офицер, задумавшись.
Вскоре он что-то решив для себя, Иван спросил пленника о дальнейших намерениях Сабсу и его войска.
- Он должен оборонять Гирин и заставлять уходить солонов и дючер на юг.
- А наша застава? Они знают про неё?
- Знают! - часто закивал маньчжур.
- Семён! - позвал даура офицер. - Иди, встречай наших. Я сейчас буду.
Даур, кивнув, забрал с полянки свои вещи и рюкзак Ивана, после чего скрылся за ветками кустарника. Офицер же направился к замершему пленнику.
Семён присел на пригорке близ звериной тропы и принялся осматриваться вокруг. Серое небо, затянутое чёрными тучами, всё ещё ронявшими на мокрую землю крупные горошины уходящего на запад дождя, стремительно темнело.
- Скоро совсем стемнеет, - заметил появившийся на опушке Волков, вытиравший тускло блеснувший штык-нож о кусок тряпицы.
- Да, - согласился Семён. - Поспешать к заставе надо, лейтенант, чую я, недобро дело.
* * *
Путь до заставы занял гораздо больше времени, чем предполагал Волков. Лейтенант опасался за коней - несшие на себе по два человека каждый, они легко могли повредить себе ногу на скользкой жиже, а на лесных тропах из-под земли частенько выступали мокрые корни деревьев. Кроме того, остывающий сейчас на злополучной полянке маньчжур говорил, что один из отрядов конников вполне мог атаковать небольшой острожек северян. Но даже этот факт мерк в сознании сунгарийского офицера на фоне предательства дауров. В связи с этим происшествием Иван Волков договорился со своим тёзкой об умолчании этого факта - не следовало людям говорить об этом поступке бывших пограничников. Даур понимающе согласился и обещал молчать. Даурский народ, который по замыслу Ангарска, должен будет стать главным союзником сибиряков, и так был окружён повышенным вниманием со стороны русских. Жизнь дауров, а особенно тех, кто жил в непосредственной близости от поселений ангарцев, постепенно и неуклонно менялась - в даурских городках и деревнях появлялись церквушки, а при них и школы. Строились бани - в устроенный быт амурцев настойчиво входила личная гигиена. Тут конечно многое зависело от князцов и вождей и, надо сказать, подводили они не часто. Частыми гостями становились не только рекрутёры и врачи, но и бригады агрономов, которые выдавали пахарям, а именно так переводилось самоназвание дауров, пшеницу, картофель и другие культуры, а также активно внедряли новые для своих подопечных способы ведения хозяйства.
И Бекетов, а теперь и Сартинов видели, что по сравнению с тунгусами, да и любыми другими туземцами, дауры с гораздо большей охотой перенимали всё новое. Сазонов и прежде говорил тоже самое и об айнах, но они покуда были слишком далеко от окультуриваемых сибиряками мест. Амурские пахари же к настоящему времени стояли на объективно высшей ступени развития среди всех сибирских народов, до сих пор виденные ангарцами. Из ангарских тунгусов и бурят, давно уже находящихся под управлением Ангарска, к сегодняшнему дню удалось создать лишь три общины, живших полностью осёдло, в избах и ведших собственное хозяйство. Что, разумеется, не было выдающимся результатом. Здесь же, на Амуре, проблем с этим не было. И теперь выяснилось, что не всем даурам пришлись по нраву новые порядки, насаживаемые пришельцами. Это не было тайной, но таких людей прежде не было среди рекрутов, а тем более среди пограничников. Прежде недовольных туземцев, у которых отняли право иметь рабов и предаваться междоусобице - любимому развлечению духовно неокрепших народов, как-то удавалось отсекать от службы. В случаях активного неприятия новых порядков к смутьянам применялись разного рода репрессии - начиная от переселения и запугивания до физического устранения того или иного князца или старейшины. После чего немедленно задабривались нужные людишки и проводились "выборы" нового, лояльного к сибирякам властителя. При этом желающие находились всегда.
Так что измена стала достаточно неожиданной - складывалось впечатление маньчжурской интриги. Они могли склонить на свою сторону недовольных. Тем более, тот маньчжур в солонской одежде - Матусевичу теперь было над чем поломать голову.
- А даурцев мы всё равно, пусть за уши, пусть с писком и соплями, из феодализма вытащим и заставим жить по-нашему! - очень тихо проговорил Волков, покачиваясь на спине усталого коня.
