Их присутствие рушило мои планы. Не мог же я у них на глазах проникнуть в каюту Мировича. Вернее, войти-то в каюту я мог. Господин Швабрин знал, что мы путешествуем в одной компании. Да и вообще, мало ли для чего одному господину понадобилось ночью навестить другого? Но дальше-то что?! Допустим, первым ударом я разделаюсь с Мировичем. Но раз опухшего с некусаным нет на палубе, значит, они тоже в каюте и успеют поднять шум прежде, чем я доберусь до них. А в том, что я справлюсь с Мировичем, а затем и с двумя полусонными недотепами, у меня особых сомнений не было. В идеальном варианте хотелось унести ноги подальше от этой каюты, прежде чем на шум сбегутся матросы. Главное, добраться до велетеня и успеть втолковать ему, что из меня работодатель получится не хуже, чем Мирович. Я был уверен, что Марагур согласится. Он же аристократ - сам говорил. А аристократам полагается жить на широкую ногу. А для этого нужны деньги. А уж объединившись с велетенем, мы б убедили Спелмана в том, что Мирович со товарищи были злодеи. И каюту шкипера они разворотили! Как разделаюсь с ними, надо будет пистолеты Спелмана им в карманы запихать, тогда уж ни у кого сомнений не останется в том, кто шкиперу по кумполу звезданул.
Да, план выглядел превосходно. Вот только господин Швабрин с голодранцем мешали мне своим присутствием. А стоять рядом с ними я не мог. В любой момент из каюты мог выглянуть Мирович или его помощники. Думаю, им не понравилось бы, что я гуляю ночью без присмотра велетеня. Рядом находился решетчатый люк, через который проникал свет на нижнюю палубу. Я решил спуститься вниз и спрятаться где-нибудь под этой решеткой. Таким образом, я, оставаясь незамеченным, дождался бы, пока господин Швабрин с голодранцем убрались в свою каюту.
- Спущусь-ка вниз, - сказал я им, просто, чтобы что-то сказать.
- А вот и капитан, - произнес господин Швабрин.
В ужасе я обернулся и увидел Спелмана. Шкипер направлялся к нам. Я почувствовал себя неловко, мне было жаль, что пришлось огреть его по голове.
- Вам тоже не спится, милостивый государь? - спросил его Швабрин.
Шкипер ничего не ответил и даже не повернул голову. Вид у него был, мягко говоря, странный. Он смотрел прямо перед собой, но глаза были как бы обращены внутрь. Было очевидно, что он смотрит, но не видит. Кроме того, его нижняя челюсть отвисла и рот был раскрыт, как у слабоумного. Спелман прошел мимо нас и по лестнице поднялся на вахтенный мостик, расположенный на крыше рубки. Не в силах побороть любопытство, я поднялся следом. Шкипер прошел мимо матросов, несших вахту, и они не обратили на него никакого внимания. Он спустился на другую сторону, остановился возле гальюна, повернулся и сел на дырку. Затем рыжий толстяк сыграл оглушительную руладу на задней трубе, и до меня донеслась отвратительная вонь. Спелман справлял большую нужду. Но штанов-то он не снял! Рольмопсъ твою щуку! Кажется, я слишком сильно ударил его по голове.
Как ни странно, матросы, несшие вахту, не проявили никакого интереса ни ко мне, ни к шкиперу. Впрочем, излишнее внимание к моей персоне мне было ни к чему. Я спустился вниз. Господин Швабрин с голодранцем продолжали беседу. Я сошел на нижнюю палубу. Прямо под решетчатым люком оказался кабестан. Оттуда я прекрасно слышал голос господина Швабрина и его собеседника. Я опустился на канат между рычагами кабестана, намереваясь дождаться, пока полуночные разговорщики отправятся в отведенную им каюту.
Флейт покачивался на волнах, за бортом шумело море, и прежде чем господин Швабрин с голодранцем отправились сделать жертвоприношение славному Морфею, этот добрейший из древнегреческих богов спустился ко мне. Незаметно для себя я уснул, благодаря чему Мирович со товарищи избежали той участи, которую я уготовил им. Впрочем, что Главный Повар не сварит, то и маслом не испортишь.
