– Нет, не надо. Длинно. Профессором тоже не называйте, хотя есть у меня такое звание и я преподаю в этом институте механику. Но ещё я доктор наук. Поэтому обращайтесь ко мне "Док". Я не обижусь, а вам будет удобно. Правда, то, чем мы будем заниматься, механикой совсем не пахнет. Хотя как сказать!
Резервисты
Господа! Совещание наше сегодня предварительное, или, так сказать, установочное. Прежде всего … А это что?
– Айн момент, док! Айн момент.
С этими словами встал один из господ снабженцев, лысоватый, подслеповатый и несколько перекошенный по вертикали, одетый с претензией на образ советского интеллигента начала пятидесятых годов. Он привычно эффектным жестом метнул точно на центр профессорского стола небольшой фирменно потёртый чемоданчик снабженца, несущий на своих боках следы всех климатических зон Союза.
Пока профессор недоумённо разглядывал то чемоданчик, то его владельца, тот картинно щёлкнул замочком и открыл крышку.
Над столом повеяли запахи вагонных застолий. Поднимающий в атаку аромат солёных в чесночном рассоле огурцов, копчёного в чесночном же тузлуке сала и бурячной браги мгновенно привёл заседающих в активно рабочее состояние.
– Вы что, господа? Если мы с этого будем начинать наше дело, риск провалить его и провалиться самим стократно возрастает! Нас могут стереть в порошок всех! От стариков до младенцев! Или вы их не знаете?
– О, док! Пожалуйста, успокойте ваши нервы! Мы их знаем, как больше никто! Каждый из нас имеет в своём доме большие потери. Каждый из нас увидел то, чего не дай бог увидеть никому. Даже врагу своему, если он еврей.
– И вы можете себе представить, как нам сейчас работается. Можете представить, что Госплан сейчас как малолетний котёнок, только что научившийся писать буквы. Он пишет, а на самом деле всё лежит в другом месте! Или не лежит нигде! Что-то где-то есть, но где – никто не знает! А теперь, если вы хотите с нами познакомиться, то я представлюсь первым: Яков Михайлович Папасиманиди, мой коллега – Мартын Семёнович Вывозюк. Мы оба – полковые разведчики в недавней проклятой войне, которую начинали рядовыми трёхлинейными пехотинцами. Вы можете не поверить, но мы двое – всё, что осталось от четырёх полков. И вы-таки должны нам поверить, что наш военный опыт очень нам помогает в нашей мирной работе. Мы исходим из того, что если где-то что-то было, то это что-то где-то недалеко и сейчас. И мы находим. И всегда договариваемся с помощью этого чемодана. Вы теперь можете спокойно понимать, что мы с Мартыном Семёновичем серьёзные люди и можете заказывать многие вещи, если это не оружие или алмазы. Впрочем, можно и алмазы. Технические.
– Голубчик! Позвольте, я запомню ваши слова об алмазах! Но сейчас разговор пойдёт о других вещах. Совсем простых и прозаических. Доски, гвозди, краска, полотно, канистры, сварка, несколько грузовичков, пара легковушек и …
– Док! Все эти вопросы мы сейчас обсудим. Но по правилам хорошего тона у снабженцев подход к делу должен быть торжественным и взаимно приятным, с расчётом на развитие лично-деловых отношений в будущем, то есть – ты мне, я тебе, и нам обоим хорошо.
После третьей дозы из алюминиевой кружки профессор был полностью уверен, что проблем с материалами у них не будет, что разведчики знают, где что лежит, и сколько литров спирта надо будет профессору добыть для оперативного успеха. Только на вопрос Якова Михайловича, подойдут ли для дела грузовички-студебеккеры и легковушки-штейрпухи, он не мог сразу ответить, так как ни на той, ни на другой марке авто не ездил, да и ни на какой вообще. Но после рассказов снабженцев о поведении этих машин на войне согласился, что подойдут. Тем более что платить за них надо только добрым отношением в виде чемоданчика.