К заставе пограничники приближались с опаской - стало вполне возможно напороться в лесу на маньчжур, следящих за сунгарийской крепостицей. Однако повезло и худшего варианта из возможного развития ситуации не произошло. Уже на подходе к воротам, метрах в ста от частокола, свет прожектора выцепил маленький отряд.
- Летенат? - послышался узнаваемый, усиленный громкоговорителем, голос Юнсока, который с великим трудом выговаривал звание Волкова.
- Открывай ворота, Юнсок! - прокричал, сложив ладони рупором, офицер.
Лейтенант Волков, не попив с дороги чаю, предложенного Каревым, и не медля и минуты, собрал весь немногочисленный гарнизон заставы на площадке перед арсеналом, оставив на стене лишь корейца. Стоя на крыльце избы, начальник объяснял своим подчинённым общую ситуацию, связанную с очередным вторжением маньчжур. Он рассказал о крупном конном отряде, не отягощённым обозом, который имеет задачу показать сунгарийским жителям, что воины Цин могут наказать их за верность северным чужакам. Кроме того, всадники будут угонять в Маньчжурию население окрестных посёлков. Свет от фонаря освещал решительное лицо офицера, говорившего в полной тишине, соблюдаемой пограничниками.
Иван пояснил, что маньчжуры будут действовать по известной методе - требовать от лояльных Сунгарийску вождей, князцов и старейшин верности империи Цин, или уничтожать их без жалости. А к заставе по Сунгари идёт пятитысячное войско из Гирина, причём на этот раз с артиллерией.
- Иван! - вдруг раздался хриплый голос Владислава Геннадьевича. - Ты скажи, что с нашими парнями и почему они не с тобой?
- Они погибли, - опустил глаза Волков.
Таких одномоментных потерь ангарцы до сих пор ещё не знали. Известие о гибели шести товарищей стало для маленького гарнизона сильнейшим потрясением. Лица людей разом посуровели, а кулаки сжались. Бойцы зримо подобрались.
- Что делать будем, командир? - проговорил Гаврила.
- Выполнять свои обязанности! - повысил голос офицер. - Следить за рекой!
- А как же конный отряд маньчжур? - осведомился Карев.
- Это дело Лавкая и его рейтар! - отрезал Иван. - Мы должны сообщить о прорыве, а не гоняться за сотнями конных лучников! Ясно?
После ужина Волков поднялся на башенку, а на ходу беседовавший с ним артиллерист Карев сменил на посту Юнсока, отправив того спать.
- У Матусевича с разведданными не густо. Видишь, на этот раз без предательства даже не обошлось, - произнёс задумчиво Волков. - Странно…
- Ничего странного, маньчжурам проще запугать или прельстить местных. И, конечно же, им проще вести разведку. Расовый тип схож, к тому же, - глядя на след прожектора, еле-еле освещавший кромку леса, сказал Владислав. - Надо бы через Лавкая или других лояльных князей создать сеть агентов в самой Маньчжурии. Ведь они переселяли туда туземцев?
- Думаешь, наш майор этим не занимается? - усмехнулся Иван. - Занимается, причём уже не один год. Это не афишируется, Владислав Геннадьевич. Поэтому и для нас всех те двое предателей останутся павшими от рук маньчжур героями. А с разведсетью дело на добрый десяток лет.
После некоторой паузы Карев всё же согласился с лейтенантом и, обернувшись, проговорил:
- Тихо что-то, Иван. Думаешь, пройдут мимо? Не станут заставу нашу взять пытаться?
- Не знаю, Влад, не знаю! - в сердцах проговорил Иван. - Увидим!
Остаток ночи Волков провёл в башенке, ведя неторопливый разговор с Каревым. Ещё несколько пограничников находились на стенах, наблюдая за местностью. Благо четыре прожектора исправно освещали берег Сунгари, луг, да кромку леса, стоявшего стеной в полутора сотнях метров от одного из них, находившегося в надвратном укреплении. Покуда враги замечены не были, но их присутствие незримо ощущалось. Помимо множества следов, оставленных ими на тропе, что вилась между сопок, как сообщил лейтенанту Фрол, ночью были слышны многоголосое конское ржание и вскрики людей. Тихой ночью, как известно, звуки над водой разносятся особенно хорошо.