Проспал я недолго. Как-то непривычно было спать, сидя между деревянными рычагами кабестана. А проснувшись, услышал голос Мировича. Он стоял у решетчатого люка прямо над моей головой. Василий Яковлевич приглушенно рычал, нетрудно догадаться, на кого:
- Ты, баран! Тупой, здоровенный баран! Но теперь некогда искать…
- Я найду графа и оторву ему ноги! - перебил Мировича велетень.
- Ты - дурак! - прошипел в ответ Василий Яковлевич. - Через пять минут на корабле начнется паника! Пока не поздно, нужно хватать шлюпку и драпать отсюда!
От этих слов у меня мурашки побежали по спине. Очень захотелось узнать, что такое случилось с кораблем, отчего с минуты на минуту ожидалась паника. А то, может, и мне пора выбраться из укрытия и присоединиться… не важно к кому, лишь бы побыстрее покинуть "Эмералд Джейн"?!
- А не будет все же на борту безопаснее? - донесся голос опухшего. - Уж доплывем мы куда-нибудь-то рано или поздно. А на шлюпке-то в темноте в открытом море с нами невесть что случится!
- Заткнитесь вы, идиоты! - рассвирепел Мирович. - Мы теряем время. Кто хочет, оставайтесь! Через минуту начнется паника, и кто окажется проворнее, тот займет место в шлюпках! А желающие остаться, плывите дальше в компании с полоумным шкипером!
Ага! Значит, они встретили Спелмана и испугались плыть на корабле под управлением спятившего шкипера! Но что-то здесь было не так! Если капитан стал невменяемым, его можно заключить под арест, а его обязанности взял бы на себя первый помощник.
Вдруг послышался голос старика-incroyables:
- Осмелюсь заметить, милостивый государь, я видел, как граф пытался натравить на вашу каюту этих уродцев…
- Вот видите! - закричал Мирович. - Не знаю, как вы, а я не хочу разделить участь шкипера! Спускайте шлюпку!
- Ладно! Будь по-вашему! - откликнулся Марагур.
Послышался шум, лязганье металлических деталей. Мои недруги спустили шлюпку и бежали с корабля. Больше всего меня удивило то, что их никто не остановил. Ведь на верхней палубе находились матросы, ну хотя бы те, которые несли вахту. Не могли же они не заметить, что четверо пассажиров спускают шлюпку! Я сгорал от нетерпения выяснить, почему Мирович и компания, словно крысы, сбежали с корабля?! И какую роль в этом происшествии сыграл старик-incroyables?! Судя по обрывкам подслушанного разговора, он чем-то напугал Василия Яковлевича. Старый лицедей сообщил Мировичу о грозящей ему опасности и преподнес дело таким образом, что якобы опасность исходила от меня. Выходит, старик-incroyables подыгрывал мне. Значит, он был моим сообщником, до поры до времени не выдававшим себя! Ну, конечно! Ведь в первый раз я встретил его возле замка капитана-поручика Косынкина! А где же еще мог поджидать меня очередной тайный помощник?! Ай да Аннет! Лерчик-эклерчик! Интересно, сколько еще нанятых ею ангелов-хранителей меня окружают?!
Я поднялся наверх. Трое то ли матросов, то ли пассажиров, укутавшись в простыни, молча прошли мимо меня, я пожал плечами и огляделся в поисках старика-incroyables. То, что я увидел, вызывало крайнее удивление. Но прежде, как незначительный факт, отмечу, что возле грот-мачты, тяжело дыша, на клетке с поросятами сидел и смотрел прямо перед собой Спелман. Блеск его остекленевших глаз говорил о том, что если шкипер что-нибудь и видит, то где-то в нездешних далях. А изумило меня то, что в потемках по палубе бродило человек двадцать, укутавшихся в простыни. Хеллоуин они, что ли, праздновали?! Да вроде месяц не тот! Вдруг появился боцман, который после бегства велетеня, по моему разумению, должен был вернуть своему лицу зверское выражение. Вместо этого физиономия Гарри выражала крайнюю степень дебильности. Заглянув в его глаза, я понял, что если ему приспичит в жардин, то, скорее всего, как и Спелман, он не догадается снять штаны.