После пятого приёма, когда больше кивавший, чем говоривший Мартын Семёнович несколько расправил плечи, он предложил профессору пару военных транспортных самолётов совсем задаром, но договорились о том, что снабженцы в нужный момент организуют воздушные перевозки, и взаимно согласились, что кафедре механики молодого холодильного института пока не потянуть обслуживание собственного авиапарка.
С последними каплями жидкости профессор неожиданно вспомнил, на какое опасное дело собирается он с новыми (чуть не сказал – собутыльниками) земляками и воскликнул!
– Господа! Вас послал ко мне сам бог! Ведь наше дело требует максимальной конспирации и тайны! Сейчас, как никогда, нам потребуются знания и опыт вашей первой профессии! Соглашайтесь, помогите всем нам незаметно возникнуть, сделать наше дело, и исчезнуть.
Конечно, разведчики-снабженцы, а прежде всего – евреи, тут же пообещали через пару дней принести готовый устав поведения членов еврейского подполья в Советской Одессе.
Списки на материалы и комплектующие снабженцы должны будут получать у проектировщиков, и на этой информации, со всеми конспиративными приёмами, благо, что о них вспомнили, заговорщики разошлись дворами и огородами.
Кузня
Вопрос, где строить серию странных, по описанию профессора, сооружений, стоял недолго. Все сошлись на одном: базой должен быть судоремонтный завод. Он быстрее других восстал из военного небытия, поэтому раньше успел собрать уцелевших и вернувшихся специалистов-универсалов. Город часто обращался к нему за помощью в проектировании и изготовлении металлоконструкций, и флотское начальство всегда шло навстречу, ко взаимной выгоде. К слову сказать, для истории, именно этот завод выручил Одессу, когда перед ней встал вопрос: что подарить витязю в змеиной шкуре к 70-летию его подлой жизни. Подарок сделали вполне для морского города традиционный, но как символ и его вес он оказался весьма двусмысленным и устрашающим. Специалисты завода не придумали ничего лучше, как послать любимому вождю обработанный напильниками и покрытый никелем пятитонный якорь образца пиратских времён, как самый красивый. Он был отправлен на зафрахтованной желдорплатформе вместе с подъёмным краном, и после доставки Чудо-якоря в Музей Подарков, вся экспедиция, на удивление, вернулась домой живой и здоровой. Возможно, приёмщики подарков и позлорадствовали, но вовремя сообразили, что докладывать о таком подарке чревато для всех, кто его видел. Они были, скорее всего, тоже евреями (кто ещё в те времена работал в музеях на символической зарплате?), и, как всегда, достаточно решительными.
На ремонт пароходов шло много досок – их много требовалось для нового заказа. Доски, как расходный материал, шли мимо Госплана, а доставляли их своим транспортом, по морям. Снабженцы заверили, что проблем не будет. У себя дома для них не было невозможного. Внезапная трудность возникла с гвоздями. На весь город был только один станок, который делал гвозди. К нему стояла длинная очередь машин, бричек и ручных тележек с бдительными водителями. Но вопрос быстро разрешился, когда снабженцы подполья подвезли к станку несколько бухт проволоки. Очередь дрогнула. Это был дефицит! Проволоку брали за любые деньги и за эти же деньги пропускали к станку без очереди.
Где живут Архимеды?
Для быстрого создания проекта нужны были остро и весело думающие мозги. Обычные инженеры не годились. Нужны были знания разных областей техники, опыт работы с использованием этих знаний, опыт проектирования почти цирковых аттракционов, и, как и в цирке, способность предвидеть реакцию зрителей на фокусы. Нужна была группа инженеров или, вернее, союз единомышленников, имеющих целью создание суперфокуса, суперпредставления. Но поскольку речь идёт о таком "мисте", как…
Город у моря…
Ужасная история произошла в том удивительном городе, климат которого создал неповторимую и неповторённую до сих пор нигде атмосферу, породившую в нём население, с люльки заражённое бациллой чёрной зависти. И это несмотря на то, что просто физическим качествам климата и атмосферы могли бы позавидовать половина городов мира. Одним словом, город у моря и недалеко от Сорочинцив. Понятно? А бацилла там как завелась, так никакой естественной дезинфекции не поддаётся. Ни солнце её не берёт, ни ветер – хоть с моря, хоть с суши. Главное – страдают мужчины, а женщины только переносят эту бациллу, как комары – малярию.