Волков надеялся, что переданное Мишей сообщение об отряде врага, просочившемся на земли солонов, формально принявших присягу князю Соколу, вызовет нужный ответ в виде лавкаевских рейтар. Примерно такой, который они показали при зачистке Науна.
Ранним утром, когда было ещё темно, а на берегах Сунгари клубился плотный туман, Гаврила сменил Юнсока на посту в башенке. Немного поговорив с корейцем, помор пожелал ему хорошенько выспаться, а сам поводил для приличия лучом света по лугу, зацепив опушку. Скоро уже нужно будет их гасить - стремительно светало. Солнечный диск через несколько десятков минут уже поднимется над зелёным океаном леса, чтобы начать новый день. Гаврила вспомнил, насколько оно громадно по сравнению с совсем малюсенькой Землёй - на доске Солнце не поместилось, и учитель нарисовал лишь его бок, вызвав вздох удивления у своих учеников.
- Вот оно же как на свете быват… - пробормотал молодой пограничник и вздрогнул от неожиданности.
Гавриле показалось, что он видел какое-то движение на опушке. Немного поводив широким лучом света, он попытался найти это место. Лишь приглядевшись, он вдруг заметил одинокого всадника. Казалось, он смотрел прямо помору в глаза, и сержант почувствовал, как похолодели его руки. Однако он быстро пришёл в себя и, не сводя глаз с незнакомца, снял с плеча винтовку. Чужак же поднял к лицу руку, чтобы защититься от света, бьющего ему в лицо. Гаврила прицелился. Пограничник хотел попасть в одно из деревьев рядом с незваным гостем. Тем временем, сержанта окликнул кто-то из товарищей, но он не отводил взгляда от странной фигуры. Грянул выстрел. Гаврила готов был поклясться, что он попал в ближайшую к незнакомцу сосну, сорвав с неё порядочный кусок коры. Однако всадник даже не пошевелился, оставаясь в седле. Помор, удивившись такой выдержке, поцокал языком.
- Гаврила! Что случилось? Почему стрелял?! - потряс его за плечо Владислав Карев.
Сержант молча указал ему на всадника. И тут чужак громко и пронзительно вскрикнул, завертелся на коне и, хлестнув того плёткой, ускакал прочь. Мгновение спустя за ним проследовали, дробно выстукивая копытами по утоптанной тропе, идущей параллельно Сунгари, ещё с десяток конников.
Вскоре всё стихло, а над лесом вставало багровое солнце. Начинался новый день.
Глава 5
Датское королевство. Ютландия. Июнь 1645
Шведы спешно уходили с оккупированных земель полуострова на юг, к немало пострадавшему от них Фленсбургу. Далее путь их лежал на восток - к Ростоку, где армия Леннарта Торстенсона получит небольшую передышку, там же должен будет решиться вопрос с перевозкой солдат в Швецию. Хотя, возможно, армии всё же придётся тащиться к Кольбергу, ибо датские корабли уверенно контролировали юго-запад Балтики. Сам фельдмаршал Торстенсон с конца весны находился уже в Швеции. Его опыт управления войсками сейчас был жизненно необходим короне. Однако осенью прошлого года его манёвры в Ютландии были отнюдь не блестящи. Попытки нетерпеливого Леннарта переправить свою армию на остров Фюн, где даны оборонялись, опираясь на действия своего флота и крепость Миддельфарт, стоили ему около двух тысяч жизней солдат. В начале зимы, когда фельдмаршал появился в чешских землях, для дальнейшего наступления на Вену, ему повезло гораздо больше. Разгромив имперцев при Янкове, при этом практически лишив их армии, Торстенсон открыл дорогу своим солдатам на Брно. Но именно в этот ответственнейший момент полководца прямым приказом вызвали в Швецию, которая терпела фиаско в борьбе с заведомо слабой Данией, на стороне которой неожиданно для многих выступило Московское царство. Оставив войска в Богемии на генерала Виттенберга, Леннарт, разбитый болезнью и переносимый на носилках, немедленно отбыл к Кольбергу, откуда корабль доставил его в Стокгольм. Теперь вместе с находившимся в опале риксканцлером Акселем Оксеншерной они лихорадочно разрабатывали план спасения Отечества, покуда войска короля Кристиана, набравшись сил, не нанесли удар из южной Сконе. Шведские войска, поначалу уверенно продвигавшиеся по этой датской провинции, постепенно выдохлись и теперь лишь оборонялись от частых вылазок датчан. Вылазок, следует сказать, зачастую весьма успешных. Норвежская же армия Ганнибала