Мильфейъ-пардонъ, но боцмана-то по голове я не бил!
- Любезный, а по какому поводу устроен карнавал? - обратился я к субъекту в простыне, оказавшемуся поблизости.
Он обернулся, и я застыл от ужаса. Это оказался не человек в простыне, а какое-то белесое, почти бесцветное существо. Оно посмотрело на меня странными, почти невидимыми глазами, будто ребенком нарисованными на бумаге. Знаете, как дети рисуют глаза? Просто ставят черные точки - и ни намека ни на веки, ни на ресницы, ни на другие части, окружающие зрачки. Вот и здесь такие же точки, но только не черные, а блеклые, еле-еле различимые. Существо посмотрело, равнодушно отвернулось и отошло в сторону. При этом у меня возникло ощущение, что эта нечисть сделана из ничего, словно воздух попросту уплотнился и принял форму эдакого привидения. Кстати, ни рта, ни носа на лице этой твари не было. Я обошел грот-мачту и увидел, что за штурвалом корабля стоит не помощник шкипера, а одно из этих странных существ, неизвестно как оказавшихся на корабле!
Ага! Неизвестно как?! Уж кто бы говорил! А желтый ящик забыл?!
Сомнений не оставалось. Эти белесые создания путешествовали взаперти. В желтом ящике, который я вскрыл. Они-то и отбросили меня, вырвавшись наружу через проделанный мною пролом. Но сразу ни я, ни кто-либо еще их не заметили, и это подсказывало, что существа, захватившие флейт, при желании превращаются в невидимок. Очередной сюрприз от мадемуазель де Шоней. А теперь эти воздушные создания захватили управление кораблем, превратив капитана и его помощников в стадо дебилов. Правильно, вон и Хьюго, помощник шкипера, стоявший у штурвала, бродит с вывалившимся наружу языком и остекленевшими глазами.
Ну что ж, я предполагал, что белесые создания должны были доставить меня прямиком к Аннет де Шоней. Если я правильно понимал ее замыслы.
Неожиданно раздался душераздирающий вопль:
- Хатифнатты! О, господи! Хатифнатты!
- Чего орешь, болван? - послышался окрик откуда-то снизу.
- Хатифнатты! О, боже! Они захватили корабль!
Послышался топот десятка ног. Вся команда поднялась на верхнюю палубу.
- Хатифнатты! О, боже! Хатифнатты! - Только и слышалось со всех сторон.
Видимо, эти блеклые существа представляли серьезную опасность для мореплавателей.
- Братцы! Спасайся, кто может! - бросил клич юнга.
И между прочим, лучше бы он не кричал, а спасался сам. Вокруг шлюпок немедленно завязалась драка. Над кораблем повисла такая нецензурная брань, что воздух стал вязким, того гляди, все пространство над флейтом превратится в одного большущего хатифнатта. Прогремели выстрелы, кто-то пустил в ход нож. Несколько раненых и убитых упали на палубу. Их топтали ногами, не обращая внимания на стоны и предсмертные проклятия. Я перебрался через носовую рубку, посчитав за лучшее переждать смуту в жардине, и только молил Бога, чтобы перепуганные матросы не пустили в ход пушки и не сожгли корабль.
Глава 19
Я выбрался из укрытия, когда шум не то чтобы стих, но, судя по звукам, больше никто никого не убивал. Матросы, не сумевшие отвоевать место на шлюпке, слали проклятия вслед более удачливым членам команды и пинали ногами все, что попадалось под ноги. На палубе валялось несколько трупов, в том числе и труп юнги: кто-то размозжил бедняге голову.
Хатифнатты, как ни в чем не бывало, бродили по кораблю. На людей они обращали столько же внимания, сколько на бочки с провизией. Они обезвредили шкипера и его помощников, а деятельность остальных членов команды и пассажиров их не беспокоила. Впрочем, нетрудно было догадаться, что тот, кто попытался бы занять место у штурвала, разделил бы участь Спелмана, боцмана и Хьюго. Иными словами, хатифнатты ничем не угрожали тем, кто не вмешивался в управление кораблем. Но оставался загадкой их маршрут. Куда они вели флейт, никто не знал. Я лишь надеялся, что захват судна этими странными существами был частью плана, разработанного Аннет.