С другой стороны, сами понимаете, зависть – болезнь не тела, а души, поэтому медицина тут бессильна. Не будешь же завидущего сажать в психушку – нет такой болезни по реестру патологий! А уж какие хитроумные врачи в этом городе водились! Да и водятся! Такие врачи, что будь эта бацилла видна в микроскопе, так от неё остались бы рожки да ножки!
Да и чёрной завистью я назвал это чувство только по причине его силы. Поразительно, но некоторые так ему поддавались, что теряли сон и даже болели. В остальном же это была, вполне можно так сказать, благородная страсть! Более того – она питала и способствовала прорастанию в мужчинах творческих задатков! И-таки воспитала! К вашему сведению, из этого города творцов вышло на порядок больше, чем из какой-нибудь столицы (где и Сенек живёт в десять раз больше).
Вы теперь скажете – ну, и что же это за страсть? Вы даже скажете – ну, и что же это за мужчины? Ведь каждый Сенька знает, что всякое творчество приводит только к бедности! Так есть ли у них жёны? Какая женщина, если она живёт недалеко от Сорочинцив, выйдет замуж за творца? Ей же и платье к лету надо, и шляпка соломенная китайская, и духи хотя бы с Ташкентской парфюмерной фабрики, а у творца в кармане (опять же фольклор!) – вошь на аркане, только на солому для той шляпки! И тут будет ваша правда и неправда.
Правда ваша будет в том, что женщины – они везде женщины, и про них вы всё правильно рассуждаете, а неправда – в том, что творческая страсть здешних мужчин – совсем особого рода и на их доходах никак не отражается. Почти. Поэтому женщины нормально их любят и детей рожают даже немного чаще, чем везде. Однако следует оговориться, что описываемая, намертво засевшая в мозги думка не обошла и женщин. Просто у них намного меньше времени на пустяки. Но никто не знает, чей творческий результат выше. Оценка же результата безусловна и всем понятна, так как если не все были в этом деле чемпионами, то уж судьёй высшей категории считал себя каждый. И даже если муж выдавал что-нибудь подходящее с подачи жены, то именно он ходил в именинниках, и не один день, как то положено имениннику, а до тех пор, пока не докатывалось до них чьё-то совсем уж убойное творение. Одобрение или хула творения выражается обычно при его обнародовании немедленно, примерно, такими словами: "Ну-у-у!", "Ну, дал!", "О! Класс!", "Давно такого не слышал!" или "Слабовато…", "Детский лепет…", "Старо…", а также в обоих случаях с применением неформальной лексики, что бывает чаще.
Догадались? Ну, конечно! Страсть называется – сочинение анекдотов, а место, или правильнее, "Мiсто" – это город Одесса. Для кого Одесса-мама, а для всех честных горожан – прекрасная Родина. И если мы все, которые живём на необъятных просторах славянских земель вокруг Одессы, любим это двойное удовольствие – послушать новенькие анекдоты и тут же передать дальше, то люди этого города их для нас сочиняют!
Только не путайте этих людей с писателями, которых в Одессе всегда было много. Их здесь жалеют, относятся к ним снисходительно. Всем понятно, что они из себя вон лезут, горы бумаги изводят, но алмазного зерна – анекдота с острыми гранями – в тех горах с бульдозером не отроешь. Но надеются, пишут. Хотя умные люди знают, что настоящий анекдот, как поэзия – он от бога! И не суются, если нет над ними шелеста крыл. Возьмите Пушкина, Александра Сергеича – был он здесь. Вы его знаете – остроумный человек. Но и ума хватило – не стал и стараться. Может быть, и пытался, однако без благословения… увы! Поэмы пиши – это твоё, а в Одессе веди себя скромно.