Сехестеда всерьёз грозила шведской провинции Эребру, где из-за этого учинилась сильная паника. Знатные и богатые граждане покидали свои дома, уходя к Стокгольму, где они надеялись пережить нашествие датчан и норвежцев. Крестьяне и беднейшие горожане, возмущённые рекрутскими наборами и резко повышенными налогами, готовы были взяться за топоры. Ситуация в стране была критической и только победа над датчанами могла гарантировать внутреннее спокойствие. Именно этого и требовал от Леннарта высший сановник королевства. И фельдмаршал был готов к решающему бою, выбрав нужную стратегию. Торстенсон решил нанести свой первый удар по наислабейшей части датской армии, которая скорым маршем шла через провинцию Скараборг на соединение с Ганнибалом, выдвигавшимся из Карлстада. Этот отряд, численностью до пяти с половиной тысяч солдат, в составе которого было до половины немецких и шотландских наёмников, шёл из-под взятого датчанами Гётеборга. А примерно столько же, судя по донесениям, приходившим в Стокгольм, оставалось в покорённом городе. Леннарт планировал ударить по врагу близ селения Оттербакен. Этим манёвром он хотел вывести из игры слабейшего противника, а затем уж Торстенсон будет драться с Сехестедом. Опасность, исходящая из Сконе должна будет нивелироваться армией фельдмаршала Густава Горна, который, разогнав нестройные толпы поляков под Ригой, вскоре прибудет на Родину. Ещё недавно бывший в отставке старик Горн снова понадобился своей стране в самый критический момент. Так же часть войск шведские корабли перевезут Горну из-под Нарвы и Выборга, благо с русскими удалось заключить "вечный мир". Но прыть и воинская удача московитов сильно озадачила Стокгольм. Канцлер был в бешенстве, когда узнал о быстром падении невских и ингерманландских крепостей. Русские нашли в себе силы выучиться новому для своих орд строю, да принять европейские порядки в армии. Оксеншерне теперь не забыть во сколько золотых монет Швеции обошлось заключение этого мира с Москвой. Бояре оказались весьма и весьма жадными! Но всё же условия мира оказались не слишком обременительными для Швеции. Пощёчина - да, но не более. Внешняя торговля московитов, согласно договору, будет идти только через Нарву, да и хлебная монополия остаётся у шведов. А Ниен можно будет и вернуть. Потом…
В Ютландии же всё было более-менее спокойно. Весна не прошла даром и теперь пять сотен драгун из Колдинга обращались с винтовками вполне профессионально. Что ещё следовало ожидать от воинов, желавших постичь новое оружие и быть одним из пяти сотен, кто составит отдельный отряд лучших стрелков? Более чем три претендента на одно место позволили Саляеву отобрать действительно лучших солдат, а у полковника Эрика Бухвальда нашлось достаточно благоразумия, чтобы уступить Ринату общее командование. Правда он сделал это только из-за личного знакомства командира наёмников с королём Кристианом, ну и благодаря объёмному кожаному кошелю с золотыми монетами неизвестной чеканки очень хорошей работы, который майор Ринат передал ему в знак дружбы. Войско, состоящее из ангарцев Саляева и полуторатысячного отряда полковника Бухвальда не спеша продвигалось к юго-западу полуострова, вбирая в себя, подобно реке, вбирающей ручейки, небольшие дружины оставляемых шведами селений и городков. Среди пополнения были и попрятавшиеся во время шведской оккупации датские солдаты из разбежавшихся гарнизонов, которые теперь желали послужить своему Отечеству, благо теперь сам Господь был на стороне Дании и её благородного короля. Когда численность войска составила две тысячи четыреста солдат, не считая обозных крестьян, Саляев решил, что теперь можно идти к всё ещё блокированному шведами Глюкштадту, стоящему на северном берегу устья Эльбы. Городок, название которого переводилось на русский язык как "Счастливый город", построенный по указу короля Кристиана, дабы стать противовесом ганзейскому Гамбургу оправдал своё название только в том, что ему посчастливилось не быть захваченным шведами на начальном этапе войны. Тогда они имели преимущество, и многие пограничные крепости датчан сдавались фельдмаршалу Торстенсону даже без боя. Между тем на эти крепости ушла уйма денег из и без того скудной казны королевства.