Послышался всплеск. Я обернулся и увидел, что матросы сбрасывают за борт трупы товарищей. Тело юнги полетело в воду последним. Я содрогнулся от ужаса. Омерзительное чувство причастности к смерти ни в чем не повинных людей охватило меня. Ну ладно, погибали люди Мировича. Они по доброй воле ввязались в игру, ставка в которой - собственная жизнь. И если они об этом не знали, то это уж на совести Василия Яковлевича. Ему, небось, не впервой из-под августейшей задницы царский стульчак выдергивать. Я же слышал, как великий князь сказал Мировичу: "На вашем счету много тайных миссий". Кроме того, его помощники с такой легкостью убивали сами, что вполне заслужили собственную смерть. Мне хотелось выть от горя, когда я вспоминал Любку. А еще ведь погибли кучер и мальчишка-посыльный. Но все эти загубленные жизни были на совести Мировича и его компаньонов. А в смерти матросов виноват был я… и Аннет. Я оправдывал себя тем, что, взламывая желтый ящик, не мог предвидеть последствий. Да и Аннет конечно же не предполагала, что появление на флейте хатифнаттов приведет к смертоубийству.
Мои размышления прервались. На палубе появился старик-incroyables. Теперь я знал, что этот экстравагантный субъект - мой друг. Я подошел к нему и, поклонившись, промолвил:
- Милостивый государь, вы мой спаситель! Я граф Дементьев, Сергей Христофорович. И осмелюсь узнать, с кем имею честь?
Старик-incroyables преобразился. Его лицо сделалось злым. Он выглядел так, словно самые страшные оскорбления услышал из моих уст.
- Ты - граф?! - заорал он. - Ты гадкий ублюдок! Мерзость! Грязь под ногтями! Вот ты кто, а не граф!
- Позвольте, сударь, что это с вами? - воскликнул я.
- Что со мной? Что со мной?! Это мое дело, что со мной! - заорал старик-incroyables. - Ты лучше подумай о том, что будет с тобой?! Ох, что будет с тобой! Ты даже представить себе не можешь, что сейчас будет с тобой!
Я ничего не понимал, но пожалел о том, что заговорил с ним.
- Сударь, вы, верно, меня вините в том, что произошло на корабле. И отчасти вы правы. Но видит бог, я и не предполагал, что может произойти. Я выполнял инструкции мадемуазель де Шоней.
- Какой еще мадемуазель? Мне нет до этого дела! - заверещал старик.
Час от часу не легче. Выходит, я ошибся. И старик-incroyables в планы Аннет не входил. Но зачем же тогда он спроваживал с корабля Мировича?!
Ответа на этот вопрос я придумать не успел. Послышался шум. Матросы вытолкали на палубу эльфийку с корриганом.
- Эй, вы, - обратился к ним матрос, лицо которого было изуродовано наколками. - Проясните-ка нам, куда эта шатия-братия направляет судно? И пусть высадят нас в каком-нибудь порту! А еще лучше, чтобы они убрались с нашего корабля куда-нибудь к дьяволу!
Мосье Дюпар растерянно переводил взгляд с одного матроса на другого. Перепуганная Мадлен прижимала Корригана к себе, как ребенка.
- Но как я это сделаю? - пролепетал он.
- Что значит "как"?! - взревели матросы. - Пойди и поговори с ними.