Для завершения темы надо вспомнить и великих исполнителей, одесских, так сказать, Карузо. Они не все жили в Одессе, но все – евреи, что позволяет считать их одесситами. К сожалению, на гениев пришёлся демографический провал – вымирают. Из оставшихся мы все любим Романа Карцева и Михаила Жванецкого. Им сейчас, не по их вине, очень трудно приходится – у них исчезает аудитория. Совсем недавно на их концертах от смеха умирала Россия. Да что Россия – весь Союз! Впрочем, Россия-то умирала, а на остальных территориях опять же умирали только русские и евреи. Почему – сами знаете. Не было этого единства – если бы все нации одинаково держались за животы от смеха, то и Союз бы не распался. Но это другая тема, со смаком обсасываемая всеми, кому не лень. Хотя кто виноват – бо-о-ольшой вопрос!
Одесса в те годы только начиналась. Через двадцать-тридцать лет Союз узнал, что такое одесский юмор, на котором заварилась и одесская сатира. Потом "советские люди" (то есть люди, выросшие при советской власти) всякий эстрадный юмор принимали за одесский, и ошибались лишь наполовину. Просто не все юмористы были из Одессы. Трудно было представить, что еврей на эстраде и вдруг не из Одессы. Какой может быть юмор, если он не из Одессы? Что? Из Ленинграда? А почему же он Райкин? Вы же знаете, что все Райки-блондинки – это еврейки с Пересыпи, а Райки-брунетки – с Молдаванки. И что Пересыпь и Молдаванка постоянно находятся в Одессе.
То, что для нас одесская хохма, в Одессе просто образ речи. Когда я, в портовой столовке, потряхивая рублём, стоял вторым и последним в очереди к кассе, чтобы расплатиться за рыбный суп и биточки с пшеном, а первым у кассы был Костя-капитан, и я стоял уже несколько минут, потому что Костя вёл интересную беседу с роскошной кассиршей с Молдаванки, мне повезло. Брунетка с профилем античной королевы повернула ко мне свой не менее античный фас и произнесла с лёгким изменением децибел и тембра: – Ну шо вы мне показываете ваш рубель? Вы шо, завтра вже совсем не будете у нас кушать? Завтра и уплатите. Берите ваши биточки и кушайте на здоровье! Я же занята!
Или ещё случай. Когда я писал в Одессе диплом, ко мне в общежитие приходил молодой одессит-еврей – я помогал ему делать чертежи. Однажды мы вместе поехали в училище (Высшую Мореходку) на трамвае. (Мой Мерс был на профилактике). Вошли на заднюю площадку. Он достал монеты и сказал мне, что пройдёт за билетами. Это услышали ближайшие, ещё не обилеченные, но уже сидящие пассажирки, и, протягивая свои пятаки, просили его, пока он продвигался вперёд, взять им билеты. Его улыбчивая готовность помочь ближним и – Ах, таким красавицам! – это все читали на его молодом еврейском лице, просто заставляла (надо и не надо) обращаться к нему. Он принял у пяти-шести женщин деньги, подошёл к кондукторше, стоя к публике спиной, купил у неё билеты и вышел через переднюю дверь на подоспевшей как раз остановке. Те, кто ждал его обратно, не сразу поняли, что произошло, и куда исчез молодой и любезный человек. Когда поняли, то в вагоне мгновенно возник одесский базар. Сначала моего знакомого клеймили почти как убийцу, но удивительно быстро люди перешли к весёлому изумлению и потом к хохоту!
Но виновник инцидента продолжил игру до конца. Оказывается, выйдя из нашего вагона, он быстро перебежал в прицепной, проехал одну остановку и перешёл к нам, скрываясь на задней площадке за спинами стоящих пассажиров. Вдоволь наслушавшись в свой адрес всяких неприятностей, он вышел "на сцену", и, протягивая билеты, произнёс: – Дамочки! Как вы можете! Или я вас ограбил на сто рублей? Я за вас краснею! -
Поверьте, сцена была не хуже, чем в "Ревизоре".
Или ещё один маленький спектакль на том же маршруте и в том же исполнении. (Сцена инвалида).
На этот раз мы с коллегой прошли внутрь вагона, как всегда, наполненного пассажирами. Он шёл впереди, как-то неестественно приволакивая правую ногу и помогая ей правой рукой, чего я до сего момента никогда не видел! Я было придержал его за рукав, желая узнать, в чём дело. Коротко обернувшись, он выразительно прижал палец к губам, и я вообще перестал понимать ситуацию. Через пару шагов он как-то судорожно, чем обратил на себя внимание ближайших пассажиров, вцепился в петлю над головой, и, стоя на левой ноге, профессиональным жестом калеки подтянул на место правую. Тут же с двух мест вскочили пожилые женщина и мужчина, предлагая "калеке" сесть. Он бодренько стал отказываться: – Нет, нет, большое спасибо, нам с ней надо тренироваться (очевидно, имея в виду себя и ногу). Чувствуя себя очень неудобно, вежливые пассажиры вынуждены были сесть. Но нашлась дама с громким и требовательным голосом, явно торговка с Привоза, которая в жалости своей к инвалиду завопила: – Та шо вы его слухаете! Бач якый спортсмен! Протез ему тренировать надо! Вин же мозоли натирае той деревьяжкой! Чи у вас серця нема?
После такого вызова сразу четверо пассажиров пробками взлетели с сидячих мест, и, не слушая бормотания моего дипломника, силой усадили его. Но пока все отвлеклись на эту суматоху – как же! Такая возможность проявить гуманную гражданскую позицию! – подавшая сигнал к такому проявлению милосердия быстренько уселась на освобождённое одной из совестливых гражданок место. Когда гражданка повернулась, чтобы сесть на своё "законное" место, начался очередной одесский базар с применением таких известных колоритных выражений, как "Вас тут не сидело!", "Шо-то вы не очень торопились помочь раненому!", "Так вы же самая настоящая нахалка!", "От нахалюги слышу!". Меня очень поразило, что оппонентки не переходили на "Ты", хотя обзывали друг друга весьма круто, я вам скажу!
Об "инвалиде" все забыли, и с весёлым интересом наблюдали за пожаром местного значения, подкидывая в него дровишки солёных одесских реплик. Самодеятельность одесситы любят не меньше своего знаменитого театра. Конечно, среди них запросто можно найти не один десяток весёлых и находчивых инженеров любых специальностей, которые могли бы остроумно решать технические задачи. Оставалось отобрать из этой публики надёжных авантюристов. Которые. Любили. Свой народ, как себя.
Техзадание
Господа инженеры!
Сооружения, которые мы должны воздвигнуть вместо теперешних, оскорбительных для взора и партийной ответственности большевиков, бетонных болванов (простите, но я не могу назвать иначе эти, обо… убелённые чайками изваяния произведениями искусства) конечно, скромнее египетских пирамид и мемориала в Сталинграде, но времени у нас так мало, что усилия потребуются воистину египетские. Египтянам было хорошо – у них было время и много рабов. У нас времени нет, а рабами давайте считать сами себя. Других не видно.
На этих ватманах я набросал концепцию конструкции. Все узлы должны быть максимально функционально законченными. Чтобы на любом ландшафте из них можно было собрать без гаек и болтов наши сюрпризы.
– Как пирамиды…
– Вот именно!
Как видите, ничего сложного нет. Кирпич, бетон, трубы, баллоны со сжатым воздухом. Дефицит – электроклапана. Наша промышленность их ещё не выпускает. Не хотелось бы закладывать в проект взрывчатку – некогда получать опытные данные, да и опасно для нашего здоровья. Ещё опаснее открывать клапана вручную – поймают. Есть предложения?
– Есть, Док! На нашем заводе стоит немецкий танкер, который пришёл по репарации. У него тройная система пожаротушения, в ней наберётся до сотни электроклапанов. Мы не сможем их использовать на танкере, а для нас, может, и подойдут. Только надо побыстрее вывозить, а то их вынесут. Бронза нынче в цене. За границей.
– Бронза всегда в цене. Господа снабженцы?