Матросы смотрели на них и ждали… нет, требовали чуда. Грубые невежды, они приписывали эльфийке и корригану колдовские способности, не понимая, что среди других народцев волшебников столько же, сколько и среди людей, и вовсе не каждый карлик или дракон умеет творить чудеса. А может быть, они считали, что корриганы, эльфы и хатифнатты - одна и та же раса, раса нелюдей. Матрос с наколками на лице, верховодивший остатками команды, вряд ли сознавал, что мосье Дюпар и мадемуазель Мадлен друг для друга - инородцы, и хатифнатты для них, как и для людей, инородцы, да и люди для эльфов, корриганов и всех прочих sapiens, которые не homo, инородцы. Десяток пар глаз впился в корригана в ожидании чуда. Стало ясно, что если мосье Дюпар не оправдает надежд команды, то матросы поймут, что обманулись на счет его сверхъестественных способностей. И уж тогда они оттянутся по полной программе и выместят на этой парочке и обиду за обманутые надежды, и унизительный страх, который испытывали при виде корригана. Мосье Дюпара выбросят за борт, а Мадлен… тоже выбросят, но, конечно, не сразу. Для корригана и эльфийки наступил момент истины. Но то ли мосье Дюпар этого не понял, то ли растерялся и не успел сориентироваться.
- А как я с ними поговорю?! - пролепетал он, попятился и сильнее прижался к Мадлен.
Казалось, что он подписал страшный приговор и себе, и девушке. Но неожиданно на помощь к ним пришел старик-incroyables.
- Оставьте вы в покое этих никчемных уродишек! - закричал он. - Я знаю, кто привел на корабль эту белую нечисть! Вот он, этот негодяй! Этот мерзавец! Который имеет наглость именовать себя графом!
Повисла пауза. Все замолчали и посмотрели на старика-incroyables. Он стоял, гордо задрав голову и вытянув вперед правую руку. Как по команде, матросы дружно повернули головы вслед за указательным пальцем старика и уставились на меня.
А я пожалел, что не бежал с Мировичем. И Марагуром. В конце концов, живут же люди и без ног.
Глава 20
Били меня долго и хладнокровно, с таким расчетом, чтоб не убить, а подольше помучить. Передо мной, как на карусели, крутились разъяренные лица матросов, самодовольная рожа старика-incroyables, равнодушные мордочки хатифнаттов, золотая маска египетской мумии с выпученными глазами, печальное личико Мадлен и широкий блин мосье Дюпара. Пару раз я заметил господина Швабрина и успел понять, что Алексей Иванович с неодобрением относится к происходящему. Но что он мог поделать один против озверевшей толпы? Какой-то матрос предложил протянуть меня под килем, и эту идею приняли с восторгом. На некоторое время, понадобившееся для необходимых приготовлений, меня оставили в покое - валяться на палубе. Потом меня обвязали канатом. При этом огрызок сосновой доски и пистолеты больно вдавились под ребра, а обыскивать меня никому не приходило в голову. Под восторженные вопли и свист меня сбросили за борт. Вода сверху была теплой - сказывалось действие не то Кронштадтской аномалии, не то природного явления, вызывавшего эту аномалию. Я начал извиваться ужом, пытаясь вынырнуть на поверхность, но канат, протянутый под кораблем, рванул меня вниз. Меня придавило к борту флейта и потянуло в темную пучину. Ниже вода была ледяной, и меня обожгло таким лютым холодом, что я мгновенно перестал ощущать боль от побоев. Я почувствовал, что превращаюсь в маленький айсберг. Не хватало воздуха, и я сдерживался из последних сил, чтобы удержать рот закрытым. Меня волочило по корабельному борту, и когда прижимало к нему лицом, я был готов поклясться, что флейт сделан не из дерева, а из неотесанного булыжника. К жуткому холоду добавилось еще и нестерпимое давление. Голову зажало гигантскими тисками, а как глаза удержались от того, чтоб не провалиться внутрь черепа и не смешаться с мозгами, вообще непонятно. Неожиданно меня рвануло в сторону и потащило почти в горизонтальной плоскости - борт закруглился, и теперь я оказался под днищем. От удара о киль из меня вышибло последние остатки воздуха. Я наглотался ледяной соленой воды, но вовремя зажал рот, чтобы не захлебнуться. Натяжение каната ослабло, я болтался в кромешной темноте где-то прямо под килем флейта. Глаза разрывались от боли, казалось, что кто-то ледяными пальцами пытается продавить их. Канат напрягся, меня перетянуло через киль, и начался подъем.